Мало-помалу Инес начинала приходить в себя.
– На постройку зданий, жилых домов…
– Вы сказали «брал». Он больше этим не занимается? Почему?
– Дела пошли плохо…
– Вы имеете в виду денежную сторону?
– Да… А почему вы спрашиваете?
– Пожалуйста, поверьте мне, Инес, у меня есть на то серьезные основания. Речь идет о жизни вашего мужа… и еще многих других. Поверьте мне на слово.
Инес подняла глаза на Ордвея. Их взгляды встретились.
– Хорошо.
– У вашего мужа и сейчас денежные затруднения?
Инес помедлила лишь секунду.
– Да.
– Серьезные?
Инес молча наклонила голову.
– Он разорился? У него долги?
Совсем шепотом:
– Да.
– А где он раздобыл денег на полет в Рим?
– Мне кажется… – Инес хотела было сказать, что муж заложил ее кольцо, но внезапно вспомнила про квитанцию «Транс-Америки» о выдаче ему билета в кредит. Она вынула измятую желтую бумажку из сумочки и протянула ее Ордвею. Уэзерби тоже подошел взглянуть.
– Она выписана на «Берреро», – заметил Уэзерби. – А подпись неразборчива – можно понять и так и этак.
– Он и в списке пассажиров значился как Берреро, – напомнила Таня.
– Сейчас это не имеет значения, – сказал Ордвей, – но в общем-то это старый трюк, к которому прибегают, когда человек неплатежеспособен. Подменяют первую букву другой, чтобы платежеспособность нельзя было проверить – во всяком случае, сразу. А потом, когда ошибка обнаруживается, сваливают всю вину на того, кто выписывал квитанцию. – Держа желтую бумажку в руке, Ордвей повернулся к Инес и спросил сурово: – Почему вы на это согласились? Вы же знали, что это мошенничество.
– Я совсем ничего про это не знала, – возмутилась Инес.
– Откуда же у вас эта бумажка?
Инес довольно сбивчиво принялась рассказывать, как она обнаружила квитанцию и поспешила в аэропорт, надеясь перехватить мужа, пока он не сел в самолет.
– Значит, до сегодняшнего вечера вы понятия не имели о том, что ваш муж собирается куда-то лететь?
– Нет, сэр.
– Ни малейшего?
– Нет.
– И даже сейчас вы не понимаете, зачем ему это понадобилось?
Инес поглядела на Ордвея с тревогой.
– Нет.
– Ваш муж совершал когда-нибудь нелогичные поступки?
Инес колебалась.
– Ну, так как же, – допытывался Ордвей, – случалось с ним такое?
– Случалось, иногда… в последнее время.
– Он был неуравновешен?
Шепотом:
– Да.
– Впадал в ярость?
Помолчав, Инес утвердительно кивнула, хотя и с явной неохотой.
– У вашего мужа был сегодня с собой чемоданчик, – спокойно, не меняя тона, проговорил Ордвей. – Маленький плоский чемоданчик, вроде портфеля. И, по-видимому, он представлял особую ценность для вашего мужа. Вы не знаете, что у него могло там быть?
– Не знаю, сэр.
– Вы сказали, Инес, что ваш муж брал подряды – строительные подряды. Приходилось ли ему в процессе работы пользоваться взрывчаткой?
Вопрос был задан как бы вскользь и так неожиданно, что не сразу привлек к себе внимание. Но когда он дошел до сознания каждого, в комнате внезапно воцарилась напряженная тишина.
– О да, – сказала Инес. – Очень часто.
Ордвей помедлил и спросил:
– Ваш муж хорошо разбирается во взрывчатых веществах?
– Мне кажется, да. Ему нравилось с ними работать… Но он… – внезапно Инес умолкла.
– Что – он, Инес?
– Он обращается с ними очень осторожно… – Апатия Инес прошла, она теперь явно нервничала. Взгляд ее перебегал с одного лица на другое. – А почему вы об этом спрашиваете?
– А вы совсем не догадываетесь, почему, Инес? – вкрадчиво спросил Ордвей.
Она молчала, и тогда Ордвей снова спросил, как бы между прочим:
– Где вы проживаете?
Инес сообщила адрес, и он его записал.
– Ваш муж был дома сегодня днем или вечером перед тем, как отправиться на аэродром?
Инес подняла испуганные глаза на полицейского.
– Был.
Ордвей повернулся к Тане и сказал вполголоса!
