– Когда можно считать, что вы в безопасности? В полной безопасности?
– Наверно, в Индиане.
– И в Индиане вы пробудете всю пятницу?
– Пожалуй.
– А в Чикаго приедете в субботу?
– В субботу утром.
– Прекрасно, – заключила герцогиня. – Мы с мужем вылетим в Чикаго в пятницу вечером. Остановимся в отеле «Дрейк» и будем ждать там от вас вестей.
Герцог пристально разглядывал свои руки, стараясь не встречаться взглядом с Огилви.
– И дождетесь, – отрезал детектив.
– Вам что-нибудь нужно от нас?
– Я бы хотел получить записку в гараж. На всякий случай. Что вы доверяете мне взять машину.
– Сейчас напишу. – Герцогиня прошла в другой конец комнаты к секретеру, быстро что-то написала и тут же вернулась со сложенным листком бумаги, на котором стояла эмблема отеля. – Извольте.
Не взглянув на записку, Огилви положил ее во внутренний карман. Он по-прежнему не сводил глаз с лица герцогини.
Наступило неловкое молчание.
– Вам нужно что-то еще? – неуверенно спросила герцогиня.
Герцог Кройдонский поднялся со своего места, прямой как палка, и пошел куда-то.
– Денег, – раздраженно произнес он, останавливаясь, но не поворачиваясь к ним. – Он хочет денег.
Толстое лицо Огилви расплылось в ухмылке.
– Совершенно верно, герцогиня. Десять тысяч сейчас, как условились.
Остальные пятнадцать в Чикаго, в субботу.
Герцогиня с рассеянным видом прижала к вискам пальцы, унизанные кольцами.
– Право, не понимаю, как это я… забыла… Столько было всяких дел.
– Неважно. Я бы напомнил.
– Займемся этим сегодня к вечеру. Наш банк позаботится…
– Деньги наличными, – перебил герцогиню толстяк. – Купюры не крупнее двадцаток и не новые.
– Это еще почему? – метнула на него недоумевающий взгляд герцогиня.
– А чтобы по ним ничего нельзя было распознать.
– Вы что же, не доверяете нам?
Огилви потряс головой.
– В такой ситуации лишь круглый дурак может кому-нибудь доверять.
– Тогда почему же мы должны доверять вам?
– Да потому что мне с вас еще пятнадцать косых причитается. – В высоком фальцете появились нотки нетерпения. – И запомните: тоже в мелких купюрах, причем банки по субботам не работают.
– Теперь представим себе, – сказала герцогиня, – что в Чикаго мы вам ничего не платим.
Улыбка мгновенно сошла с лица детектива – даже намека на нее не осталось.
– Я, скажем прямо, рад, что вы подняли этот вопрос, – сказал он. Чтобы все между нами было ясно.
– Думаю, мне и так все ясно, но все же объясните.
– В Чикаго, герцогиня, будет вот как: я ставлю машину в укромном месте, но где – вы не будете знать. Потом иду в отель и получаю свои пятнадцать косых. После этого я возвращаю вам ключи и говорю, где спрятана машина.
– И все же вы не ответили на мой вопрос.
– Сейчас, сейчас. – Поросячьи глазки детектива сверкнули. – Если что вдруг не так – ну, к примеру, если вы заявите, что у вас нет наличных, потому как вы забыли, что банки в этот день не работают, – я вызову полицию там же, в Чикаго.
– Но ведь и вам тогда придется многое объяснять. Хотя бы почему вы перегнали машину на север.
– Ничего нет проще. Скажу, что вы заплатили мне пару сотен – они как раз будут при мне, – чтоб я пригнал вашу машину в Чикаго. Вы-де сказали, что для вас этот путь слишком утомителен. Сами же с герцогом пожелали лететь. А я, только когда добрался до Чикаго и как следует пригляделся к машине, понял, что к чему. Вот так-то… – Детектив передернул своими огромными плечищами.
– Мы не собираемся изменять своему слову, – заверила его герцогиня Кройдонсная. – Но как и вам, мне хотелось убедиться, что мы понимаем друг друга.
Огилви кивнул.
– По-моему, понимаем.
– Приходите в пять, – сказала герцогиня. – Деньги будут приготовлены.
