Я не шучу. Хотя доктор Саддак Хашиги фигура и не афишируемая в прессе, но о нем кое-что известно. Например, то, что с ним встречается мэр Москвы. И Санкт-Петербурга, кстати, тоже. К нему ездит в гости кремлевский джокер Чумичко. Или на поклон? Догадайся сам. У него бывают многие политики.
— Почему?
— Утром я был у своего приятеля-депутата, члена думского Комитета по национальной безопасности. Хашиги, конечно же, находится в поле их зрения. Потому что этот чертов супериранец, а по другим данным американец, и он же житель солнечного Израиля, владеет вместе со своей корпорацией „Абуфихамет“, или кто там за ней стоит? — примерно девятью процентами национального достояния России. Еще с десяток таких „Абуфихаметов“ — и пирог разделен. Ты понял?
— Этого не может быть, — произнес Тероян.
— Запросто, — усмехнулся Юнгов. — Знаешь, как сейчас все это просто делается? Ну, допустим, Хашиги — подставное лицо, тоже чей-то слуга, но его корпорация уже прибрала к рукам, через других подставных лиц, через фирмы, филиалы, банки — акции в промышленности, оборонке, имеет концессии на разработку недр, нефтедобычу, золота, ну и так далее. И все это варится в огромном адском котле, кухни которого мы не знаем. И вот визитная карточка этого доктора Саддака Хашиги оказывается в кармане твоей потерявшей память девушки.
— Может быть, она оказалась там случайно?
— Я бы не строил иллюзий. Случайного в этом мире ничего нет. Наверное, даже то, что именно ты встретил ее — тоже не случайно, — Юнгов произнес эти слова с какой-то печалью в голосе. Он с сожалением смотрел на своего школьного приятеля. — Ну, что будешь делать, Тимофей Троин? — редко кто и когда называл его так, по-старому. — Заметь, все что я тебе рассказал, — не секрет, наверху об этом всем известно. Ну идет процесс, и пусть себе идет. Таких Хашиг по всей стране, чужих и доморощенных, десятки тысяч. Но некоторые Хашиги сливаются, как ртуть, в одну большую Хашигу. А в конце концов всех нас ждет самая огромная, единственная Хашига. Вот тебе и весь сказ.
— А можно встретиться с твоим депутатом? Расспросить поподробнее? произнес Тероян.
— Можно. На той неделе, — согласился Жора. — Оцени масштабы моей дружбы к тебе.
— Оценил.
— Мой тебе совет — отправь девушку в больницу, — мягко сказал Юнгов.
— Нет, — и Тероян наконец-то прикоснулся к сочным ягодам, напоминавшим крупные сгустки крови.
— А что будешь делать?
— А вот хочу сейчас взглянуть на эту Хашигу, хотя бы издали, — и Тероян поднялся со скамьи. — Поедешь со мной?
— Поехали, — легко согласился Юнгов. — Куда ж я тебя одного отпущу? Еще разобьешь что…
Простившись с Ларисой, Тероян задним ходом выехал через ворота, вслед за уже развернувшимся „Москвичом“ Юнгова. Его сестра неподвижно стояла в дверях бомбовидного дома, а по обе стороны от нее, столь же каменно и, казалось, навечно, застыли огромный черный дог и белый пушистый кот. И Терояну вдруг на миг почудилось, что это стоит Глория, так похожи были издали их фигуры, и у него отчего-то защемило сердце.
Они ехали к Медвежьим Озерам через деревушки, оставленные вдали от Ярославского шоссе, и чем дальше они удалялись от центральной трассы, тем беднее и грязнее становился их вид. Редко в которых из них сверкали церковные купола, и только этот золотой цвет солнца да осиянные кресты как-то скрашивали унылость и обреченность жизни. Лишь они еще не были отобраны у разоренного, вымученного, обреченного на заклание народа, ковыряющегося на своих убогих огородах, бредущего куда-то с сумой, глядящего из-под руки на уносящиеся машины. Несчастные русские люди, не понимающие за что, почему они вновь подвергнуты столь жестоким мукам? В чем снова они провинились перед „мировым сообществом“, чтобы опять выдерживать удары сатанинских сил, проламывающих бреши в России? И откуда вдруг взялось столько новых предателей, твоих же сыновей и дочерей, ставших в одночасье оборотнями и вампирами, сосущими последнюю кровь из родной земли? Кто и по чьей воле вынул у них разум?
