Погружаясь в загадочный, запечатленный искуснейшей работой архитекторов, скульпторов и строителей мир Средневековья, он замечал в хитрющих завитках на капитолиях силуэты пернатых и человеческий лиц, чуть выше - причудливых гномов, неподалеку от них - чудищ с телами животных и головой человека, над фризами - апостолов и поддерживаемого ангелами Иисуса Христа в мандорле. Расставленные хаотично фигурки сливались в единое целое, оберегаемое от распада укрытыми в стенах опорами. Из-за скрытности несущих конструкций соборная каменная летопись с её религиозной символикой не давила своей массой, даже напротив - приносила встревоженной душе успокоение.
Свет в храм из окон и со стороны алтаря попадал рассеянно-дымчатым, разливался повсюду столь чудодейственно, что не создавал теней или полумрака, придавал магическую невесомость всей постройке, а настенным ликам тварей из сатанинского бестиария - незлобный, довольно мирный характер.
Всматриваясь в стершиеся надписи на погребальных плитах, Алексей старался уловить немой разговор резного камня. Главный зал собора обладал для этих целей блестящей акустикой и казался просторным, хотя значительное в нем место отводилось скамеечным рядам.
Под огромной консолью, поддерживаемой пучком причудливо переплетенных нервюр, из окошка выглядывал в зал человек с изможденным лицом. Это Мастер. В руках у него циркуль и угольник, нехитрый инструментарий для того, чтобы заточить Время в камень. Алексей остановился напротив, стал приглядываться к нему и различать едва уловимые движения его губ.
Человек с циркулем как бы давал понять, что ему приходилось тщательно присматриваться к строителям собора, особенно к новичкам, дабы избежать повода для доноса на него. Упаси Боже сказать ему что-нибудь о своих близких отношениях с осужденными еретиками или о неправомерности наказания их судом Инквизиции, тайно встречаться с вероотступниками, допустить дурной отзыв об их обличителях, прочитать книгу, в которой еретики находили себе опору. Мастер знал, что перед тем как схватят его "папские псы", кто-нибудь обязательно на него донесет, на допросах его будут пытать, измываться, и, наверное, он не выдержит мук, наговорит на себя и других - только бы перестали ломать кости, а конце концов пошлет весь этот опостылевший ему мир ко всем чертям собачьим. Конечно, предотвратить или оттянуть столь печальный исход могла бы его добровольная работа на Инквизицию негласным её помощником. Даже известный драматург Лопе де Вега, как ходили слухи, служил следователем Святейшей, участвовал в допросах и пытках. Да и чего остерегаться, если соблюдалась анонимность свидетельских показаний, двое слухарей-доносчиков приравнивались к одному очевидцу, а обвиняемого вообще лишали прав опровергать показания осведомителей, если те предварительно признали отсутствие вражды между ними и арестованным. Последнему редко когда оставляли шанс выжить: вслед за угрозой пыткой, или "кротким увещеванием" сразу следовала сама пытка, или "умаление членов". Большинство допрашиваемых признавались в содеянном после первого "умаления", остальные же, если не лишались полностью сил и рассудка, после второго подробно описывали свое сознательное или невольное участие в преступлениях против веры.
Мастер откровенно рассказывал, как ведатели и судьи из монашеского ордена святого Доминика для очистки совести пытались оправдывать свою ярость. Прежде всего тем, что первым якобы взял на себя миссию инквизитора сам Иегова, свершив суд над Адамом и Евой после их согрешения в саду Эдема. Увы, при выполнении ими священного долга всех правоверных католиков они не вспоминали апостола Иоанна Златоуста, запретившего христианам искоренять заблуждения веры силою и призывавшего вести людей к спасению только убеждением, разумом и любовью. Вместо этого монахи говорили, будто умеют беседовать с Богом и приводили цитаты из Библии в пользу своей нетерпимости. Братьев-доминиканцев с пути истинного не собьешь! Совесть не напоминала им золото, чья продажная стоимость возрастает по мере уменьшения примесей, - даже в самых благочестивых гражданах отыскивали они следы Сатаны. Инквизиторы даже знать не хотели о том, что главная причина болезни греха кроется в заблуждении и недуг сей излечивается разумными действиями самих врачевателей духовных. Опасливо присматривались они и к другому предлагаемому пути исцеления - отойти от подстрекателей согрешения. Опасливо, ибо когда без свидетелей пороки утихают сами собой, мало отыщется доносчиков, без которых доминиканцы как без рук.
