- Ты меня дезориентировал. Вкусовщина не инструмент профессионала. Он же о Смысле пишет! А это самый дефицит нынче. Как жить, зачем, если, вроде, одна мерзость, как у япошки твоего любимого.
- Марукано честен и зорок. Блевал он на ваш Смысл. Если пипл это не рубит, пусть хавает Лукунина. "Наложница смерти" - круто.
- Возьму почитать.
- Тебе вредно. Разочаруешься в тонкости своих извилин, не уловив скрытой игры подтекста и виртуозного стилизаторства, - Жетон успел стрельнуть смоляным глазом в покупателей, прислушавшихся к разговору. - И вот я подумал: хорошо бы этому парню взять псевдоним Алексей Каренин. Ведь так и воображается, что сии перлы из под руки занудного графа вышли. Его, его руку, его юмор, его полет фантазии чую! Граждане, самые читающие в мире, хватайте Лукунина! - Взвыл Жетон, вдохновляясь вниманием задержавшихся покупателей.
- Ты не читал и злобствуешь. Подкинь мне пару книжек. Рискну, пожалуй, - Филя спрятал изящные томики за пазуху и оглядел пестрый, припорошенный снегом, прилавок. - А Перервина-то, Перервина - завались!
- Культовая литература. Которое лето уже с его подачи глубинка грибами травится. Говорят - сыроежки в бледную поганку переродились. Да они ж там мухоморы принимают! На "колеса" не у всех бабок хватает. Такова великая сила искусства - пример, воздействия на толпу властителя дум. Потребитель литературы размышляет примитивно: нажрался дармовых грибков - и айда в высших сферах парить. Самогона не надо. Только не всякому дано. Недюжинный талантец для такого прорыва требуется.
- Что-то у тебя дамы косяком пошли - одна к одной красавицы и умницы, - внимание Фили переметнулось на коммерческое крыло прилавка, где веско и броско был представлен ассортимент российских криминальных сочинителей. - Но в мокрушной серии слабый пол не смотрится. Может им усы как у Пуаро подрисовать? Люблю, когда литераторы с усами - вызывают доверие. Впрочем, это все сочинители, а литературы и не видать. Литература-то где? Кибиров, допустим, Умберто Эко, Борхес? На худой конец, где моя книга? Ой, Марьину совсем снегом занесло!
- У нас не занесет! Мы умеем находить путь к сердцу читателя, - Жетон выхватил яркий томик покетбука и, подняв над головой, запричитал с крайней озабоченностью: - "Следователь Раменская рожает! Генерал узнает об этом последний. Супруг - вообще не в курсе. - Он распахнул страницы и грозно вчитался в текст: "Вычерчивая на дисплее компьютера фигуры фаллической формы и загадочного содержания, Даша пила кофе, курила и думала - кто? Кто мог совершить это? Если не он, и не он, и не он, то значит...!? Страшная догадка пронзила усталый мозг, дрогнувшие пальцы уронили семьдесят пятую за эти сутки сигарету, невыносимо заныла спина. Неужели!? .." Граждане покупатели - не пропустите сенсацию: всенародно любимая героиня беременна от преступника! Если вы помните яркий и чрезвычайно узнаваемый образ супер-певца, женившегося на примадонне Белле, похожей сами знаете на кого, то немедленно приобретайте продолжение... Так он же не умер, дорогие мои! Он вообще не такой отморозок, чтобы покидать сцену в самом интимном месте. Такие люди не умирают без наследника. Догадались? Волнующий момент эпопеи! Что говорите, дамочка? Читали и не нашли ничего подобного? Так вы кем, извините, работаете? Ах, домохозяйка - человек от литературного процесса сугубо отдаленный. Подтекст, значит, не рубите? В суть метафоры не вникаете? О тайнах творческой лаборатории не задумываетесь? Эх - эх - эх... Мастера не надо торопить, мастер питается вдохновением. Не написала ещё Марьина, так пишет! Что за ажиотаж вокруг не очень здоровой сенсации? тарахтя Жетон бойко распродавал книги.
- Сворачивай базар, - Тихонько толкнул его в бок Филя. - Пора чайком травиться. Танечка рулеты б-у принесла. Коробка только раскисла, а сами вполне свеженькие, только что из Брюсселя. Их там на Рождество в штаб-квартире ООН не доели.
