«Квазимодо». Затем поставил вопросительный знак и провел жирную черту. А ниже, в столбик, записал следующее:
«Хашиги.
Алекс — хозяин харчевни.
Его сыновья.
Серый и мотоциклисты.
Мавр.
Неизвестный Юра».
Подумав немного, Тероян добавил еще одно имя: «Гуркин». Потом поставил точку и откинулся на спинку стула. Каждый из них мог оказаться Квазимодо. Почти у каждого из них были физические изъяны или психические отклонения. У Хашиги — лицевой парез, Алекс — косоглазый, его сыновья — вообще дебилы, Серый с мотоциклистами, судя по всему, какая-то секта сатанистов, Мавр — с пигментированной кожей, и все они купаются в крови. Оставался загадочный Юра и Гуркин, но и у журналиста, который сам признался, что Квазимодо следовало бы выдумать, акушерка при родах сплющила щипцами кости черепа. Но возможно, есть еще кто-то, ускользнувший от внимания Терояна. Он где-то рядом, возле него и Глории. Потянув за ниточку, распутывая этот клубок, Тим уже наткнулся на следы страшного преступления на постоялом дворе. А что ожидает его впереди? Какие еще картины откроются ему в бездне человеческого падения? На мрачном дне безумия? Он не знал, но отступать уже было поздно. Тероян спрятал блокнот, вернулся в комнату и прилег на кушетку. За окном начинал подниматься рассвет.
Утром его разбудил осторожный стук в дверь.
— Ну входи, входи! — крикнул он Жоре. Юнгов вошел посвежевший, благоухающий, успевший уже побриться и принять душ.
— Какие планы? — спросил он.
— Поедем домой.
— Нет, что будешь предпринимать дальше?
— Теперь пора раскручивать мотоциклистов. Но без Влада мне не обойтись.
— Не забудь и обо мне. Держи меня в курсе всего. Когда мы доберемся до Квазимодо, я напишу классный материал.
— Все вы, журналисты, одинаковы. Вам бы лишь за сенсацию уцепиться. Оставь это для Гуркина.
— Перебьется. Ладно, Лариса нажарила целую сковороду печенки, несет сюда, — переменил тему Юнгов. — Не знаю, как ты, но я, после того, что ты мне рассказал, есть не могу.
— А я позавтракаю, — пожал плечами Тероян. — Не умирать же теперь с голоду? Жизнь продолжается.
— Тогда буди Глорию.
— Я уже встала, — послышалось за дверью в соседнюю комнату и на пороге появилась девушка. — Тим прав. Жизнь не кончается и будет продолжаться даже тогда, когда мы умрем. Хотя бы в наших детях.
— Вот так помидор! — усмехнулся Юнгов. — У вас же нет детей.
— Но это не значит, что их и не будет.
— А вам бы очень хотелось их иметь?
— Да, — чуть смущенно ответила Глория. Жора перевел взгляд на Терояна, но и тот отчего-то смутился, отвернувшись к окну: там, по дорожке шла Лариса, держа в здоровой руке накрытую крышкой сковороду, а левой прижимая к груди батон хлеба в целлофановом пакете.
— Ну, старайтесь, — махнул рукой Жора. — Бог в помощь! Он познакомил вошедшую сестру с Глорией, и две женщины окинули друг друга внимательными взглядами. Терояну почудилось, что какая-то невидимая искра вспыхнула между ними, словно соприкоснулись два оголенных провода.
— Как спали, милая? — любезно осведомилась Лариса, играя улыбкой.
— Спасибо, все было очень мягко, — также вежливо ответила Глория. Но глаза ее пристально следили за каждым движением Ларисы, оставаясь серьезными. Они обе изучали друг друга. «Может быть, они почувствовали что-то родственное?» — подумал Тероян. Или же, наоборот, отчуждение, скрытую угрозу? Трудно разобраться в женских симпатиях и неприязни.
— Салфет вашей милости! — вычурно произнес Юнгов. — Прошу к столу.
Завтракали только Тим и Глория, а брат с сестрой лишь сидели рядом, обмениваясь незначительными фразами. Через полчаса гости попрощались, и «Жигули» выехали из Бермудского треугольника, взяв курс на Москву.
— Мне показалось, вы как-то странно глядели на Ларису, — сказал Тероян, выруливая на Ярославское шоссе. — В чем дело?
