— Позвольте, позвольте, — сунулся к столу Фришман и стал, не касаясь бумаг, всматриваться в закорючки. — Чистейшей воды подделка. Похожа, конечно, но не моя. Десяток экспертиз подтвердит.
— Обойдемся и одной. Так, подведем итоги: подпись не ваша, товар — тоже, сидящего здесь гражданина вы не знаете, верно?
— Все верно, товарищ капитан. А могу я задать вопрос этому молодому человеку?..
Куфлиев неожиданно резко поднялся, заслонив своей гибкой фигурой Абишева от Фришмана, а затем с утрированной любезностью приобнял Бориса Ильича за плечи и развернул к выходу.
— Уж вы не обессудьте, Борис Ильич, но я вас попрошу минуту обождать. Что-то много загадок накопилось, мы тут маленько посовещаемся, — с этими словами он захлопнул за Фришманом дверь.
— Не признал вас председатель кооператива. Так-то, Абишев. Плохо ваше дело. И вы молчите… Ничего не надумали?
— Нет, — еле слышно пробормотал тот» отрицательно мотнув головой.
— Смотрите, не пришлось бы пожалеть…

* * *
«…Это по делу, что в камере свет тусклый — не так глаза режет. И сигареты майор разрешил, а ведь не положено. Неплохой он мужик. Но свободу за курево не продам, хотя за решеткой, особенно в первые дни, тянет по-страшному… А, один хрен, следователь еще подкинет. Я ему пока нужен… Мои-то накрылись… В доход государства… Статья-то будет „с конфискацией“ — верняк! Ну, изымайте, изымайте — в кармане всего две сотенные, да и те Рашидовы… Что это там майор про какие-то „особые хищения“ дудел? Не в масть. В лагере насмотрелся расхитителей — их за километр видать. А Рашид такой же, как я, алкаш драный… Да, это они сегодня такие вежливые, а как расчухают, что у меня судимость — по-другому заговорят. Тоска, и года на свободе не погулял. Я им так и заверну… Сидел, мол, по мелочи, и сейчас старое вспомнил — решил машину угнать, не на продажу, а так — покататься захотелось. И попутчика подобрал, чтоб не скучно было… А про путевку спросят?.. Кстати, почему сегодня об этом молчали? Ждут, что „в сознанку“ пойду?.. Может, и вправду расколоться по мелочевке, пока хуже чего не прилипло? Дело-то, видать, грязное, мокрое… Начать с того паскудного фотографа… Ну и козел!.. Без языка в казахский аул торговать завалился! Я уж думал, что вся эта мура анилиновая давно перевелась: Высоцкий, Гойко Митич, Пугачева, индианки голопузые и даже целующаяся парочка в рамке из голубков с бессмертным призывом — „Люби меня, как я тебя“… Я тогда в магазине с этой мымрой воевал — не дает в долг, хоть сдохни. Правильно, конечно, — кто там собирался отдавать… Но боится… Я когда с зоны пришел, сразу заметил — зауважали меня люди. Поначалу и поили, и кормили. Потом, конечно, меньше. Прям хоть работать иди — на бутылку-то надо. Еще и участковый привязался — долбит и долбит. Оно бы, конечно, лучше не связываться с работой, но с неба же не свалится… Я как углядел того чудика в окно, сразу смекнул — ага! Стоит со своей сумищей через плечо, башкой крутит, будто ищет кого… Бросил я продавщицу — и к нему. Тот сумку на землю поставил, ждет… Драться, что ли, собрался?.. Это нам запросто. Нет, вроде спокойный. На бутылку сходу кинул. Звать Гена. Правда, ныл что-то про государственные деньги, сдавать, мол, придется Ну, это нам известно, хватало на соседних нарах таких радетелей за народное добро. Сговорились: мне полсотни и по окончании работы пузырь. Без меня он сроду бы свою мазню не расторговал. В домах одни старики да дети, те и другие больше десяти слов по-русски не знают. С моей помощью часа за два Генкина сумка опустела, зато карман припух… Зелененькую отстегнул. А куда ему деваться?.. Я уж было решил — что-то много он денег везет из наших краев, не меньше пятисот набралось. Мигнуть бы ребятам — они неподалеку вертелись — и остался бы он в трусах. Но передумал: мало ли нынче всякого жулья с крышей развелось — может и заявление подать. Мочить за такой пустяк, когда весь аул нас вместе видел?.. А он вдруг пристал ко