– обратился Дартаньян к хозяину. Он взял протянутую ему рюмку под внимательными взглядами присутствующих. Потом понюхал ее, отпил глоток, наклонился и поставил рюмку перед собакой.
Румбо-Норте поднял уши и медленно встал. В нем было килограммов восемьдесят весу, он был такой огромный, что казался помесью собаки и лошади. Потом пес зевнул и посмотрел на хозяина человеческими глазами.
Дартаньян поднес ему рюмку, тот высунул большой белесый язык и вмиг вылакал ее содержимое.
Потом удовлетворенно тявкнул, помахал хвостом и легкой рысью, раскачивая огромной головой, направился к двери. Клиенты и хозяин последовали за ним.
– Что тебе надо? – спросил меня Дартаньян.
– Поговорить с тобой, Рикардо.
За дверью послышались возгласы и громкий лай Румбо-Норте.
– Он тебя никогда не подводит?
– Никогда.
Собака и трое мужчин вернулись в бар. Мужчина в плаще выглядел обескураженным.
– Здесь что-то нечисто, черт возьми! Невероятно! – Дартаньян взял со стойки три бумажки по тысяче песет и не торопясь положил их в карман своего элегантного пиджака и приласкал собаку. Раздраженный субъект не отставал.
– В чем заключается ваш трюк? Расскажите нам.
– Нет здесь никакого трюка. Вы проиграли пари. Вот и все.
– И вы мне будете говорить, что здесь нет обмана?
Мать вашу!..
Хозяин бара взял сердитого клиента под руку.
– Послушай, Висенте, все видели, как эта чертова псина нашла стакан и выпила его. Делать нечего.
– Никто мне не поверит, если я расскажу, клянусь матерью, – сказал второй. – Я спрятал стаканы за почтовым ящиком, а пес их учуял.
– Сеньоры… – произнес Рикардо, делая знак собаке. – Спокойной ночи.
Я заплатил за пиво и вышел следом. Трое мужчин продолжали спорить.
Мы молча пересекли площадь и пошли по улице Хесус и Мария. Шли мы медленно, потому что у собаки была одышка. У лавки скобяных изделий "Двадцатый век" мы остановились. Дартаньян снял решетку с двери, потом отпер висячий и врезной замки, и мы вошли внутрь.
В лавке было темно и тихо. Деревянный прилавок тянулся от стены до стены, едва различимые в темноте полки были уставлены старинными и бесполезными предметами, которые очень нравились Дартаньяну.
Жил он в просторной комнате, расположенной прямо позади прилавка. Комната была чистой и приятной: кровать, стол с двумя стульями, электрическая плита, холодильник, посудомоечная машина, полки с множеством книг и бумаг. На стене напротив кровати висел ее портрет в красном платье. Она улыбалась. Даже сейчас, по прошествии стольких лет, она казалась мне красивой: задумчивая, спокойная красавица.
Дартаньян сел на кровать и сжал руки, переплетя длинные нервные пальцы.
– Я уже не работаю. Тони, ты ведь знаешь. Давно не работаю. Что тебе от меня нужно?
Я сел на стул спиной к портрету и закурил.
– Я тоже уже не в полиции, Рикардо, так что нечего мне задавать дурацкие вопросы типа "что тебе от меня нужно?".
– Кое-что я о тебе слышал, но слухи меня не интересуют. Кроме того, я почти не бываю на людях.
– Мне нужен ты, Рикардо. Платят очень хорошо.
– Нет.
Я медленно повернул голову и посмотрел на женщину в красном. Художнику удалось схватить сходство и вселить жизнь в ее черты.
Она стояла у погасшего камина, облокотившись о полку, и, казалось, собиралась пройтись по комнате. Я довольно долго смотрел на нее.
– Ты подонок, – сказал он тихо.
– Может быть.
– Ты не имеешь права. Тони.., не имеешь права.
– Кроме тебя, в Мадриде нет человека, способного выполнить эту работу. Таких взломщиков как ты, Рикардо, сейчас уже нет.
– Взломщик, взломщик… – Он вскочил и начал нервно бегать по комнате. – Я уже не тот, что прежде. И ты это прекрасно понимаешь. У меня дрожат руки.., я незнаком с современными замками, появились совершенно новые конструкции…
– Глупости.
– Нет, Тони, это не глупости. Со мной все кончено.