Поля, по которым они проезжали, отличались удивительной особенностью, свойственной русской равнине: с разных точек все вокруг виделось совершенно по-разному, словно через каждые сто метров ты попадаешь в новое царство-королевство. Вот вроде бы один горизонт, а проедешь чуть дальше — и он уже совсем иной, и все кругом другое, необычное, любопытное, ласкающее взгляд. Нет того европейского однообразия, когда целый час едешь по какой-нибудь сельской Германии — и все вокруг одно и то же, одно и то же. Скука.
Местность, называемая Медвежьими Озерами, начиналась после холмов, с которых они спустились по разбитой тракторами колее. Там, вдали, блестели синие блюдца, высились гигантские массивы сосен, похожие на коричневые куски сдобного пирога, виднелись богатые, фаянсово-сахарные особняки, и все это напоминало приготовленное к чаепитию угощение. Здесь уже шла хорошо бетонированная дорога, петлей соединяющаяся с Ярославским шоссе. Ехали теперь быстро, лишь изредка останавливаясь, чтобы расспросить встречавшихся путников о владениях доктора Хашиги. Странно, но не каждый-то и знал, где находится поместье этого загадочного иранца. Проплутав с полчаса, они наконец-то определились, выяснив у одного из „новых русских“ правильное направление, и устремились к дальним озерам, пока не уткнулись в трехметровую кирпичную стену, тянувшуюся неведомо куда. Целый стадион „Маррокана“ отхватил себе доктор Саддак, сомкнув стеной одно из озер, взяв его в полон своими зелеными. Поехав наугад влево, они остановились возле массивных, бронзовых ворот, перед которыми лениво покачивался на стуле охранник. Завидя их, он что-то произнес в рацию, продолжая также лениво покачиваться, но уже не спуская с Юнгова и Терояна, вышедших из машин, маленьких злобных глазок. По лицу этот человек вроде бы был когда-то русским, да теперь уже вряд ли считал себя таковым, приобщившись к благам западной цивилизации.
— Можем ли мы видеть доктора Саддака Хашиги? — спросил Юнгов, стоя перед ним.
— Вряд ли, — отозвался охранник. — Он никого не принимает. А вы по какому делу? Я передам секретарю.
У Юнгова и Терояна не было никакого плана, они ехали сюда наугад, словно рассчитывая так просто повидаться с Хашиги, а увидев его, все и разъяснить. Но Юнгов нашелся:
— Передайте всего два слова: Глория Мирт, — произнес он. — И встань-ка, сынок, когда с тобой разговаривают.
От его тона, почувствовав неведомую ему силу, охранник поспешно поднялся и отошел к воротам. Он стал что-то бормотать в рацию, поглядывая на незнакомых гостей. Ждали минут десять. Наконец он вернулся обратно.
— Нет, — сказал он почтительно. — Доктор Хашиги вас не может принять. И никакой Глории Мирт он не знает.
— Тогда — будь здоров! — похлопал его по плечу Юнгов. — Привет хозяину. Заглянем в другой раз.
Они сели по машинам и поехали, видя, как охранник смотрит им вслед и что-то говорит по рации. Километра через два они остановились, вышли.
— Знает он Глорию Мирт, голову даю на отсечение, — сказал Юнгов. Видел, как он изменился? Как смотрел вслед? Получил указание номера запомнить. Что будем делать?
— Надо как-то добраться до этого Хашиги, — ответил Тероян. — Потом. Сейчас это не получится. Попробуем через Карпатова, все-таки полковник МУРа.
— Или Влад. Уверен, у него свои связи, не хуже.
— Да, возможно.
— Ну что же, я люблю риск. Давай сыграем в эту игру. Только бы нам тут не перемудрить. Я все-таки не уверен, что девушка получила психическую травму именно здесь, в особняке иранца. Фигура все же значительная в политической прачечной.
— Мне плевать, кто он. Я хочу, чтобы к девушке вернулась память. И если к этому причастен Хашиги, то будь он хоть самим дьяволом — все равно.
— Ты что — полюбил ее? — Юнгов внимательно смотрел на друга, а тот молчал, раздумывая о своем.
