Я не живу, даже не существую. Я уже не человек...
Постепенно между художником и комиссаром завязался разговор. И хотя это был разговор двух очень неравных по положению людей, но Сосновский в конце концов разговорился. Его не только не одергивали, но внимательно и уважительно слушали, не забрасывали вопросами, не мешали ему высказать то, что он хотел. И он рассказал о своей жизни, о любви к Нине Петровой и о том, как в камере предварительного заключения однорукий рецидивист подсказал ему выход.
Только в половине четвертого закончил Сосновский свою горестную исповедь. На глубоко запавших глазах художника блестели слезы.
Когда Сосновского уводили, комиссар приказал начальнику тюрьмы:
- Наручники не надевать. И еще, товарищ Чамов, распорядитесь, чтобы в камеру осужденного принесли горячий обед и ужин.
24
Из Брянска прислали фото Владимира Матвеевича Семенова и сообщили, что по некоторым сведениям маляр семнадцатого мая на работе не был, хотя в закрытом прорабом наряде он значится, и сам Семенов утверждает, что в этот день на работу выходил.
Взглянув на фото Семенова, подполковник заволновался: на него смотрел управляющий трестом Петров. Правда, постаревший и осунувшийся, с резко обозначенными скулами, подчеркивающими монгольский тип лица.
Управляющий словно был разжалован в рядовые рабочие: темная в белую полоску косоворотка, неглаженый хлопчатобумажный пиджак и видавшая виды кепка.
Присмотревшись внимательнее, Коваль заметил, что и взгляд у маляра Семенова иной. Вместо волевого, уверенного, характерного для управляющего "Артезианстроем" взгляда подполковник увидел застывшие глаза, какие бывают обычно у людей ограниченных и безвольных. Во всем остальном они были похожи, как близнецы.
Запершись в кабинете и не отвечая на телефонные звонки, подполковник Коваль еще долго рассматривал фото. Потом взял лист бумаги и начал писать, пытаясь путем логических выкладок связать в единую цепь свои соображения и отыскать именно те звенья, которых недоставало.
В конце концов появилась сводная таблица с записью столбиками и рядом с некоторыми строками стояли плюсы и минусы, которые имели свой смысл:
------------------------------------------------------------------------
СОСНОВСКИЙ | СЕМЕНОВ | ПЕТРОВ ------------------------------------------------------------------------ Любил Нину Андреевну + | Родственник или двойник?| Любил Нину Андреевну? Попытка | Был в Березовом? | Окурки на даче со изнасилования - | | следами губной помады,
| | связь с другой
| | женщиной Молоток | Показания старика? | Бежал из лесу - | Не был в Березовом? | Попытка Мыл руки - | | изнасилования + Знал картину - | Знаком ли с Петровым? | Знал картину Признался - | Знаком ли с Сосновским? | Алиби в момент
| | убийства + Просился на похороны + | Знал ли Нину Андреевну? | Не нашли коронок + | | Не мог брать молоток, | Видел ли картину? | Фото Семенова идя на свидание + | Кто мог рассказать ему | найдено у него во На одежде нет следов | о картине: | дворе крови + | Сосновский? | Но родственников у На суде отказывался | Петров? | него нет + от собственного | Попытка | Показания старика, признания + | изнасилования? | жителя Березового Мотивы убийства? + | Мотивы убийства??? | ------------------------------------------------------------------------
Дальше шли отдельные фразы:
"Почему Нина Андреевна пошла на поляну с незнакомым человеком?
С чужим человеком не пошла бы.
Если не с Сосновским, то с другим хорошо знакомым человеком.
Но этот человек должен знать картину.
Как попала фотография жителя Брянска Семенова в наш город, во двор, где живет Петров?
Кто разорвал и выбросил ее: Петров? Нина Андреевна?
Кто такой Семенов? Подробнее!
Знала ли его Нина Андреевна?
Где он был семнадцатого мая? Мог ли быть в Березовом?"
Все эти фразы, написанные то по линейкам, то наискосок, были связаны стрелками с другими, менее разборчивыми, которые состояли из нескольких сокращенных слов и множества вопросительных и восклицательных знаков.