– Я хорошо помню, что она мне сказала в тот вечер, Рикардо.
Он резко остановился.
– Ты единственный человек, которому я разрешаю входить сюда.., и смотреть на нее. – Он поднял глаза на портрет и сделал шаг назад, как будто чего-то устыдился. – Прошу тебя, не.., я хочу сказать, что…
– Оставь, Рикардо.
– Ты.., конечно, я понимаю, ты.., много сделал для нее…
Он снова стал бегать по комнате, время от времени останавливаясь и вглядываясь в ее портрет. Я знал, что он вот-вот начнет говорить о ней.
– ., я никогда не был достоин ее, Тони. В этом все дело… – Он сел на кровать, опустив голову. Я погасил оку рок и снова закурил. – Она была.., настоящей сеньорой, ее манера говорить, двигаться… И она меня любила. Тони. Больше всего на свете она любила меня.., любила меня, ты понимаешь? Меня, и никого больше.., считала меня необыкновенным человеком, смотрела на меня глазами, полными любви. Тони, в ее глазах было столько любви, что я терял рассудок, пьянел от ее любви, все сокровища мира были ничто по сравнению с этой любовью… Если бы.., если бы я был богат. Тони, если бы я мог дать ей все, что она заслуживала.., но, увы, я не мог. У меня ничего не получалось, я так и не дал ей ничего, ровным счетом ничего. – Он вскочил с кровати так резко, что заскрипели пружины, и подбежал ко мне. – Скажи мне, ты знаешь, что значит любовь такой женщины? Ты понимаешь, что значит чувствовать себя любимым такой женщиной?
– Нет, не знаю.
Он покачал головой.
– Никто этого не знает, потому что в мире нет второй такой женщины, как Мерседес… И я оказался не на высоте.., я ничего не смог ей дать.
Я не стал его разубеждать и говорить, что ей ничего и не надо было. Что она была счастлива с ним. Что богатство ее не интересовало, ей было вполне достаточно его любви и гениальности. Но всего этого Рикардо не знал.
Он этого не понимал тогда, а сейчас и подавно не мог понять, бесполезно объяснять ему такие вещи. Мы никогда ничего не понимаем в нужный момент. Ни один мужчина.
Рикардо вышел из оцепенения, широко улыбнулся и стукнул меня по плечу.
– Мне кажется, что, если я тебе не помогу, она мне этого никогда не простит. – Он подмигнул портрету. – Правда, Мерседес? Она мне часто рассказывала, что ты для нее сделал в свое время. Тони. Ну, говори, какую дерьмовую работу нужно сделать.
Я поерзал на стуле.
– Нужно войти в квартиру 11-Б на улице Альберто Алькосера, 37 и сфотографировать одного мошенника по имени Нельсон Роберто Крусес. Другого способа заставить его заплатить миллионные долги, кажется, нет. Этот жеребец устроил себе там конюшню и развлекается с какой-то кобылицей. Ты получаешь двести тысяч песет, не считая расходов на изготовление ключей, фотоаппарат со вспышкой, который мы возьмем напрокат, и прочее. Кстати, у тебя нет такого аппарата?
– Его нетрудно достать. – Он задумался. – Для кого ты делаешь эту работу?
– Для Драпера.
– Мне не нравится шантаж.
– Я тоже не специалист по таким делам.
– Кто такой этот Нельсон?
– Парень, создавший своего рода религиозную секту, которую он использует в целях наживы. При этом он не платит кредиторам и поставщикам… Я бы сделал эту работу сам, Рикардо, но здесь нужны две пары рук.
– Когда?
– Сроки никто не устанавливал, но чем скорее, тем лучше.
– Понятно.., ладно.., значит, так: нужны ключи от подъезда.., пойдем туда, само собой разумеется, ночью.., потом ключи от квартиры, фотоаппарат, лучше всего автомат со вспышкой… Такие стоят двадцать пять тысяч, я могу достать за двадцать.
Он замолчал, я погасил вторую сигарету. Подумав немного, он вдруг сказал:
– Я хочу провернуть это дельце как можно быстрее, Тони… Завтра же схожу на улицу Альберто Алькосера и посмотрю замки. – Он улыбнулся. – Предъявлю свое разрешение на установку бронированных дверей.., разберусь с замками.., на изготовление ключей мне потребуется один день, не больше… Послезавтра мы туда войдем. К этому времени у меня будет аппарат и все прочее.