— У меня не выходит из головы Квазимодо. Тот снимок, который так напугал девушку, — произнес наконец Тероян. — Тут должна быть какая-то связь. Я чувствую.
— Не вали все в одну кучу, Тим. Впрочем, можешь на меня рассчитывать, чем смогу — помогу. По сути политики и бизнесмены такие же маньяки, как этот Квазимодо. Только сферы интересов у них разные. Но иногда они могут накладываться друг на друга. Маньяки всюду, везде. И ты, Тим, тоже. Ты уже одержим этой идеей. Сам знаешь, какой. И, к сожалению, тебя уже не остановить. Если только запереть в деревянный ящик и зарыть его на три метра в землю.
— Поехали, — сказал Тероян, открывая дверцу „Жигулей“.
— Куда?
— Навестим хозяина харчевни. Заодно и перекусим. А потом разбежимся в разные стороны, к пяти мне надо быть дома.
— Молодая хозяйка ждет? — пошутил Жора. — Щи готовит?
— Поезжай вперед, — отозвался Тероян. — Ты тут лучше… знаешь, как выбраться на ту проселочную дорогу, по которой я ехал.
Да, Юнгов действительно знал все закоулки этого района Подмосковья. Минут через двадцать пять они уже выехали на проселочную дорогу, которая имела свое название — Филимоновская и куда занесло всего тридцать два часа назад Тима Терояна. „Много это или мало для тех событий, которые произошли в его жизни?“ — подумал он. И еще он задумался над теми словами Юнгова: случайно ли именно ему встретилась эта девушка, или все, так или иначе, уже предопределено в нашей жизни? Ведь было же ему заранее послано видение на этой дороге, когда шла навстречу в первозданной чистоте и наготе девушка, исходящая солнечными лучами, проплывшая сквозь его сердце, исчезнувшая, чтобы воплотиться через некоторое время в реальную Глорию Мирт; а до того что-то уберегло его от неминуемой смерти, когда он чуть не заснул за рулем? Ниспосланная Жена, Облеченная в Солнце, спасшая его, и которую теперь должен был спасти он. Тероян узнал то место, где ему явилась она, он даже увидал тех же (или похожих на них) двух грачей, сидящих на кленовой ветке, и ему захотелось просигналить им, приветствуя, как старых знакомых.
Вскоре показался двухэтажный дом с примкнувшими к нему гаражами и сараями, столики под разноцветными зонтиками — постоялый двор и харчевня „ТРИ ПОРОСЕНКА И ОДНА СВИНЬЯ“. Но в этот час, несмотря на субботний день, здесь было как-то уныло: не звучала музыка, не дымился мангал, да и из посетителей никого не было, кроме какого-то старика, пившего пиво прямо из горлышка. Не было видно и косоглазого хозяина, похожего на пирата. Алекса как крикнули ему на прощанье мотоциклисты. Зато вместо него, на бревнышке возле стены сидели три здоровенных молодых мужика, в лицах у которых было несомненное сходство. Они что-то жевали, сплевывая на землю. „Поросята“, догадался Тероян. Каждый из них весил, наверное, под центнер. А где же их матушка-свиноматка?
Тероян и Юнгов вышли из машин, сели за один из столиков.
— Ты хочешь есть? Мне как-то расхотелось, глядя на эти рожи, произнес Жора. — Они, думаю, плюют в жаркое, прежде чем подать.
— Я тоже не буду. Поужинаю у Карпатова.
— Собрались к нему в гости? Передавай Маше привет. Никто из сыновей хозяина так и не подошел к ним, не оторвал свой зад от бревнышка. Они лишь продолжали жевать и разглядывать новых посетителей.
— Надо бы здесь все тщательно осмотреть, — сказал Тероян. — Что там у них в сараях, зачем столько гаражей? Но Влад сам хотел заняться этой харчевней.
— Все пытаешься наткнуться на следы Квазимодо? — улыбнулся Юнгов. Мне кажется, не там ищешь.
Наконец из дверей дома вышел хозяин, в том же фартуке, потирая руки. Лицо его было так же багрово, а один глаз продолжал слезиться от ячменя.
— Славная погода, — как и в прошлый раз произнес хозяин. — Я вас узнал. Снова яичницу с луком и помидорами?