9
Через пять минут они сидели в киоске Фили, заставив витрину картонным щитом с надписью "Господа, уважительно просим вас подождать до 14.00. Идет прием и контроль товара".
Разливая из чайника Тефаль кипяток в чашки с пакетиками мытищинского "Липтона" из кизяка, Жетон удивленно покосился на нераспечатанные связки газет.
- Вижу пресса у тебя стынет. Жареные факты тухнут. Влюбился? - он достал большой носовой платок и обтер крупное лицо, с четкой геометрией "особых примет": кончики усов отвисали к острому подбородку, брови, тоже смоляные и широкие, напротив, взлетали вверх, отчего общее выражение уловить было сложно. А впечатление складывалось однозначное - жулик. В зависимости от обстоятельств Евгений признавал себя казаком, украинцем или даже осетином, местом же рождения называл места в историко - культурном контексте значимые - Бородино, Новгород, Елабугу, Нижний Волочок.
- По какому случаю простой, коллега? - Жетон ловко погрузил под усы цельный кусок бисквита.
- Гуляю. У меня сегодня праздник. Этап неуверенности и колебаний завершился. Приступаю к исполнению жизненной миссии.
- Экстрасенсить в салон Магии уходишь? Ты хоть мне приворот насчет Галки со скидкой устрой или по бизнесу энергетику оптимизируй.
- Я не шучу, - Филя посмотрел осуждающе и снисходительно, как мог бы смотреть богослов на шутника, только сообщившего о появлении научного атеизма. - Это тот случай, когда балаганить преступно. Я должен тебе, Женя, кое-что рассказать. Давно должен был, но не имел права. Улавливаешь смысл?
- Секу. Мафия тебя охомутала и большие бабки сулит. А потом они кого-нибудь пришьют и скажут, что ты загипнотизировал киллера или внушил невинному гражданину криминальные помыслы. Такое теперь широко практикуется. Не надо быть Нострадамусом, что бы накаркать, - помрачнел Евгений, не переносивший серьезных разговоров без традиционного сорокаградусного оформления.
Филя вздохнул:
- Литература все это... Здесь дело серьезней. И пойми, если кому-нибудь рот откроешь - мне крышка.
- Может лучше не надо лицу постороннему в нетривиальные сферы вникать, а? - взмолился Жетон. - Давай лучше президента осмыслим. Он тебе как?
- При исполнении смотрится убедительно.
- А вот скажи, ты Шендеровича любишь?
- Слушать да, а так нет, - Филя отмахнулся - тяжкое признание было готово сорваться с его уст. И сорвалось:
- Живу я Женька, двойной жизнью. Давно по грани хожу, пора выбор сделать.
- Слушай, если сейчас про счет в Швейцарском банке признаешься или особняк на Кипре - жалеть не стану. Погибай, черт с тобой. Но дай и другим погибнуть. Готов идти рядом до самого конца.
- Спасибо. Тогда слушай - история запутанная, - Теофил без всякого удовольствия надкусил кусок облепленного шоколадом рулета с остатком рождественского поздравления на французской мове.
- А я распутанные истории как раз не воспринимаю. Мозги окривели от чтения остросюжетщины - профзаболевание.
- Три года я в этой норке, сам знаешь, мышкую. А до того случилось со мной одно судьбоносное происшествие... - не поддержал легкомысленного тона Теофил.
...Кончал я уже диссер по теме "Сакральные мотивы в северном эпосе", как занесло меня с группой институтских оболтусов в Карелию - фольклор ихний добывать. Восемь девок, один я. Ну, натурально, чем глубинка глубже, тем мотивы гуще и все сакральней, сакральней... Мотались мы по лесам, заброшенные хутора выискивали. Там однажды в глухих лесах заблудился я и уже тонул в болоте, как выгреб меня из трясины мужичок, полагаю, ровесник века. Я подумал: леший - весь в седой бороде и волосищах как в коконе упакован. Спас, значит меня и в свою холупу посередь темного леса приволок. Провалялся я в его берлоге дней может пять с лихорадкой, а когда выкарабкался, оказалось, что пришел ко мне дар события предугадывать. Ну, я тебе скажу, и гадостное это чувство. Подумал вдруг, что девчонок моих студенточек, пока я тут валялся в селе местная урла изнасиловала. Так поганая мыслишка залетела. И что ты думаешь? Все точно! Примчался в село, а меня уже милиция разыскивает - где руководитель группы? Куда смотрел?... В общем, следствие. То да се... На срок мне обвинение в халатности тянули. Не вытянули, а научную карьеру сломали. Диссертацию я не защитил, из Института выбыл, поселился в бабкином доме в Люберцах и сильно заскучал. Пить в жизнеутверждающих дозах пробовал - но организм алкоголь отвергает, врожденное, думаю, уродство. Запрограммировано так.