По секрету Мастер поведал, что назло обличителям тайных и явных врагов Римской Церкви сам он старался разыгрывать из себя благоверного и при людях всегда подчеркивал, будто неверие в Бога есть величайшее преступление, намерение же нанести удар по Его слугам земным - самое дикое из всех, заслуживающее сурового наказания. Он видел, как люди чаще подчинялись законам природным, нежели Божиим, но приучил себя неустанно твердить о предназначении жизни человеческой для покаяния, об обреченности людей на жалкое существование в силу порочности своей натуры. Похотливые и завистливые создания извратили заповеди Господни и тем самым уже заслужили проклятия! Он же, в душе своей сокрытой, лучше будет странствовать в одиночку. Ибо очень хочется в тайне от инквизиторов узнать, почему ему, создателю соборной церкви самой дерзкой конструкции, не достает воли побороть в себе страх перед Святейшей и карающей...
Чуть склонив голову, словно в знак благодарности за откровенный рассказ, Алексей пересек главный зал и вышел из собора на улицу. Там он повернулся лицом к "Исполинским Вратам", посмотрел вверх на восьмигранный шпиль, устремленный в небесную даль. Охватить взором весь храм целиком можно было, лишь отойдя на приличной расстояние, но даже у самого основания собора эта каменная глыба не подавляла его и как бы отдавала ему часть своей подъемной силы. По сравнению с только что увиденным, разбросанные вокруг деловые и торговые кварталы, витрины модных магазинов, весь этот "немецкий Париж" казались потерявшими свою значимость.
Дальше ему предстояло следовать по указанному Джулией маршруту. Он вышел на Ротентурмштрассе и направился в сторону Дунайского канала, затем повернул на Хоэр-Маркт, проследовал мимо Старой ратуши к самому, пожалуй, красивому в городе храму Марии ам-Гештаде и от стрельчатой арки церковного портала спустился по лестнице. Ну а там, в сердцевине венского "яблока", даже слепой найдет старый бюргерский дом за номером десять...
Поднявшись на второй этаж, Алексей увидел массивную резную дверь с бронзовой табличкой "Отто фон Штюбинг, профессор" и постучал. Никто не откликался. Он хотел было постучать ещё раз, как вдруг послышались шорохи, лязгнули затворы и огромная дверь отворилась.
Сначала за порогом появились глаза - веселые, искрящиеся, голубые. Потом - бородатый мужчина зрелых лет, широко улыбающийся и всем своим видом говоривший о неистощимых запасах доброжелательства. Он сидел в кресле-каталке, ноги его были укрыты пледом. От него исходило невозмутимое спокойствие и полна уверенность, что все наиболее важные загадки в жизни он уже разгадал.
- Просим входить, - произнес он на русском голосом приятного тембра. Я Отто Штюбинг, Мать его за нога, сукина сына.
Резким мощным рывком он чуть ли не поднял себя вместе с креслом, развернулся и, приглашая за собой, поехал через огромную прихожую вглубь квартиры.
Миновав гостиную комнату, похожую на украшенный колоннадой музейный зал, они оказались в просторном кабинете с большим камином из желтого мрамора, кожаными диваном и креслами, книжными шкафами, массивным инкрустированным письменным столом и цветным оконным витражом в готическом стиле. Штюбинг указал гостю на кресло, предложил кофе с итальянским ликером. Удостоверившись, что самообслуживание тот воспринимает нормально, принялся разъезжать по узорному паркету вдоль книжных шкафов, мимо камина и сидевшего в кресле Алексея.
- Я предупреждал Джулию, что мне наверняка захочется сделать расширенный комментарий, - заметил хозяин дома. - Если нет возражений, господин Крепкогоров, то наберитесь терпения и выслушайте.
- Буду только рад, фон Штюбинг.
- Гут, - сказал он и, остановившись напротив Алексея, устремил на него откровенно испытующий взгляд. - В заговоре с целью шпионажа или любой другой целью участники должны полностью доверять друг другу. Дуракам или идиотам там не место. Им опасно что-либо поручать, ибо в самый ответственный момент такие могут загубить всю операцию, Надеюсь, с вашим опытом вам это ясно и без меня.
- Похоже, так оно и есть.