мне, как репей — поехали да поехали с ним в город, и все тебе тут… Понял, видно, что без местного делать ему здесь нечего, выгодней поделиться… И то сказать — хоть бы на казаха похож был, а то так, тьфу — плюгавый, плешивый, лет тридцати, а присмотришься — так и все сорок… Говорил, что привез из Саратова полтыщи картинок, значит, и мне кое-что обломится… Эх, знать бы тогда, чем все это кончится, обежал бы его десятой дорогой, как холерного… Да что Генка! Сам виноват… А как ладно все началось!.. В Гурьеве я, понятно, бывал не раз, но на гостиницу „Ак-Жайик“ только косился да слюнки глотал. Еще в поезде Генка сказал, что у него там двухместный номер, снял на неделю, так что с жильем проблем нет. Но ключа мне не выдадут, карта гостя выписана только на него, так что я буду жить нелегально. Это его устраивало, хотя вполне мог меня оформить. У меня и паспорт был, и права я на всякий случай взял… Мало ли… За три дня распродали картинки. Без приключений. И все благодаря мне — не любят у нас приезжих, которые набивают карманы за счет казахов… Правда, получилось не очень-то справедливо. У меня три сотенных в кармане, а у него на две тысячи больше. Рисковали-то одинаково, когда по домам шлялись. Видно, он и сам это почувствовал, предложил отметить конец работы в ресторане… Расслабился, все обещал, что через неделю приедет и снова подработаем. А ты мне сегодня мое отдай!.. И от твоего не откажусь! Иди знай, приедешь ты сюда или в другую сторону подашься? Верить теперь никому нельзя. Лучше уж синица в руках… Вобщем, концовку вечера не очень помню. А Генка после коньяка и вовсе в осадок выпал, до водки не дотянул. И зачем ему понадобилось этого Рашида за стол приглашать?! Нет чтобы тихо-мирно надираться с другом… Правда, Рашид помог Генку до номера дотащить, сам бы я не справился. И куда только этот олух-швейцар смотрел?.. Руки чесались отшить этого краснорожего верзилу, да я и сам на птичьих правах, чуть шум — и все, пиши пропало. Генка лыка не вяжет, бормочет что-то вроде „поезд, ехать надо“. А Рашид еще и бутылку с собой прихватил. И куда в него лезет? Наконец и его проняло, заперся в туалете… Вытащить из нагрудного кармана у Генки бумажник, выпотрошить его и воткнуть назад — минута… Рашид о его существовании вряд ли догадывался, в ресторане расплачивался я… Когда он, весь мокрый, вернулся, я наотрез отказался от водки, тем более что закуской ему служила водопроводная вода. Рашид принялся за бутылку сам. Я ему сказал, что Генка что-то лопотал о поезде, о том, что боится опоздать — он ноль внимания. Тогда я вышел, поймал такси и через двадцать минут был на вокзале. И здесь я пролетел. О том, что через час идет „Москва — Душанбе“, причем прямо через Ганюшкино, знал не я один. Я-то, идиот, на самом деле собирался мотануть в Москву, не сходя в своей дыре… Можно было таксисту сунуть сотню — он бы на любую ближнюю станцию меня подбросил, там бы и сел. Это я сообразил, когда рядом со мной выросла туша Рашида. И Генка с ним, конечно!.. Будто и. не пил, протрезвел с перепугу. А уж у Рашида морда — хоть прикуривай. И постовой сержант неподалеку косится. Двери открыл под светящейся надписью „милиция“ и что-то вовнутрь говорит. Кинуться бы к нему, попросить, чтобы защитил. Ну да, Генка про деньги скажет, и Рашид подтвердит… Рашид… Он все же свой, казах. Вон, стоит, огромный, как бабушкин шкаф. Такие всегда добрые. Может, сжалится, ну, стукнет раз для порядка. И действительно, тот будто мои мысли прочитал. Подошел, ухмыляется, обнял за плечи так, что у меня дыхание перехватило, уговаривает: „Не трепыхайся, Хаким. Не надо волноваться. С кем не бывает по пьянке. Идем скорей отсюда, а то, гляди, еще один мусор высунулся. Заметут всех“. Я и пошел, как телок на убой. Рассопливился, слезу пустил. Может, действительно, ничего страшного? Простят. О работе с Генкой придется забыть… Ладно, забьюсь в аул. Черт с ним… В механизаторы подамся… Но как бы отвязаться от них?.. Может, и с денежками… Черта лысого. Такси свободных сколько угодно — к поезду подоспели, „Москва — Душанбе“, который без меня уйдет… „В гостиницу!