Иногда встряхивал перышки и катил в Москву работу искать. Где только не отирался. И вот однажды поздней осенней ночью, оказался я в Сретенском переулке под дверью ресторанчика какого-то, думаю, сильно крутого. Стою и ноздрями ужинаю - гусем с яблоками и салатом "оливье" - тем, до чего фантазия доросла. Здесь стекло в двери звякнуло, неземным ароматом повеяло, словно из рая. Гляжу - дама выбежала совсем раздетая: вся в декольте, макияж слезами затоплен, в ушах и на шее искры играют, а в ручках манто. За ней джентльмен сильно встревоженный. По всему видно, происходит классическая сцена разрыва, как во втором акте оперетты. Он её за манто обратно тянет и аппелирует невиновностью, она вырывается и кудрями темными дерзко так встряхивает. "Иди, говорит, ты..." От души, значит. Дождик, значит, поливает нешуточно её грудь и плечи совсем, повторяю, по пляжному беззащитные. У кого сердце не дрогнет! Шагнул я из тени невзирая на куртец промокший и общий вид бомжовой категории.
- Извините, говорю, дяденька, но дама не намерена возвращаться в пищеблок. А вы преступно желаете, что бы её сгубила безвременная пневмония, чему я живой свидетель, - придуряюсь, а сам тоже манто ухватил и как дерну! Не рассчитал сил - джентльмен то был после сытного ужина и тепленький, а я голодный и злой - так рванул, что завалил крупного амбала не хуже Вандамма... Пока кавалер поднимал себя с мокрого асфальта, дама кинулась к собственной тачке, а я за ней - с манто на вытяжку. Мягкий такой мех, нежный... Соболь, думаю.
Оказались мы в машине, она в меха кутается и руль с остервенением вертит, на меня ноль внимания. А я на неё как раз вылупился в ужасе совсем не поддельном. Прямо челюсть отвисла - такую жуть узрел внутренним взором своим, что не скажешь... А молчать нельзя.
- Вам, леди... - намекаю деликатно, - сейчас никак нельзя домой ехать. Никак нельзя, поверьте. - Напираю уже убедительней. Но куда там! Ноль внимания, фунт презрения и на дорожные знаки и на меня - несется, как фурия, только шины на поворотах повизгивают. Покрутились мы в каких-то переулках на Ордынке и остановились у подъезда. А дальше мне уже все ясно было, словно в кино смотрел: из темноты выступила неприятная фигура с пушкой наизготовку - в мою даму целится. Я успел её за волосы к сидению пригнуть и сам скукожиться. Бесшумно так бухнуло над ухом, зазвенело - и мы все в россыпи алмазов от разбитого стекла, как под новогодней елкой... Мой благородный фейс кровью залит. Чувствую только на груди её руки дрожащие и дыхание прерывистое, трепетное...
- Интересно откровенничаешь. Секс будет? - Жетон доедал второй кекс. - В первом начинка из джема с орехами оказалась. Я больше крем предпочитаю. У тебя ж все одно - аппетита нет.
- Было все - и роман офигенный, и хата упакованная, и бабки несчитанные и белые костюмы с самыми крутыми лейблами, когда мы отдохнуть в Испанию поехали. Мне ведь в тот вечер башку стеклом поранило и Ольга меня дома выходила. Страдания сближают, а героизм придает мужественность даже индивидууму не слишком выдающихся физических данных.
- Ну это ты скромничаешь. Рост, конечно, такой сейчас только научные работники носят. Даже баб в модели с метр семьдесят не берут. Но прекрасному полу ты нравишься, голубь. На Укупника, говорят, похож.