После ухода Огилви герцог Кройдонский покинул свое добровольное уединение и возвратился на прежнее место. На столике стояли рюмки и бутылки – запас их со вчерашнего дня был обновлен. Налив в стакан виски, герцог плеснул туда немного содовой и залпом выпил.
– Я вижу, вы с самого утра опять за свое, – ехидно заметила герцогиня.
– Надо же прополоскать себя. – Герцог снова налил висни, но на этот раз отхлебнул совсем немного. – Я словно весь вывалялся в грязи после того, как побыл в одной комнате с этим типом.
– Зато так называемый «тип» явно менее разборчив, – парировала жена.
– А то он мог бы сказать, что не желает быть в одной комнате с пьяницей, сбившим ребенка…
Герцог побелел. Трясущимися руками он поставил стакан.
– Ну, уж это удар ниже пояса, дорогая.
– …и постыдно бежавшим потом, – добавила герцогиня.
– Ну нет, клянусь, это вам с рук не сойдет! – гневно вскричал герцог.
Он сжал кулаки и, казалось, сейчас набросится на нее и ударит. – Ведь вы же виноваты, вы! Это вы заставили меня уехать, даже остановиться не дали.
Если б не вы, я бы остановился. Вы сказали, что это ни к чему: что сделано, то сделано. Вот вчера хотел же я пойти в полицию. Вы воспротивились! А теперь у нас на шее сидит эта проказа… этот мерзавец, который лишает нас последних остатков… – Герцог не договорил и умолк.
– Можно считать вашу истерику оконченной? – осведомилась герцогиня.
Ответа не последовало, и она продолжала:
– Могу ли я напомнить вам, что мне не пришлось долго вас убеждать. Если бы вы захотели или намеревались поступить иначе, мое мнение не имело бы для вас никакого значения. А что касается проказы, то вы едва ли заразитесь: вы так старательно отходили подальше, – предоставив мне одной вести все переговоры с этим чудовищем.
– Зря я начал этот разговор, – вздохнул герцог. – Простите великодушно.
– Если вам необходимо поспорить, чтобы привести в порядок свои мысли, – безразличным тоном заметила герцогиня, – извольте: я не возражаю.
Герцог снова взял свой стакан.
– Странно, – сказал он, медленно поворачивая стакан в руке, – но у меня некоторое время назад вдруг появилось такое чувство, будто случившееся, несмотря на весь ужас, как-то сблизило нас!
Это было сказано явно с намерением заключить мир, и герцогиня заколебалась. Для нее разговор с Огилви тоже был унизительным и тягостным.
Где-то глубоко внутри у нее тоже возникла жажда покоя.
И все же она не могла пересилить себя и пойти на примирение с герцогом.
– Если даже и так, – сказала она, – то я этого не почувствовала. – И не без яда добавила:
– Во всяком случае, сейчас не время для нежностей.
– Вы правы! – И точно слова супруги были сигналом, снимавшим запрет, герцог одним духом допил виски и снова наполнил стакан.
Герцогиня бросила на него испепеляющий взгляд:
– Была бы вам очень признательна, если бы вы, по крайней мере, сохранили ясность сознания. Полагаю, мне самой придется иметь дело с банком, но может понадобиться ваша подпись на документах.
Уоррену Тренту предстояло выполнить две добровольно взятые на себя миссии, и обе были ему неприятны.
Во-первых, предъявить Тому Эрлшору обвинение, с которым выступил против него накануне Кэртис О'Киф. «Он беззастенчиво обирает вас, – сказал магнат о старшем бармене. – И, судя по всему, уже давно».
О'Киф сдержал слово и подкрепил свое обвинение документом.
Утром, в начале одиннадцатого, некий молодой человек, который назвался Шоном Холлом из корпорации отелей О'Кифа, вручил Уоррену Тренту докладную на семи страницах, составленную на основе наблюдений, – с фактами, датами и даже указанием точного времени. Человек, доставивший этот доклад лично Уоррену Тренту в его апартаменты на пятнадцатом этаже, был явно смущен. Владелец отеля поблагодарил его и тут же сел читать документ.
