в голову, шею, грудь. Двое других, особо приближенных, изрешечены шальным мотоциклистом, подъехавшим к стеклянному кафе, где они справляли чьи-то именины — прямо сквозь витринное стекло. Еще один, скрывающийся в своей квартире, был подорван Афганцем, влившимся к тому времени в бригаду. Мина-ловушка оказалась под ковриком у двери, на который «ступила нога человека». Своих ребят Игорю пока удавалось сберечь, и он считал это самым главным достижением.
Но во всей происходящей заварухе существовала одна проблема, вылезающая на первый план. Детей гор поддерживал РУОП, с которым те делились своей прибылью от наркобизнеса; кроме того, многие бывшие милиционеры, кэгебешники, сотрудники других спецур, оказавшись в результате перестройки без работы, сами организовали свои частные охранные фирмы, сколотились в бригады и начали выдавливать другие «крыши», криминальные. А хрен редьки не слаще. У них были свои, крепкие контакты с кавказцами — шли бы деньги. Приходилось лавировать, учитывать все подводные течения, чтобы не наступить на ногу тому, кому не надо. Но «пересечение» становилось все более неизбежным. А в РУОПе к этому времени должность заместителя начальника занял полковник Аршилов… Для него это оказалось явным повышением, открывавшим большой простор для деятельности.
Однажды, несколько «молодых» из команды Хмурого наваляли «азерам», почти в открытую торговавшим наркотой на вокзале. На защиту тех встали спешно вызванные руоповцы, мордовали всю дорогу до отделения. Русские русских.
— Пора Хмурого закоротить! — сказал Аршилов, разобравшись в ситуации. — Надоел он мне.
Но Игорь к тому времени уже съехал с квартиры, общался и руководил бригадой из укрытия. Приезжали к нему только Клим, Мишель, Большаков и Серж. Это был его «близкий круг», «члены политбюро». Он знал, что на него готовится покушение, только не представлял — откуда, с какой стороны полетит пуля? «Звери», мусора или кто-то еще, третий? А тут еще передали, что встречи с ним добивается Крот, забивает «стрелку». После смерти Стаса у них остались кое-какие не развязанные дела, доли. Сейчас Крот уже стал «подвигать» Игоря, занимать его позиции. Не ехать нельзя, хотя большей скотины еще поискать. Не так поймут, а потом на тебе вообще крест поставят.
И Хмурый, уставший к этому времени от постоянных передряг, сунув за пояс австрийский «Глок», отправился к ЦУМу, где была назначена «стрелка», взяв с собой только Клима и Бориса — водителя. Очевидно, в какой-то степени он потерял бдительность, потому что не сумел правильно просчитать всю ситуацию. Крота на месте не оказалось… Зато оказались оперы, свалившиеся на него, как град с неба. Получив чем-то тяжелым по голове, Игорь потерял сознание. Клим и Борис сопротивления не оказывали, да и куда попрешь против кучи саранчи?
К неподвижно лежащему на земле Игорю подошел худощавый, насмешливо улыбающийся мужчина в штатском, наблюдавший за захватом «особо опасного» со стороны. Взяв протянутый ему «Глок», он носком ботинка коснулся щеки Хмурого, чуть повернув его голову.
— Грузите в машину, — холоднокровно произнес Аршилов, перестав улыбаться.
2
То что стоит ночь, а не день, Игорь еще отличить смог, а вот куда они едут — было непонятно, да по правде и безразлично. Он сидел на заднем сиденье между двумя «качками» в масках с прорезями для глаз, на запястьях наручники. Все еще смутно, но Кононов стал приходить в себя. В который раз за последние три или четыре дня, а может быть, и неделю. Счет времени он потерял, то проваливаясь в глубокую бездонную дыру, то выныривая обратно. Боли уже почти не чувствовал, только равнодушие, когда за него «принимались» вновь. Были в живот, по голове, в солнечное сплетение, по ногам и туловищу — и руками, и прикладами, и литыми дубинками, потом отдыхали. А через несколько часов волокли опять. Вопросы — удары, и так до бесконечности. Как в Гестапо, хотя не довелось. Какая-то следователь-женщина с мягким кошачьим взглядом:
— Вы же понимаете, что за хранение оружия вам все равно срок светит? Зачем же упрямитесь? Рассказывайте…
— А что вас интересует, лапочка? Я ведь простой постсоветский безработный.
