Чем ближе подходил он к даче Петровых, тем медленнее становились его шаги. У калитки остановился, отер пот со лба. Сдерживая волнение, поймал себя на том, что под наплывом нахлынувших чувств как бы автоматически фетишизирует предметы неживой природы: невысокий забор, калитка, дом в глубине участка - все казалось ему волшебным, одухотворенным присутствием Нины.
Наконец он отворил калитку и, ощутив, как замирает сердце, побрел по тропинке к крыльцу. Толкнул дверь, она оказалась открытой, и без стука вошел в сени. В доме было тихо.
Сосновский робко кашлянул.
- Кто там? - строго спросил мужской голос.
- Прошу прощения. К вам можно?
- Войдите.
Он шагнул в комнату и увидел Петрова. Управляющий трестом "Артезианстрой" сидел в кресле-качалке с газетой в руках.
- Добрый день! Извините, пожалуйста. Я - ваш сосед. Неудобно как-то второй год рядом живем, а все незнакомы. Моя фамилия Сосновский. Юрий Николаевич.
- Очень приятно, - хозяин встал и протянул руку. - Петров, Иван Васильевич.
Только теперь Сосновский как следует рассмотрел своего счастливого соперника. Глубоко сидящие глаза и тонкие, плотно сжатые губы. Часто это признаки сильного характера. И стоило Петрову улыбнуться, как художник залюбовался им - столько мужской решительности, уверенности было в каждой черточке волевого лица, которое так и просилось на полотно. Они были, пожалуй, одного роста, однако Сосновский почему-то почувствовал себя рядом с управляющим трестом каким-то маленьким, щупленьким интеллигентиком: его сразу покорило обаяние силы, которую словно излучал Петров и которая гипнотизировала художника. Сосновскому стало не по себе: он ощутил, что в сравнении с мужем Нины явно проигрывает.
Повинуясь жесту хозяина, он опустился на диван, а Петров снова сел в кресло.
Несколько секунд управляющий молча и пристально смотрел на Сосновского. Художнику казалось, что этот человек пронзает его взглядом насквозь.
- Чем занимаетесь, Юрий Николаевич? - спросил наконец Петров. И вопрос его прозвучал так, словно Сосновский пришел наниматься на работу.
- Я художник. Пейзажист, - смущенно, словно оправдываясь, ответил он.
В глазах строгого соседа, как показалось Сосновскому, мелькнули добрые искорки.
- О! Так вам только здесь и жить! - одобрительно произнес Петров.
- Я здесь и живу. И летом, и зимой.
В комнату вошла Нина Андреевна. Петров познакомил Сосновского со своей женой. Появление Нины создало атмосферу непринужденности, и Сосновский даже удивился этому: так спокойно воспринял он близкое присутствие женщины, о которой мечтал все последнее время. Скованность и неловкость исчезли, словно Нина взяла его под защиту.
- Я только что приготовила кофе, - сказала она приветливо. - Вы любите черный? Или с молоком?
Они пили кофе, Сосновский рассказывал о своих картинах, сожалел, что уже смеркается и поэтому сегодня нельзя их показать, - ведь при электрическом освещении они не смотрятся. Постепенно художник окончательно акклиматизировался и осмелел. Он не сводил взгляда с Нины Андреевны, а когда Петров снова углубился в газету, неожиданно сказал:
- А я ведь давно знаю вас, Нина Андреевна! Целый год.
- Как же так? - удивилась она. - Вы меня знаете, а я вас - нет? - И в больших ее светлых глазах появилось выражение игривого недоумения.
Сосновский подумал, что если бы он рисовал голубя мира, то нарисовал бы его с такими глазами, как у Нины, - светлыми, бездонными, открытыми.
- Очень просто. Я даже нарисовал вас. - И Сосновский начал рассказывать Нине Андреевне, какую роль она, сама того не ведая, сыграла в его творчестве. Он говорил так увлеченно, что даже не заметил, что Петров отложил газету и тоже внимательно слушает его.
