С другой стороны двора в него на большой скорости въехали две машины, на миг ослепив их мощными лучами фар. Лейтенант с силой толкнул женщину в салон, хлопнул дверцей. Их машина, набирая скорость, понеслась вперед, грозя опрокинуться на покрывшем дорогу, расстаяшем, жидком и скользком месиве. Сонная тишина, внезапно рухнув, будто засыпала мирный дворик осколками ночного кошмара, сотканного из визга покрышек, грубых возгласов и криков, скрежета металла и выстрелов.
Вера, прижав к себе ребенка, закрыла глаза и безвучно шевеля губами, молила Бога, читая подряд все известные молитвы, мешая в них слова и обращения, не столько думая о том, что именно она говорит, сколько - как. Она молилась истово и самозабвенно, полностью абстрагировавшись от всего, что происходило вокруг. В данный момент для нее не существовало ни машин, ни этого ненормального Лейтенанта, ни тех, кто их преследовал. Пространство вокруг состояло всего из двух вечных, неизменных и неистребимых в непутевой и величественной одновременно русской душе ипостасей - Господа Бога и Божией Матери.
- Куда вас везти?!! - в ее сознание вломился полный негодования голос, который, оказывается, был обращен к ней.
Вера сказала адрес.
- Показывай дорогу! - заорал Лейтенант, обернувшись.
И она неосознанно в ужасе откинулась назад, испугавшись его перекошенного яростью лица. Несмотря на все пережитое, только увидев такое лицо и такие глаза, поняла: вот теперь она знает об этой жизни все!
Возможно, действительно помогли некие высшие силы, но им удалось оторваться от преследователей. Он загнал машину в темный, узкий переулок и заглушил мотор. Не оборачиваясь, холодно спросил:
- Кто они?
- Я... н-не з-знаю, - пролепетала она непослушными губами, дрожа.
- Ты обманула меня, - произнес спокойно Лейтенант.
Подобное спокойствие, случается, подавляет психику людей в гораздо большей степени, нежели гнев или ненависть. Потому что зачастую за ним кроется уже не подлежащий переосмыслению, окончательный приговор. Она поняла это, но все-таки попыталась оправдаться:
- Понимаешь, я должна была позвонить! Я звонила матери мальчика! Это не мой ребенок...
Он молчал, по-прежнему, сидя к ней спиной. Она не видела его лица, не могла прочитать на нем отголосок хоть каких-то эмоций и чувств. Казалось, все, сказанное ею, бесследно растворяется в пространстве, словно она обращается не к нему, а разговаривает сама с собой. Вера, набравшись храбрости, протянула дрожащую руку и коснулась его плеча:
- Лейтенант... Зачем ты нас вытащил с той дачи?
- Дача? - удивленно спросил он. - Там не было никакой дачи.
На лице Веры отразился испуг. Этот неуправляемый человек вселял в нее ужас своей непредсказуемостью, холодностью и отстраненностью. Временами казалось, что он прибыл на Землю то ли из другого измнрения, то ли вообще с какой-то иной, бесконечно далекой отсюда, планеты. Она сочла за благо не перечить ему, боясь вызвать в ответ взрыв негодования и ярости. Но он, напротив, как ни в чем не бывало продолжал:
- Это был кишлак. Они вошли в него с двух сторон. Я все видел. Неужели ты ничего не помнишь?..
После паузы он заговорил вновь, но она не могла понять ни слова. Рука ее медленно сползла с его плеча и бессильно повисла. С возрастающим изумлением на лице она замерла, слушая его сбивчивую, непонятную речь. Это был всплеск эмоций, густо пересыпанный выкриками, возгласами, а временами странными, напевными фразами. Будто он, покинув одну реальность, мгновенно переместился в другую, где уже не было ни "кишлака", ни тех, кто входил в него "с двух сторон", а материализовалось вдруг нечто прекрасное, возвышенное, но недосягаемо далекое и необратимо недоступное.
- Лейтенант... - позвала она тихо.
Он не откликнулся. Вера позвала громче и внезапно поняла, что этот мир, в котором они сейчас находились, для него просто не существует. Она открыла дверцу машины и тут же громко ею хлопнула. Он не обернулся и даже не вздрогнул. С бешено колотящимся сердцем Вера подхватила на руки мальчика и быстро вылезла из машины, оставив дверь открытой. Оказавшись вне салона, перевела дух и торопливо заспешила прочь. У выхода из переулка обернулась с каким-то суеверным чувством: в лунном свете ей показалось, что машина напоследок, словно подмигнув, блеснула сумасшедшими глазами темных, как омут, боковых стекол...