Снова подвальная камера, пытки. Мужчина с лысым черепом и насмешливой улыбкой:
— Думай, Игорь, думай. Знаешь ведь, чего от тебя надо.
— А ты часом не обознался?
— Упря-а-амый… Ну ничего, у нас и не такие киты фонтаны пускали.
У качков, трясшихся рядом с Игорем, кулаки были с натруженными мозолями, оттренированные. «Не об мое ли туловище?» — подумал он, усмехнувшись спекшимися губами.
— Гляди, еще лыбится! — сказал один из них, незлобиво ткнув локтем Кононова под ребра.
— А чего ему не улыбаться? — откликнулся второй. — Конченый!
Мужчина с лысым черепом сидел рядом с шофером. Повернувшись, он внимательно и долго глядел в глаза Игорю. Тот взгляда не отводил: презрительно равнодушно изучал Аршилова.
— Надо же! — удивляясь чему-то, произнес полковник. — Ладно, приехали. Сворачивай к просеке.
Машину стало трясти еще сильнее, затем она остановилась. Мотор продолжал работать.
— Пошли! — бросил Аршилов, открывая дверцу. Кононова вытащили из милицейского «уазика», подтолкнули дулами автоматов к деревьям. Он стоял между двух кленов, с каким-то неожиданно посетившим его любопытством присматриваясь к звездному небу, словно собираясь счесть сияющие точки. Сколько их там? Сейчас узнаем.
— Ну, герой? Так и не скажешь мне ничего, на прощанье? — услышал он голос подошедшего Аршилова.
— Да пошел ты! — откликнулся Игорь.
— Как хочешь. Значит, сам свою судьбу выбрал. А жаль, могли бы подружиться. Снимите с него наручники.
Освободившись от браслетов, Игорь потер запястья.
— Развернись! — скомандовал один из качков. — Лицом к дереву!
Даже будучи в масках, они боялись стрелять в человека, который на них смотрит. Кононов молча повернулся. Послышался лязг затворов. В кленовых листьях блестели капельки воды и пахли они удивительно вкусно. «Наверное, вечером шел дождь» — подумал Игорь, и в ту же секунду раздались выстрелы.
Очереди шли слева и справа от головы, возле ушей, и грохот стоял такой, будто над ним мчалась электричка. А впереди, срезанные пулями, трещали и падали ветки. Затем стрельба смолкла. И на некоторое время наступила тишина. Игорь стоял не шелохнувшись и не поворачиваясь. Только внутри его было пусто.
— В машину его! — приказал Аршилов.
…Утром Кононова перевели в больничный СИЗО. Там недели полторы подлечивали. Ни Аршилов, ни женщина-следователь больше не появлялись. А еще через несколько дней он вышел на свободу.
3
За тюремными воротами Кононова встречал Серж, посигналив из темно-серого «БМВ». Могучий и преданный Аякс распахнул дверцу.
— Прокатить куда-нибудь или пешком потопаешь?
— Пройтись хочется, — ответил Игорь, обнимая друга. — Подышать воздухом.
Бросив машину, они некоторое время шли молча, греясь под июньским солнцем. Потом Серж стал рассказывать последние новости. «Мишель „на бригаде“, завалы расчищает. За Игоря залог внесли, но адвокат говорит, что „дело“ вообще тухлое, „Глок“ сами руоповцы подбросили. Скорее всего, вы разойдетесь тихо, без обоюдных претензий. Как сказал Флинт. А Крот божится, что он тут ни при чем, просто опоздал на „стрелку“. Но наверняка с мусорами связан».
— Не он один, — рассеянно заметил Игорь. — Кто-то из наших. Кто знал, что я поеду к ЦУМу.
— Вот как? — Серж почесал затылок. — Об этом я как-то не подумал. Может быть, Афганец? Что-то он последнее время сильно много на себя брать стал. Только появился, а уже права качает.