- Как в сказке! - негромко произнесла Нина. - Но не ошибаетесь ли вы, полагая, что вдохновляла вас именно я. Мне кажется, любой человек, которого вы увидели бы тогда в лесу, натолкнул бы вас на то же творческое решение.
- Нет, нет, только вы! - горячо запротестовал Сосновский. - На другого человека я, скорее всего, и внимания бы не обратил. Когда увидите картину, сами поймете!..
- Товарищу художнику виднее, - неожиданно вмешался в разговор Петров. - Не спорь.
Сосновский вздрогнул и сразу низвергнулся с небес на грешную землю: таким иронически-снисходительным тоном произнес управляющий эти слова.
- Возможно, конечно, - забормотал Сосновский, снова становясь в своем представлении маленьким и ничтожным. - Но... но так уж случилось, что в тот день я встретил на опушке именно вас...
Петров встал и холодно взглянул на художника. Тот понял, что пора уходить.
Он долго благодарил за прием, за кофе, хотя Петров все так же холодно смотрел на него, - настойчиво приглашал соседей к себе, в мастерскую.
- Зайдем как-нибудь, зайдем, - говорил Петров, провожая его до калитки. - Мы сюда на все лето переедем.
...Уснуть в ту ночь Сосновский не мог. Ему и легко было на душе, когда вспоминал беседу с Ниной, и в то же время как-то неловко, словно совершил он нечто предосудительное. И если бы не эта ложка дегтя, художник ощущал бы себя самым счастливым человеком на свете.
11
Шел второй тайм футбольного матча. На табло упрямо противостояли друг другу нули. Переполненный стадион, охваченный острыми ситуациями у ворот, замирал и мгновенно взрывался то радостными выкриками, то яростным улюлюканьем и свистом.
И лишь один человек был среди этого моря страстей совершенно спокоен. По крайней мере - внешне. Высокий и широкоплечий, он пристроился в углу у центральной трибуны, и его седеющая голова возвышалась над головами соседей. Лицо его все время сохраняло выражение безразличия.
Но спокойствие этого человека было кажущимся. Он курил одну папиросу за другой, как истинный "цепной курильщик". Внимательно присмотревшись к нему, можно было бы заметить, что, рассеянно поглядывая на поле, где продолжалась упорная борьба, он думает о чем-то своем. Вот достал из бокового кармана обрывок фотографии, на котором была только половина чьего-то лица, и принялся с пристрастием его рассматривать...
Взрыв радостных возгласов потряс стадион. Мужчина поднял голову и взглянул на поле. Из правых ворот вратарь медленно, словно нехотя, выкатывал мяч. Мужчина спрятал фотографию в карман и осмотрелся. Это был подполковник Коваль.
Стадион неистовствовал. На табло вместо одного из нулей мгновенно появилась единица. До конца матча оставалось восемь минут.
По пути на стадион подполковник проходил мимо городской квартиры Петровых и, повинуясь необъяснимому чувству, которое неожиданно возникло у него, заглянул во двор.
Не встретив никого, он хотел было поискать дворника, которого в свое время вызывал по делу об убийстве Нины Андреевны, но потом передумал и несколько раз прошелся по двору, заглядывая во все уголки, осматривая сараи и гаражи.
Как ни странно, было у него такое ощущение, словно не сам он здесь ходил, а кто-то водил его, пока не привел к высокому деревянному забору, за которым начинался ипподром.
И тут его взгляд натолкнулся на грязные конфетные обертки, занесенные ветром под забор. Среди них увидел он какой-то пожелтевший клочок бумаги и поднял его.
Это и был обрывок фотографии. Подполковник стер с него пыль и вздрогнул. На него смотрел одним глазом разорванный пополам управляющий трестом Иван Васильевич Петров.
По формату фотографии нетрудно было догадаться, что изображены на ней были двое. А кто же еще? Весьма вероятно, что это семейное фото и рядом с Иваном Васильевичем зафиксирована была его покойная супруга Нина Андреевна.
Судя по всему, фотография разорвана и выброшена давно... Долго еще рассматривал Коваль разный мусор, но других обрывков фотографии не обнаружил...
