Глядя на нее, легко можно поддаться обманчивому впечатлению и поверить, что, будучи неким секс-символом, она в отличие от обыкновенных женщин способна вызвать непередаваемые чувства, исступленный экстаз, невероятно сильные и глубокие страсти, невыносимые любовные страдания. Хотя, по всей вероятности, это только мираж.
– Извините, пожалуйста, я на минутку, – вежливо проговорила она и метнулась в гардеробную. Изящная, по-девичьи порывистая. Вернулась она с большим коричневым конвертом в руках и положила его на стол рядом с коробкой сигарет.
– Вон тот большой сундук – это бар. Если захотите что-нибудь выпить, то и мне налейте хереса. Только полбокала, пожалуйста.
Когда я направился к бару, она произнесла, чуть повысив голос:
– Знаете, это так ужасно трудно – решить, с чего начать. И не похоже, что вы собираетесь облегчить мне эту задачу.
– Просто расскажите мне, в чем проблема. Вы же Уолту рассказывали, ведь так?
– Кое-что. Но вы, как мне кажется, пожелаете... узнать все.
– Если хотите, чтобы я вам помог.
Пока я нес напитки, она воскликнула:
– Быть знаменитостью! Если бы все, кто об этом мечтает, знали, что это такое! Становишься просто мишенью для всяких грязных интриг! Нет, в самом деле! Все кругом стремятся поживиться за твой счет. Шагу не сделаешь просто так! – Она выпила вино.
Это была уже новая роль. Да уж, страдающая знаменитость, ответственность перед публикой... Я сел в кресло.
Она печально улыбнулась мне:
– И знаете, ведь игра не стоит свеч. Но понимаешь это слишком поздно, когда пути назад уже нет. Ведь за Гарбо все еще бегают. Сколько лет прошло со времени выхода ее последнего фильма? Да по меньшей мере тысяча! Конечно, в популярности есть и свои плюсы. Но они ничто по сравнении с вещами, которые я действительно ценю: дружеские связи семья, спокойствие. Поверьте, Трев, стать знаменитостью – значит обречь себя на жуткое одиночество. Как будто стоишь один на вершине горы.
– Но вам за это платят.
– И очень неплохо. У меня ведь куча денег. Конечно, они вложены во множество разных вещей, но, если бы я их все собрала, получилась бы довольно крупная сумма. И я думаю, что могу попытаться... купить выход из затруднительного положения.
– Вас шантажируют?
Она отставила в сторону свой бокал, быстро поднялась и в возбуждении заходила по комнате.
– Вы даже представить себе не можете, как важно для меня иметь возможность хоть недолго побыть самой собой! Такие минуты, как сейчас – редкость: мы можем разговаривать, как обыкновенные люди, и мне незачем играть. Мне бывает просто необходимо иногда забыть, что я Лайза Дин, и стать той Ли Шонтц из Дейтона, штат Огайо, дочкой пожарника, живущей на Мэдисон-стрит, 1610, какой я была когда-то... – Она вдруг порывисто двинулась к моему креслу, и я почувствовал прикосновение ее теплой ноги к моему колену. – Вы ведь понимаете эту насущную человеческую потребность, правда?
– Ну да, вы же не можете вечно жить в образе, которого ждет от вас публика.
– Спасибо вам за понимание!
Еще одна роль! Это, кажется, монолог из одного старого фильма, чуть подправленный для данной ситуации.
– И когда я действительно... забываюсь, то становлюсь наиболее уязвимой.
– Безусловно.
– Я так хочу, чтобы вы попытались меня понять. На самом деле я не столь уж сложная натура, Трев, – такая же, как все. Я могу впасть в отчаяние по пустячному поводу. Могу натворить глупостей. А хуже всего – когда мной овладевает полное безразличие ко всему.
– Понятно.
Протянув руку, она провела кончиками пальцев по моей щеке, тут же резко отстранилась и снова села на кушетку.
– Я знаю, что вы не ханжа, чувствую это. Знаю, что должна быть с вами так же откровенна, как если бы говорила с доктором или адвокатом. И все-таки мне так неловко...
– Так что же случилось?
Она вздохнула и печально посмотрела на меня.