— Это было заметно? — спросила девушка. — Извините. Но в ней есть какая-то магнетическая сила. Притягивающая к себе. Не знаю почему, но мне стало боязно. Будто я осталась с нею наедине, а у нее в руках спички — и мое платье может вспыхнуть от ее желания.
— Глупости, — возразил Тим. — Вы делаете из Лары салемскую ведьму, а она просто несчастный человек. И очень добрый.
— Не скажите. Нам, женщинам, проще чувствовать друг друга. Кроме того, моя интуиция сейчас крайне обострена. Верите ли, но я, сама того не желая, словно бы ощущаю идущие от людей волны — добрые или злые. Их трудно скрыть. Вот ваш друг, например, также пытается что-то замаскировать. Как пирог с совсем другой начинкой.
— Георгий Юнгов?
— Нет, я имела в виду иного, того, с кем мы встречались вечером.
— Влад Шелешев, — подсказал Тероян.
— Да-да. У него что-то лежит на душе, какая-то страшная тяжесть. И его взгляд… Мне хотелось поскорее остаться одной. Или с вами.
Тероян молча слушал ее откровения. В сущности, что он знал о жизни своих друзей, того же Влада? В последние годы каждый шел своим путем, жил сам по себе, а школа вспоминалась, как далекое и смешное детство. Когда они встречались, то только и слышалось за столом: «пас», «вист», «мизер», «семь пик» и тому подобное. Какие структурные, кристаллические изменения произошли в их душах? Какие тайны лежали тяжелым гнетом на дне их?
— У Влада весьма специфическая профессия, — произнес он. — Которая держит его в постоянном напряжении. На так называемой внутренней дрожи. Поэтому он именно такой, каким вам и показался. Я думаю, причина в этом. А впрочем, нам всем есть что скрывать от посторонних глаз.
— И вам?
— Конечно.
— А вы считаете, мои глаза — посторонние? Тут Тероян не мог сдержать улыбки: настолько искренно, грустно и немного обиженно прозвучал ее вопрос.
— Глория, ваши чудесные глаза мне очень дороги, — серьезно ответил он. — Не знаю, какие волны исходят от меня, но, надеюсь, они не внушают вам опасения?
— Нет. Мне с вами хорошо и спокойно. А когда вы уходите, когда вас нет рядом — как-то неуютно. Словно я осталась одна во всем мире.
— Я постараюсь не покидать вас больше, — произнеся эту фразу, Тим и сам почувствовал, что смысл ее оказался гораздо глубже, с какой-то пророческой окраской. Но сказанное не вернуть назад и, в сущности, он был даже рад этому разговору, своей внезапной откровенности.
— Смотрите, не обманите, — сказала девушка. Они мчались по почти пустынному шоссе. Редкие машины проносились мимо, а в Москву, кажется, в этот час и вовсе никто не стремился. Они как раз оставили слева поворот к харчевне, когда откуда-то с обочины, из-за деревьев, словно бы из засады, взревев моторами, выскочили с десяток мотоциклистов в шлемах и черных кожаных куртках. Это было настолько неожиданно, что Тероян крутанул руль, чтобы не сбить одного из них. «Жигули» вынесло на разделительную полосу, а мотоциклы начали преследование. Они старались прижать машину Терояна к насыпи. Двое парней уже обошли его, еще трое ехали сбоку, остальные догоняли, растянувшись длинной цепочкой. Те, кто несся впереди, постоянно оглядывались.
— Сумасшедшие, — прошептала Глория.
— Ложитесь на пол, быстро! — приказал Тим. Он видел, что один из мотоциклистов перед ним держал что-то в руке, а теперь замахнулся. Спрячьте голову!
Девушка согнулась, и в этот момент ветровое стекло разлетелось вдребезги, осыпав осколками и крошками весь салон. Тероян также успел в тот миг низко наклонить голову, и пущенный камень не задел его. Но он почувствовал на лице кровь. Выровняв вильнувшую машину, он проглядел другую опасность, сбоку. Удар железным прутом пришелся не по стеклу, а, слава Богу, по корпусу «Жигулей», но уже следующий удар достиг цели. И вновь целое облако стеклянной крошки осыпало Терояна и Глорию.