Хмурый понимал, почему Афганец ведет себя именно так, дерзко и вызывающе: Стаса больше нет, а о подлинных причинах смерти Петровича и «заказчиках» знают только двое. Он и Афганец. Теперь будет давить на Игоря, льгот требовать. За молчание. Пока языком не треплет — ладно, а коли проболтается, по пьяне или под иглой? То что он законченный наркоша, Кононов не сомневался. Издалека видно. Еще одна мигрень появляется… Что касается Крота, то органы, конечно, его пользуют, но откуда он мог знать, что Игорь действительно приедет раньше времени? Знали об этом только свои. Не сидели же они в засаде с утра раннего? Кто-то переориентировал. Но у Игоря не было сейчас ни на кого никаких подозрений, да он и не хотел больше об этом думать. Вернувшись к машине, они поехали домой, где теперь можно было жить относительно спокойно. Не прятаться же все время в бункере? Чему быть — того не миновать.
— А тебя сюрприз ждет! — хитро улыбнулся Серж. — Так что я подниматься не стану.
— Сюрпризов мне в последнее время хватает.
— Это тебе понравится.
В квартире, где Игорь не был уже несколько недель, он увидел Лену, смотрящую на него чуть растерянно, влажными, синими глазами. Она пошла к нему навстречу и прижалась лицом к груди, как прежде, когда он возвращался из своих «командировок».
— Ты сменила прическу, — произнес Игорь, — произнес Игорь, осторожно и бережно обнимая ее, словно это была хрустальная фигура, которая могла разбиться.
— Крепче… — попросила она. — Я так по тебе соскучилась! Серж сказал мне, что…
— Не надо, — остановил он. — Все это ничего не стоит. Там — это там, а то что здесь — здесь.
Лена вздохнула, не споря.
— Как ты умеешь все четко и ясно разъяснять. Мне было без тебя плохо.
«А кому сейчас хорошо?» — подумал Игорь, но ничего не ответил, просто целуя ее в губы. Новая прическа — значит все новое, заново, сначала Два дня они провели вместе, рядом, не расставаясь и не выходя из квартиры, будто связанные крепкой шелковой нитью, не отвечая на телефонные звонки и громкие сутки в дверь. И лишь когда барабанный бой стал совершенно невыносимым, Игорь бросил в приоткрытую щелку:
— Серж, имей совесть, уходи, дай мне хоть немного побыть с любимой женой!..
4
Несколько недель все шло нормально: и в отношениях с Леной, и вообще. Лето — время затишья, копятся силы, вызревают планы. Политики готовятся к осенней борьбе, огородники выращивают капусту. Хотя древнеримский император Диоклетиан тоже сажал капусту и при этом неплохо управлял государством.
После гибели Флинта многое изменилось: пошло выяснение отношений, усилились «звери», стал нажимать РУОП, оказались развязанными руки у Крота и других, начавших тянуть одеяло на себя. Особенно усердствовал Крот, которому «повезло» и со смертью Стаса, и с гибелью Флинта. Все это продолжалось до глубокой осени Игорь выжидал, не принимая ничью сторону, «держал паузу», как боксер на ринге, чтобы прийти в себя и оглядеться после нанесенного удара, сгруппировать силы. Внутри бригады были свои проблемы: временно замороженные «проекты», вынужденная бездеятельность — вели к застою, к утере бдительности, а значит — к возможным ошибкам и провалам. И всему этому сопутствовало неизменное брожение. Больше всего его вносил Афганец, открыто принимавший наркотики. За ним потянулся и Клим, перешедший с «травки» на амфетамины и опиаты. Но Игорь подозревал, что дома он принимает куда более сильные препараты, включая героин. Уж больно выглядит скверно, а то наоборот — втроем не удержишь. Но главное — тот пример, который они оба подавали «молодым», кое-кто из них уже начинал тянуться к «дури», не смотря на строгий запрет Хмурого. За всеми не уследишь. Игорь несколько раз «по душам» разговаривал и с Климом, и с Афганцем, но если первый во всем соглашался и клялся «не подвести», то подрывник, чувствуя свои козырные карты в игре с Кононовым, завольничал до крайней степени. Надо было с ним как-то решать, но не хотелось рубить с плеча.