– Я познакомилась с мужчиной. Сплошное обаяние... по крайней мере таким он мне тогда казался. Это случилось в июле прошлого года, больше восемнадцати месяцев назад. Мы только что закончили съемки «Сыщика и дичи». Я чувствовала себя совершенно измотанной, но все же поехала с Карлом. Да, его звали Карл Абель, он владелец лыжной школы. Прежде нам не удавалось по-настоящему уединиться. А тут будто специально нашлось одно местечко, замечательный маленький домик. Вы хорошо знаете Калифорнию? Это чуть ниже мыса Сур, домик прямо-таки прилепился к скале. Принадлежит он каким-то его друзьям по фамилии Чипман. Они тогда были в Швейцарии, где у них еще один дом. И мы наконец-то оказались совсем одни... – Ее голос звучал все тише и неувереннее.
– И что же дальше?
– Трев, я живу в режиме жесточайшей дисциплины большую часть времени! Я действительно очень много работаю.
– Поэтому уж если расслабляетесь, так по-настоящему...
– Да уж, на полную катушку. Позволить себе хоть недолго не следить за каждой унцией и четвертью дюйма, не считать калории... и побыть, черт возьми, для разнообразия просто женщиной! Есть яичницу, болтать что на ум придет, напиваться и весело проводить время. Я ведь на самом деле очень эмоциональная и страстная натура, только всегда держала свои эмоции под контролем. До того самого случая... Полтора года назад, с Карлом. Хотя после очередного перенапряжения я именно к этому обычно стремлюсь – сбежать вот так, с мужчиной определенного типа. И тогда все эмоции, скопившиеся во мне... ну...
– Ага, расскажите мне о пестиках и тычинках. Знаете, мисс Дин, я и не думал, что, когда у вас выдается свободное время, вы удаляетесь в монастырь.
– Я говорю об этом, чтобы стало понятнее, как все произошло. Так вот, это было совершенно уединенное место. Иногда Карл отлучался за продуктами и выпивкой. Там прямо в скале были выдолблены ступеньки, ведущие к крошечному пляжу, который заливало приливом. Со стороны океана была еще терраска площадью футов в двадцать, расположенная чуть под углом, так что солнце заглядывало туда и по утрам. Ее окружала невысокая стена. На террасе – куча разноцветных надувных матрасов и подушек. Вот в этом райском местечке мы и договорились провести вдвоем три недели. Пожалуй, это было многовато. Чисто физически мы бесподобно подходили друг другу, что, конечно, знали и раньше. А вообще-то Карл интересен только на лыжне или в постели. Примерно с неделю мы были абсолютно поглощены друг другом, день и ночь смешались для нас. Ели и спали, когда чувствовали в этом потребность. Когда острота восприятия притупилась, мы оба стали больше пить и все больше времени проводили, загорая на террасе. Я знала, что слишком уж загорела, но настолько обленилась и расслабилась, что плевала на это. Пила много водки, постоянно находилась в какой-то прострации. Мы и любовью занимались там, на солнышке, вялые, потные и какие-то отдалившиеся друг от друга. У меня в ранней юности была внематочная беременность, я тогда чуть не умерла, ну, и поэтому мне не приходится ни о чем теперь беспокоиться. Мы себя чувствовали так уединенно... Где-то там вдали лодка проплывает, самолет пролетит высоко в небе или по шоссе прогромыхает грузовик... Телефон мы отключили. У меня, правда, был маленький радиоприемник... Вы должны понять, что для нас все вокруг казалось не имеющим никакого значения, абсолютно никакого. Вам это понятно, Трев?
– Само собой.