— Нет, — сказал Тероян. — Просто две чашки кофе.
— Ваш товарищ уже в курсе, почему моя харчевня называется „Три поросенка и одна свинья?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
— Почему?
— Утром я был у своего приятеля-депутата, члена думского Комитета по национальной безопасности. Хашиги, конечно же, находится в поле их зрения. Потому что этот чертов супериранец, а по другим данным американец, и он же житель солнечного Израиля, владеет вместе со своей корпорацией „Абуфихамет“, или кто там за ней стоит? — примерно девятью процентами национального достояния России. Еще с десяток таких „Абуфихаметов“ — и пирог разделен. Ты понял?
— Этого не может быть, — произнес Тероян.
— Запросто, — усмехнулся Юнгов. — Знаешь, как сейчас все это просто делается? Ну, допустим, Хашиги — подставное лицо, тоже чей-то слуга, но его корпорация уже прибрала к рукам, через других подставных лиц, через фирмы, филиалы, банки — акции в промышленности, оборонке, имеет концессии на разработку недр, нефтедобычу, золота, ну и так далее. И все это варится в огромном адском котле, кухни которого мы не знаем. И вот визитная карточка этого доктора Саддака Хашиги оказывается в кармане твоей потерявшей память девушки.
— Может быть, она оказалась там случайно?
— Я бы не строил иллюзий. Случайного в этом мире ничего нет. Наверное, даже то, что именно ты встретил ее — тоже не случайно, — Юнгов произнес эти слова с какой-то печалью в голосе. Он с сожалением смотрел на своего школьного приятеля. — Ну, что будешь делать, Тимофей Троин? — редко кто и когда называл его так, по-старому. — Заметь, все что я тебе рассказал, — не секрет, наверху об этом всем известно. Ну идет процесс, и пусть себе идет. Таких Хашиг по всей стране, чужих и доморощенных, десятки тысяч. Но некоторые Хашиги сливаются, как ртуть, в одну большую Хашигу. А в конце концов всех нас ждет самая огромная, единственная Хашига. Вот тебе и весь сказ.
— А можно встретиться с твоим депутатом? Расспросить поподробнее? произнес Тероян.
— Можно. На той неделе, — согласился Жора. — Оцени масштабы моей дружбы к тебе.
— Оценил.
— Мой тебе совет — отправь девушку в больницу, — мягко сказал Юнгов.
— Нет, — и Тероян наконец-то прикоснулся к сочным ягодам, напоминавшим крупные сгустки крови.
— А что будешь делать?
— А вот хочу сейчас взглянуть на эту Хашигу, хотя бы издали, — и Тероян поднялся со скамьи. — Поедешь со мной?
— Поехали, — легко согласился Юнгов. — Куда ж я тебя одного отпущу? Еще разобьешь что…
Простившись с Ларисой, Тероян задним ходом выехал через ворота, вслед за уже развернувшимся „Москвичом“ Юнгова. Его сестра неподвижно стояла в дверях бомбовидного дома, а по обе стороны от нее, столь же каменно и, казалось, навечно, застыли огромный черный дог и белый пушистый кот. И Терояну вдруг на миг почудилось, что это стоит Глория, так похожи были издали их фигуры, и у него отчего-то защемило сердце.
Они ехали к Медвежьим Озерам через деревушки, оставленные вдали от Ярославского шоссе, и чем дальше они удалялись от центральной трассы, тем беднее и грязнее становился их вид. Редко в которых из них сверкали церковные купола, и только этот золотой цвет солнца да осиянные кресты как-то скрашивали унылость и обреченность жизни. Лишь они еще не были отобраны у разоренного, вымученного, обреченного на заклание народа, ковыряющегося на своих убогих огородах, бредущего куда-то с сумой, глядящего из-под руки на уносящиеся машины. Несчастные русские люди, не понимающие за что, почему они вновь подвергнуты столь жестоким мукам? В чем снова они провинились перед „мировым сообществом“, чтобы опять выдерживать удары сатанинских сил, проламывающих бреши в России? И откуда вдруг взялось столько новых предателей, твоих же сыновей и дочерей, ставших в одночасье оборотнями и вампирами, сосущими последнюю кровь из родной земли? Кто и по чьей воле вынул у них разум?