— Мерзавцы! — пробормотал Тим. Машина неслась по краю насыпи, в опасной близости от кювета. Еще немного — и они вылетят с полосы, перевернутся. С громким треском лопнуло заднее ветровое стекло, прибавив в салоне осколков. Мотоциклисты били прутьями по «Жигулям» со всех сторон. От сильных ударов раскрылся багажник, разлетелась левая фара. Девушка лежала на полу, а во всех встречных машинах у шоферов были вытянутые лица. Тероян видел, что мчащийся рядом мотоциклист целится железным прутом в него, и повернул руль, ударив капотом по заднему колесу. Мотоцикл повалился на бок, но еще несколько секунд скользил по асфальту под острым углом, затем опрокинулся, завертелся, а парень, прокувыркавшись наискосок через всю трассу, вылетел в канаву. Тероян выжал предельную скорость, рассекая тех, кто несся впереди него. Но они и сами уступили ему дорогу, сбавив темп. Отстали и остальные мотоциклисты. Преследование прекратилось. Через пару километров изуродованные «Жигули» с выбитыми стеклами затормозили.
— Ужасно! — произнесла Глория, закрывая лицо ладонями. — Я думала, это никогда не кончится.
— Как видите — кончилось, — хмуро ответил Тероян, вытирая платком кровь на щеке. Он открыл дверцу, вылез, обошел машину. Целым сохранилось только одно стекло — там, где сидела Глория. Она вышла и села прямо на обочине, как-то сжавшись, сцепив руки на коленях, раскачивая головой.
— Ну успокойтесь, все уже позади, — сказал Тим, присев рядом с ней, обняв ее за плечо. — Они слишком глупы и подлы, чтобы одолеть нас.
Он услышал, как за спиной остановилась машина и кто-то крикнул:
— Эй! Что случилось? Вам помочь?
Тероян лишь махнул свободной рукой, не оборачиваясь. «Юнгов оказался прав, — подумал он. — Сезон охоты открыт». Но чего они хотели: напугать их, убить?
— Господи, вы порезаны, — Глория смотрела на него, чуть не плача. Она разжала его пальцы, отобрала платок, бережно прикоснулась к лицу Тима.
— Пустяки, — вздохнул он. — Могло быть и хуже.
— А вот хуже не надо. Теперь вы настоящий морской волк.
— Сухопутный, — поправил ее он.
— А можно его сделать домашним? Приручить?
— Вряд ли.
— И он всегда будет одинок?
— Наверное.
— И ни одна волчица не будет с ним рядом?
После того, что с ними произошло только что, их разговор казался каким-то нелепым, нереальным, словно они перенеслись в совсем другой мир, залитый ласковым солнцем, чистым светом, а не сидели на обочине у разбитой машины.
— Если только встретит такую, — ответил Тероян. — Но вроде бы это время уже пришло, — он помог ей подняться, и они стояли совсем близко, не отрывая друг от друга глаз. Мимо проносились машины, некоторые тормозили, проезжали медленно, другие останавливались, любопытные шоферы спрашивали: не требуется ли помощь? Но им не нужна была ни помощь, ни пустые расспросы, им не хотелось пускаться с кем-либо в долгие разговоры, они были одни, отделенные от всех непроницаемой стеной, и никто не смог бы сейчас завладеть их вниманием.
«Жигули» медленно тронулись и, словно разбитый, потрепанный штормом корабль, добрались до автомастерской возле платформы Северянин. Знакомый Терояну мастер поцокал языком, осматривая машину. Договорившись об оплате, Тим и Глория пересели в троллейбус и доехали до кинотеатра «Космос», откуда дошли пешком к своему дому. Первым же делом Тероян позвонил Владу Шелешеву, намереваясь рассказать о случившемся — и ночью, на постоялом дворе, и сейчас, на трассе. Но едва он начал говорить, как Влад остановил его.
— Погоди, — сказал он. — Я сам соединюсь с тобой, из автомата.
Телефонного звонка пришлось ждать минут десять.
— Мой аппарат прослушивается, — голос Влада звучал глухо. — Чувствую, меня обложили, как в берлоге. Ну, что там у тебя стряслось?
Молча выслушав Тима, не перебивая, он произнес:
— Все идет, как надо, как я и предполагал.
— Нас дважды чуть не убили, а ты вроде бы даже радуешься? — слегка обозлился Тероян.
— Ничего, это иногда полезно. А ты не подставляй голову. На то и щука в реке, чтобы карась не дремал. Меня, например, раз двадцать могли убить. Только осторожнее стал.