Одно утешение — Лена. С ней все складывалось, как и положено в семье. Если ей и было тяжело, тревожно, холодно — то она не показывала вида, ничем не проявляя свое отношение к занятиям мужа. Словно между ними стояла запретная тема, касаться которой нельзя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Но во всей происходящей заварухе существовала одна проблема, вылезающая на первый план. Детей гор поддерживал РУОП, с которым те делились своей прибылью от наркобизнеса; кроме того, многие бывшие милиционеры, кэгебешники, сотрудники других спецур, оказавшись в результате перестройки без работы, сами организовали свои частные охранные фирмы, сколотились в бригады и начали выдавливать другие «крыши», криминальные. А хрен редьки не слаще. У них были свои, крепкие контакты с кавказцами — шли бы деньги. Приходилось лавировать, учитывать все подводные течения, чтобы не наступить на ногу тому, кому не надо. Но «пересечение» становилось все более неизбежным. А в РУОПе к этому времени должность заместителя начальника занял полковник Аршилов… Для него это оказалось явным повышением, открывавшим большой простор для деятельности.
Однажды, несколько «молодых» из команды Хмурого наваляли «азерам», почти в открытую торговавшим наркотой на вокзале. На защиту тех встали спешно вызванные руоповцы, мордовали всю дорогу до отделения. Русские русских.
— Пора Хмурого закоротить! — сказал Аршилов, разобравшись в ситуации. — Надоел он мне.
Но Игорь к тому времени уже съехал с квартиры, общался и руководил бригадой из укрытия. Приезжали к нему только Клим, Мишель, Большаков и Серж. Это был его «близкий круг», «члены политбюро». Он знал, что на него готовится покушение, только не представлял — откуда, с какой стороны полетит пуля? «Звери», мусора или кто-то еще, третий? А тут еще передали, что встречи с ним добивается Крот, забивает «стрелку». После смерти Стаса у них остались кое-какие не развязанные дела, доли. Сейчас Крот уже стал «подвигать» Игоря, занимать его позиции. Не ехать нельзя, хотя большей скотины еще поискать. Не так поймут, а потом на тебе вообще крест поставят.
И Хмурый, уставший к этому времени от постоянных передряг, сунув за пояс австрийский «Глок», отправился к ЦУМу, где была назначена «стрелка», взяв с собой только Клима и Бориса — водителя. Очевидно, в какой-то степени он потерял бдительность, потому что не сумел правильно просчитать всю ситуацию. Крота на месте не оказалось… Зато оказались оперы, свалившиеся на него, как град с неба. Получив чем-то тяжелым по голове, Игорь потерял сознание. Клим и Борис сопротивления не оказывали, да и куда попрешь против кучи саранчи?
К неподвижно лежащему на земле Игорю подошел худощавый, насмешливо улыбающийся мужчина в штатском, наблюдавший за захватом «особо опасного» со стороны. Взяв протянутый ему «Глок», он носком ботинка коснулся щеки Хмурого, чуть повернув его голову.
— Грузите в машину, — холоднокровно произнес Аршилов, перестав улыбаться.
2
То что стоит ночь, а не день, Игорь еще отличить смог, а вот куда они едут — было непонятно, да по правде и безразлично. Он сидел на заднем сиденье между двумя «качками» в масках с прорезями для глаз, на запястьях наручники. Все еще смутно, но Кононов стал приходить в себя. В который раз за последние три или четыре дня, а может быть, и неделю. Счет времени он потерял, то проваливаясь в глубокую бездонную дыру, то выныривая обратно. Боли уже почти не чувствовал, только равнодушие, когда за него «принимались» вновь. Были в живот, по голове, в солнечное сплетение, по ногам и туловищу — и руками, и прикладами, и литыми дубинками, потом отдыхали. А через несколько часов волокли опять. Вопросы — удары, и так до бесконечности. Как в Гестапо, хотя не довелось. Какая-то следователь-женщина с мягким кошачьим взглядом:
— Вы же понимаете, что за хранение оружия вам все равно срок светит? Зачем же упрямитесь? Рассказывайте…
— А что вас интересует, лапочка? Я ведь простой постсоветский безработный.
