Ты его знаешь, он снимал "Бога", "Призы Галлы" и меня в "Береге мечты". Сегодня он - наш ангел-хранитель: яхта перепала мне от его друзей на целую неделю.
- Эта? Выглядит отлично. Совсем новенькая, еще, наверно, "вся в масле". - Чак по хозяйски ступил на борт "Лолы". На его лице расплылось удовольствие знатока, столкнувшегося с неплохой вещицей.
- Не беспокойтесь, друзья, я прячу свою тарахтелку в чехол. Здесь не будет Сола-оператора. Сол-штурман, Сол-кок, Сол-телохранитель, - он продемонстрировал бицепсы. - Ну разве только немного поохочусь за птичками и букашками. В школе я был помешан на зоологии...
- А нас сейчас интересует стол. Ну-ка, покажи, что водится в холодильнике? Канистры с проявителем? - Я резвилась, с каждой минутой входя во вкус неожиданного путешествия. Не верилось, что это не мечты, не сон и не фильм про чужую красивую жизнь. А прекрасная пара любовников на борту изящнейшего суденышка, вызывающая завистливые взгляды туристов на набережной - это я с Чаком! С тем самым Чакли Куином, о котором устала мечтать и вздыхать, а забыть не смогла... Ох, как хорошо помнило его мое тело, насторожившееся, словно борзая, учуявшая дичь... То самое тело, что всего три дня назад было приговорено к уничтожению, как никому не нужный, обременительный хлам...
Теперь трепетала и ныла от жажды удовольствий каждая клеточка, а обострившиеся чувства торопились ухватить запахи, краски, звуки. С бокалом холодного вина в руке и куском нежного ростбифа, выуженным из холодильника, я опрокинулась в шезлонг, не в силах сопротивляться обрушившимся на меня щедротам судьбы. Рядом, прижавшись бедром к моему плечу, стоял Чак. Он обсуждал с Соломоном предстоящий маршрут, в то время как пальцы, пробравшиеся под блузку, хищно вцепились в напрягшийся от нетерпения сосок. Откинув голову, я закрыла глаза. "Лола" вышла из гавани и круто повернула к югу - мы взяли курс на Балеарские острова.
Сол уверенно управлялся с приборами, нашпиговавшими рубку. В репродукторе пел о любви Хосе Каррерос. Мы с Чаком полулежали под тентом в удобнейших шезлонгах, потягивая охлажденное вино и раздумывая, что же потребует судьба за этот милый подарок.
- Умница, что вспомнила обо мне. Тебе наследство, что ли, обломилось? Цветешь, а болтали всякую ерунду, - Чак внимательно присмотрелся к моему лицу и как тогда, семь лет назад, был явно удивлен отсутствием следов увядания во внешности "киноветеранши", а теперь ещё и "падшей звезды".
- Болтали не зря. Немного покуролесила. Темперамент, знаешь ли, норов. Затянувшийся инфантилизм. Не трудись высчитывать - мне тридцать пять. Я свободна от комплексов, дурных увлечений, скучного мужа и обязательств перед собственной "кинобиографией". Знаешь, когда все время примеряешься к будущему некрологу.
- Выглядишь отлично. Совсем как тогда... Меня потянуло к ностальгическим воспоминаниям... - Он поднялся и угрожающе навис надо мной, опираясь о подлокотники шезлонга. - Будем ждать, когда волна бросит меня на тебя или позаботимся сами?
- Сами, - едва успела прошептать я и глухо ойкнула, - яхту сильно качнуло и поцелуй начался со стука зубов, во рту почувствовался солоноватый привкус крови. Оторвавшись, мы с испугом посмотрели друг на друга.
- Поцелуй вурдалаков, - прокомментировал Чак алые следы на моем подбородке. Из его рассеченной губы сочилась кровь, оставив пару капель на белой майке.
"Вот уже и кино пошло", - подумала я, скользнув взглядом в рубку, где с непроницаемым видом крутил штурвал Сол. Камеры при нем явно не было.
- Пора осмотреть салон! - предложил Чак и помог мне подняться. - Ты в порядке? - Он насмешливо заглянул мне в глаза, оценивая последствия кровавого поцелуя.
- Не бойся, вставных зубов у меня пока нет и других протезов тоже, не удержалась я от ехидной реплики, спускаясь по лесенке в полумрак салона.