- Заговор и тирания питаются кровью из одного источника, - продолжил Штюбинг, все так же пронзительно смотря в глаза Алексею, - Диктатор может избавиться от своих политических соперников только посредством тайного заговора против них. Обычно, уже в преклонном возрасте, он погружается в мистику, внушает себе и другим, будто общается по особому каналу сверхчувствительной связи с Высшим Разумом или с самим главой Небесного Совета, получая от них уведомления о подготовке заговора против него. В массе своей суеверные граждане, даже будучи атеистами, начинают верить в мессианскую избранность диктатора, в непогрешимость его суждений и обладание неким таинственным чутьем, недоступным простым смертным.
Штюбинг вдруг резко развернулся и снова повез себя вдоль книжных шкафов, продолжая говорить уже на ходу.
- К чему я это, спросите вы? К тому, что римско-католическая, гитлеровская и сталинская инквизиции работали по общей, в сущности своей, методе. Судьи требовали от следователей непременно раскрывать либо сам заговор с "явными согласниками", либо скрытые намерения с "явными согласниками". Но во всех трех случаях многое зависело от методов ведения следствия и допроса. Вот, скажем, молодой следователь с карающим мечом на рукаве гимнастерки сидит за столом напротив арестованного маршала, облаченного в поношенную солдатскую гимнастерку, и язвительно, даже не глядя на того, спрашивает: "Ну что, будем говорить или нет?" Маршал нервно хватается за воротничок, но чувствует не привычные звезды, а солдатские лычки, и его пробивает как током высокого напряжения. Теперь он готов говорить все что угодно, подписать любой протокол допроса, лишь бы не переносить вновь унижения. И на самом деле, подписывает все, за исключением обвинения в передаче шпионских сведений враждебному СССР государству. Из двух других статей обвинения, подготовка военно-фашистского переворота и моральное разложение, только последняя сопровождается компрометирующими материалами, собранными на него абвером в ходе командировок того в Германию ещё до прихода к власти нацистов. Материалы эти получены представителем НКВД в Берлине от людей шефа РСХА Гейдриха, выступавших под видом уголовников, забравшихся в сейфы германского Генерального штаба. Особую пикантность в этом пакете представляли фото известного в Красной Армии покорителя женских сердец в интимной компании с искусно подставленной ему фрау-агентом абвера. От таких улик, знаете ли, уже не отопрешься. Если же к компромату присовокупить доносы собственных товарищей по армии и очные с ними ставки, то в голове у обвиняемого вообще забродит одна единственная мысль - побыстрее бы все заканчивалось стенкой в подвале.
- Извините, фон Штюбинг, но маршал Тухачевский, о котором вы говорите, все же не стал лжесвидетельствовать на своих сослуживцев. Не сделал он этого, мне кажется, из чувства собственного достоинства, чего не хватило многих другим арестованным военачальникам, - решил нарушить уважительное молчание Алексей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Свет в храм из окон и со стороны алтаря попадал рассеянно-дымчатым, разливался повсюду столь чудодейственно, что не создавал теней или полумрака, придавал магическую невесомость всей постройке, а настенным ликам тварей из сатанинского бестиария - незлобный, довольно мирный характер.
Всматриваясь в стершиеся надписи на погребальных плитах, Алексей старался уловить немой разговор резного камня. Главный зал собора обладал для этих целей блестящей акустикой и казался просторным, хотя значительное в нем место отводилось скамеечным рядам.
Под огромной консолью, поддерживаемой пучком причудливо переплетенных нервюр, из окошка выглядывал в зал человек с изможденным лицом. Это Мастер. В руках у него циркуль и угольник, нехитрый инструментарий для того, чтобы заточить Время в камень. Алексей остановился напротив, стал приглядываться к нему и различать едва уловимые движения его губ.
Человек с циркулем как бы давал понять, что ему приходилось тщательно присматриваться к строителям собора, особенно к новичкам, дабы избежать повода для доноса на него. Упаси Боже сказать ему что-нибудь о своих близких отношениях с осужденными еретиками или о неправомерности наказания их судом Инквизиции, тайно встречаться с вероотступниками, допустить дурной отзыв об их обличителях, прочитать книгу, в которой еретики находили себе опору. Мастер знал, что перед тем как схватят его "папские псы", кто-нибудь обязательно на него донесет, на допросах его будут пытать, измываться, и, наверное, он не выдержит мук, наговорит на себя и других - только бы перестали ломать кости, а конце концов пошлет весь этот опостылевший ему мир ко всем чертям собачьим. Конечно, предотвратить или оттянуть столь печальный исход могла бы его добровольная работа на Инквизицию негласным её помощником. Даже известный драматург Лопе де Вега, как ходили слухи, служил следователем Святейшей, участвовал в допросах и пытках. Да и чего остерегаться, если соблюдалась анонимность свидетельских показаний, двое слухарей-доносчиков приравнивались к одному очевидцу, а обвиняемого вообще лишали прав опровергать показания осведомителей, если те предварительно признали отсутствие вражды между ними и арестованным. Последнему редко когда оставляли шанс выжить: вслед за угрозой пыткой, или "кротким увещеванием" сразу следовала сама пытка, или "умаление членов". Большинство допрашиваемых признавались в содеянном после первого "умаления", остальные же, если не лишались полностью сил и рассудка, после второго подробно описывали свое сознательное или невольное участие в преступлениях против веры.