– А у меня деньги. Двести тысяч плюс накладные расходы.
Я встал.
– Я это делаю не ради денег.
– Знаю.
Он смотрел на портрет. Я вышел из лавки. Румбо-Норте спал, свернувшись калачиком. Наверно, ему тоже кто-то снился, он нежно всхлипывал во сне.
Глава 28
Я открыл дверь ключом и вошел в квартиру. Через оконные стекла в комнату проникали огни рекламы рубленого мяса фирмы Фуэнтес. На софе сидела, скрестив ноги, какая-то тень. Зеленые сполохи разрисовывали ее лицо и светлый костюм затейливым узором, похожим на татуировку.
– Добрый вечер, сеньор Карпинтеро, – произнесла тень.
Зажегся верхний свет. Стоявший за дверью толстый субъект с вросшей в плечи головой, одетый в синюю нейлоновую куртку, кашлянул. В руках он держал нацеленный на меня автоматический пистолет с длинным стволом.
Я застыл с ключами в руках. Тенью в светлом костюме оказался Дельбо, а целившийся в меня толстяк был тот самый тип, что сопровождал его во время моей встречи с матерью Кристины, – Извините, что мы позволили себе войти, но вы очень задержались. – Дельбо встал. – Обыщи его, Сорли.
Толстяк сделал мне едва заметный знак пистолетом, я повернулся спиной и уперся руками в дверь.
Он меня тщательно обыскал.
– Чистый, шеф, – сказал он.
– Можно опустить руки?
– Конечно, вы у себя дома.
– Очень любезно с вашей стороны, Дельбо. А сейчас выкладывайте, зачем пришли, и убирайтесь отсюда. Я хочу спать.
– Рано еще ложиться спать; Карпинтеро. Вы вообще очень мало спите. Не желаете ли присесть?
Он указал на кресло.
– К черту, Дельбо. Садиться не стану. Вы мне провоняли весь дом.
Движения пистолета я не заметил. Удар пришелся прямо по виску, и я упал. Толстяк приподнял мою голову за воротник пиджака и засунул ствол пистолета мне в рот.
Хромированный пистолет "беретта" последней модели с глушителем "маркус", где-то я его уже видел, совсем новенький, как будто недавно изготовили, блестящий, пахнущий смазкой и очень холодный.
– Что ты сказал, сволочь? Я плохо расслышал. – Толстяк пошевелил пистолетом у меня во рту. – Отвечай, подонок, нам хочется услышать твой голос.
Я уперся руками в пол. Толстяк ударил меня ногой по ребрам, и я вернулся в прежнее положение. Меня стал душить кашель. Каждый раз он вынимал пистолет и вытирал его о штанину. Ситуация его очень забавляла.
– Сукин сын! – выплюнул я и снова закашлялся.
Он поднял пистолет. Снизу его глаза казались мне двумя монетами, блестевшими в грязи.
– Сорли, – сказал Дельбо. Движение пистолета прекратилось.
– Дайте мне свести счеты с этим птенчиком, сеньор Дельбо…
– Еще не время, Сорли… – Он помолчал. – Не желаете ли встать и присесть на минутку, сеньор Карпинтеро? Или вы предпочитаете, чтобы Сорли вам помог?
Я встал и поправил пиджак. Нижняя губа немного кровоточила. Языком я ощупал зубы, все были целы. Добравшись до кресла, я сел. Дельбо протянул мне американские сигареты, но я закурил свою.
Вблизи на его загорелом лице можно было разглядеть множество мелких морщинок. Короткие, почти что белые волосы и искусственный загар придавали ему спортивный и очень моложавый вид. В действительности ему было лет шестьдесят, а то и больше. Холодные бесцветные глаза смотрели не моргая и, казалось, ничего не видели. Он вынул мундштук из черепашьей кости, вставил в него сигарету, засунул в узкую щель рта и выпустил дым, не сводя с меня глаз. Лицо его оставалось все время совершенно неподвижным. Над этим лицом явно потрудился с эстетическими целями хирург.
На нем был тщательно отглаженный шерстяной костюм мраморно-белого цвета и туфли ручной работы.
