А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

У тебя же всегда есть возможность убедиться в добропорядочности Дюка де Кройтора. — Он взял ее руку. — Позвони хоть сейчас своему отцу, моему другу графу Делафонту. Он успокоит тебя, даю слово Дюка де Кройтора.
— Не надо, Чарльз, пожалуйста.
— Вот так-то лучше. Готовься срочно к отъезду. Это очень важно. Цыгане уезжают, по крайней мере те, в ком мы заинтересованы. И, куда бы они ни поехали, мы последуем за ними.
Лила хотела встать, но он жестом остановил ее:
— Срочно — это понятие относительное. Скажем, через час. А сейчас мы должны перекусить на скорую руку перед дорогой в негостеприимные пустынные просторы Камарга.
Глава 7
Человеку, впервые попавшему в эти места, Камарг кажется безлюдным и негостеприимным — огромные пустынные небеса и беспредельные горизонты. Камарг выглядит как плоское и безводное ничто, как земля, давно покинутая жизнью и оставленная сохнуть, медленно умирая, под безжалостными лучами солнца, висящего в вылинявшем бледно-голубом небе. Но если человек пробудет здесь достаточно долго, чтобы привыкнуть и освоиться, он поймет, что первое впечатление — как обычно и бывает — дает неправильное представление. Действительно, земля эта сурова и уныла, но назвать ее враждебной или мертвой никак нельзя: она не так однообразно безжизненна, как какая-нибудь жаркая пустыня или сибирская тундра. Здесь есть вода, а где есть вода, там земля не может быть мертвой. Здесь есть большие и маленькие озера, переходящие в болота: одни — по щиколотку лошади, другие — достаточно глубокие. Здесь есть своеобразный колорит: постоянно меняющиеся синие и серые тона встревоженной ветром воды, бледно-желтые границы болот, окантовывающие водную гладь озер, почти черный цвет гладких крон кипарисов, темно-зеленый — соснового бурелома, ярко-зеленый — пышных пастбищ, резко выделяющихся на фоне скудной сухой растительности и иссушенных солнцем соляных равнин, занимающих большую часть окрестной земной тверди. К тому же здесь есть жизнь: множество птиц, часто встречаются небольшие стада черных коров и редко — табуны белых лошадей. Здесь есть фермы и ранчо, но они расположены так далеко от дорог и так хорошо скрыты буреломом, что путешествующие по этим местам очень редко могут их видеть. И все же, бесспорно, на плоских равнинах Камарга нет ничего, что может броситься в глаза: они плоские и ровные, как успокоенное солнцем летнее море.
Сессиль, ехавшей теперь на юг где-то между Арлем и Сен-Мари в синем «ситроене», Камарг казался ничем не примечательной пустошью. Настроение ее порядком испортилось. Время от времени она смотрела на Боумана, но поддержки не находила. Он выглядел расслабленным, почти веселым, и, если принять во внимание то, что недавно пролитая кровь камнем должна лежать у него на душе, он скрывал свои чувства поразительно умело.
— Можно подумать, что жизнь для тебя — сплошной праздник.
— Для нас, — поправил он.
Сессиль подумала, что Боуман, наверное, совсем забыл об этом, и эта мысль еще больше повергла ее в уныние. Она посмотрела на выцветший ландшафт и повернулась к нему:
— И в этих местах живут люди?
— Они живут здесь, любят и умирают. Давай надеяться, что мы сегодня не умрем, во всяком случае — здесь.
— Пожалуйста, замолчи! А где же твои пастухи, которых, как я слышала, ты называешь гардианс?
— Думаю, они разбрелись по кабакам. Сегодня же праздничный день. — Он улыбнулся ей. — Хотелось бы, чтобы и для нас тоже сегодня был праздник.
— Хорошенькое дело! — Она изучающе посмотрела на него: — Можешь сказать мне без обиняков, когда у тебя в последний раз был праздник?
— Без обиняков не могу!
Сессиль кивнула и снова посмотрела вперед. Там, примерно в полумиле от них, с левой стороны дороги виднелась довольно большая группа домов. Некоторые были вполне внушительных размеров.
— Вот и разумная жизнь, — сказала она. — Что это?