– В общем, кажется, уже подходила к концу вторая неделя, когда нам что-то понадобилось, и Карл поехал в город. Уехал он вскоре после полудня и отсутствовал так долго, что я уже начала злиться. Я вовсю глушила водку, поэтому, когда он вернулся, уже с трудом соображала, что к чему. Когда он свернул на дорожку к дому, я все же заметила, что за ним едут две машины, из которых потом вывалилась целая пьяная компания. Они ворвались в дом, горланя какую-то чертову немецкую песенку лыжников. Пять парней и три девицы. С одной из них он был знаком раньше. А тут встретил их случайно в городе, выпили вместе, и Карл решил устроить у нас вечеринку. Они были в шоке, когда узнали меня. Из машин выгрузили тонну продуктов, выпивки и сигарет. Я, конечно, разозлилась на Карла, но решила, что раз они меня все равно узнали, значит, дела уже не поправишь, ну, и черт с ним. Наверное, Карл мне просто уже поднадоел, и я потеряла всякую осторожность. Они оказались свингерами, все до одного. Девушки – милашки, парни тоже ничего. Думаю, не стоит ничего от вас утаивать, дорогой. Вечер прошел во всех отношениях суматошно – настоящая куча-мала, и к концу следующего дня последняя девица, которая еще не участвовала в наших играх, по прозвищу Уиппи достаточно нагрузилась, чтобы позволить Сонни стащить с себя купальник и побаловаться. Пожалуй, мы немножко сошли с ума и действовали как во сне, так что у меня очень смутные и неопределенные воспоминания об этом. Я в первый и последний раз оказалась в подобной ситуации. Вообще-то на Ривьере это обычное дело... Ну, фарами мигают, нажимают на клаксон, зазывая новичков, и все такое... Меня это не оскорбляло, в некотором смысле даже возбуждало... Но для человека в моем положении это было слишком неосмотрительно. И ведь я не хотела, чтобы все так получилось. Потом Карл привел их снова в дом, и пошло-поехало... дня четыре, наверное. Когда я вернулась в Брентвуд, мне понадобилось несколько недель, чтобы снова войти в норму. Мне уже стало казаться, что все это мне приснилось; Пока однажды, в начале августа, среди прочей почты я не обнаружила большой конверт. В него было вложено двенадцать фотографий. Глянцевые снимки восемь на десять. Вот тогда-то я со всей остротой ощутила, что далеко не одно и то же – просто вспоминать о чем-либо или вдруг воочию увидеть это... вот так. Увидеть себя... О Боже! Я тогда даже чашку из рук выронила.
– Письмо пришло по почте?
– Да, на мой домашний адрес. Одному Богу ведомо, как оно не попалось сначала Дэне. В конверте была записка, я ее сохранила, положив в сейф. Вот она. – Мисс Дин достала записку из конверта и протянула мне. Напечатано через копирку на электрической машинке, несколько букв перебито.
– Конверт сохранили?
– Нет, тот не сохранила. Он был со штемпелем главного почтамта в Лос-Анджелесе. Больше никаких отличительных признаков. Не было даже пометки «лично в руки». Адрес напечатан на той же машинке, что и записка. Без обратного адреса. Да вы прочитайте.
Записка гласила следующее: «Лайза, милая, вы ведь практичная женщина и знаете, как делаются ставки в киноиндустрии. Поэтому у вас, разумеется, нет выбора. У меня есть десять полностью отснятых кассет и неплохая задумка, как их пристроить. Рекомендую вам раскошелиться. Платить будете частями, голубушка. Каждый раз по десять тысяч, старыми стодолларовыми купюрами. Упакуете их в обычную белую бумагу и тщательно перевяжете. Каждое воскресенье, начиная со следующей недели, вам или вашей чернявой секретарше придется прокатиться. Ровно в полночь подъедете к открытому кафе „Нарана-Кай“ в Топанга-Бич. Закажете что-нибудь, потом пойдете по направлению к танцплощадке, пакет держите так, чтобы его было видно. Подойдете к дальнему концу площадки, остановитесь у телефонных кабинок. Один из телефонов зазвонит, внимательно сосчитайте звонки. Немного подождите, и он снова зазвонит, такое же количество раз. Тогда возвращайтесь к своей машине. Уедете со стоянки ровно в половине первого. Запишите показания спидометра вашей машины. Если на нем будет, например, 8,6, а телефон прозвонит семь раз, значит, когда показания вашего спидометра станут приближаться к 15,6 (простое сложение, дорогуша), приготовьтесь. Вы поедете в западном направлении по шоссе номер 101. Держитесь в правом ряду, окошко с правой стороны откройте, пакет пусть будет у вас в правой руке. Следите за огнями справа впереди. Скорость снизьте до 35 миль в час. Когда заметите, как маленький зеленый огонек мигнул два раза, сразу же бросайте пакет на обочину справа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
– Извините, пожалуйста, я на минутку, – вежливо проговорила она и метнулась в гардеробную. Изящная, по-девичьи порывистая. Вернулась она с большим коричневым конвертом в руках и положила его на стол рядом с коробкой сигарет.