Мастер откровенно рассказывал, как ведатели и судьи из монашеского ордена святого Доминика для очистки совести пытались оправдывать свою ярость. Прежде всего тем, что первым якобы взял на себя миссию инквизитора сам Иегова, свершив суд над Адамом и Евой после их согрешения в саду Эдема. Увы, при выполнении ими священного долга всех правоверных католиков они не вспоминали апостола Иоанна Златоуста, запретившего христианам искоренять заблуждения веры силою и призывавшего вести людей к спасению только убеждением, разумом и любовью. Вместо этого монахи говорили, будто умеют беседовать с Богом и приводили цитаты из Библии в пользу своей нетерпимости. Братьев-доминиканцев с пути истинного не собьешь! Совесть не напоминала им золото, чья продажная стоимость возрастает по мере уменьшения примесей, - даже в самых благочестивых гражданах отыскивали они следы Сатаны. Инквизиторы даже знать не хотели о том, что главная причина болезни греха кроется в заблуждении и недуг сей излечивается разумными действиями самих врачевателей духовных. Опасливо присматривались они и к другому предлагаемому пути исцеления - отойти от подстрекателей согрешения. Опасливо, ибо когда без свидетелей пороки утихают сами собой, мало отыщется доносчиков, без которых доминиканцы как без рук.
По секрету Мастер поведал, что назло обличителям тайных и явных врагов Римской Церкви сам он старался разыгрывать из себя благоверного и при людях всегда подчеркивал, будто неверие в Бога есть величайшее преступление, намерение же нанести удар по Его слугам земным - самое дикое из всех, заслуживающее сурового наказания. Он видел, как люди чаще подчинялись законам природным, нежели Божиим, но приучил себя неустанно твердить о предназначении жизни человеческой для покаяния, об обреченности людей на жалкое существование в силу порочности своей натуры. Похотливые и завистливые создания извратили заповеди Господни и тем самым уже заслужили проклятия! Он же, в душе своей сокрытой, лучше будет странствовать в одиночку. Ибо очень хочется в тайне от инквизиторов узнать, почему ему, создателю соборной церкви самой дерзкой конструкции, не достает воли побороть в себе страх перед Святейшей и карающей...
Чуть склонив голову, словно в знак благодарности за откровенный рассказ, Алексей пересек главный зал и вышел из собора на улицу. Там он повернулся лицом к "Исполинским Вратам", посмотрел вверх на восьмигранный шпиль, устремленный в небесную даль. Охватить взором весь храм целиком можно было, лишь отойдя на приличной расстояние, но даже у самого основания собора эта каменная глыба не подавляла его и как бы отдавала ему часть своей подъемной силы. По сравнению с только что увиденным, разбросанные вокруг деловые и торговые кварталы, витрины модных магазинов, весь этот "немецкий Париж" казались потерявшими свою значимость.
Дальше ему предстояло следовать по указанному Джулией маршруту. Он вышел на Ротентурмштрассе и направился в сторону Дунайского канала, затем повернул на Хоэр-Маркт, проследовал мимо Старой ратуши к самому, пожалуй, красивому в городе храму Марии ам-Гештаде и от стрельчатой арки церковного портала спустился по лестнице. Ну а там, в сердцевине венского "яблока", даже слепой найдет старый бюргерский дом за номером десять...
Поднявшись на второй этаж, Алексей увидел массивную резную дверь с бронзовой табличкой "Отто фон Штюбинг, профессор" и постучал. Никто не откликался. Он хотел было постучать ещё раз, как вдруг послышались шорохи, лязгнули затворы и огромная дверь отворилась.
Сначала за порогом появились глаза - веселые, искрящиеся, голубые. Потом - бородатый мужчина зрелых лет, широко улыбающийся и всем своим видом говоривший о неистощимых запасах доброжелательства. Он сидел в кресле-каталке, ноги его были укрыты пледом. От него исходило невозмутимое спокойствие и полна уверенность, что все наиболее важные загадки в жизни он уже разгадал.