Поля, по которым они проезжали, отличались удивительной особенностью, свойственной русской равнине: с разных точек все вокруг виделось совершенно по-разному, словно через каждые сто метров ты попадаешь в новое царство-королевство. Вот вроде бы один горизонт, а проедешь чуть дальше — и он уже совсем иной, и все кругом другое, необычное, любопытное, ласкающее взгляд. Нет того европейского однообразия, когда целый час едешь по какой-нибудь сельской Германии — и все вокруг одно и то же, одно и то же. Скука.
Местность, называемая Медвежьими Озерами, начиналась после холмов, с которых они спустились по разбитой тракторами колее. Там, вдали, блестели синие блюдца, высились гигантские массивы сосен, похожие на коричневые куски сдобного пирога, виднелись богатые, фаянсово-сахарные особняки, и все это напоминало приготовленное к чаепитию угощение. Здесь уже шла хорошо бетонированная дорога, петлей соединяющаяся с Ярославским шоссе. Ехали теперь быстро, лишь изредка останавливаясь, чтобы расспросить встречавшихся путников о владениях доктора Хашиги. Странно, но не каждый-то и знал, где находится поместье этого загадочного иранца. Проплутав с полчаса, они наконец-то определились, выяснив у одного из „новых русских“ правильное направление, и устремились к дальним озерам, пока не уткнулись в трехметровую кирпичную стену, тянувшуюся неведомо куда. Целый стадион „Маррокана“ отхватил себе доктор Саддак, сомкнув стеной одно из озер, взяв его в полон своими зелеными. Поехав наугад влево, они остановились возле массивных, бронзовых ворот, перед которыми лениво покачивался на стуле охранник. Завидя их, он что-то произнес в рацию, продолжая также лениво покачиваться, но уже не спуская с Юнгова и Терояна, вышедших из машин, маленьких злобных глазок. По лицу этот человек вроде бы был когда-то русским, да теперь уже вряд ли считал себя таковым, приобщившись к благам западной цивилизации.
— Можем ли мы видеть доктора Саддака Хашиги? — спросил Юнгов, стоя перед ним.
— Вряд ли, — отозвался охранник. — Он никого не принимает. А вы по какому делу? Я передам секретарю.
У Юнгова и Терояна не было никакого плана, они ехали сюда наугад, словно рассчитывая так просто повидаться с Хашиги, а увидев его, все и разъяснить. Но Юнгов нашелся:
— Передайте всего два слова: Глория Мирт, — произнес он. — И встань-ка, сынок, когда с тобой разговаривают.
От его тона, почувствовав неведомую ему силу, охранник поспешно поднялся и отошел к воротам. Он стал что-то бормотать в рацию, поглядывая на незнакомых гостей. Ждали минут десять. Наконец он вернулся обратно.
— Нет, — сказал он почтительно. — Доктор Хашиги вас не может принять. И никакой Глории Мирт он не знает.
— Тогда — будь здоров! — похлопал его по плечу Юнгов. — Привет хозяину. Заглянем в другой раз.
Они сели по машинам и поехали, видя, как охранник смотрит им вслед и что-то говорит по рации. Километра через два они остановились, вышли.
— Знает он Глорию Мирт, голову даю на отсечение, — сказал Юнгов. Видел, как он изменился? Как смотрел вслед? Получил указание номера запомнить. Что будем делать?
— Надо как-то добраться до этого Хашиги, — ответил Тероян. — Потом. Сейчас это не получится. Попробуем через Карпатова, все-таки полковник МУРа.
— Или Влад. Уверен, у него свои связи, не хуже.
— Да, возможно.
— Ну что же, я люблю риск. Давай сыграем в эту игру. Только бы нам тут не перемудрить. Я все-таки не уверен, что девушка получила психическую травму именно здесь, в особняке иранца. Фигура все же значительная в политической прачечной.
— Мне плевать, кто он. Я хочу, чтобы к девушке вернулась память. И если к этому причастен Хашиги, то будь он хоть самим дьяволом — все равно.
— Ты что — полюбил ее? — Юнгов внимательно смотрел на друга, а тот молчал, раздумывая о своем.
— У меня не выходит из головы Квазимодо. Тот снимок, который так напугал девушку, — произнес наконец Тероян. — Тут должна быть какая-то связь. Я чувствую.