– Вон тот большой сундук – это бар. Если захотите что-нибудь выпить, то и мне налейте хереса. Только полбокала, пожалуйста.
Когда я направился к бару, она произнесла, чуть повысив голос:
– Знаете, это так ужасно трудно – решить, с чего начать. И не похоже, что вы собираетесь облегчить мне эту задачу.
– Просто расскажите мне, в чем проблема. Вы же Уолту рассказывали, ведь так?
– Кое-что. Но вы, как мне кажется, пожелаете... узнать все.
– Если хотите, чтобы я вам помог.
Пока я нес напитки, она воскликнула:
– Быть знаменитостью! Если бы все, кто об этом мечтает, знали, что это такое! Становишься просто мишенью для всяких грязных интриг! Нет, в самом деле! Все кругом стремятся поживиться за твой счет. Шагу не сделаешь просто так! – Она выпила вино.
Это была уже новая роль. Да уж, страдающая знаменитость, ответственность перед публикой... Я сел в кресло.
Она печально улыбнулась мне:
– И знаете, ведь игра не стоит свеч. Но понимаешь это слишком поздно, когда пути назад уже нет. Ведь за Гарбо все еще бегают. Сколько лет прошло со времени выхода ее последнего фильма? Да по меньшей мере тысяча! Конечно, в популярности есть и свои плюсы. Но они ничто по сравнении с вещами, которые я действительно ценю: дружеские связи семья, спокойствие. Поверьте, Трев, стать знаменитостью – значит обречь себя на жуткое одиночество. Как будто стоишь один на вершине горы.
– Но вам за это платят.
– И очень неплохо. У меня ведь куча денег. Конечно, они вложены во множество разных вещей, но, если бы я их все собрала, получилась бы довольно крупная сумма. И я думаю, что могу попытаться... купить выход из затруднительного положения.
– Вас шантажируют?
Она отставила в сторону свой бокал, быстро поднялась и в возбуждении заходила по комнате.
– Вы даже представить себе не можете, как важно для меня иметь возможность хоть недолго побыть самой собой! Такие минуты, как сейчас – редкость: мы можем разговаривать, как обыкновенные люди, и мне незачем играть. Мне бывает просто необходимо иногда забыть, что я Лайза Дин, и стать той Ли Шонтц из Дейтона, штат Огайо, дочкой пожарника, живущей на Мэдисон-стрит, 1610, какой я была когда-то... – Она вдруг порывисто двинулась к моему креслу, и я почувствовал прикосновение ее теплой ноги к моему колену. – Вы ведь понимаете эту насущную человеческую потребность, правда?
– Ну да, вы же не можете вечно жить в образе, которого ждет от вас публика.
– Спасибо вам за понимание!
Еще одна роль! Это, кажется, монолог из одного старого фильма, чуть подправленный для данной ситуации.
– И когда я действительно... забываюсь, то становлюсь наиболее уязвимой.
– Безусловно.
– Я так хочу, чтобы вы попытались меня понять. На самом деле я не столь уж сложная натура, Трев, – такая же, как все. Я могу впасть в отчаяние по пустячному поводу. Могу натворить глупостей. А хуже всего – когда мной овладевает полное безразличие ко всему.
– Понятно.
Протянув руку, она провела кончиками пальцев по моей щеке, тут же резко отстранилась и снова села на кушетку.
– Я знаю, что вы не ханжа, чувствую это. Знаю, что должна быть с вами так же откровенна, как если бы говорила с доктором или адвокатом. И все-таки мне так неловко...
– Так что же случилось?
Она вздохнула и печально посмотрела на меня.