- Тогда предлагаю самую жесткую программу, - пригрозил Чак и мы с грохотом рухнули на пол между двумя кожаными диванами, привинченными к качающемуся полу...
Потом нам посчастливилось найти совершенно необитаемый остров и высадиться, не теряя времени, в уютную бухточку
ЗАВИДУЙТЕ МНЕ, СКРОМНЫЕ ДЕВОЧКИ!
...Жарко. Но если расслабиться, предвкушая блаженство прохладной волны, хорошо! С мягкостью опытного массажиста солоноватый ветерок оглаживает разнеженное тело, мимолетным поцелуем тайного любовника касается губ и, поиграв резными опахалами коренастых пальм над моей головой, прячется в тень. Туда, где в буйных объятиях жилистых лиан зеленеют кусты, покрытые россыпью истерически ярких цветов.
С галантной небрежностью лишнего, прежде чем затеряться в дебрях, Сол сорвал и сунул одно из этих уникальных изделий природы в вырез моего купальника. Густо-лиловый у сердцевины, в оперении хитро изрезанных, бледнеющих к краям лепестков, цветок теперь следит за мной черным пушистым, окантованным золотыми ресницами "глазом". Следит? Ну уж, это, пожалуй, слишком! Я достаю подарок Сола и отбрасываю подальше в белый горячий песок.
Следов на песке мало. В гладких размывах девственных дюн виднеются взрыхленные борозды, ведущие от блестящей, прилизанной волной кромки к истоптанному пятачку нашей стоянки. Сол тащил из лодки надувной матрац, зонтик, корзину-холодильник с напитками и закуской и, конечно, свою "подружку" ? кинокамеру "Эклер". Чак - мою сумку с косметикой и полотенцем и свои супер-клевые ласты. При этом на смуглом мускулистом бедре знаменитого плейбоя расходилась застежка супер-модных плавок.
Вообще, на всем, что теперь имело отношение к Чаку Куину, можно было не глядя ставить знак высшего качества и с большой осмотрительностью печать собственности. Виллу в Беверли-Хиллз он арендовал, шикарные автомобили занимал у дружков, к женщинам относился так, будто брал их напрокат. Даже завораживающее зрителей обаяние Чака словно собрано из кусочков известных образцов: толстогубая улыбка Бельмондо, холодный прищур Сталлоне, бойцовская хватка Норриса, тяжеловесное добродушие шварценеггеровского Терминатора. А почему бы и нет? Из смеси любимых образцов, отработанных клише родилось нечто совершенно новое, из набора затертых штампов - яркая индивидуальность. Ведь самородка Куина делали опытные профессионалы, отлично знающие что к чему.
И сколько не пыхти от зависти или ревности, очевидно одно - Чак великолепен!
Я поднимаю темные очки, чтобы лишний раз убедиться в этом. На безмятежной морской лазури, потрясающе притягательной в соседстве раскаленного песка, виднеется лишь пенный след от мощных бросков загорелого тела. Несколько секунд над водой поблескивает бронзовая спина и кончик алюминиевой трубки - Чак рассматривает что-то на дне. Резкий удар ластами, нырок - и он снова ушел в зеленоватую прохладную глубину. Море опустело. На мгновение я представляю, что сижу так уже давным-давно у совершенно спокойной, гладкой синевы... Вздрагиваю, покрывшись зябкими мурашками. Уф! Чак вынырнул и, сдвинув на лоб маску, смачно высморкался в мою сторону. Умею же я нагонять страх, в особенности, когда все так чудесно, что только и жди подвоха! Стоит понарошку испугаться, чтобы острее почувствовать полноту своего везения, своего несказанного счастья, которое почти не в кайф, когда и опасности никакой и позавидовать тебе некому.
Если бы хоть кто-то мог видеть, какой высокопробный мужской экземпляр устремился ко мне, рождаясь из пены и волн подобно морскому божеству. Сорвав маску и трубку, Чак салютует ими, смоляные кудри увенчаны чем-то алым, литой торс опутан гирляндами ярко-зеленых водорослей, а правой рукой мое божество прикладывает к губам раковину, в которую положено гудеть Тритону. Я замерла, дегустируя детали явления: шагающие по горячему песку сильные ноги, сияющие на солнце мириады капель, покрывших загорелое до черноты тело и... ого! Чак, кажется, потерял плавки, как и предвещал ехидный Сол, осмеявший шикарное новшество. Это ими он обмотал голову: супер-надежная застежка весьма ответственной части мужского гардероба не выдержала напора. Еще бы, такого "Гарри Гудзини", как у Чака, не удержишь никакими оковами.
