А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


Дэн Пирс посмотрел на него. Невада знал этот взгляд. Он означал, что Пирс уже на пределе.
— Чаплин и Пикфорд совершенно правы в своей идее создать Союз артистов, — сказал Невада. — По-моему, это единственный путь для звезды — сниматься именно в тех картинах в которых она хочет.
Выражение глаз Нормана изменилось.
— У них был не очень удачный год, они немного сдали.
— Может быть, — сказал Невада, — время покажет.
Норман посмотрел на Пирса, затем на Неваду.
— Ладно, я согласен. Даю на картину пятьсот тысяч, а вы оплатите все издержки, превышающие эту сумму.
— Издержки выльются еще в полтора миллиона. Где Невада возьмет такую кучу денег? — спросил Пирс.
— Там же, где и мы, в банке. С этим у него не будет проблем, я помогу ему. Вы — владелец картины. Все, что нужно нам, — это вернуть свои деньги, плюс процент с проката, — сказал Норман. — Это лучше, чем Союз актеров. Ты же видишь, насколько мы искренне хотим работать с тобой, Невада. По-моему, у тебя нет причин не доверять нам.
Невада, однако, смотрел на вещи трезво. Если картину ждет неудача, должником банка будет он, а не Норман. Он потеряет все, что имеет, и более того. Он взглянул на сценарий, решение тяжким грузом давило на сердце.
Отец Джонаса сказал ему однажды, что нельзя испытать радость выигрыша, играя на чужие деньги, и что нельзя сорвать куш, делая маленькие ставки. Эту картину нельзя было упустить, он чувствовал это.
— Хорошо, договорились, — сказал он, взглянув на Берни.
Выходя в сумерках из офиса, Невада обратил внимание на то, что лицо его агента Пирса было мрачным.
— Может быть, зайдем ко мне в контору? — спросил он. — Нам надо многое обсудить.
— Подождет до завтра, — сказал Невада. — Дома меня ждет целая компания с Юга.
— Ты можешь не потянуть это дело, — сказал Пирс.
— А по-моему, самое время рискнуть, — ответил Невада, направляясь к машине. — Нельзя сорвать куш, не рискуя.
— Но ты можешь потерять все, — кисло заметил Дэн.
Невада подошел к белому автомобилю и похлопал его, словно лошадь, по дверце.
— Мы не можем проиграть.
Пирс покосился на него.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Мне просто не нравится, когда вдруг заявляется Норман и всю прибыль обещает нам. Что-то тут нечисто.
— Твоя беда, Дэн, заключается в том, что ты агент, а все агенты подозрительны. Берни был вынужден придти к нам, если не хотел потерять меня. — Невада открыл дверцу. — Я буду у тебя завтра в десять утра.
— Хорошо, — откликнулся Пирс, направляясь к своей машине. — Да, вот еще что, — он замедлил шаг, — это звуковое кино начинает меня беспокоить. Пара компаний уже объявили, что переходят на звуковые фильмы.
— Бог с ними, — ответил Невада. — Это их головная боль. — Он включил зажигание, и мотор заработал. — Это всего лишь сомнительная новинка; когда выйдет наш фильм, люди забудут про звуковое кино.
* * *
На небольшом столике у постели мягко зазвонил телефон. Рина подошла и сняла трубку. Это была последняя французская модель телефонного аппарата, которую она впервые видела после возвращения из Европы. В центре телефонного диска, где обычно помещался номер телефона, были выгравированы знакомые ей инициалы.
— Алло? — В трубке раздался голос Невады. — Как дела, дружок? Ты устроилась?
— Невада?! — воскликнула Рина.
— Что за сомнение? Разве у тебя появились другие друзья?
— Я еще не распаковала вещи. К тому же я поражена.
— Чем?
— Всем, это какая-то сказка, я не видела ничего подобного.
— Подумаешь, пустяки. Но я зову это домом.
— О, Невада, не верю своим глазам. С чего вдруг тебе пришла в голову мысль построить такой сказочный дом. Он вовсе не похож на тебя.
— Да это просто декорация, Рина, как большая белая шляпа, пижонские штаны и яркие ботинки. Без этих чудачеств невозможно быть звездой.
— Как, и без инициалов на каждой вещи?
— Вот именно. Не обращай внимания, в Голливуде без этого нельзя.
— Мне надо так много сказать тебе. Когда ты придешь домой?