Она торопливо шла по ночному городу, не чувствуя уже ни холода, ни страха. Почему-то после встречи с Лейтенантом она была убеждена, что ничего страшного уже не произойдет. Ибо самым большим страхом, испытанным ею в жизни, как раз и стала встреча с этим непонятным человеком.
Глава одиннадцатая
Посетители вошли в палату.
- Ерофей Данилович! - радостно воскликнул Стукаленко, пытаясь приподняться.
- Лежи, лежи, - улыбнулся Гурьянов, протягивая находившейся здесь же жене Бориса Ильича большой целлофанновый пакет: - Здравствуй, Серафима Павловна. Я тут наколдовал кой-чего для Бориса. Може, маленько полегчает. Он лукаво прищурился: - Да и тебе пару склянок припас. Устала поди без роздыху. Я там все прописал на бумаге: по сколь и чего принимать.
- Спасибо тебе, Ерофей Данилович, - благодарно улыбнулась она. - Боря еще те твои настойки не все выпил.
- Гони ты его отселя! - недовольно пробурчал он. - Ишь, разлегся! И чтой-то ты, Борис, в энтой каморке нашел только? Духотища, ни солнышка тебе, ни воздуху чистого. Птицы не поют и дух казенный. Поехали ко мне, я тебя в тайге-матушке в два счета на ноги поставлю.
- Отбегали мои ноги, Ерофей Данилыч, - с грустью ответил Стукаленко.
- Отбегали... Куды там! И чего вы все в энти города попереползали только!
- Ерофей, кончай трепаться, - засмеялся повеселевший Борис Ильич и обратился к жене: - Фимочка, как унас там с "Божьей водицей"?
- Боря, у тебя сегодня переливание крови! - всполошилась она.
- Да сдалась мне их кровь! Я ж русский мужик, а не вампир какой-нибудь. Доставай, доставай, мы по маленькой.
Серафима Павловна обескураженно взглянула на посетителей.
- А что? - неожиданно поддержал больного Ерофей и лукаво улыбнулся: Я, как знал, свое зелье захватил. - Он обернулся к молчаливо стоявшему рядом второму посетителю: - Давай, что ли, наши гостинцы.
Тот протянул Ерофею второй, не менне объемный, пакет, из которого Гурьянов стал доставать баночки, маленькие свертки и, наконец, вытащил поллитровую бутылку с маслянистой жидкостью темно-бордового цвета.
- Раз такое дело, пойду "на шухере" постою, - усмехнулась Серафима Павловна, поняв, что переубедить мужчин не удасться. - Не дай Бог, главврач или лечащий нагрянут - стыда не оберешься. Ерофей Данилович, вы уж, пожалуйста, не сильно тут...
- Да нешто я без понятия?! - укоризненно проговорил Гурьянов. - Самую малость, Серафима Павловна. Для поддержания боевого духа, так сказать.
- Знаю я ваш боевой дух, - махнула она рукой. - Он сюда совсем плохой поступил. А после того, как ему твои "травки" передали, знаешь что учудил?
- Так, мать, ладно, - засмущался Борис Ильич. - Подумаешь, процедурную сестру за задницу ущипнул. Тоже мне, нашла сексуального маньяка!
Серафима Павловна только покачала головой и вышла.
С минуту пациент и гости приглядывались друг к другу. Потом Ерофей пододвинул два стула к тумбочке, быстро и ловко разложил на ней привезенные гостинцы и сноровисто разлил по стопкам жидкость из бутылки. Поднял свою:
- Ну, Боря, за тебя. Поперед меня решил? А вот шиш тебе с маком! Нам с тобой еще не один год на роду написано в "сторожах" ходить. Так что, и думать не смей! - посмотрел многозначительно и повторил: - За тебя, Борис!
Выпив, немного закусили. Наконец, Гурьянов решился начать разговор, из-за которого и приехал.
- Прости, Боря, напарника я свого не представил. Имя его, вроде, самое подходящее - Иван Васильевич, - улыбнулся Ерофей Данилович. - Человек он надежный. Его Амур вдоль и поперек давеча "обмерил". От, холера! - махнул рукой в сердцах. - Чуть было хороших мужиков не порешил мне. Я и сам их проверил, - заметил со значением, никак не отреагировав на удивленный взгляд, брошенный на него при этих словах вторым посетителем. - И к нашему делу касательство имеет - ближе некуда.