– Мне жаль вас, Карпинтеро. Очень жаль, – сказал он. – Вы весьма высокого мнения о себе, но в действительности вы самый обыкновенный неудачник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Румбо-Норте поднял уши и медленно встал. В нем было килограммов восемьдесят весу, он был такой огромный, что казался помесью собаки и лошади. Потом пес зевнул и посмотрел на хозяина человеческими глазами.
Дартаньян поднес ему рюмку, тот высунул большой белесый язык и вмиг вылакал ее содержимое.
Потом удовлетворенно тявкнул, помахал хвостом и легкой рысью, раскачивая огромной головой, направился к двери. Клиенты и хозяин последовали за ним.
– Что тебе надо? – спросил меня Дартаньян.
– Поговорить с тобой, Рикардо.
За дверью послышались возгласы и громкий лай Румбо-Норте.
– Он тебя никогда не подводит?
– Никогда.
Собака и трое мужчин вернулись в бар. Мужчина в плаще выглядел обескураженным.
– Здесь что-то нечисто, черт возьми! Невероятно! – Дартаньян взял со стойки три бумажки по тысяче песет и не торопясь положил их в карман своего элегантного пиджака и приласкал собаку. Раздраженный субъект не отставал.
– В чем заключается ваш трюк? Расскажите нам.
– Нет здесь никакого трюка. Вы проиграли пари. Вот и все.
– И вы мне будете говорить, что здесь нет обмана?
Мать вашу!..
Хозяин бара взял сердитого клиента под руку.
– Послушай, Висенте, все видели, как эта чертова псина нашла стакан и выпила его. Делать нечего.
– Никто мне не поверит, если я расскажу, клянусь матерью, – сказал второй. – Я спрятал стаканы за почтовым ящиком, а пес их учуял.
– Сеньоры… – произнес Рикардо, делая знак собаке. – Спокойной ночи.
Я заплатил за пиво и вышел следом. Трое мужчин продолжали спорить.
Мы молча пересекли площадь и пошли по улице Хесус и Мария. Шли мы медленно, потому что у собаки была одышка. У лавки скобяных изделий "Двадцатый век" мы остановились. Дартаньян снял решетку с двери, потом отпер висячий и врезной замки, и мы вошли внутрь.
В лавке было темно и тихо. Деревянный прилавок тянулся от стены до стены, едва различимые в темноте полки были уставлены старинными и бесполезными предметами, которые очень нравились Дартаньяну.
Жил он в просторной комнате, расположенной прямо позади прилавка. Комната была чистой и приятной: кровать, стол с двумя стульями, электрическая плита, холодильник, посудомоечная машина, полки с множеством книг и бумаг. На стене напротив кровати висел ее портрет в красном платье. Она улыбалась. Даже сейчас, по прошествии стольких лет, она казалась мне красивой: задумчивая, спокойная красавица.
Дартаньян сел на кровать и сжал руки, переплетя длинные нервные пальцы.
– Я уже не работаю. Тони, ты ведь знаешь. Давно не работаю. Что тебе от меня нужно?
Я сел на стул спиной к портрету и закурил.
– Я тоже уже не в полиции, Рикардо, так что нечего мне задавать дурацкие вопросы типа "что тебе от меня нужно?".
– Кое-что я о тебе слышал, но слухи меня не интересуют. Кроме того, я почти не бываю на людях.
– Мне нужен ты, Рикардо. Платят очень хорошо.
– Нет.
Я медленно повернул голову и посмотрел на женщину в красном. Художнику удалось схватить сходство и вселить жизнь в ее черты.
Она стояла у погасшего камина, облокотившись о полку, и, казалось, собиралась пройтись по комнате. Я довольно долго смотрел на нее.
– Ты подонок, – сказал он тихо.
– Может быть.
– Ты не имеешь права. Тони.., не имеешь права.
– Кроме тебя, в Мадриде нет человека, способного выполнить эту работу. Таких взломщиков как ты, Рикардо, сейчас уже нет.
– Взломщик, взломщик… – Он вскочил и начал нервно бегать по комнате. – Я уже не тот, что прежде. И ты это прекрасно понимаешь. У меня дрожат руки.., я незнаком с современными замками, появились совершенно новые конструкции…
– Глупости.
– Нет, Тони, это не глупости. Со мной все кончено.
– Я хорошо помню, что она мне сказала в тот вечер, Рикардо.