По мере того как Трент читал, выражение лица его становилось все мрачнее. В отчете разоблачались не только махинации Тома Эрлшора, но и других служащих, которым Трент доверял. Особенно неприятным было то, что его обманывали главным образом те работники, которых он вообще не считал необходимым проверять, а некоторых – как, например, Тома Эрлшора – даже считал своими личными друзьями.
Было также очевидно, что в масштабе всего отеля эти хищения приводили к более значительным убыткам по сравнению с указанными в отчете.
Внимательно прочитав отпечатанные на машинке страницы. Трент аккуратно сложил их и спрятал во внутренний карман пиджака.
Трент понимал, что, если бы поддался первой реакции, его ярость не знала бы предела и тогда он стал бы изобличать и карать одного за другим всех тех, кто обманул его доверие. От такого поступка он мог бы даже получить некоторое, хоть и грустное, удовлетворение. Но чрезмерный гнев в последнее время оставлял у него чувство опустошенности. Надо самому лично, лицом к лицу встретиться с Томом Эрлшором, решил он, и больше ни с кем другим.
Этот отчет, думал Уоррен Трент, оказался полезным, по крайней мере, в том, что освободил его от всяких обязанностей по отношению к служащим. До вчерашнего вечера, размышляя о «Сент-Грегори», Уоррен Трент всегда помнил о своем долге перед преданными ему подчиненными. Теперь же, убедившись в их нечестности, он был свободен в своих действиях.
И как результат перед ним открывалась возможность, которую до этого он старался избегать, а именно: распорядиться отелем так, как он сам сочтет нужным. Но даже и теперь такая перспектива казалась ему в высшей степени отталкивающей, и именно поэтому он решил сделать то, что ему было менее неприятно, – до конца выяснить отношения с Томом Эрлшаром.
Бар «Понталба» находился на первом этаже отеля и сообщался с вестибюлем через украшенные бронзой и кожей двустворчатые двери, которые вращались в любую сторону. Три застланные ковром ступеньки вели в помещение, где были расставлены столики и удобные мягкие кресла, а также находились отдельные кабины.
В отличие от других баров и коктейль-холлов «Понталба» был ярко освещен. Завсегдатаи могли видеть друг друга и весь бар, напоминающий по форме букву "Г". Перед стойкой бара высилось около десяти табуретов с мягкой обивкой – для посетителей, пришедших в бар в одиночестве. Эти табуреты вращались, что позволяло людям обозревать весь бар.
Было без двадцати пяти двенадцать, когда Уоррен Трент вошел в бар «Понталба». Зал был почти пуст, если не считать молодой парочки в одной из кабин да двух мужчин со значками участников конгресса, которые негромко беседовали за столиком у дверей. Приток посетителей ожидался лишь минут через пятнадцать, когда наступит время ленча, и уж тогда Тренту навряд ли представилась бы возможность спокойно все выяснить. Но ему, решил владелец отеля, хватит и десяти минут для того разговора, который он намеревался провести.
Официант, заметив хозяина, ринулся было к нему, но тот движением руки дал понять, что не нуждается в его услугах. Том Эрлшор стоял за стойкой бара спиной к залу и сосредоточенно рассматривал таблицу в газете, разложенную на кассовом аппарате. Уоррен Трент решительно прошел через зал и сел на табурет у стойки. Теперь ему хорошо было видно, что старший бармен изучает бюллетень скачек. «Значит, вот куда уплывают мои денежки», – подумал Уоррен Трент.
Эрлшор резко повернулся – на лице его отразился испуг, тотчас сменившийся легким удивлением, а затем и показной радостью.
– Ах, мистер Трент, так ведь можно человека и на тот свет отправить.
– Он проворно сложил бюллетень и сунул в задний карман брюк. Его испещренное морщинами лицо и обрамленное, как у Деда Мороза, бахромой седых волос вокруг лысой макушки, расплылось в улыбке. «Почему я раньше не замечал, что улыбка у него такая заискивающая?» – подумал Уоррен Трент.
– Давненько вы к нам не заглядывали, мистер Трент.
– А ты хотел бы, чтоб было иначе?
Эрлшор помедлил, прежде чем ответить.
– Почему же?..
– Я, например, считал, что, когда человека не беспокоят, это ему только на руку.
Еле заметная тень промелькнула по лицу старшего бармена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75