- Просим входить, - произнес он на русском голосом приятного тембра. Я Отто Штюбинг, Мать его за нога, сукина сына.
Резким мощным рывком он чуть ли не поднял себя вместе с креслом, развернулся и, приглашая за собой, поехал через огромную прихожую вглубь квартиры.
Миновав гостиную комнату, похожую на украшенный колоннадой музейный зал, они оказались в просторном кабинете с большим камином из желтого мрамора, кожаными диваном и креслами, книжными шкафами, массивным инкрустированным письменным столом и цветным оконным витражом в готическом стиле. Штюбинг указал гостю на кресло, предложил кофе с итальянским ликером. Удостоверившись, что самообслуживание тот воспринимает нормально, принялся разъезжать по узорному паркету вдоль книжных шкафов, мимо камина и сидевшего в кресле Алексея.
- Я предупреждал Джулию, что мне наверняка захочется сделать расширенный комментарий, - заметил хозяин дома. - Если нет возражений, господин Крепкогоров, то наберитесь терпения и выслушайте.
- Буду только рад, фон Штюбинг.
- Гут, - сказал он и, остановившись напротив Алексея, устремил на него откровенно испытующий взгляд. - В заговоре с целью шпионажа или любой другой целью участники должны полностью доверять друг другу. Дуракам или идиотам там не место. Им опасно что-либо поручать, ибо в самый ответственный момент такие могут загубить всю операцию, Надеюсь, с вашим опытом вам это ясно и без меня.
- Похоже, так оно и есть.
- Заговор и тирания питаются кровью из одного источника, - продолжил Штюбинг, все так же пронзительно смотря в глаза Алексею, - Диктатор может избавиться от своих политических соперников только посредством тайного заговора против них. Обычно, уже в преклонном возрасте, он погружается в мистику, внушает себе и другим, будто общается по особому каналу сверхчувствительной связи с Высшим Разумом или с самим главой Небесного Совета, получая от них уведомления о подготовке заговора против него. В массе своей суеверные граждане, даже будучи атеистами, начинают верить в мессианскую избранность диктатора, в непогрешимость его суждений и обладание неким таинственным чутьем, недоступным простым смертным.
Штюбинг вдруг резко развернулся и снова повез себя вдоль книжных шкафов, продолжая говорить уже на ходу.
- К чему я это, спросите вы? К тому, что римско-католическая, гитлеровская и сталинская инквизиции работали по общей, в сущности своей, методе. Судьи требовали от следователей непременно раскрывать либо сам заговор с "явными согласниками", либо скрытые намерения с "явными согласниками". Но во всех трех случаях многое зависело от методов ведения следствия и допроса. Вот, скажем, молодой следователь с карающим мечом на рукаве гимнастерки сидит за столом напротив арестованного маршала, облаченного в поношенную солдатскую гимнастерку, и язвительно, даже не глядя на того, спрашивает: "Ну что, будем говорить или нет?" Маршал нервно хватается за воротничок, но чувствует не привычные звезды, а солдатские лычки, и его пробивает как током высокого напряжения. Теперь он готов говорить все что угодно, подписать любой протокол допроса, лишь бы не переносить вновь унижения. И на самом деле, подписывает все, за исключением обвинения в передаче шпионских сведений враждебному СССР государству. Из двух других статей обвинения, подготовка военно-фашистского переворота и моральное разложение, только последняя сопровождается компрометирующими материалами, собранными на него абвером в ходе командировок того в Германию ещё до прихода к власти нацистов. Материалы эти получены представителем НКВД в Берлине от людей шефа РСХА Гейдриха, выступавших под видом уголовников, забравшихся в сейфы германского Генерального штаба. Особую пикантность в этом пакете представляли фото известного в Красной Армии покорителя женских сердец в интимной компании с искусно подставленной ему фрау-агентом абвера. От таких улик, знаете ли, уже не отопрешься. Если же к компромату присовокупить доносы собственных товарищей по армии и очные с ними ставки, то в голове у обвиняемого вообще забродит одна единственная мысль - побыстрее бы все заканчивалось стенкой в подвале.
- Извините, фон Штюбинг, но маршал Тухачевский, о котором вы говорите, все же не стал лжесвидетельствовать на своих сослуживцев. Не сделал он этого, мне кажется, из чувства собственного достоинства, чего не хватило многих другим арестованным военачальникам, - решил нарушить уважительное молчание Алексей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54