– Соедините меня, пожалуйста, с полицейским отделением этого района. – Он набросал на бумажке несколько цифр. – Пусть не кладут трубку…
Таня поспешила к телефону.
Ордвей снова обратился к Инес:
– Ваш муж держал дома взрывчатку? – Инес явно колебалась и медлила с ответом. Голос Ордвея внезапно стал резок: – Вы до сих пор говорили мне правду. Не лгите же теперь! Была у него взрывчатка?
– Была.
– Какая именно?
– Динамит… и капсюли… Они у него остались…
– С тех пор, когда он работал подрядчиком?
– Да.
– Говорил он вам про них что-нибудь? Объяснял, зачем он их держит?
Инес отрицательно покачала головой.
– Нет, Он говорил только, что это не опасно, если… если знать, как с ними обращаться…
– А где он их хранил?
– Просто в ящике стола.
– Какого стола, где?
– В спальне. – Внезапно Инес покачнулась, лицо ее побелело. Это не укрылось от Ордвея.
– Вы что-то вспомнили! Что именно?
– Ничего! – Но голос и глаза Инес выдавали охвативший ее ужас.
– Да, вспомнили, не запирайтесь! – Ордвей наклонился к Инес, лицо его стало жестким, суровым. Снова от былой обходительности не осталось и следа: перед Инес стоял полицейский, грубый, беспощадный; ему нужен был ответ, и он знал, что получит его. – Не вздумайте запираться или лгать! – выкрикнул Ордвей. – Не поможет. Говорите, о чем вы подумали. – Инес всхлипнула. – Бросьте это! Говорите!
– Сегодня вечером… я как-то не обратила на это внимания сначала… эти штуки…
– Динамит и капсюли?
– Да.
– Ну, что вы тянете? Говорите, в чем дело?
Инес прошептала едва слышно:
– Их не было на месте!
Послышался ровный голос Тани:
– Я вас соединила, лейтенант. Дежурный на проводе.
В комнате царила мертвая тишина.
Ордвей махнул рукой Тане, не отрывая взгляда от Инес.
– Известно ли вам, что сегодня вечером, перед тем как сесть в самолет, ваш муж застраховал свою жизнь на крупную, очень крупную сумму в вашу пользу?
– Нет, сэр, клянусь, я ничего не знаю…
– Я вам верю, – сказал Ордвей. Он умолк, что-то соображая. Когда он снова заговорил, голос его звучал еще резче: – Инес Герреро, слушайте меня внимательно. У нас есть основания полагать, что ваш муж сегодня вечером имел при себе эти взрывчатые вещества, о которых вы нам сообщили, и, улетая в Рим, взял их с собой. Поэтому – так как иного объяснения его поступку нет – мы считаем, что он сделал это с намерением взорвать самолет и убить себя и всех находящихся на борту. Теперь я хочу задать вам еще один вопрос, но прежде чем вы на него ответите, подумайте хорошенько, подумайте о тех, кто находится там, в самолете, обо всех этих ни в чем не повинных людях, среди которых есть дети. Вы знаете вашего мужа, Инес, вы должны знать его лучше, чем кто-либо другой. Способен ли он… ради страховой премии, ради вас… способен ли он сделать то, о чем я только что сказал?
По лицу Инес Герреро струились слезы. Казалось, она вот-вот лишится чувств. Еле слышно, запинаясь, она пролепетала:
– Да… да, мне кажется, он способен.
Нед Ордвей отвернулся от нее. Он взял у Тани телефонную трубку и заговорил быстро, понизив голос. Он сделал краткое сообщение, попутно отдавая распоряжения. Потом снова обернулся к Инес Герреро:
– Мы должны обыскать вашу квартиру и можем, разумеется, получить ордер на обыск. Но вы облегчите нам дело, если сами дадите на это согласие. Ну, как?
Инес тупо кивнула.
– Отлично. – В телефонную трубку Ордвей сказал: – Она согласна. – И, опустив трубку на рычаг, повернулся к Уэзерби и Мелу. – Поищем улик у него на квартире. Это все, что мы можем пока предпринять.
Уэзерби проговорил мрачно:
– Да и мы тоже мало что можем сделать, – остается только молиться. – Лицо у него сразу осунулось, потемнело; он начал составлять новую радиограмму командиру рейса два.