“ — скомандовал Генка и уселся рядом с водителем, мы с Рашидом — на заднее сидение. Они бы с радостью меня между собой зажали, да таксист так не повезет. Вразброс ему безопасней, если что. Генка сразу деньги потребовал. Я, конечно, отдал. Тот пересчитал — и в карман… Рашид ему напомнил: „А за помощь?“ Генка отвалил ему сотню, но тот недовольно засопел. Отвалил еще. Тут уж и я набрался духу: „Гена, мои триста тоже у тебя. Кровные, заработанные…“ А он ни звука. Чувствую, что и Рашид ждет ответа… Вот так и подкатили к гостинице. Генка выскочил из машины первый и сказал, что в номере разберемся. Тут я смекнул, что снова пролёт… Генка проплыл мимо заспанного швейцара, ткнул ему под нос визитку, подмигнул, покосился на нас с недоумением и пошел себе. Я ему: „Стой!“. Он пожал плечами, остановился, на вопрошающий взгляд швейцара отрицательно покачал головой. Нас с Рашидом, конечно, не пропустили… До утра мы отпивались у гостиницы, глаз со входа не спускали, но наш приятель не появился. А в восемь, когда дежурные сменились и посторонних начали пускать по паспортам, я поднялся наверх. Номер убирала горничная. Я спросил — где жилец, а она мне сквозь зубы: „Выехал“… Здрасте! Сквозанул через черный ход, который мы не догадались перекрыть. Облапошил нас фотограф. Ну, Рашид не особо огорчился. Генка ему хоть двести отвалил, а меня и вовсе с носом оставил, без копейки, даже билет не на что взять. Что называется — поработал на дядю. Рашид в припадке злости рассказал, как было дело… Он разбудил фотографа, когда сразу после моего ухода, полез к нему в карман, вытащил бумажник и ничего там не обнаружил… Во всем виновата моя жадность. Надо было хоть пару бумажек оставить. Рашид наверняка сгреб бы их и преспокойно смылся… А еще лучше — сработали бы вдвоем — и привет родственникам. Блатным за честь облегчить торгаша, просвещал меня Рашид, и я угодливо поддакивал, боясь, чтобы он не бросил меня одного в чужом городе. „Да-да, — кивал я, — это твари. Их у нас в зоне и за людей не считали“. Как я и рассчитывал, после этого Рашид потеплел: „Так ты торчковый?.. И мы, двое блатных, не ушурупали, как одного спекулянта обработать?.. За что сидел?.. Сколько?“ Оно, конечно, можно было и натрепаться. Подобрать статью посолиднев, срок побольше, но фуфло все равно рано или поздно наружу вылезет. Мой ответ почему-то обрадовал Рашида. „За угон, говоришь?.. И прав лишили?“ Я ответил, что с правами порядок, и покрутил удостоверением перед его носом. „Всегда с собой и наготове. Водить только нечего…“ Но Рашид уже тащил меня за собой… Таксист привез нас в Балыкши, к заброшенной стройплощадке на пустыре. Отсюда до Каспия было рукой подать, метров пятьсот. Здесь кончалась полоса унылых заборов и сносный асфальт, дальше дорога была настолько разбита, что таксист сокрушенно покачал головой и отказался ехать. Мы и не настаивали. Прошли стройплощадку и какой-то короткий переулок, завернули за угол последнего дома. И тут перед нами возник могучий „Камаз“-рефрижератор. „Вот он, наш красавец! — воскликнул Рашид. — Теперь слово за тобой, водила!“… Открыть дверь не повредив для меня секундное дело… Пока Рашид изучал бумажки из найденной в кабине папки, поднося каждый листок к самому носу, я решил проверить, чем загружен рефрижератор. И по документам и в действительности рефрижератор оказался загружен до отказа материей в рулонах. В накладной значилось, что гурьевский кооператив „Сатурн“ отпускает ташкентскому „Юлдузу“ тридцать тысяч метров флизелина. Графы с датой и фамилией шофера пустовали. „Закрыл фургон? Смотри, чтоб никто не засек!“ — осторожничает Рашид. „Да чего дрожать? Накладная полупустая. Ты же говоришь, что машина уже несколько дней тут стоит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28