— Домой, — расхохотался он, — да я уже дома, жду тебя внизу в баре.
— Я спущусь через минуту. Но как, Невада, я найду бар? В твоем-то лабиринте...
— Для этого мы держим индейцев, чтобы указывали дорогу. Я уже послал к тебе одного.
Рина положила трубку и подошла к зеркалу. Едва она накрасила губы, как раздался стук в дверь. Рина распахнула дверь. На пороге стоял Невада.
— Простите, мэм, — сказал он с шутливой почтительностью, — я обошел все владение, и можете мне поверить, оказался здесь единственным индейцем.
— О, Невада. — Рина очутилась в объятиях Невады и прижалась к самой надежной на свете груди. На его вечернем костюме появились две дорожки от слез.

Книга третья
Джонас — 1930
1
Под правым крылом показались огни Лос-Анджелеса. Я посмотрел на База, сидевшего рядом в кабине.
— Мы почти дома.
Его курносое лицо расплылось в улыбке. Он взглянул на часы.
— Думаю, что мы опять установили рекорд.
— Да черт с ним, с рекордом. Главное — получить почтовый контракт.
— Теперь-то мы его точно получим. — Он протянул руку и похлопал по приборной доске. — Эта игрушка обеспечила его для нас.
Я сделал широкий разворот над городом и направил машину на Бербанк. Если мы получим контракт на перевозку почты из Чикаго в Лос-Анджелес, то сможем вскоре охватить всю страну. Следующим будет маршрут Чикаго — Нью-Йорк.
— Я читал в газетах, что Форд работает над трехмоторным самолетом, который сможет перевозить тридцать два пассажира, — сказал Баз.
— И когда он будет готов?
— Года через два-три.
— Да, — ответил я, — но мы не можем дожидаться Форда. Тем более, что на самом деле это будет лет через пять, а нам надо быть во всеоружии уже через два года.
— Два года? Но как мы это сделаем, это невозможно.
— Сколько у нас сейчас летает почтовых самолетов? — спросил я.
— Тридцать четыре.
— А если мы заключим новый контракт?
— Понадобится в два, а то и в три раза больше. Что будем делать?
— Производители самолетов заработают на нашем почтовом контракте больше, чем мы.
— Если ты думаешь о собственном авиационном заводе, то это глупость, — сказал Баз. — Одно строительство займет два года.
— Зачем же, мы купим готовый завод, — ответил я.
Баз задумался.
— Локхид, Мартин, Кертисс-Райт — они все в деле, они не продадут. Единственный, кто мог бы продать, так это Уинтроп. У него плохо пошли дела после того, как сорвался армейский контракт.
— Верно рассуждаешь, молодец, — улыбнулся я.
Баз посмотрел на меня.
— Но я работал у старого Уинтропа, и он клялся, что никогда не продаст.
Мы находились уже над территорией аэропорта Бербанк. Я сделал разворот над южной оконечностью летного поля, где располагался завод Уинтропа, и накренил машину так, чтобы Базу было хорошо видно.
— Посмотри-ка вниз, — сказал я. На черной крыше завода, освещенная двумя прожекторами, была видна надпись, сделанная гигантскими буквами:
КОРД ЭРКРАФТ ИНКОРПОРЕЙШН
Как только мы выпрыгнули на землю, нас обступила толпа репортеров. Свет от вспышек резал глаза, и я зажмурился.
— Вы устали, мистер Корд? — закричал один из них.
Я потрогал небритые щеки и усмехнулся.
— Свеж, как маргаритка. — Под ногу мне попался камень, я повернулся к самолету и крикнул Базу: — Эй, кинь мне ботинки.
Он рассмеялся и бросил их вниз, а репортеры защелкали фотоаппаратами, запечатлевая, как я обуваюсь.
Баз присоединился ко мне, и мы двинулись к ангару, а репортеры все продолжали снимать.
— Как вы чувствуете себя дома? — крикнул один из них.
— Хорошо.
— Очень хорошо, — добавил Баз.
И это действительно было так. Пять дней назад мы вылетели из Ле-Бурже под Парижем. Ньюфаундленд, Нью-Йорк, Чикаго, Лос-Анджелес — пять дней.
Теперь репортеры вытащили блокноты.
— Сам по себе перелет Чикаго — Лос-Анджелес — рекордный, не говоря уже о том, что за весь полет вы установили еще пять рекордов.
— По одному рекорду в день, — усмехнулся я, — грех жаловаться.