— Влад, надо вплотную заниматься мотоциклистами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
«Хашиги.
Алекс — хозяин харчевни.
Его сыновья.
Серый и мотоциклисты.
Мавр.
Неизвестный Юра».
Подумав немного, Тероян добавил еще одно имя: «Гуркин». Потом поставил точку и откинулся на спинку стула. Каждый из них мог оказаться Квазимодо. Почти у каждого из них были физические изъяны или психические отклонения. У Хашиги — лицевой парез, Алекс — косоглазый, его сыновья — вообще дебилы, Серый с мотоциклистами, судя по всему, какая-то секта сатанистов, Мавр — с пигментированной кожей, и все они купаются в крови. Оставался загадочный Юра и Гуркин, но и у журналиста, который сам признался, что Квазимодо следовало бы выдумать, акушерка при родах сплющила щипцами кости черепа. Но возможно, есть еще кто-то, ускользнувший от внимания Терояна. Он где-то рядом, возле него и Глории. Потянув за ниточку, распутывая этот клубок, Тим уже наткнулся на следы страшного преступления на постоялом дворе. А что ожидает его впереди? Какие еще картины откроются ему в бездне человеческого падения? На мрачном дне безумия? Он не знал, но отступать уже было поздно. Тероян спрятал блокнот, вернулся в комнату и прилег на кушетку. За окном начинал подниматься рассвет.
Утром его разбудил осторожный стук в дверь.
— Ну входи, входи! — крикнул он Жоре. Юнгов вошел посвежевший, благоухающий, успевший уже побриться и принять душ.
— Какие планы? — спросил он.
— Поедем домой.
— Нет, что будешь предпринимать дальше?
— Теперь пора раскручивать мотоциклистов. Но без Влада мне не обойтись.
— Не забудь и обо мне. Держи меня в курсе всего. Когда мы доберемся до Квазимодо, я напишу классный материал.
— Все вы, журналисты, одинаковы. Вам бы лишь за сенсацию уцепиться. Оставь это для Гуркина.
— Перебьется. Ладно, Лариса нажарила целую сковороду печенки, несет сюда, — переменил тему Юнгов. — Не знаю, как ты, но я, после того, что ты мне рассказал, есть не могу.
— А я позавтракаю, — пожал плечами Тероян. — Не умирать же теперь с голоду? Жизнь продолжается.
— Тогда буди Глорию.
— Я уже встала, — послышалось за дверью в соседнюю комнату и на пороге появилась девушка. — Тим прав. Жизнь не кончается и будет продолжаться даже тогда, когда мы умрем. Хотя бы в наших детях.
— Вот так помидор! — усмехнулся Юнгов. — У вас же нет детей.
— Но это не значит, что их и не будет.
— А вам бы очень хотелось их иметь?
— Да, — чуть смущенно ответила Глория. Жора перевел взгляд на Терояна, но и тот отчего-то смутился, отвернувшись к окну: там, по дорожке шла Лариса, держа в здоровой руке накрытую крышкой сковороду, а левой прижимая к груди батон хлеба в целлофановом пакете.
— Ну, старайтесь, — махнул рукой Жора. — Бог в помощь! Он познакомил вошедшую сестру с Глорией, и две женщины окинули друг друга внимательными взглядами. Терояну почудилось, что какая-то невидимая искра вспыхнула между ними, словно соприкоснулись два оголенных провода.
— Как спали, милая? — любезно осведомилась Лариса, играя улыбкой.
— Спасибо, все было очень мягко, — также вежливо ответила Глория. Но глаза ее пристально следили за каждым движением Ларисы, оставаясь серьезными. Они обе изучали друг друга. «Может быть, они почувствовали что-то родственное?» — подумал Тероян. Или же, наоборот, отчуждение, скрытую угрозу? Трудно разобраться в женских симпатиях и неприязни.
— Салфет вашей милости! — вычурно произнес Юнгов. — Прошу к столу.
Завтракали только Тим и Глория, а брат с сестрой лишь сидели рядом, обмениваясь незначительными фразами. Через полчаса гости попрощались, и «Жигули» выехали из Бермудского треугольника, взяв курс на Москву.
— Мне показалось, вы как-то странно глядели на Ларису, — сказал Тероян, выруливая на Ярославское шоссе. — В чем дело?
