Боуман подался вперед в своем кресле, напряженно высматривая кого-то в этой толпе. Он снова увидел то, что привлекло его внимание: яркий всплеск золотисто-каштановых волос. Он не ошибся, это была Мари ле Обэно, и она куда-то очень спешила. Боуман повернулся к Сессиль, которая в этот момент подошла и села за столик:
— Извини. Придется опять встать. Работа. Там, на улице...
— Ты что, не хочешь меня выслушать? А мой завтрак?..
— Это все подождет. Цыганская девушка с золотисто-каштановыми волосами в зелено-черном костюме. Пойди за ней, посмотри, куда она идет, а идет она явно в какое-то определенное место. Она очень спешит. Иди же!
— Хорошо, сэр. — Сессиль изучающе взглянула на него, встала из-за стола и ушла.
Он не посмотрел ей вслед, а безразлично оглядел патио. Первым, почти сразу же за нею, вышел Симон Серл, священник, оставив на столе несколько монет за выпитую чашечку кофе. Через несколько секунд Боуман поднялся со своего места и пошел за ним. Ле Гран Дюк, лицо которого почти полностью скрывала огромная чашка с кофе, наблюдал за уходом обоих.
На фоне красочно одетых людей черная ряса Серла четко выделялась, поэтому следить за ним не составляло большого труда. Выполнение этой задачи облегчало и то обстоятельство, что он ни разу не оглянулся, как и подобает служителю Божьему, у которого нет врагов среди его паствы.
Боуман сократил расстояние до десяти футов. Сейчас он отчетливо видел Сессиль, идущую впереди Сер-ла примерно на таком же расстоянии, и время от времени перед ним мелькали золотисто-каштановые волосы Мари ле Обэно. Боуман еще больше приблизился к Серлу и стал выжидать удобного случая.
И такой случай представился очень быстро. Вблизи рыбных прилавков полдюжины не внушающих доверие цыган пытались продать видавших виды лошадей. В тот момент, когда Боуман, находившийся от Серла на расстоянии не больше пяти футов, приблизился к лошадям, на него налетел темноволосый смуглый молодой человек с красивым лицом и тонкой ниточкой усов, в черном сомбреро и довольно безвкусной тесной темной одежде. Мужчины пробормотали взаимные извинения и, разминувшись, продолжили каждый свой путь. Однако темноволосый молодой человек прошел всего два шага, повернулся и посмотрел вслед Боуману, который уже почти затерялся в толпе, пробираясь между лошадьми.
Идущий впереди него Серл остановился, потому что норовистый конь, заржав и вскинув голову, преградил ему путь. Конь встал на дыбы. Серл предусмотрительно попятился, и в этот момент Боуман нанес ему удар ногой под коленку. Серл, вскрикнув от боли, упал на поврежденную ногу. Боуман, закрытый с двух сторон лошадьми, озабоченно наклонился над ним и ребром правой ладони нанес рубящий удар в основание шеи. Серл рухнул.
— Смотрите, что наделали эти проклятые кони, — заорал Боуман.
Сразу же несколько цыган утихомирили взбунтовавшихся норовистых коней и, разведя их в стороны, освободили место вокруг лежавшего священника.
— Что случилось? — спросил один из цыган. — Что случилось?
— Продаете эту злобную тварь! — выкрикнул Боуман. — Его следует убить! Он ударил священника прямо в живот. Да не стойте как истуканы! Позовите доктора.
Один из цыган убежал, остальные низко склонились над лежавшим ничком человеком, а Боуман, воспользовавшись этим, удалился. Однако назвать его уход незаметным было нельзя. Тот самый темноволосый молодой человек, с которым Боуман ранее столкнулся, очевидно, видел все: он стоял неподалеку, делая вид, что рассматривает свои ногти.
Боуман уже почти закончил свой завтрак, когда вернулась Сессиль.
— Я запарилась, — объявила она, и это было заметно по ее виду. — И я голодна.
Боуман подозвал проходившего официанта.
— Ну?
— Она вошла в аптеку. Купила бинты — несколько ярдов — и массу кремов и мазей, а затем вернулась к своей кибитке — на площади, недалеко отсюда.
— Зелено-белая кибитка?
— Да. В дверях ее ожидали две женщины, а затем они все вместе вошли внутрь.
— Две женщины?
— Одна средних лет, другая молоденькая и тоже с золотисто-каштановыми волосами.