Матч закончился. Ликуя по случаю победы "своей" команды, болельщики оживленно обсуждали игру, и их шумная толпа двинулась к выходу.
У левого бокового выхода подполковник увидел Тищенко.
- Дмитрий Иванович! Товарищ Коваль! - тот радостно замахал рукой, пытаясь привлечь его внимание.
Но Коваль сделал вид, что не заметил следователя, и, слившись с толпой, вышел на площадь.
Скрыть от Тищенко свою сегодняшнюю находку он не мог, но и рассказывать о ней сейчас не хотел, и поэтому предпочел уклониться от встречи.
На площади видел подполковник и управляющего трестом Петрова, который садился в ожидавшую его "Волгу".
...Дома Коваль еще долго рассматривал клочок фотографии. Жалел, что нет под рукой какой-нибудь другой фотографии Петрова, чтобы сличить. Впрочем, подполковник хорошо помнил волевое лицо управляющего трестом. Особенно врезались в память сжатые губы и широко поставленные, монгольского типа скулы. На пожелтевшем от времени клочке были видны губы и одна скула... Но почему же все-таки фотография порвана и кто ее порвал? Случайно ли? Ковалю казалось, что маленький обрывок хранит какую-то тайну...
12
На следующее утро, придя в управление, Коваль сразу же заглянул в отдел криминалистики и попросил экспертов сопоставить найденный им клочок фотографии с нынешним изображением Петрова и определить время, когда фотография была разорвана и выброшена.
В полдень, отправив в следственный изолятор допрошенного грабителя, он позвонил экспертам. Они подтвердили то, что и невооруженным глазом заметил сам Коваль. Половина лица на обрывке фото сходна с первой стороной лица Петрова. Но в то же время не исключено, что это все же не он. Фотография выброшена примерно три-четыре месяца назад.
Заключение экспертизы озадачило Коваля.
Кто же, если не Петров, изображен на обрывке?
Эксперты высказали гипотезу - близкий родственник, старший по возрасту.
Но что за родственник? Отец? Старший брат?
У Ивана Васильевича Петрова, как было известно из анкет и документов, родственников нет, а родители умерли еще в тридцать втором году.
Быть может, это просто двойник?
И еще вопрос: когда был сфотографирован человек, половина лица которого сохранилась? Сейчас он выглядит лет на шесть-семь старше Петрова, а когда сделан снимок - неизвестно.
Экспертиза установила время изготовления снимка приблизительно: два-три года назад. Значит, объект изображения старше управляющего трестом лет на восемь - десять и никак не может быть его отцом.
Коваль еще в мае направил частное поручение вятской милиции уточнить наличие родственников у гражданина Петрова Ивана Васильевича. Ответ подтвердил все данные, изложенные управляющим в анкете и автобиографии, - родственников пет.
Тогда же, в первые дни расследования, Коваль интересовался и почтой Петровых. Оказалось, что управляющий трестом из года в год выписывает "Известия", "Крокодил" и, как ни странно, журнал "Социалистическая законность". Сугубо профессиональный юридический журнал.
Тогда подполковник не обратил на это внимания. Теперь - задумался над этим. В самом деле, к чему строителю колодцев тонкости юриспруденции?
Управляющий трестом "Артезианстрой" все больше и больше вторгался в раздумья Коваля. Это его озадачивало. Собственно говоря, дело об убийстве жены Петрова закончено, убийца осужден, и вроде бы незачем к нему возвращаться. Разве что - этот клочок фотографии. Но такая незначительная, ничего не говорящая деталь вряд ли что-либо добавит к законченному делу.
И все же Коваль не мог избавиться от странного ощущения, что ему обязательно нужно сделать что-то еще... Он решил размножить обрывок найденной фотографии и разослать его в исправительно-трудовые колонии. Кто знает, может быть, этот двойник Петрова был когда-то судим, и таким образом удастся установить его личность!
Коваль позвонил в гараж и вызвал машину.
Вскоре был он уже в Березовом.
Отпустив машину, он пошел по тропинке, которая вела к даче Петровых.
Когда шум газика затих, Ковалю показалось, что он словно погружается в глубокие волны тишины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26