– Я познакомилась с мужчиной. Сплошное обаяние... по крайней мере таким он мне тогда казался. Это случилось в июле прошлого года, больше восемнадцати месяцев назад. Мы только что закончили съемки «Сыщика и дичи». Я чувствовала себя совершенно измотанной, но все же поехала с Карлом. Да, его звали Карл Абель, он владелец лыжной школы. Прежде нам не удавалось по-настоящему уединиться. А тут будто специально нашлось одно местечко, замечательный маленький домик. Вы хорошо знаете Калифорнию? Это чуть ниже мыса Сур, домик прямо-таки прилепился к скале. Принадлежит он каким-то его друзьям по фамилии Чипман. Они тогда были в Швейцарии, где у них еще один дом. И мы наконец-то оказались совсем одни... – Ее голос звучал все тише и неувереннее.
– И что же дальше?
– Трев, я живу в режиме жесточайшей дисциплины большую часть времени! Я действительно очень много работаю.
– Поэтому уж если расслабляетесь, так по-настоящему...
– Да уж, на полную катушку. Позволить себе хоть недолго не следить за каждой унцией и четвертью дюйма, не считать калории... и побыть, черт возьми, для разнообразия просто женщиной! Есть яичницу, болтать что на ум придет, напиваться и весело проводить время. Я ведь на самом деле очень эмоциональная и страстная натура, только всегда держала свои эмоции под контролем. До того самого случая... Полтора года назад, с Карлом. Хотя после очередного перенапряжения я именно к этому обычно стремлюсь – сбежать вот так, с мужчиной определенного типа. И тогда все эмоции, скопившиеся во мне... ну...
– Ага, расскажите мне о пестиках и тычинках. Знаете, мисс Дин, я и не думал, что, когда у вас выдается свободное время, вы удаляетесь в монастырь.
– Я говорю об этом, чтобы стало понятнее, как все произошло. Так вот, это было совершенно уединенное место. Иногда Карл отлучался за продуктами и выпивкой. Там прямо в скале были выдолблены ступеньки, ведущие к крошечному пляжу, который заливало приливом. Со стороны океана была еще терраска площадью футов в двадцать, расположенная чуть под углом, так что солнце заглядывало туда и по утрам. Ее окружала невысокая стена. На террасе – куча разноцветных надувных матрасов и подушек. Вот в этом райском местечке мы и договорились провести вдвоем три недели. Пожалуй, это было многовато. Чисто физически мы бесподобно подходили друг другу, что, конечно, знали и раньше. А вообще-то Карл интересен только на лыжне или в постели. Примерно с неделю мы были абсолютно поглощены друг другом, день и ночь смешались для нас. Ели и спали, когда чувствовали в этом потребность. Когда острота восприятия притупилась, мы оба стали больше пить и все больше времени проводили, загорая на террасе. Я знала, что слишком уж загорела, но настолько обленилась и расслабилась, что плевала на это. Пила много водки, постоянно находилась в какой-то прострации. Мы и любовью занимались там, на солнышке, вялые, потные и какие-то отдалившиеся друг от друга. У меня в ранней юности была внематочная беременность, я тогда чуть не умерла, ну, и поэтому мне не приходится ни о чем теперь беспокоиться. Мы себя чувствовали так уединенно... Где-то там вдали лодка проплывает, самолет пролетит высоко в небе или по шоссе прогромыхает грузовик... Телефон мы отключили. У меня, правда, был маленький радиоприемник... Вы должны понять, что для нас все вокруг казалось не имеющим никакого значения, абсолютно никакого. Вам это понятно, Трев?
– Само собой.