- Ты наблюдал совокупление мурен? Или тебя возбудили брачные танцы медуз? - приветствовала я издали неожиданную для спортсмена-подводника эротическую форму.
Вместо ответа Чак отбросил "рог Тритона", оказавшийся бутылкой из-под виски, ласты и прочее ненужное сейчас оснащение, и рухнул на меня прохладным мокрым телом. Серебристый надувной матрац и я одновременно взвизгнули.
Опершись руками в песок, Чак навис надо мной наглым мальчишеским лицом, с густых смоляных завитков побежали сотни ручейков. Нос от резинового обода маски слегка распух, на щеках воспоминанием об усах Сальватора Дали отпечатались багровые полукружья, а губы, пухлые губы капризника и сладострастника, побледнели. Он медленно облизнул их, как вурдалак, готовящийся к трапезе, и с воинственным рыком прильнул к моей шее. Я забилась, скатываясь в песок - "только не это!" Но было поздно: беспощадные зубы Чака перекусили бретельку моего нового, совсем недешевого купальника. Ах так! Я увернулась, вскочила, отбросив бюстгальтер. Чудовище, распахнув руки, двинулось на меня. Вываленный в песке Чак выглядел угрожающе, не на шутку давая понять, что именно в таком виде собирается овладеть мной. Мы катались по песку, как гамбургеры в кукурузных сухариках, прежде чем попасть в шипящее масло. Я зажмурила глаза и сжала зубы, спасаясь от сыпучего шквала. И вдруг, - о, блаженство! - моих лопаток коснулась прохладная волна: ловкий Чак, всегда работавший без дублеров, не упустил в пылу ожесточенной схватки главной задачи - продвижения к водной стихие. Еще кувырок - и я вся на её территории. Мягкий, вкрадчивый набег волны, выше, настойчивее... Изображаю бездыханную морскую деву, выброшенную прибоем. Чудесный дар природы, цветок греха с узенькой белой полоской на золотистом бедре, в том месте, где был поясок трусиков, заброшенных неведомо куда. Предоставляю возможность неистовому завоевателю насладиться моим обессиленным телом. Боже, - они накинулись все разом - беспощадная волна, проникающая в самые заповедные уголки, дерзающий Чак и палящее из-за его плечей солнце...
Ага! Не так-то все просто, победитель! Я неожиданно увернулась и потащила Чака в глубину. Да, здесь позабавнее, чем на воздушном матраце, ковре или даже ступенях буддийского храма.
Мы изрядно взбаламутили воду, нахлебались, на зубах скрипел песок, в мокрых волосах запутались водоросли, а я, кажется, проглотила медузу. Во всяком случае, студенистый цветок покачивался у моей щеки, следя за выражением лица, пока изобретательный Тритон-Чак яростно старался достичь наивысшего наслаждения. Когда он, наконец, добился своего, медуза исчезла, а в животе у меня стало легко и прохладно.
Мы отдыхали после бурной схватки на самой кромке прибоя, позволяя редким волнам поворачивать расслабленные, сцепленные ладонями тела. Самая бойкая из них привалила меня к Чаку, лежащему плашмя с закрытыми глазами. Я положила на его плечо голову и повернула лицо к небу, слыша лишь шелест волны и гулкие удары в грудной клетке Чака. Довольно долго в поле моего зрения была лишь бесцветная небесная синева, остающаяся позади опускавшегося к горизонту солнца, а потом в ней метнулись радужные крылья. Исчезли и снова вернулись. Сказочный мир, решив вознаградить нас за умение получать от него удовольствие, прислал поощрительный приз - невероятных размеров бархатистую бабочку, присевшую на мое влажное бедро.
- Поймай, - не глядя пробормотал Чак, - это, наверно, ценный экземпляр.
- И не подумаю. Это просто мираж, как и все остальное...