- Оля думала, что на молодого Ришара. Чувство у неё было настоящее, а главное, она даром моим восхищалась. Утверждала, что он у меня природный и глубокий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
- Марукано честен и зорок. Блевал он на ваш Смысл. Если пипл это не рубит, пусть хавает Лукунина. "Наложница смерти" - круто.
- Возьму почитать.
- Тебе вредно. Разочаруешься в тонкости своих извилин, не уловив скрытой игры подтекста и виртуозного стилизаторства, - Жетон успел стрельнуть смоляным глазом в покупателей, прислушавшихся к разговору. - И вот я подумал: хорошо бы этому парню взять псевдоним Алексей Каренин. Ведь так и воображается, что сии перлы из под руки занудного графа вышли. Его, его руку, его юмор, его полет фантазии чую! Граждане, самые читающие в мире, хватайте Лукунина! - Взвыл Жетон, вдохновляясь вниманием задержавшихся покупателей.
- Ты не читал и злобствуешь. Подкинь мне пару книжек. Рискну, пожалуй, - Филя спрятал изящные томики за пазуху и оглядел пестрый, припорошенный снегом, прилавок. - А Перервина-то, Перервина - завались!
- Культовая литература. Которое лето уже с его подачи глубинка грибами травится. Говорят - сыроежки в бледную поганку переродились. Да они ж там мухоморы принимают! На "колеса" не у всех бабок хватает. Такова великая сила искусства - пример, воздействия на толпу властителя дум. Потребитель литературы размышляет примитивно: нажрался дармовых грибков - и айда в высших сферах парить. Самогона не надо. Только не всякому дано. Недюжинный талантец для такого прорыва требуется.
- Что-то у тебя дамы косяком пошли - одна к одной красавицы и умницы, - внимание Фили переметнулось на коммерческое крыло прилавка, где веско и броско был представлен ассортимент российских криминальных сочинителей. - Но в мокрушной серии слабый пол не смотрится. Может им усы как у Пуаро подрисовать? Люблю, когда литераторы с усами - вызывают доверие. Впрочем, это все сочинители, а литературы и не видать. Литература-то где? Кибиров, допустим, Умберто Эко, Борхес? На худой конец, где моя книга? Ой, Марьину совсем снегом занесло!
- У нас не занесет! Мы умеем находить путь к сердцу читателя, - Жетон выхватил яркий томик покетбука и, подняв над головой, запричитал с крайней озабоченностью: - "Следователь Раменская рожает! Генерал узнает об этом последний. Супруг - вообще не в курсе. - Он распахнул страницы и грозно вчитался в текст: "Вычерчивая на дисплее компьютера фигуры фаллической формы и загадочного содержания, Даша пила кофе, курила и думала - кто? Кто мог совершить это? Если не он, и не он, и не он, то значит...!? Страшная догадка пронзила усталый мозг, дрогнувшие пальцы уронили семьдесят пятую за эти сутки сигарету, невыносимо заныла спина. Неужели!? .." Граждане покупатели - не пропустите сенсацию: всенародно любимая героиня беременна от преступника! Если вы помните яркий и чрезвычайно узнаваемый образ супер-певца, женившегося на примадонне Белле, похожей сами знаете на кого, то немедленно приобретайте продолжение... Так он же не умер, дорогие мои! Он вообще не такой отморозок, чтобы покидать сцену в самом интимном месте. Такие люди не умирают без наследника. Догадались? Волнующий момент эпопеи! Что говорите, дамочка? Читали и не нашли ничего подобного? Так вы кем, извините, работаете? Ах, домохозяйка - человек от литературного процесса сугубо отдаленный. Подтекст, значит, не рубите? В суть метафоры не вникаете? О тайнах творческой лаборатории не задумываетесь? Эх - эх - эх... Мастера не надо торопить, мастер питается вдохновением. Не написала ещё Марьина, так пишет! Что за ажиотаж вокруг не очень здоровой сенсации? тарахтя Жетон бойко распродавал книги.
- Сворачивай базар, - Тихонько толкнул его в бок Филя. - Пора чайком травиться. Танечка рулеты б-у принесла. Коробка только раскисла, а сами вполне свеженькие, только что из Брюсселя. Их там на Рождество в штаб-квартире ООН не доели.