Снова подвальная камера, пытки. Мужчина с лысым черепом и насмешливой улыбкой:
— Думай, Игорь, думай. Знаешь ведь, чего от тебя надо.
— А ты часом не обознался?
— Упря-а-амый… Ну ничего, у нас и не такие киты фонтаны пускали.
У качков, трясшихся рядом с Игорем, кулаки были с натруженными мозолями, оттренированные. «Не об мое ли туловище?» — подумал он, усмехнувшись спекшимися губами.
— Гляди, еще лыбится! — сказал один из них, незлобиво ткнув локтем Кононова под ребра.
— А чего ему не улыбаться? — откликнулся второй. — Конченый!
Мужчина с лысым черепом сидел рядом с шофером. Повернувшись, он внимательно и долго глядел в глаза Игорю. Тот взгляда не отводил: презрительно равнодушно изучал Аршилова.
— Надо же! — удивляясь чему-то, произнес полковник. — Ладно, приехали. Сворачивай к просеке.
Машину стало трясти еще сильнее, затем она остановилась. Мотор продолжал работать.
— Пошли! — бросил Аршилов, открывая дверцу. Кононова вытащили из милицейского «уазика», подтолкнули дулами автоматов к деревьям. Он стоял между двух кленов, с каким-то неожиданно посетившим его любопытством присматриваясь к звездному небу, словно собираясь счесть сияющие точки. Сколько их там? Сейчас узнаем.
— Ну, герой? Так и не скажешь мне ничего, на прощанье? — услышал он голос подошедшего Аршилова.
— Да пошел ты! — откликнулся Игорь.
— Как хочешь. Значит, сам свою судьбу выбрал. А жаль, могли бы подружиться. Снимите с него наручники.
Освободившись от браслетов, Игорь потер запястья.
— Развернись! — скомандовал один из качков. — Лицом к дереву!
Даже будучи в масках, они боялись стрелять в человека, который на них смотрит. Кононов молча повернулся. Послышался лязг затворов. В кленовых листьях блестели капельки воды и пахли они удивительно вкусно. «Наверное, вечером шел дождь» — подумал Игорь, и в ту же секунду раздались выстрелы.
Очереди шли слева и справа от головы, возле ушей, и грохот стоял такой, будто над ним мчалась электричка. А впереди, срезанные пулями, трещали и падали ветки. Затем стрельба смолкла. И на некоторое время наступила тишина. Игорь стоял не шелохнувшись и не поворачиваясь. Только внутри его было пусто.
— В машину его! — приказал Аршилов.
…Утром Кононова перевели в больничный СИЗО. Там недели полторы подлечивали. Ни Аршилов, ни женщина-следователь больше не появлялись. А еще через несколько дней он вышел на свободу.
3
За тюремными воротами Кононова встречал Серж, посигналив из темно-серого «БМВ». Могучий и преданный Аякс распахнул дверцу.
— Прокатить куда-нибудь или пешком потопаешь?
— Пройтись хочется, — ответил Игорь, обнимая друга. — Подышать воздухом.
Бросив машину, они некоторое время шли молча, греясь под июньским солнцем. Потом Серж стал рассказывать последние новости. «Мишель „на бригаде“, завалы расчищает. За Игоря залог внесли, но адвокат говорит, что „дело“ вообще тухлое, „Глок“ сами руоповцы подбросили. Скорее всего, вы разойдетесь тихо, без обоюдных претензий. Как сказал Флинт. А Крот божится, что он тут ни при чем, просто опоздал на „стрелку“. Но наверняка с мусорами связан».
— Не он один, — рассеянно заметил Игорь. — Кто-то из наших. Кто знал, что я поеду к ЦУМу.
— Вот как? — Серж почесал затылок. — Об этом я как-то не подумал. Может быть, Афганец? Что-то он последнее время сильно много на себя брать стал. Только появился, а уже права качает.