Он резко остановился.
– Ты единственный человек, которому я разрешаю входить сюда.., и смотреть на нее. – Он поднял глаза на портрет и сделал шаг назад, как будто чего-то устыдился. – Прошу тебя, не.., я хочу сказать, что…
– Оставь, Рикардо.
– Ты.., конечно, я понимаю, ты.., много сделал для нее…
Он снова стал бегать по комнате, время от времени останавливаясь и вглядываясь в ее портрет. Я знал, что он вот-вот начнет говорить о ней.
– ., я никогда не был достоин ее, Тони. В этом все дело… – Он сел на кровать, опустив голову. Я погасил оку рок и снова закурил. – Она была.., настоящей сеньорой, ее манера говорить, двигаться… И она меня любила. Тони. Больше всего на свете она любила меня.., любила меня, ты понимаешь? Меня, и никого больше.., считала меня необыкновенным человеком, смотрела на меня глазами, полными любви. Тони, в ее глазах было столько любви, что я терял рассудок, пьянел от ее любви, все сокровища мира были ничто по сравнению с этой любовью… Если бы.., если бы я был богат. Тони, если бы я мог дать ей все, что она заслуживала.., но, увы, я не мог. У меня ничего не получалось, я так и не дал ей ничего, ровным счетом ничего. – Он вскочил с кровати так резко, что заскрипели пружины, и подбежал ко мне. – Скажи мне, ты знаешь, что значит любовь такой женщины? Ты понимаешь, что значит чувствовать себя любимым такой женщиной?
– Нет, не знаю.
Он покачал головой.
– Никто этого не знает, потому что в мире нет второй такой женщины, как Мерседес… И я оказался не на высоте.., я ничего не смог ей дать.
Я не стал его разубеждать и говорить, что ей ничего и не надо было. Что она была счастлива с ним. Что богатство ее не интересовало, ей было вполне достаточно его любви и гениальности. Но всего этого Рикардо не знал.
Он этого не понимал тогда, а сейчас и подавно не мог понять, бесполезно объяснять ему такие вещи. Мы никогда ничего не понимаем в нужный момент. Ни один мужчина.
Рикардо вышел из оцепенения, широко улыбнулся и стукнул меня по плечу.
– Мне кажется, что, если я тебе не помогу, она мне этого никогда не простит. – Он подмигнул портрету. – Правда, Мерседес? Она мне часто рассказывала, что ты для нее сделал в свое время. Тони. Ну, говори, какую дерьмовую работу нужно сделать.
Я поерзал на стуле.
– Нужно войти в квартиру 11-Б на улице Альберто Алькосера, 37 и сфотографировать одного мошенника по имени Нельсон Роберто Крусес. Другого способа заставить его заплатить миллионные долги, кажется, нет. Этот жеребец устроил себе там конюшню и развлекается с какой-то кобылицей. Ты получаешь двести тысяч песет, не считая расходов на изготовление ключей, фотоаппарат со вспышкой, который мы возьмем напрокат, и прочее. Кстати, у тебя нет такого аппарата?
– Его нетрудно достать. – Он задумался. – Для кого ты делаешь эту работу?
– Для Драпера.
– Мне не нравится шантаж.
– Я тоже не специалист по таким делам.
– Кто такой этот Нельсон?
– Парень, создавший своего рода религиозную секту, которую он использует в целях наживы. При этом он не платит кредиторам и поставщикам… Я бы сделал эту работу сам, Рикардо, но здесь нужны две пары рук.
– Когда?
– Сроки никто не устанавливал, но чем скорее, тем лучше.
– Понятно.., ладно.., значит, так: нужны ключи от подъезда.., пойдем туда, само собой разумеется, ночью.., потом ключи от квартиры, фотоаппарат, лучше всего автомат со вспышкой… Такие стоят двадцать пять тысяч, я могу достать за двадцать.
Он замолчал, я погасил вторую сигарету. Подумав немного, он вдруг сказал:
– Я хочу провернуть это дельце как можно быстрее, Тони… Завтра же схожу на улицу Альберто Алькосера и посмотрю замки. – Он улыбнулся. – Предъявлю свое разрешение на установку бронированных дверей.., разберусь с замками.., на изготовление ключей мне потребуется один день, не больше… Послезавтра мы туда войдем. К этому времени у меня будет аппарат и все прочее.