9
Пилотам рейса два подали горячую закуску, заказанную капитаном Димирестом. Тарталетки, принесенные стюардессой из салона первого класса, быстро исчезали с подносов. Димирест, надкусив тарталетку с омаром и грибами, сдобренными пармезанским сыром, одобрительно хмыкнул.
Стюардессы, по обыкновению, продолжали усиленно заботиться о тощем Сае Джордане. Украдкой, за спиной двух других летчиков, они сунули ему еще несколько тарталеток на отдельном подносе, а когда Джордан повернулся к приборам, следя за системой перекачки топлива, за щекой у него был изрядный кусок бекона, нафаршированного куриной печенкой.
Вскоре всем трем пилотам, отдыхавшим по очереди в мягком полумраке кабины, будет подано еще одно изысканное блюдо и десерт, какими авиакомпания потчует своих пассажиров первого класса. И только столовое вино и шампанское оставались привилегией пассажиров и не подавались команде.
«Транс-Америка», как и большинство авиакомпаний, старалась вовсю обслуживать свои рейсы в полете первоклассной кухней. Это встречало возражения: кое-кто считал, что авиакомпании – даже международные – должны заниматься исключительно проблемами транспорта, свести обслуживание пассажиров к определенному среднему стандарту и покончить со всякими излишествами, включая сюда и еду более высокого качества, чем обычный стандартный обед. По мнению же других, слишком многое в современном транспорте свелось к такому среднему стандарту, и они одобряли хорошую кухню на самолетах, считая, что это придает полету известный шик. Жалобы на недостаточно хорошую еду поступали к авиакомпаниям чрезвычайно редко. Для большинства пассажиров – как первого, так и туристского класса – еда в полете представлялась своего рода развлечением, и они поглощали ее с аппетитом.
Вернон Димирест, посасывая последние сочные кусочки омара, думал по этому поводу примерно то же, и в этот момент в кабине прозвучал громкий сигнал вызова по каналу спецсвязи, и на панели вспыхнула желтая лампочка.
Брови Энсона Хэрриса поползли вверх. Радиограмма по спецканалу – явление необычное, а два спецвызова меньше чем за час – нечто вообще из ряда вон выходящее.
– Нет, определенно нам нужно засекретиться, – прозвучал сзади голос Сая Джордана.
Димирест протянул руку к регулятору радио.
– Я приму.
После обмена позывными между рейсом два и нью-йоркским диспетчером Вернон Димирест принялся записывать радиограмму в блокнот, пришпиленный под затененной козырьком лампочкой. Радиограмма была от управляющего пассажирскими перевозками международного аэропорта имени Линкольна и начиналась словами:
«СОГЛАСНО НЕПРОВЕРЕННЫМ ДАННЫМ…»
По мере того как Димирест писал, лицо его, на которое падали отблески света, становилось все более угрюмым, сосредоточенным. Он подтвердил прием и отключился, не прибавив ни слова. Все так же молча он протянул блокнот Энсону Хэррису. Наклонившись к свету, тот прочел радиограмму, негромко свистнул и передал блокнот через плечо Саю Джордану.
Текст заканчивался словами:
«ПРЕДЛАГАЕМ ВЕРНУТЬСЯ ИЛИ СОВЕРШИТЬ ПОСАДКУ ПО УСМОТРЕНИЮ КОМАНДИРА».
Оба старших пилота понимали, что возникает вопрос о том, кто будет принимать решение. Хотя самолет в этом рейсе пилотировал Энсон Хэррис, а Вернон Димирест выполнял обязанности пилота-контролера, все же решающее слово оставалось за ним как за командиром экипажа.
В ответ на вопросительный взгляд Хэрриса Димирест буркнул:
– Кто в левом кресле – вы или я? Чего же мы ждем?
Хэррис размышлял недолго. Он сказал:
– Повернем обратно, но очень пологим разворотом – так, чтобы не заметили пассажиры. И пошлем Гвен Мейген опознать этого типа, из-за которого там подняли переполох: никто из нас, само собой разумеется, не может появиться в салоне – это его вспугнет. Ну, а потом, – он пожал плечами, – я полагаю, придется действовать сообразно с обстоятельствами.
– Согласен, – сказал Димирест. – Вы разворачивайте машину, а я возьму на себя салон. – Он трижды нажал кнопку, вызывая Гвен.
Тем временем Энсон Хэррис связался по радио с воздушным диспетчером и кратко сообщил:
– Говорит «Транс-Америка», рейс два!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86