— Это было заметно? — спросила девушка. — Извините. Но в ней есть какая-то магнетическая сила. Притягивающая к себе. Не знаю почему, но мне стало боязно. Будто я осталась с нею наедине, а у нее в руках спички — и мое платье может вспыхнуть от ее желания.
— Глупости, — возразил Тим. — Вы делаете из Лары салемскую ведьму, а она просто несчастный человек. И очень добрый.
— Не скажите. Нам, женщинам, проще чувствовать друг друга. Кроме того, моя интуиция сейчас крайне обострена. Верите ли, но я, сама того не желая, словно бы ощущаю идущие от людей волны — добрые или злые. Их трудно скрыть. Вот ваш друг, например, также пытается что-то замаскировать. Как пирог с совсем другой начинкой.
— Георгий Юнгов?
— Нет, я имела в виду иного, того, с кем мы встречались вечером.
— Влад Шелешев, — подсказал Тероян.
— Да-да. У него что-то лежит на душе, какая-то страшная тяжесть. И его взгляд… Мне хотелось поскорее остаться одной. Или с вами.
Тероян молча слушал ее откровения. В сущности, что он знал о жизни своих друзей, того же Влада? В последние годы каждый шел своим путем, жил сам по себе, а школа вспоминалась, как далекое и смешное детство. Когда они встречались, то только и слышалось за столом: «пас», «вист», «мизер», «семь пик» и тому подобное. Какие структурные, кристаллические изменения произошли в их душах? Какие тайны лежали тяжелым гнетом на дне их?
— У Влада весьма специфическая профессия, — произнес он. — Которая держит его в постоянном напряжении. На так называемой внутренней дрожи. Поэтому он именно такой, каким вам и показался. Я думаю, причина в этом. А впрочем, нам всем есть что скрывать от посторонних глаз.
— И вам?
— Конечно.
— А вы считаете, мои глаза — посторонние? Тут Тероян не мог сдержать улыбки: настолько искренно, грустно и немного обиженно прозвучал ее вопрос.
— Глория, ваши чудесные глаза мне очень дороги, — серьезно ответил он. — Не знаю, какие волны исходят от меня, но, надеюсь, они не внушают вам опасения?
— Нет. Мне с вами хорошо и спокойно. А когда вы уходите, когда вас нет рядом — как-то неуютно. Словно я осталась одна во всем мире.
— Я постараюсь не покидать вас больше, — произнеся эту фразу, Тим и сам почувствовал, что смысл ее оказался гораздо глубже, с какой-то пророческой окраской. Но сказанное не вернуть назад и, в сущности, он был даже рад этому разговору, своей внезапной откровенности.
— Смотрите, не обманите, — сказала девушка. Они мчались по почти пустынному шоссе. Редкие машины проносились мимо, а в Москву, кажется, в этот час и вовсе никто не стремился. Они как раз оставили слева поворот к харчевне, когда откуда-то с обочины, из-за деревьев, словно бы из засады, взревев моторами, выскочили с десяток мотоциклистов в шлемах и черных кожаных куртках. Это было настолько неожиданно, что Тероян крутанул руль, чтобы не сбить одного из них. «Жигули» вынесло на разделительную полосу, а мотоциклы начали преследование. Они старались прижать машину Терояна к насыпи. Двое парней уже обошли его, еще трое ехали сбоку, остальные догоняли, растянувшись длинной цепочкой. Те, кто несся впереди, постоянно оглядывались.
— Сумасшедшие, — прошептала Глория.
— Ложитесь на пол, быстро! — приказал Тим. Он видел, что один из мотоциклистов перед ним держал что-то в руке, а теперь замахнулся. Спрячьте голову!
Девушка согнулась, и в этот момент ветровое стекло разлетелось вдребезги, осыпав осколками и крошками весь салон. Тероян также успел в тот миг низко наклонить голову, и пущенный камень не задел его. Но он почувствовал на лице кровь. Выровняв вильнувшую машину, он проглядел другую опасность, сбоку. Удар железным прутом пришелся не по стеклу, а, слава Богу, по корпусу «Жигулей», но уже следующий удар достиг цели. И вновь целое облако стеклянной крошки осыпало Терояна и Глорию.