— Поселок, ферма или скорее ранчо. Современное ранчо с жилыми домами, рестораном, школой верховой езды. Это место называют Мас-де-Ловэннель.
— Значит, ты здесь уже бывал?
— Все прошедшие праздники провел, — ответил Боуман извиняющимся тоном.
Она опять оглядела открывающийся перед ними вид и вдруг подалась всем телом вперед:
— Что это?..
Сразу за фермой начинался сосновый завал, а за ним открывалась картина, которая свидетельствовала, что в Камарге жизнь бьет ключом.
По крайней мере два десятка кибиток и около ста машин стояли в беспорядке на утрамбованной площадке справа от дороги. Слева, в поле, где больше пыли, чем травы, виднелись ряды ярко раскрашенных шатров. Некоторые из них являлись просто навесами, под которыми располагались специальные столы, выполнявшие роль либо баров с напитками, либо закусочных. Под другими, меньших размеров, продавали сувениры, одежду или сладости. Иные навесы представляли собой тиры, или под ними стояли столы для игры в рулетку и прочие азартные игры. Несколько сот людей слонялись около этих столов и старались в полной мере использовать возможность поразвлечься.
Когда Боуман притормозил, чтобы пропустить людей, переходивших дорогу, Сессиль повернулась к нему и снова задала вопрос:
— Что это такое?
— Разве непонятно? Провинциальная ярмарка. Арль — не единственное место в Камарге, где такие ярмарки проводятся. Некоторые местные жители даже не считают Арль частью провинции Камарг и соответственно ведут себя. В некоторых местечках провинции предпочитают организовывать свои собственные развлечения и забавы во время праздника. Мас-де-Ловэннель — одно из таких местечек.
— Я смотрю, ты хорошо информирован, не так ли? — Девушка опять посмотрела вперед и кивнула на круглую арену с бортами, сложенными из шин и соломы: — Это что? Загон?
— Это самая настоящая арена для боя быков, сделанная на старый манер, здесь состоится самое главное представление сегодняшнего вечера, — ответил Боуман.
Сессиль поморщилась:
— Проезжай!
Он проехал. И через пятнадцать минут, преодолев прямой участок пыльной дороги, съехал с нее, остановил машину и вылез. Сессиль вопросительно посмотрела на него.
— Две мили прямой дороги, — объяснил Боуман. — Цыганский табор движется со скоростью тридцать миль в час. Следовательно, у нас в запасе есть еще четыре минуты.
— И объятый паникой Боуман может рвануться в путь через пятнадцать секунд?
— Меньше, а если шампанское еще не кончилось, то больше. Но времени вполне достаточно. Пойдем перекусим.
По этой же дороге, на десять миль позади, длинный караван двигался на юг, поднимая огромное облако пыли. Табор, который и так не был обделен яркостью и разнообразием красок, сейчас, на фоне однообразного ландшафта местности, казался более чем когда-либо экзотичным и радующим глаз.
Первая машина колонны — желтый аварийный тягач — тащила кибитку Кзерды. Тягач, единственный из всего каравана, был чистым и незапыленным. За рулем сидел сам Кзерда. Рядом расположились Серл и Эль Брокадор. Кзерда смотрел на Эль Брокадора, и восхищение отражалось на его побитом и забинтованном лице.
— Ей-богу, Эль Брокадор, — сказал он, — я бы предпочел иметь на своей стороне одного тебя, чем дюжину некомпетентных священников, лишенных духовного сана.
— Я не человек действия! — запротестовал Серл. — Я сроду не выставлял себя напоказ.
— По идее, у тебя должны быть мозги, — ответил Кзерда презрительно. — Ты не знаешь, что с ними случилось?
— Нам не следует слишком винить Серла, — мягко заметил Эль Брокадор. — Мы все знаем, что у него сейчас стрессовое состояние. Да, он не человек действия, как он утверждает, и он не знает этого города. А я родился в Арле и знаю его как свои пять пальцев. Знаю каждый магазин, который торгует одеждой цыган, пастухов и праздничными костюмами. Их не так много, как вы думаете. Люди, которые мне помогают, все местные. Но мне еще повезло. Первый магазинчик, в который я зашел, оказался как раз тем, который выбрал Боуман. Старый магазин готового платья в переулке.
— Я надеюсь, Эль Брокадор, что ты не слишком церемонился там с ними, — игриво заметил Кзерда. Это было на него не похоже.