Хмурый понимал, почему Афганец ведет себя именно так, дерзко и вызывающе: Стаса больше нет, а о подлинных причинах смерти Петровича и «заказчиках» знают только двое. Он и Афганец. Теперь будет давить на Игоря, льгот требовать. За молчание. Пока языком не треплет — ладно, а коли проболтается, по пьяне или под иглой? То что он законченный наркоша, Кононов не сомневался. Издалека видно. Еще одна мигрень появляется… Что касается Крота, то органы, конечно, его пользуют, но откуда он мог знать, что Игорь действительно приедет раньше времени? Знали об этом только свои. Не сидели же они в засаде с утра раннего? Кто-то переориентировал. Но у Игоря не было сейчас ни на кого никаких подозрений, да он и не хотел больше об этом думать. Вернувшись к машине, они поехали домой, где теперь можно было жить относительно спокойно. Не прятаться же все время в бункере? Чему быть — того не миновать.
— А тебя сюрприз ждет! — хитро улыбнулся Серж. — Так что я подниматься не стану.
— Сюрпризов мне в последнее время хватает.
— Это тебе понравится.
В квартире, где Игорь не был уже несколько недель, он увидел Лену, смотрящую на него чуть растерянно, влажными, синими глазами. Она пошла к нему навстречу и прижалась лицом к груди, как прежде, когда он возвращался из своих «командировок».
— Ты сменила прическу, — произнес Игорь, — произнес Игорь, осторожно и бережно обнимая ее, словно это была хрустальная фигура, которая могла разбиться.
— Крепче… — попросила она. — Я так по тебе соскучилась! Серж сказал мне, что…
— Не надо, — остановил он. — Все это ничего не стоит. Там — это там, а то что здесь — здесь.
Лена вздохнула, не споря.
— Как ты умеешь все четко и ясно разъяснять. Мне было без тебя плохо.
«А кому сейчас хорошо?» — подумал Игорь, но ничего не ответил, просто целуя ее в губы. Новая прическа — значит все новое, заново, сначала Два дня они провели вместе, рядом, не расставаясь и не выходя из квартиры, будто связанные крепкой шелковой нитью, не отвечая на телефонные звонки и громкие сутки в дверь. И лишь когда барабанный бой стал совершенно невыносимым, Игорь бросил в приоткрытую щелку:
— Серж, имей совесть, уходи, дай мне хоть немного побыть с любимой женой!..
4
Несколько недель все шло нормально: и в отношениях с Леной, и вообще. Лето — время затишья, копятся силы, вызревают планы. Политики готовятся к осенней борьбе, огородники выращивают капусту. Хотя древнеримский император Диоклетиан тоже сажал капусту и при этом неплохо управлял государством.
После гибели Флинта многое изменилось: пошло выяснение отношений, усилились «звери», стал нажимать РУОП, оказались развязанными руки у Крота и других, начавших тянуть одеяло на себя. Особенно усердствовал Крот, которому «повезло» и со смертью Стаса, и с гибелью Флинта. Все это продолжалось до глубокой осени Игорь выжидал, не принимая ничью сторону, «держал паузу», как боксер на ринге, чтобы прийти в себя и оглядеться после нанесенного удара, сгруппировать силы. Внутри бригады были свои проблемы: временно замороженные «проекты», вынужденная бездеятельность — вели к застою, к утере бдительности, а значит — к возможным ошибкам и провалам. И всему этому сопутствовало неизменное брожение. Больше всего его вносил Афганец, открыто принимавший наркотики. За ним потянулся и Клим, перешедший с «травки» на амфетамины и опиаты. Но Игорь подозревал, что дома он принимает куда более сильные препараты, включая героин. Уж больно выглядит скверно, а то наоборот — втроем не удержишь. Но главное — тот пример, который они оба подавали «молодым», кое-кто из них уже начинал тянуться к «дури», не смотря на строгий запрет Хмурого. За всеми не уследишь. Игорь несколько раз «по душам» разговаривал и с Климом, и с Афганцем, но если первый во всем соглашался и клялся «не подвести», то подрывник, чувствуя свои козырные карты в игре с Кононовым, завольничал до крайней степени. Надо было с ним как-то решать, но не хотелось рубить с плеча.
Одно утешение — Лена. С ней все складывалось, как и положено в семье. Если ей и было тяжело, тревожно, холодно — то она не показывала вида, ничем не проявляя свое отношение к занятиям мужа. Словно между ними стояла запретная тема, касаться которой нельзя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39