Мне пришлось лишь чуть-чуть скосить глаза, чтобы увидеть метрах в сорока от берега изящные очертания "Лолы". Без этой детали вкус туземного счастья не был бы столь полным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
- Эта? Выглядит отлично. Совсем новенькая, еще, наверно, "вся в масле". - Чак по хозяйски ступил на борт "Лолы". На его лице расплылось удовольствие знатока, столкнувшегося с неплохой вещицей.
- Не беспокойтесь, друзья, я прячу свою тарахтелку в чехол. Здесь не будет Сола-оператора. Сол-штурман, Сол-кок, Сол-телохранитель, - он продемонстрировал бицепсы. - Ну разве только немного поохочусь за птичками и букашками. В школе я был помешан на зоологии...
- А нас сейчас интересует стол. Ну-ка, покажи, что водится в холодильнике? Канистры с проявителем? - Я резвилась, с каждой минутой входя во вкус неожиданного путешествия. Не верилось, что это не мечты, не сон и не фильм про чужую красивую жизнь. А прекрасная пара любовников на борту изящнейшего суденышка, вызывающая завистливые взгляды туристов на набережной - это я с Чаком! С тем самым Чакли Куином, о котором устала мечтать и вздыхать, а забыть не смогла... Ох, как хорошо помнило его мое тело, насторожившееся, словно борзая, учуявшая дичь... То самое тело, что всего три дня назад было приговорено к уничтожению, как никому не нужный, обременительный хлам...
Теперь трепетала и ныла от жажды удовольствий каждая клеточка, а обострившиеся чувства торопились ухватить запахи, краски, звуки. С бокалом холодного вина в руке и куском нежного ростбифа, выуженным из холодильника, я опрокинулась в шезлонг, не в силах сопротивляться обрушившимся на меня щедротам судьбы. Рядом, прижавшись бедром к моему плечу, стоял Чак. Он обсуждал с Соломоном предстоящий маршрут, в то время как пальцы, пробравшиеся под блузку, хищно вцепились в напрягшийся от нетерпения сосок. Откинув голову, я закрыла глаза. "Лола" вышла из гавани и круто повернула к югу - мы взяли курс на Балеарские острова.
Сол уверенно управлялся с приборами, нашпиговавшими рубку. В репродукторе пел о любви Хосе Каррерос. Мы с Чаком полулежали под тентом в удобнейших шезлонгах, потягивая охлажденное вино и раздумывая, что же потребует судьба за этот милый подарок.
- Умница, что вспомнила обо мне. Тебе наследство, что ли, обломилось? Цветешь, а болтали всякую ерунду, - Чак внимательно присмотрелся к моему лицу и как тогда, семь лет назад, был явно удивлен отсутствием следов увядания во внешности "киноветеранши", а теперь ещё и "падшей звезды".
- Болтали не зря. Немного покуролесила. Темперамент, знаешь ли, норов. Затянувшийся инфантилизм. Не трудись высчитывать - мне тридцать пять. Я свободна от комплексов, дурных увлечений, скучного мужа и обязательств перед собственной "кинобиографией". Знаешь, когда все время примеряешься к будущему некрологу.
- Выглядишь отлично. Совсем как тогда... Меня потянуло к ностальгическим воспоминаниям... - Он поднялся и угрожающе навис надо мной, опираясь о подлокотники шезлонга. - Будем ждать, когда волна бросит меня на тебя или позаботимся сами?
- Сами, - едва успела прошептать я и глухо ойкнула, - яхту сильно качнуло и поцелуй начался со стука зубов, во рту почувствовался солоноватый привкус крови. Оторвавшись, мы с испугом посмотрели друг на друга.
- Поцелуй вурдалаков, - прокомментировал Чак алые следы на моем подбородке. Из его рассеченной губы сочилась кровь, оставив пару капель на белой майке.
"Вот уже и кино пошло", - подумала я, скользнув взглядом в рубку, где с непроницаемым видом крутил штурвал Сол. Камеры при нем явно не было.
- Пора осмотреть салон! - предложил Чак и помог мне подняться. - Ты в порядке? - Он насмешливо заглянул мне в глаза, оценивая последствия кровавого поцелуя.
- Не бойся, вставных зубов у меня пока нет и других протезов тоже, не удержалась я от ехидной реплики, спускаясь по лесенке в полумрак салона.