– А у меня деньги. Двести тысяч плюс накладные расходы.
Я встал.
– Я это делаю не ради денег.
– Знаю.
Он смотрел на портрет. Я вышел из лавки. Румбо-Норте спал, свернувшись калачиком. Наверно, ему тоже кто-то снился, он нежно всхлипывал во сне.
Глава 28
Я открыл дверь ключом и вошел в квартиру. Через оконные стекла в комнату проникали огни рекламы рубленого мяса фирмы Фуэнтес. На софе сидела, скрестив ноги, какая-то тень. Зеленые сполохи разрисовывали ее лицо и светлый костюм затейливым узором, похожим на татуировку.
– Добрый вечер, сеньор Карпинтеро, – произнесла тень.
Зажегся верхний свет. Стоявший за дверью толстый субъект с вросшей в плечи головой, одетый в синюю нейлоновую куртку, кашлянул. В руках он держал нацеленный на меня автоматический пистолет с длинным стволом.
Я застыл с ключами в руках. Тенью в светлом костюме оказался Дельбо, а целившийся в меня толстяк был тот самый тип, что сопровождал его во время моей встречи с матерью Кристины, – Извините, что мы позволили себе войти, но вы очень задержались. – Дельбо встал. – Обыщи его, Сорли.
Толстяк сделал мне едва заметный знак пистолетом, я повернулся спиной и уперся руками в дверь.
Он меня тщательно обыскал.
– Чистый, шеф, – сказал он.
– Можно опустить руки?
– Конечно, вы у себя дома.
– Очень любезно с вашей стороны, Дельбо. А сейчас выкладывайте, зачем пришли, и убирайтесь отсюда. Я хочу спать.
– Рано еще ложиться спать; Карпинтеро. Вы вообще очень мало спите. Не желаете ли присесть?
Он указал на кресло.
– К черту, Дельбо. Садиться не стану. Вы мне провоняли весь дом.
Движения пистолета я не заметил. Удар пришелся прямо по виску, и я упал. Толстяк приподнял мою голову за воротник пиджака и засунул ствол пистолета мне в рот.
Хромированный пистолет "беретта" последней модели с глушителем "маркус", где-то я его уже видел, совсем новенький, как будто недавно изготовили, блестящий, пахнущий смазкой и очень холодный.
– Что ты сказал, сволочь? Я плохо расслышал. – Толстяк пошевелил пистолетом у меня во рту. – Отвечай, подонок, нам хочется услышать твой голос.
Я уперся руками в пол. Толстяк ударил меня ногой по ребрам, и я вернулся в прежнее положение. Меня стал душить кашель. Каждый раз он вынимал пистолет и вытирал его о штанину. Ситуация его очень забавляла.
– Сукин сын! – выплюнул я и снова закашлялся.
Он поднял пистолет. Снизу его глаза казались мне двумя монетами, блестевшими в грязи.
– Сорли, – сказал Дельбо. Движение пистолета прекратилось.
– Дайте мне свести счеты с этим птенчиком, сеньор Дельбо…
– Еще не время, Сорли… – Он помолчал. – Не желаете ли встать и присесть на минутку, сеньор Карпинтеро? Или вы предпочитаете, чтобы Сорли вам помог?
Я встал и поправил пиджак. Нижняя губа немного кровоточила. Языком я ощупал зубы, все были целы. Добравшись до кресла, я сел. Дельбо протянул мне американские сигареты, но я закурил свою.
Вблизи на его загорелом лице можно было разглядеть множество мелких морщинок. Короткие, почти что белые волосы и искусственный загар придавали ему спортивный и очень моложавый вид. В действительности ему было лет шестьдесят, а то и больше. Холодные бесцветные глаза смотрели не моргая и, казалось, ничего не видели. Он вынул мундштук из черепашьей кости, вставил в него сигарету, засунул в узкую щель рта и выпустил дым, не сводя с меня глаз. Лицо его оставалось все время совершенно неподвижным. Над этим лицом явно потрудился с эстетическими целями хирург.
На нем был тщательно отглаженный шерстяной костюм мраморно-белого цвета и туфли ручной работы.
– Мне жаль вас, Карпинтеро. Очень жаль, – сказал он. – Вы весьма высокого мнения о себе, но в действительности вы самый обыкновенный неудачник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28