— Не вали все в одну кучу, Тим. Впрочем, можешь на меня рассчитывать, чем смогу — помогу. По сути политики и бизнесмены такие же маньяки, как этот Квазимодо. Только сферы интересов у них разные. Но иногда они могут накладываться друг на друга. Маньяки всюду, везде. И ты, Тим, тоже. Ты уже одержим этой идеей. Сам знаешь, какой. И, к сожалению, тебя уже не остановить. Если только запереть в деревянный ящик и зарыть его на три метра в землю.
— Поехали, — сказал Тероян, открывая дверцу „Жигулей“.
— Куда?
— Навестим хозяина харчевни. Заодно и перекусим. А потом разбежимся в разные стороны, к пяти мне надо быть дома.
— Молодая хозяйка ждет? — пошутил Жора. — Щи готовит?
— Поезжай вперед, — отозвался Тероян. — Ты тут лучше… знаешь, как выбраться на ту проселочную дорогу, по которой я ехал.
Да, Юнгов действительно знал все закоулки этого района Подмосковья. Минут через двадцать пять они уже выехали на проселочную дорогу, которая имела свое название — Филимоновская и куда занесло всего тридцать два часа назад Тима Терояна. „Много это или мало для тех событий, которые произошли в его жизни?“ — подумал он. И еще он задумался над теми словами Юнгова: случайно ли именно ему встретилась эта девушка, или все, так или иначе, уже предопределено в нашей жизни? Ведь было же ему заранее послано видение на этой дороге, когда шла навстречу в первозданной чистоте и наготе девушка, исходящая солнечными лучами, проплывшая сквозь его сердце, исчезнувшая, чтобы воплотиться через некоторое время в реальную Глорию Мирт; а до того что-то уберегло его от неминуемой смерти, когда он чуть не заснул за рулем? Ниспосланная Жена, Облеченная в Солнце, спасшая его, и которую теперь должен был спасти он. Тероян узнал то место, где ему явилась она, он даже увидал тех же (или похожих на них) двух грачей, сидящих на кленовой ветке, и ему захотелось просигналить им, приветствуя, как старых знакомых.
Вскоре показался двухэтажный дом с примкнувшими к нему гаражами и сараями, столики под разноцветными зонтиками — постоялый двор и харчевня „ТРИ ПОРОСЕНКА И ОДНА СВИНЬЯ“. Но в этот час, несмотря на субботний день, здесь было как-то уныло: не звучала музыка, не дымился мангал, да и из посетителей никого не было, кроме какого-то старика, пившего пиво прямо из горлышка. Не было видно и косоглазого хозяина, похожего на пирата. Алекса как крикнули ему на прощанье мотоциклисты. Зато вместо него, на бревнышке возле стены сидели три здоровенных молодых мужика, в лицах у которых было несомненное сходство. Они что-то жевали, сплевывая на землю. „Поросята“, догадался Тероян. Каждый из них весил, наверное, под центнер. А где же их матушка-свиноматка?
Тероян и Юнгов вышли из машин, сели за один из столиков.
— Ты хочешь есть? Мне как-то расхотелось, глядя на эти рожи, произнес Жора. — Они, думаю, плюют в жаркое, прежде чем подать.
— Я тоже не буду. Поужинаю у Карпатова.
— Собрались к нему в гости? Передавай Маше привет. Никто из сыновей хозяина так и не подошел к ним, не оторвал свой зад от бревнышка. Они лишь продолжали жевать и разглядывать новых посетителей.
— Надо бы здесь все тщательно осмотреть, — сказал Тероян. — Что там у них в сараях, зачем столько гаражей? Но Влад сам хотел заняться этой харчевней.
— Все пытаешься наткнуться на следы Квазимодо? — улыбнулся Юнгов. Мне кажется, не там ищешь.
Наконец из дверей дома вышел хозяин, в том же фартуке, потирая руки. Лицо его было так же багрово, а один глаз продолжал слезиться от ячменя.
— Славная погода, — как и в прошлый раз произнес хозяин. — Я вас узнал. Снова яичницу с луком и помидорами?
— Нет, — сказал Тероян. — Просто две чашки кофе.
— Ваш товарищ уже в курсе, почему моя харчевня называется „Три поросенка и одна свинья?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33