— Мать Мари и Сара. Бедная Тина.
— Что ты имеешь в виду?
— Просто гуляют. — Он посмотрел через двор. — Двое влюбленных птичек вон там.
Сессиль проследила за его взглядом и увидела ле Гран Дюка. Он сидел откинувшись, с видом человека, который чудом избежал голодной смерти, снисходительно улыбаясь Л иле, положившей свою руку на его и что-то оживленно говорившей.
Боуман спросил:
— Твоя подруга — простушка, что-то в этом роде? Сессиль холодно посмотрела на него:
— Не больше, чем я.
— Гм... Она, конечно, узнала тебя. Что ты сказала ей?
— Ничего, кроме того, что тебе нужно было срочно уехать.
— Она не удивилась, что ты тоже уехала?
— Я ей сказала, что мне так захотелось.
— Ты сказала, что я не доверяю Дюку?
— Ну...
— Не важно. У нее было что тебе сказать?
— Не много. Только то, что они остановились здесь, чтобы посмотреть молебен цыган сегодня утром.
— Молебен?
— Ну, эту... религиозную службу.
— В исполнении обычного священника?
— Так сказала Лила.
— Заканчивай завтрак. — Он отодвинул стул. — Я скоро вернусь.
— Но я думала... я думала, тебе будет интересно узнать, что сказал Дюк, его реакцию! В конце концов, для этого ты посылал меня.
— В самом деле? — Боуман казался рассеянным. — Позже.
Он встал и пошел в отель. Девушка озадаченно смотрела ему вслед.
— Высокий, говоришь, крепкого телосложения, очень ловкий?..
Кзерда потер свое избитое, забинтованное лицо, воскрешая в памяти болезненные ощущения, и посмотрел на четырех человек, сидевших у него в кибитке за столом. Это были Эль Брокадор, смуглый молодой человек, с которым Боуман столкнулся на улице, Ференц, Пьер Лакабро и все еще потрясенный и бледный Симон Серл, который пытался потереть болевшие от ударов Боумана места на шее и ноге одновременно.
— Его лицо смуглее твоего, — ответил Эль Брокадор. — И усы.
— Смуглые лица и усы продаются в магазинах. Он не может спрятать основную, характерную, присущую только ему черту — жестокость.
— Я надеюсь очень скоро повстречаться с этим человеком, — сказал Пьер Лакабро. По его тону можно было понять, что он действительно страстно этого хочет.
— Я бы не стал спешить, — сказал Кзерда сухо. — Ты его вообще не видел, Серл?
— Я ничего не видел. Я только почувствовал два удара сзади; нет, второго удара я уже не чувствовал.
— Господи, зачем тебя понесло в патио?
— Я хотел получше рассмотреть этого Дюка де Кройтора. Это ты, Кзерда, разбудил у меня интерес к нему. Мне захотелось услышать его голос. Узнать, с кем он говорит, встречается ли с кем-нибудь, кто...
— Он все время с этой английской девчонкой. Она безвредна.
— Умные люди обычно ведут себя именно так, — сказал Серл.
— Умные люди не действуют так, как ты, — ответил Кзерда мрачно. — Теперь Боуман знает, кто ты такой. Он теперь наверняка знает, что кто-то в кибитке мадам Зигэр очень сильно болен. И — если Дюк де Кройтор действительно является тем человеком, о котором ты думаешь, — он теперь понимает, что ты считаешь его Гэю-зом Стромом, а если это так, ему все это не понравится.
Выражение лица Серла говорило о том, что он придерживается того же мнения.
Кзерда продолжал:
— Боуман — наш единственный шанс. Он должен замолкнуть навеки. Сегодня. Но очень осторожно. Без шума. В результате несчастного случая. Кто знает, какие у него друзья.
— Я сказал тебе, как это можно сделать, — вмешался Эль Брокадор.
— И сегодня удобное время для того. В полдень мы двинемся отсюда. Лакабро, ты единственный из нас, кого Боуман не знает. Пойдешь в отель, где он остановился. Следи за ним. Следуй за ним по пятам. Мы больше не имеем права упустить его.
— С большим удовольствием.
— Никакого насилия, — предупредил Кзерда.
— Конечно нет! — Внезапно Лакабро помрачнел. — Но я не знаю, как он выглядит. Смуглый и крепкого телосложения — таких сотни.