9
Через пять минут они сидели в киоске Фили, заставив витрину картонным щитом с надписью "Господа, уважительно просим вас подождать до 14.00. Идет прием и контроль товара".
Разливая из чайника Тефаль кипяток в чашки с пакетиками мытищинского "Липтона" из кизяка, Жетон удивленно покосился на нераспечатанные связки газет.
- Вижу пресса у тебя стынет. Жареные факты тухнут. Влюбился? - он достал большой носовой платок и обтер крупное лицо, с четкой геометрией "особых примет": кончики усов отвисали к острому подбородку, брови, тоже смоляные и широкие, напротив, взлетали вверх, отчего общее выражение уловить было сложно. А впечатление складывалось однозначное - жулик. В зависимости от обстоятельств Евгений признавал себя казаком, украинцем или даже осетином, местом же рождения называл места в историко - культурном контексте значимые - Бородино, Новгород, Елабугу, Нижний Волочок.
- По какому случаю простой, коллега? - Жетон ловко погрузил под усы цельный кусок бисквита.
- Гуляю. У меня сегодня праздник. Этап неуверенности и колебаний завершился. Приступаю к исполнению жизненной миссии.
- Экстрасенсить в салон Магии уходишь? Ты хоть мне приворот насчет Галки со скидкой устрой или по бизнесу энергетику оптимизируй.
- Я не шучу, - Филя посмотрел осуждающе и снисходительно, как мог бы смотреть богослов на шутника, только сообщившего о появлении научного атеизма. - Это тот случай, когда балаганить преступно. Я должен тебе, Женя, кое-что рассказать. Давно должен был, но не имел права. Улавливаешь смысл?
- Секу. Мафия тебя охомутала и большие бабки сулит. А потом они кого-нибудь пришьют и скажут, что ты загипнотизировал киллера или внушил невинному гражданину криминальные помыслы. Такое теперь широко практикуется. Не надо быть Нострадамусом, что бы накаркать, - помрачнел Евгений, не переносивший серьезных разговоров без традиционного сорокаградусного оформления.
Филя вздохнул:
- Литература все это... Здесь дело серьезней. И пойми, если кому-нибудь рот откроешь - мне крышка.
- Может лучше не надо лицу постороннему в нетривиальные сферы вникать, а? - взмолился Жетон. - Давай лучше президента осмыслим. Он тебе как?
- При исполнении смотрится убедительно.
- А вот скажи, ты Шендеровича любишь?
- Слушать да, а так нет, - Филя отмахнулся - тяжкое признание было готово сорваться с его уст. И сорвалось:
- Живу я Женька, двойной жизнью. Давно по грани хожу, пора выбор сделать.
- Слушай, если сейчас про счет в Швейцарском банке признаешься или особняк на Кипре - жалеть не стану. Погибай, черт с тобой. Но дай и другим погибнуть. Готов идти рядом до самого конца.
- Спасибо. Тогда слушай - история запутанная, - Теофил без всякого удовольствия надкусил кусок облепленного шоколадом рулета с остатком рождественского поздравления на французской мове.
- А я распутанные истории как раз не воспринимаю. Мозги окривели от чтения остросюжетщины - профзаболевание.
- Три года я в этой норке, сам знаешь, мышкую. А до того случилось со мной одно судьбоносное происшествие... - не поддержал легкомысленного тона Теофил.
...Кончал я уже диссер по теме "Сакральные мотивы в северном эпосе", как занесло меня с группой институтских оболтусов в Карелию - фольклор ихний добывать. Восемь девок, один я. Ну, натурально, чем глубинка глубже, тем мотивы гуще и все сакральней, сакральней... Мотались мы по лесам, заброшенные хутора выискивали. Там однажды в глухих лесах заблудился я и уже тонул в болоте, как выгреб меня из трясины мужичок, полагаю, ровесник века. Я подумал: леший - весь в седой бороде и волосищах как в коконе упакован. Спас, значит меня и в свою холупу посередь темного леса приволок. Провалялся я в его берлоге дней может пять с лихорадкой, а когда выкарабкался, оказалось, что пришел ко мне дар события предугадывать. Ну, я тебе скажу, и гадостное это чувство. Подумал вдруг, что девчонок моих студенточек, пока я тут валялся в селе местная урла изнасиловала. Так поганая мыслишка залетела. И что ты думаешь? Все точно! Примчался в село, а меня уже милиция разыскивает - где руководитель группы? Куда смотрел?... В общем, следствие. То да се... На срок мне обвинение в халатности тянули. Не вытянули, а научную карьеру сломали. Диссертацию я не защитил, из Института выбыл, поселился в бабкином доме в Люберцах и сильно заскучал. Пить в жизнеутверждающих дозах пробовал - но организм алкоголь отвергает, врожденное, думаю, уродство. Запрограммировано так.