- Тогда предлагаю самую жесткую программу, - пригрозил Чак и мы с грохотом рухнули на пол между двумя кожаными диванами, привинченными к качающемуся полу...
Потом нам посчастливилось найти совершенно необитаемый остров и высадиться, не теряя времени, в уютную бухточку
ЗАВИДУЙТЕ МНЕ, СКРОМНЫЕ ДЕВОЧКИ!
...Жарко. Но если расслабиться, предвкушая блаженство прохладной волны, хорошо! С мягкостью опытного массажиста солоноватый ветерок оглаживает разнеженное тело, мимолетным поцелуем тайного любовника касается губ и, поиграв резными опахалами коренастых пальм над моей головой, прячется в тень. Туда, где в буйных объятиях жилистых лиан зеленеют кусты, покрытые россыпью истерически ярких цветов.
С галантной небрежностью лишнего, прежде чем затеряться в дебрях, Сол сорвал и сунул одно из этих уникальных изделий природы в вырез моего купальника. Густо-лиловый у сердцевины, в оперении хитро изрезанных, бледнеющих к краям лепестков, цветок теперь следит за мной черным пушистым, окантованным золотыми ресницами "глазом". Следит? Ну уж, это, пожалуй, слишком! Я достаю подарок Сола и отбрасываю подальше в белый горячий песок.
Следов на песке мало. В гладких размывах девственных дюн виднеются взрыхленные борозды, ведущие от блестящей, прилизанной волной кромки к истоптанному пятачку нашей стоянки. Сол тащил из лодки надувной матрац, зонтик, корзину-холодильник с напитками и закуской и, конечно, свою "подружку" ? кинокамеру "Эклер". Чак - мою сумку с косметикой и полотенцем и свои супер-клевые ласты. При этом на смуглом мускулистом бедре знаменитого плейбоя расходилась застежка супер-модных плавок.
Вообще, на всем, что теперь имело отношение к Чаку Куину, можно было не глядя ставить знак высшего качества и с большой осмотрительностью печать собственности. Виллу в Беверли-Хиллз он арендовал, шикарные автомобили занимал у дружков, к женщинам относился так, будто брал их напрокат. Даже завораживающее зрителей обаяние Чака словно собрано из кусочков известных образцов: толстогубая улыбка Бельмондо, холодный прищур Сталлоне, бойцовская хватка Норриса, тяжеловесное добродушие шварценеггеровского Терминатора. А почему бы и нет? Из смеси любимых образцов, отработанных клише родилось нечто совершенно новое, из набора затертых штампов - яркая индивидуальность. Ведь самородка Куина делали опытные профессионалы, отлично знающие что к чему.
И сколько не пыхти от зависти или ревности, очевидно одно - Чак великолепен!
Я поднимаю темные очки, чтобы лишний раз убедиться в этом. На безмятежной морской лазури, потрясающе притягательной в соседстве раскаленного песка, виднеется лишь пенный след от мощных бросков загорелого тела. Несколько секунд над водой поблескивает бронзовая спина и кончик алюминиевой трубки - Чак рассматривает что-то на дне. Резкий удар ластами, нырок - и он снова ушел в зеленоватую прохладную глубину. Море опустело. На мгновение я представляю, что сижу так уже давным-давно у совершенно спокойной, гладкой синевы... Вздрагиваю, покрывшись зябкими мурашками. Уф! Чак вынырнул и, сдвинув на лоб маску, смачно высморкался в мою сторону. Умею же я нагонять страх, в особенности, когда все так чудесно, что только и жди подвоха! Стоит понарошку испугаться, чтобы острее почувствовать полноту своего везения, своего несказанного счастья, которое почти не в кайф, когда и опасности никакой и позавидовать тебе некому.
Если бы хоть кто-то мог видеть, какой высокопробный мужской экземпляр устремился ко мне, рождаясь из пены и волн подобно морскому божеству. Сорвав маску и трубку, Чак салютует ими, смоляные кудри увенчаны чем-то алым, литой торс опутан гирляндами ярко-зеленых водорослей, а правой рукой мое божество прикладывает к губам раковину, в которую положено гудеть Тритону. Я замерла, дегустируя детали явления: шагающие по горячему песку сильные ноги, сияющие на солнце мириады капель, покрывших загорелое до черноты тело и... ого! Чак, кажется, потерял плавки, как и предвещал ехидный Сол, осмеявший шикарное новшество. Это ими он обмотал голову: супер-надежная застежка весьма ответственной части мужского гардероба не выдержала напора. Еще бы, такого "Гарри Гудзини", как у Чака, не удержишь никакими оковами.