— Если ты имеешь в виду насилие, то нет. Это не мой метод, ты же знаешь. Кроме того, я слишком хорошо известен в Арле, чтобы позволить себе такое. Тем более что в этом не было необходимости. Я знаю мадам Бувией, и все ее знают. За десять франков она утопила бы в Роне свою мать. Я дал пятьдесят. — Эль Брокадор улыбнулся. — Она выдала всю необходимую информацию на одном дыхании. Синяя рубашка в горошек, белая шляпа и черный жилет с вышивкой.
Кзерда улыбнулся в предвкушении грядущего:
— Его будет нетрудно вычислить — легче, чем клоуна на похоронах.
— Верно. Но сначала мы должны найти нашего беглеца.
— Он будет здесь, — уверенно сказал Кзерда и показал пальцем в направлении кибиток. — Пока они будут здесь, он будет здесь тоже. Сейчас мы знаем это. Ты лучше беспокойся за то, что тебе поручено, Эль Брокадор.
— За это я спокоен. — Эль Брокадор был столь же самоуверен, как и Кзерда. — Все знают, что представляют собой сумасшедшие англичане. Просто еще один чокнутый идиот, который хотел покрасоваться перед толпой. У нас будет много свидетелей, как он станет рваться на арену, несмотря на все усилия, которые мы предпримем, чтобы остановить его.
— У быка будут заточены рога? Как мы договорились?
— Я лично проследил за этим! — Эль Брокадор посмотрел на часы. — Мы можем ехать быстрее? Ты же знаешь, у меня назначена встреча через двадцать минут.
— Не бойся, — ответил Кзерда, — мы будем на месте, в Мас-де-Ловэннель, через десять минут.
На расстоянии, позволяющем видеть все после того, как оседала пыль, поднятая цыганскими кибитками, бесшумно двигался зеленый «ролле». Съемный верх был опущен. Ле Гран Дюк сидел в тени небольшого зонтика, которым Лила прикрывала его от солнца.
— Ты хорошо спал? — спросила она озабоченно.
— Спал? Я никогда не сплю днем. Я просто отдыхал с закрытыми глазами. Мне приходится заниматься очень многими проблемами, а так лучше думается.
— А! Я не поняла. — Первое, чему Лила научилась в общении с ле Гран Дюком, — это дипломатии. И на сей раз она быстро сменила тему разговора: — Почему мы едем именно за этими цыганами? Ведь их так много в Арле.
— Я же говорил, что меня интересуют только эти.
— Но почему?
— Венгерские и румынские цыгане — мой конек. — Он явно не желал продолжать разговор на эту тему.
— А Сессиль? Я беспокоюсь о ней.
— Твоя подруга, мисс Дюбуа, уже давно уехала, или я сильно ошибаюсь. — По его тону можно было понять, что он очень недоволен. — Она едет по этой дороге, и, насколько я понимаю, впереди нас. Должен заметить, на ней вызывающий праздничный наряд арлезианки.
— Это цыганское платье, Чарльз?
— Арлезианское праздничное платье, — упрямо возразил ле Гран Дюк. — От меня ничто не ускользает. Может, она и была одета в цыганское платье, когда ты ее видела последний раз, но она была уже в костюме арлезианки, когда уезжала.
— Но почему она...
— Откуда я знаю?
— Ты видел, когда она уезжала?
— Нет.
— Тогда как же...
— От нашей Кариты тоже мало что ускользнет. Сессиль уехала, по-видимому, с какой-то темной личностью в костюме пастуха. А куда исчез этот головорез Боуман? У твоей подруги явно талант искателя приключений.
— И у меня? — Губы Лилы неожиданно плотно сжались.
— Не сердись, я не хотел обидеть твою подругу. — Он махнул рукой на что-то впереди. Это была полоска воды, поверхность которой сверкала под лучами утреннего солнца. — Что это, дорогая?
Лила мельком взглянула.
— Не знаю, — сказала она обиженным тоном. Но ле Гран Дюк никогда не приносил извинений дважды. — Может быть, море?
— Это конец путешествия, дорогая. Конец пути для всех цыган, которые прошли сотни и даже тысячи миль по всей Европе. Это озеро Ваккарес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30