Помимо всего этого, Коваль начертил еще и несколько схем, где имена и фамилии лиц, так или иначе соприкасавшихся с делом Сосновского, тасовались, как карты в колоде, то оказываясь рядом друг с другом, то разъединяясь, то снова возвращаясь в исходное положение.
Неожиданно, что-то вспомнив, Коваль схватил телефонную трубку и набрал номер:
- Семен Корнеевич! Комиссар приехал? Меня? Я вроде бы все время на месте. К нему и собираюсь. И вчера искал? Вчера я весь день просидел в прокуратуре. Хорошо, скоро буду.
По дороге в управление Коваль думал, как лучше вести предстоящую беседу с комиссаром. Накануне вместе с Тищенко он был у заместителя областного прокурора Компанийца, который выступал государственным обвинителем по делу Сосновского. Разговором с ним Коваль остался недоволен. Впрочем, подполковник ничего хорошего и не ждал, понимая, как трудно остаться объективным человеку, который обвинял художника в убийстве.
Подполковник решил выложить комиссару все начистоту, в том числе и свое отношение к разговору с Компанийцем. В конце-то концов, он, Коваль, не частный детектив, а сотрудник управления. Вполне вероятно, что комиссар отчитает его за то, что он обо всем не доложил раньше, но ведь до получения фотографии Семенова из Брянска, то есть до сегодняшнего дня, ничего определенного он доложить и не мог...
Успокаивая себя таким образом, Коваль вошел в приемную комиссара.
- Заходите, заходите! Комиссар ждет! - заторопил адъютант, едва завидя его.
Подполковник одернул китель и открыл дверь в кабинет.
То, что комиссар побывал вчера в тюрьме и разговаривал с Сосновским, было для Коваля неожиданностью. Сперва он даже растерялся, но, услышав о наблюдениях надзирателей за художником, подумал, что комиссар поддержит его.
- По-моему, обращаться к генеральному не стоит, - заметил комиссар, когда Коваль доложил суть дела.
- Виктор Павлович, а как же с приговором? - заволновался Коваль. "Вот тебе и поддержал!" - подумал он.
- Вопрос о Сосновском следует решить на месте. Новые факты дают право просить председателя нашего Верховного суда о доследовании. Прокурор республики может заявить протест. Вопрос о Сосновском приобрел самостоятельность и выделился, так сказать, в отдельное дело.
- Да, вы правы, Виктор Павлович, - согласился Коваль, уловив ход мыслей комиссара. - Так будет лучше: мы получим возможность продолжать следствие.
- Сегодня же отправляйтесь в Брянск. - Комиссар посмотрел на календарь. - Двадцатое. Даю вам месяц на дополнительный розыск. Надеюсь, уложитесь в срок и не подведете. Только будьте очень внимательны, Дмитрий Иванович, не ошибитесь. Не дай бог, повторится с Семеновым та же история! Ступайте. В добрый час! А я позвоню в Брянск, чтобы вам оказали там всемерную помощь и содействие.
Но сразу уйти Ковалю не удалось. Едва он встал, как раздался звонок телефона.
- Иван Филиппович? - услышал подполковник имя прокурора области. Откуда звонишь? От себя? Ну, я рад! С выздоровлением! Сбежал? Хорош! Как же так? Что же, тебя принудительно лечить будут? Ну, смотри, если здоров, дело другое. Да. Да. Слушаю... - Комиссар сделал Ковалю знак, чтобы он не уходил. - Да, заслуживает внимания. Сперва сомнения, а потом и кое-какие новые факты. Вчера Коваль и Тищенко были у Компанийца, но тот ничего не понял, а возможно, и честь мундира защищал, но какая уж тут честь, если речь идет о человеческой жизни! Нужно во всем до конца убедиться. Расстрелять никогда не поздно. Компаниец, и доложил? Конечно, доложит: ты появился, вот он за твою спину и прячется. Хорошо. Сейчас приедем. Я уж в больницу к тебе собирался.
Комиссар положил трубку и улыбнулся:
- Он уже дал Компанийцу по мозгам. Умный мужик! Голова! Сразу все понял. Возьмите все материалы, и минут через десять поедем.