— Если он тот же самый человек, которого описал Эль Брокадор и которого я видел в патио отеля, — сказал Серл, — он будет с девушкой, одетой как цыганка. Молодая, смуглая, хорошенькая, одета в основном в зеленое и золотое, с четырьмя золотыми браслетами на левом запястье.
Когда Боуман вернулся, Сессиль оторвала взгляд от остатков завтрака.
— Ты не торопился, — сказала она.
— Я не шатался без дела. Я делал покупки.
— Что-то я не видела, чтобы ты выходил из отеля.
— Здесь есть боковой выход.
— А сейчас?
— Сейчас у меня есть очень срочное дело.
— Вроде этого — просто сидеть здесь?
— Перед тем как заняться очень срочным делом, я должен в первую очередь заняться еще более срочным, которое как раз и предусматривает то, что я сейчас делаю. Тебе известно, что в городе Арле есть несколько весьма пронырливых китайцев?
— В чем же все-таки дело?
— Пара, сидящая вон там как Ромео и Джульетта. Не смотри туда. Мужчина слишком большой для китайца, лет сорока, хотя всегда очень трудно определить их возраст. Женщина, сидящая рядом с ним, моложе, красивая, евразийка. Оба в темных очках с зеркальными стеклами, чтобы скрыть глаза.
Сессиль подняла чашечку с кофе и безразлично оглядела патио.
— Я их вижу.
— Никогда не верь людям, которые носят такие очки. Кажется, его очень заинтересовал ле Гран Дюк.
— Он такой же большой.
— Вполне возможно. — Боуман задумчиво посмотрел на китайскую пару, затем на ле Гран Дюка и Лилу, и снова на китайцев. А потом сказал: — Теперь можно идти.
— А срочное дело, самое срочное дело, которому ты должен был уделить внимание? — заметила Сессиль.
— Уже уделил. Я подгоню автомобиль к центральному входу в отель.
Ле Гран Дюк проследил за их уходом и сказал Лиле:
— Примерно через час мы встретимся с нашими объектами.
— Объектами, Чарльз?
— Цыганами, моя дорогая. Но сначала я должен написать еще одну главу моей книги.
— Принести ручку и бумагу?
— Нет необходимости, моя дорогая.
— Ты хочешь сказать, что сделаешь все мысленно? Но это невозможно, Чарльз!
Он похлопал ее по руке и снисходительно улыбнулся:
— Все, что мне нужно, — это литр пива. Становится очень жарко. Позовешь официанта?
Лила покорно ушла, и ле Гран Дюк посмотрел ей вслед. Он снисходительно наблюдал, как Лила, улыбаясь, перекинулась несколькими словами с цыганкой, недавно гадавшей ему, так же безразлично разглядывал китайскую пару за соседним столом, еще более безразлично смотрел, как Сессиль села к Боуману в белый автомобиль, и абсолютно безразлично — как другой автомобиль спустя несколько секунд последовал за ними.
Сессиль в растерянности разглядывала интерьер «симки».
— Откуда это? — спросила она.
— Телефон, например, — объяснил Боуман, — я взял напрокат, пока ты завтракала. Фактически я взял напрокат две.
— Две чего?
— Две машины. Трудно предугадать, когда машина выйдет из строя.
— Но... за такое короткое время?
— Гараж находится недалеко, вниз по улице, оттуда прислали человека для проверки. — Он вытащил слегка уменьшившуюся пачку денег Кзерды, похрустел банкнотами и убрал. — Все зависит от того, сколько заплатишь.
— Ты действительно абсолютно аморальный тип! — Сессиль говорила почти с восхищением.
— В чем я виноват теперь?
— В том, что разбазариваешь чужие деньги.
— Жизнь — чтобы жить, деньги — чтобы тратить, — произнес Боуман назидательно. — В саване нет карманов.
— Ты безнадежен, — ответила она. — Абсолютно, абсолютно безнадежен. А зачем нам эта машина?
— А зачем этот наряд, что ты надела?
— Зачем? О, я поняла. Конечно, «пежо» все знают. Я не подумала. — Она взглянула на Боумана с любопытством, так как он повернул в направлении дорожного указателя с надписью «Ним». — Куда ты собираешься ехать?
— Еще точно не знаю. Я ищу место, где мы сможем спокойно поговорить. Все то же дурное предчувствие. Мне придется всю оставшуюся жизнь рассказывать тебе о своих намерениях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30