— Значит ли это, что вы получите почтовый контракт?
Позади репортеров у входа в ангар я увидел Макаллистера, приветственно махавшего рукой.
— Это уже деловой вопрос, — ответил я. — Господа, я оставляю вам своего партнера, он все объяснит.
Я быстро вышел из толпы, сомкнувшейся вокруг База, и подошел к Макаллистеру. На лице его было волнение.
— Я думал, ты не прилетишь вовремя.
— Я же сказал, что буду в девять.
Он схватил меня за руку.
— У меня здесь машина, поедем-ка прямо в банк. Я сказал, что привезу тебя.
— Минутку. — Я вырвал руку. — Кому сказал?
— Представителям группы синдикатов, которые согласились с твоей ценой на лицензию на высокоскоростное литье под давлением. В этот раз приехал даже представитель Дюпона. — Он снова схватил меня за руку и потащил к машине.
Я снова вырвался.
— Подожди, я не был в кровати пять дней, я разбит. Повидаюсь с ними завтра.
— Завтра? — вскричал он. — Но они ждут тебя сейчас.
— Ну и черт с ними, подождут.
— Но они дают тебе десять миллионов!
— Они мне ничего не дают, могли бы с таким же успехом приобрести патент, как это сделал я. В то время они все были в Европе, но поскупились. А если им теперь понадобилась лицензия, то могут подождать до завтра.
Я сел в машину и сказал:
— В отель «Беверли-Хиллз».
Расстроенный Макаллистер уселся сзади.
— Завтра? Он они не хотят ждать.
Я посмотрел на Макаллистера, и мне стало немного жаль его. Такую сделку провернуть было нелегко.
— Тогда вот что. Дай мне поспать шесть часов, а потом встретимся.
— Но ведь будет три утра! — воскликнул он.
Я кивнул.
— Приводи их ко мне в номер, я буду готов.
* * *
В номере меня ждала Моника Уинтроп. Когда я вошел, она поднялась с дивана, отложила сигарету, подбежала ко мне и поцеловала.
— О, вот это борода, — удивленно воскликнула она.
— Что ты тут делаешь? — спросил я. — Я искал тебя на аэродроме.
— Я не пошла туда, потому что боялась встретить отца.
Она была права. Эймос Уинтроп был не таким уж простаком, чтобы не догадаться, в чем дело. Его беда заключалась в другом — он не умел правильно распределять свое время, поэтому женщины мешали работе, а работа мешала общению с женщинами. Моника была его единственной дочерью, но, как всякий распутник, он думал о ней не то, что она представляла собой на самом деле.
— Сделай мне выпить, — сказал я, проходя за ней в спальню. — А не то я усну прямо в ванной; от меня так несет, что я сам это ощущаю.
Моника протянула мне виски со льдом.
— Прошу! А ванна уже полная.
— Но как ты узнала, когда я приду?
— Слышала по радио.
Я потихоньку потягивал виски, а Моника сидела рядом.
— Я считаю, что тебе не надо принимать ванну, этот запах так возбуждает.
Я отставил стакан и направился в ванную, снимая на ходу рубашку. Повернувшись, чтобы закрыть дверь, я увидел на пороге Монику.
— Подожди, не залезай в ванну. Так жалко смывать этот мужской дух.
Она обвила меня руками за шею и прижалась всем телом. Я хотел поцеловать ее в губы, но она отвернула лицо и уткнула его в мое плечо, глубоко вдыхая запах кожи. Она тихо застонала.
Я обхватил ее лицо руками и повернул к себе. Моника закрыла глаза и снова застонала. Я расстегнул ремень, брюки упали на пол. Я откинул их ногой в сторону и повернул Монику спиной к туалетному столику, стоявшему возле стены. Не открывая глаз, она вскарабкалась на меня, как обезьянка на кокосовую пальму.
— Вдыхай глубже, крошка, — сказал я, когда она сдавленно вскрикнула, — возможно, я уже никогда не буду так пахнуть.
* * *
Вода была мягкая и горячая, усталость постепенно покидала тело. Я попытался намылить спину, но ничего не получилось.
— Давай я, — сказала Моника.
Я протянул ей мочалку. Круговые движения были мягкими и плавными, от удовольствия я закрыл глаза.
— Еще, — попросил я, — так хорошо!
— Ты прямо как ребенок, за тобой обязательно кто-то должен ухаживать.
Я открыл глаза и посмотрел на нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100