- Ты наблюдал совокупление мурен? Или тебя возбудили брачные танцы медуз? - приветствовала я издали неожиданную для спортсмена-подводника эротическую форму.
Вместо ответа Чак отбросил "рог Тритона", оказавшийся бутылкой из-под виски, ласты и прочее ненужное сейчас оснащение, и рухнул на меня прохладным мокрым телом. Серебристый надувной матрац и я одновременно взвизгнули.
Опершись руками в песок, Чак навис надо мной наглым мальчишеским лицом, с густых смоляных завитков побежали сотни ручейков. Нос от резинового обода маски слегка распух, на щеках воспоминанием об усах Сальватора Дали отпечатались багровые полукружья, а губы, пухлые губы капризника и сладострастника, побледнели. Он медленно облизнул их, как вурдалак, готовящийся к трапезе, и с воинственным рыком прильнул к моей шее. Я забилась, скатываясь в песок - "только не это!" Но было поздно: беспощадные зубы Чака перекусили бретельку моего нового, совсем недешевого купальника. Ах так! Я увернулась, вскочила, отбросив бюстгальтер. Чудовище, распахнув руки, двинулось на меня. Вываленный в песке Чак выглядел угрожающе, не на шутку давая понять, что именно в таком виде собирается овладеть мной. Мы катались по песку, как гамбургеры в кукурузных сухариках, прежде чем попасть в шипящее масло. Я зажмурила глаза и сжала зубы, спасаясь от сыпучего шквала. И вдруг, - о, блаженство! - моих лопаток коснулась прохладная волна: ловкий Чак, всегда работавший без дублеров, не упустил в пылу ожесточенной схватки главной задачи - продвижения к водной стихие. Еще кувырок - и я вся на её территории. Мягкий, вкрадчивый набег волны, выше, настойчивее... Изображаю бездыханную морскую деву, выброшенную прибоем. Чудесный дар природы, цветок греха с узенькой белой полоской на золотистом бедре, в том месте, где был поясок трусиков, заброшенных неведомо куда. Предоставляю возможность неистовому завоевателю насладиться моим обессиленным телом. Боже, - они накинулись все разом - беспощадная волна, проникающая в самые заповедные уголки, дерзающий Чак и палящее из-за его плечей солнце...
Ага! Не так-то все просто, победитель! Я неожиданно увернулась и потащила Чака в глубину. Да, здесь позабавнее, чем на воздушном матраце, ковре или даже ступенях буддийского храма.
Мы изрядно взбаламутили воду, нахлебались, на зубах скрипел песок, в мокрых волосах запутались водоросли, а я, кажется, проглотила медузу. Во всяком случае, студенистый цветок покачивался у моей щеки, следя за выражением лица, пока изобретательный Тритон-Чак яростно старался достичь наивысшего наслаждения. Когда он, наконец, добился своего, медуза исчезла, а в животе у меня стало легко и прохладно.
Мы отдыхали после бурной схватки на самой кромке прибоя, позволяя редким волнам поворачивать расслабленные, сцепленные ладонями тела. Самая бойкая из них привалила меня к Чаку, лежащему плашмя с закрытыми глазами. Я положила на его плечо голову и повернула лицо к небу, слыша лишь шелест волны и гулкие удары в грудной клетке Чака. Довольно долго в поле моего зрения была лишь бесцветная небесная синева, остающаяся позади опускавшегося к горизонту солнца, а потом в ней метнулись радужные крылья. Исчезли и снова вернулись. Сказочный мир, решив вознаградить нас за умение получать от него удовольствие, прислал поощрительный приз - невероятных размеров бархатистую бабочку, присевшую на мое влажное бедро.
- Поймай, - не глядя пробормотал Чак, - это, наверно, ценный экземпляр.
- И не подумаю. Это просто мираж, как и все остальное...
Мне пришлось лишь чуть-чуть скосить глаза, чтобы увидеть метрах в сорока от берега изящные очертания "Лолы". Без этой детали вкус туземного счастья не был бы столь полным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60