Иногда встряхивал перышки и катил в Москву работу искать. Где только не отирался. И вот однажды поздней осенней ночью, оказался я в Сретенском переулке под дверью ресторанчика какого-то, думаю, сильно крутого. Стою и ноздрями ужинаю - гусем с яблоками и салатом "оливье" - тем, до чего фантазия доросла. Здесь стекло в двери звякнуло, неземным ароматом повеяло, словно из рая. Гляжу - дама выбежала совсем раздетая: вся в декольте, макияж слезами затоплен, в ушах и на шее искры играют, а в ручках манто. За ней джентльмен сильно встревоженный. По всему видно, происходит классическая сцена разрыва, как во втором акте оперетты. Он её за манто обратно тянет и аппелирует невиновностью, она вырывается и кудрями темными дерзко так встряхивает. "Иди, говорит, ты..." От души, значит. Дождик, значит, поливает нешуточно её грудь и плечи совсем, повторяю, по пляжному беззащитные. У кого сердце не дрогнет! Шагнул я из тени невзирая на куртец промокший и общий вид бомжовой категории.
- Извините, говорю, дяденька, но дама не намерена возвращаться в пищеблок. А вы преступно желаете, что бы её сгубила безвременная пневмония, чему я живой свидетель, - придуряюсь, а сам тоже манто ухватил и как дерну! Не рассчитал сил - джентльмен то был после сытного ужина и тепленький, а я голодный и злой - так рванул, что завалил крупного амбала не хуже Вандамма... Пока кавалер поднимал себя с мокрого асфальта, дама кинулась к собственной тачке, а я за ней - с манто на вытяжку. Мягкий такой мех, нежный... Соболь, думаю.
Оказались мы в машине, она в меха кутается и руль с остервенением вертит, на меня ноль внимания. А я на неё как раз вылупился в ужасе совсем не поддельном. Прямо челюсть отвисла - такую жуть узрел внутренним взором своим, что не скажешь... А молчать нельзя.
- Вам, леди... - намекаю деликатно, - сейчас никак нельзя домой ехать. Никак нельзя, поверьте. - Напираю уже убедительней. Но куда там! Ноль внимания, фунт презрения и на дорожные знаки и на меня - несется, как фурия, только шины на поворотах повизгивают. Покрутились мы в каких-то переулках на Ордынке и остановились у подъезда. А дальше мне уже все ясно было, словно в кино смотрел: из темноты выступила неприятная фигура с пушкой наизготовку - в мою даму целится. Я успел её за волосы к сидению пригнуть и сам скукожиться. Бесшумно так бухнуло над ухом, зазвенело - и мы все в россыпи алмазов от разбитого стекла, как под новогодней елкой... Мой благородный фейс кровью залит. Чувствую только на груди её руки дрожащие и дыхание прерывистое, трепетное...
- Интересно откровенничаешь. Секс будет? - Жетон доедал второй кекс. - В первом начинка из джема с орехами оказалась. Я больше крем предпочитаю. У тебя ж все одно - аппетита нет.
- Было все - и роман офигенный, и хата упакованная, и бабки несчитанные и белые костюмы с самыми крутыми лейблами, когда мы отдохнуть в Испанию поехали. Мне ведь в тот вечер башку стеклом поранило и Ольга меня дома выходила. Страдания сближают, а героизм придает мужественность даже индивидууму не слишком выдающихся физических данных.
- Ну это ты скромничаешь. Рост, конечно, такой сейчас только научные работники носят. Даже баб в модели с метр семьдесят не берут. Но прекрасному полу ты нравишься, голубь. На Укупника, говорят, похож.
- Оля думала, что на молодого Ришара. Чувство у неё было настоящее, а главное, она даром моим восхищалась. Утверждала, что он у меня природный и глубокий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41