- У меня на днях Малышев был, - хмуро перебил Гурьянова Стукаленко. Думал, конец пришел мне, Ерофей. За тобой послал, а ты, как в воду канул. Это потом мне сказали: на Оленгуй, мол, подался.
- Рассказал? - спокойно спросил Ерофей.
Стукаленко кивнул:
- А куда деваться было? Тебя нет, девка эта, "с косой", в дверях стоит и подмигивает: давай, мол, мин херц, пора... А до меня дошли слухи, что к "Джуме" кое-кто руки протянул. Малышев так или иначе докопался бы, продолжал оправдываться Борис Ильич. - Слухи идут, вокруг Белоярска канитель закрутилась. Вот я и подумал, не поспеем мы с тобой и такое начнется... - Он виновато опутил глаза: - Я ему и про "Язона" сказал.
- И про...
- Нет! - тут же вскинул голову Стукаленко. - Это пострашнее "Джумы" будет. Узнай он все, не знаю, как и повел бы себя. Я ему только про "Язона" сказал, о "факторе Язон" вообще не упоминал, - он метнул быстрый, настороженный взгляд на второго посетителя.
- Значит, Малышев знает, - задумчиво проговорил Ерофей.
- Кто такой Малышев? - подал голос Иван Васильевич.
- Роман Иванович Малышев - начальник Управления госбезопасности Белоярска, - ответил Стукаленко.
- Ему можно доверять?
- Можно. Он в этой "карусели" двух людей своих потерял. Если кому и верить, так ему.
- Я, Борис Ильич, после всего, что произошло, никому не верю. А то, что рассказал Ерофей Данилович, так вообще в рамки здравого смысла не укладывается. Потому и приехал к вам, поймите меня правильно. Вся эта история, скорее, на жуткий вымысел похожа, чем на правду.
- Ерофей, - Стукаленко замялся, а потом решился: - есть в этом деле еще одно очень нехорошее обстоятельство...
- Говори, - понял его нерешительность Гурьянов, - сказал же: надежный человек. - И со значением добавил: - Видал? Живой и невредимый, а поболе двух суток прошло.
- Так он... - Борис Ильич замолчал и со страхом, смешанным с долей восхищения и уважения, уставился на посетителя.
- Вот эдак, Борис, - подтвердил его догадку Ерофей. - Он со своими хлопцами, в аккурат, к самым ящикам и приперся. Задание ему, вишь, такое дали. Так мало энтого, он, Иван Васильич значится, исхитрился ишо и чашку Петри расколошматить! Ну тут уж я не доглядел. Они как в штольню-то вперлись, у меня сразу звоночек сработал; я, значится, и поспешил. Да Амур меня упредил: чуть мужиков на опояски не порвал! Покуда разбирались - что да как, я тебе уж признаюсь, Боря, чуть сам не прихворнул: шутка ли чужаков полный дом, да мало энтого, все, как один, можно сказать, "Джумки" по самое горло наглотались... Ну, как видишь, сдюжили! Значится, стоящие хлопцы.
- Тогда скажу, - согласился Стукаленко, продолжая глядеть на посетителя. - В Черном яру не только за золотом охота началась. На нем спецслужбы "засветились".
- Чьи? - быстро спросил Васильевич.
- Не знаю, - честно признался Борис Ильич. И, спустя минуту, добавил:
- Вам бы, хлопцы, с Малышевым встретиться, информацией обменяться. Чует мое сердце, опоздать можем. Как бы беда не случилась. А, Ерофей Данилыч? - и он с надеждой заглянул в глаза Гурьянову.
Тот молча разлил настойку по привезенным стопкам. Поднял свою, задумчиво глянул на свет. Она отливала насыщенным бордовым светом. Внезапно перед взором мелькнул разрастающийся ввысь и в стороны громадный, мерцающий огненно-красными и черными всполохами, гриб. Он жадно всасывал в себя комья земли, обломки деревьев и зданий, людей и животных. Рос и тучнел буквально на глазах. И вдруг от него пошла, набирая скорость, сжатая до упора, тугая, раскаленная стена воздуха. На миг Гурьянову показалось, что он почувствовал на лице ее обжигающее, испепеляющее дыхание и дернулся, пролив несколько капель на руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74