– В общем, кажется, уже подходила к концу вторая неделя, когда нам что-то понадобилось, и Карл поехал в город. Уехал он вскоре после полудня и отсутствовал так долго, что я уже начала злиться. Я вовсю глушила водку, поэтому, когда он вернулся, уже с трудом соображала, что к чему. Когда он свернул на дорожку к дому, я все же заметила, что за ним едут две машины, из которых потом вывалилась целая пьяная компания. Они ворвались в дом, горланя какую-то чертову немецкую песенку лыжников. Пять парней и три девицы. С одной из них он был знаком раньше. А тут встретил их случайно в городе, выпили вместе, и Карл решил устроить у нас вечеринку. Они были в шоке, когда узнали меня. Из машин выгрузили тонну продуктов, выпивки и сигарет. Я, конечно, разозлилась на Карла, но решила, что раз они меня все равно узнали, значит, дела уже не поправишь, ну, и черт с ним. Наверное, Карл мне просто уже поднадоел, и я потеряла всякую осторожность. Они оказались свингерами, все до одного. Девушки – милашки, парни тоже ничего. Думаю, не стоит ничего от вас утаивать, дорогой. Вечер прошел во всех отношениях суматошно – настоящая куча-мала, и к концу следующего дня последняя девица, которая еще не участвовала в наших играх, по прозвищу Уиппи достаточно нагрузилась, чтобы позволить Сонни стащить с себя купальник и побаловаться. Пожалуй, мы немножко сошли с ума и действовали как во сне, так что у меня очень смутные и неопределенные воспоминания об этом. Я в первый и последний раз оказалась в подобной ситуации. Вообще-то на Ривьере это обычное дело... Ну, фарами мигают, нажимают на клаксон, зазывая новичков, и все такое... Меня это не оскорбляло, в некотором смысле даже возбуждало... Но для человека в моем положении это было слишком неосмотрительно. И ведь я не хотела, чтобы все так получилось. Потом Карл привел их снова в дом, и пошло-поехало... дня четыре, наверное. Когда я вернулась в Брентвуд, мне понадобилось несколько недель, чтобы снова войти в норму. Мне уже стало казаться, что все это мне приснилось; Пока однажды, в начале августа, среди прочей почты я не обнаружила большой конверт. В него было вложено двенадцать фотографий. Глянцевые снимки восемь на десять. Вот тогда-то я со всей остротой ощутила, что далеко не одно и то же – просто вспоминать о чем-либо или вдруг воочию увидеть это... вот так. Увидеть себя... О Боже! Я тогда даже чашку из рук выронила.
– Письмо пришло по почте?
– Да, на мой домашний адрес. Одному Богу ведомо, как оно не попалось сначала Дэне. В конверте была записка, я ее сохранила, положив в сейф. Вот она. – Мисс Дин достала записку из конверта и протянула мне. Напечатано через копирку на электрической машинке, несколько букв перебито.
– Конверт сохранили?
– Нет, тот не сохранила. Он был со штемпелем главного почтамта в Лос-Анджелесе. Больше никаких отличительных признаков. Не было даже пометки «лично в руки». Адрес напечатан на той же машинке, что и записка. Без обратного адреса. Да вы прочитайте.
Записка гласила следующее: «Лайза, милая, вы ведь практичная женщина и знаете, как делаются ставки в киноиндустрии. Поэтому у вас, разумеется, нет выбора. У меня есть десять полностью отснятых кассет и неплохая задумка, как их пристроить. Рекомендую вам раскошелиться. Платить будете частями, голубушка. Каждый раз по десять тысяч, старыми стодолларовыми купюрами. Упакуете их в обычную белую бумагу и тщательно перевяжете. Каждое воскресенье, начиная со следующей недели, вам или вашей чернявой секретарше придется прокатиться. Ровно в полночь подъедете к открытому кафе „Нарана-Кай“ в Топанга-Бич. Закажете что-нибудь, потом пойдете по направлению к танцплощадке, пакет держите так, чтобы его было видно. Подойдете к дальнему концу площадки, остановитесь у телефонных кабинок. Один из телефонов зазвонит, внимательно сосчитайте звонки. Немного подождите, и он снова зазвонит, такое же количество раз. Тогда возвращайтесь к своей машине. Уедете со стоянки ровно в половине первого. Запишите показания спидометра вашей машины. Если на нем будет, например, 8,6, а телефон прозвонит семь раз, значит, когда показания вашего спидометра станут приближаться к 15,6 (простое сложение, дорогуша), приготовьтесь. Вы поедете в западном направлении по шоссе номер 101. Держитесь в правом ряду, окошко с правой стороны откройте, пакет пусть будет у вас в правой руке. Следите за огнями справа впереди. Скорость снизьте до 35 миль в час. Когда заметите, как маленький зеленый огонек мигнул два раза, сразу же бросайте пакет на обочину справа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29