— Мерзавцы! — пробормотал Тим. Машина неслась по краю насыпи, в опасной близости от кювета. Еще немного — и они вылетят с полосы, перевернутся. С громким треском лопнуло заднее ветровое стекло, прибавив в салоне осколков. Мотоциклисты били прутьями по «Жигулям» со всех сторон. От сильных ударов раскрылся багажник, разлетелась левая фара. Девушка лежала на полу, а во всех встречных машинах у шоферов были вытянутые лица. Тероян видел, что мчащийся рядом мотоциклист целится железным прутом в него, и повернул руль, ударив капотом по заднему колесу. Мотоцикл повалился на бок, но еще несколько секунд скользил по асфальту под острым углом, затем опрокинулся, завертелся, а парень, прокувыркавшись наискосок через всю трассу, вылетел в канаву. Тероян выжал предельную скорость, рассекая тех, кто несся впереди него. Но они и сами уступили ему дорогу, сбавив темп. Отстали и остальные мотоциклисты. Преследование прекратилось. Через пару километров изуродованные «Жигули» с выбитыми стеклами затормозили.
— Ужасно! — произнесла Глория, закрывая лицо ладонями. — Я думала, это никогда не кончится.
— Как видите — кончилось, — хмуро ответил Тероян, вытирая платком кровь на щеке. Он открыл дверцу, вылез, обошел машину. Целым сохранилось только одно стекло — там, где сидела Глория. Она вышла и села прямо на обочине, как-то сжавшись, сцепив руки на коленях, раскачивая головой.
— Ну успокойтесь, все уже позади, — сказал Тим, присев рядом с ней, обняв ее за плечо. — Они слишком глупы и подлы, чтобы одолеть нас.
Он услышал, как за спиной остановилась машина и кто-то крикнул:
— Эй! Что случилось? Вам помочь?
Тероян лишь махнул свободной рукой, не оборачиваясь. «Юнгов оказался прав, — подумал он. — Сезон охоты открыт». Но чего они хотели: напугать их, убить?
— Господи, вы порезаны, — Глория смотрела на него, чуть не плача. Она разжала его пальцы, отобрала платок, бережно прикоснулась к лицу Тима.
— Пустяки, — вздохнул он. — Могло быть и хуже.
— А вот хуже не надо. Теперь вы настоящий морской волк.
— Сухопутный, — поправил ее он.
— А можно его сделать домашним? Приручить?
— Вряд ли.
— И он всегда будет одинок?
— Наверное.
— И ни одна волчица не будет с ним рядом?
После того, что с ними произошло только что, их разговор казался каким-то нелепым, нереальным, словно они перенеслись в совсем другой мир, залитый ласковым солнцем, чистым светом, а не сидели на обочине у разбитой машины.
— Если только встретит такую, — ответил Тероян. — Но вроде бы это время уже пришло, — он помог ей подняться, и они стояли совсем близко, не отрывая друг от друга глаз. Мимо проносились машины, некоторые тормозили, проезжали медленно, другие останавливались, любопытные шоферы спрашивали: не требуется ли помощь? Но им не нужна была ни помощь, ни пустые расспросы, им не хотелось пускаться с кем-либо в долгие разговоры, они были одни, отделенные от всех непроницаемой стеной, и никто не смог бы сейчас завладеть их вниманием.
«Жигули» медленно тронулись и, словно разбитый, потрепанный штормом корабль, добрались до автомастерской возле платформы Северянин. Знакомый Терояну мастер поцокал языком, осматривая машину. Договорившись об оплате, Тим и Глория пересели в троллейбус и доехали до кинотеатра «Космос», откуда дошли пешком к своему дому. Первым же делом Тероян позвонил Владу Шелешеву, намереваясь рассказать о случившемся — и ночью, на постоялом дворе, и сейчас, на трассе. Но едва он начал говорить, как Влад остановил его.
— Погоди, — сказал он. — Я сам соединюсь с тобой, из автомата.
Телефонного звонка пришлось ждать минут десять.
— Мой аппарат прослушивается, — голос Влада звучал глухо. — Чувствую, меня обложили, как в берлоге. Ну, что там у тебя стряслось?
Молча выслушав Тима, не перебивая, он произнес:
— Все идет, как надо, как я и предполагал.
— Нас дважды чуть не убили, а ты вроде бы даже радуешься? — слегка обозлился Тероян.
— Ничего, это иногда полезно. А ты не подставляй голову. На то и щука в реке, чтобы карась не дремал. Меня, например, раз двадцать могли убить. Только осторожнее стал.
— Влад, надо вплотную заниматься мотоциклистами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33