...На этот раз Коваль возвращался из прокуратуры в отличном настроении. Прокурор области обещал добиться отсрочки по приговору Сосновскому и разрешения на доследование. Тищенко от ведения дела отстранен. На Коваля ложилась теперь еще большая ответственность.
Вечером того же дня московским экспрессом подполковник выехал в Брянск.
Перед отъездом Коваль передал фотографии Петрова и Семенова и обрывок фото, найденный во дворе, в отдел криминалистики. Он просил еще раз выяснить, кто именно был снят на обрывке и как следует толковать удивительное сходство этих людей: как простое совпадение, так сказать, игру природы, или же как неопровержимые признаки родства.
25
Лежа на верхней полке вагона, подполковник вспоминал свою последнюю встречу с Петровым на городском активе.
Случайно или не случайно, но они снова оказались рядом, в одном из задних рядов. Когда кончился доклад и исчезло напряжение первого часа работы, участники совещания несколько расслабились, стали перешептываться между собой.
Коваль тоже наклонился к соседу:
- Иван Васильевич, Верховный суд приговор Сосновскому утвердил. Слышали?
Петров встрепенулся.
- Нет, не слышал. Спасибо за добрую весть. Наконец-то!
- И представьте, он отказался просить помилования.
- Не удивительно.
- А мне это непонятно. Человек редко отказывается от своей последней надежды на жизнь.
- Человек, - да! - назидательно заметил управляющий. - Вы там, в милиции, так привыкли к преступникам, что величаете их людьми. Но это ведь зверь. Невероятно: как в одной душе уживались зверь и все-таки - художник.
- Его считают талантливым мастером. Мне тоже нравятся его картины.
- Пожалуй, можно уже говорить "считали", а "не считают". Или нет? мрачно улыбнулся Петров. - Когда ж его... в расход?
Коваль пожал плечами.
На этом разговор оборвался: начались прения, и на трибуну поднялся очередной оратор.
- Кажется, и мне пора приготовиться, - сказал управляющий. - Ох и дам я им сегодня жизни! Невзирая на лица. - И он жестко сжал губы.
Оратор заканчивал свое выступление анекдотическим случаем из практики своего предприятия. По залу прокатился веселый смех.
Коваль наклонился к Петрову:
- Иван Васильевич, а не встречали ли вы когда-нибудь своего двойника?
Петров слегка отстранился, словно намереваясь получше разглядеть собеседника:
- Бывает, человеку говорят, что вот, мол, вы похожи на одного моего знакомого. Не исключено, что и у меня есть какой-нибудь двойник. А вы что - встретили человека, похожего на меня?
- Да. Никак вот только не вспомню, где именно. Все стараюсь вспомнить - и не могу. Склероз.
- А это так важно для вас? - снова улыбнулся Петров.
- Очень важно, - подполковник произнес эти слова так тихо, что Петров не расслышал. Он наклонился к Ковалю, надеясь, что тот повторит.
Но подполковник молчал.
- Слово имеет товарищ Петров, управляющий трестом "Артезианстрой", объявил председательствующий.
Тяжело ступая, Петров направился к трибуне.
Слушая его, подполковник отметил, что Петров нервничает. Нелицеприятной критики, о которой он говорил Ковалю, не было и в помине. Управляющий что-то мямлил о низком качестве буровых наконечников, о нехватке квартир для рабочих, что приводит к текучести кадров. Неприятно было видеть этого представительного человека таким беспомощным на трибуне.
Но зал слушал его внимательно, в полной тишине. И Коваль понял: этим как бы выражается сочувствие человеку, недавно пережившему трагедию.
После выступления управляющего "Артезианстроем" объявили перерыв на обед, а во второй половине дня Коваль получил оперативное задание и на вечернее заседание не явился...
И вот теперь, лежа на вагонной полке, он вспомнил этот разговор с Петровым и выступление управляющего на совещании. И точно снова увидел, как растерялся Петров, услышав вопрос о двойнике.
* * *
Маляр ремонтной конторы РЖУ Семенов произвел на него впечатление странное. Это был крупный мужчина, чуть повыше Петрова ростом, но не такой полный, как тот. Неразговорчивый и хмурый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26