Слава обладал авантюрным характером, и поначалу его даже увлекла слежка за собственным начальником — Меркуловым, потом до него дошло, что дело-то нечисто, но было уже поздно…
Вернулся Моисеев с шофером Гсной, которому Меркулов помог восстановить «москвичонок», и мы втроем, скрываясь от начальственных взоров, запихнули Вячеслава в машину.
Было без пяти минут шесть.
* * *
Я сидел на стульчаке в туалете. Это было банально, но я не мог придумать ничего другого. Я ждал, пока затихнут в коридоре шаги и разговоры. Минут тридцать-сорок я слушал, как хлопают двери кабинетов и поворачиваются ключи в замках. Наконец, все стихло. Я вышел из своего убежища, прошел коридор в оба конца, проверил вес двери — на этаже никого не было. Я взял припасенную отвертку и открутил металлические петли висячего замка застекленного шкафчика, снял ключ, принадлежащий кабинету криминалистики, прикрутил петли на место.
В кабинете Моисеева, не зажигая света и натыкаясь в полутьме на какие-то приборы, я опустил светонепроницаемые шторы и включил настольную лампу. Установил треножный штатив и прикрутил к нему фотоаппарат «Зенит», который присмотрел еще днем ля открытой выкладке. В лаборатории были и специальные репродукционные установки, но я не очень-то умел ими пользоваться, поэтому не стал рисковать. Притащил четыре осветительных лампы. Пленка у меня была ГОСТ-65. Зафиксировал диафрагму на 5,6 и выдержку 1/125 сек. Это были усредненные величины для наиболее успешных результатов.
Надо было приспособить на стену объект фотосъемки. И только тут я спохватился, что ни разу не глянул в ракитинскис «подлинники». Они меня просто не интересовали. Я знал, что там находится пресловутая доктрина, записи Ракитина о проделках Кассарина и некоторые документы по поводу этих проделок. Меня интересовало лишь одно — как мне передать эти бумаги за границу и тем самым отомстить Кассарину. И у меня было очень мало времени — завтра в свою Америку улетит Дэвид, и он должен, обязан мне помочь. А заодно и всему человечеству. И после этого Кассарин может делать со мной, что хочет. Но сегодня я должен от него уйти и выполнить задуманное, чего бы это мне ни стоило.
Вот только Дэвида Драпкина я так и не мог разыскать. Еще успею, еще есть время. Я посмотрел на часы — десять минут девятого.
«Подлинники» представляли собой сто шесть страниц аккуратно отпечатанных на ротапринте копий, двадцать две страницы из фирменного блокнота «Главсырьэкспорт», исписанных крупным почерком Ракитина, несколько иностранных фактур на немецком, французском и английском языках — разного цвета, разного качества, разного формата и разной степени сохранности, копии банковских чеков, накладных на русском языке и десяток еще каких-то непонятных документов. По две печатных страницы на кадр, по четыре блокнотских листа — это пятьдесят девять кадров и десять-двенадцать кадров на все остальное. Две пленки. Полчаса работы.
Я разжал замысловатую металлическую скрепку и прикрепил нa стену два первых листа.
«ЛЕНИНСКАЯ ДОКТРИНА N 3
(План осуществлении несмирной коммунистической программы всенародного созидания)
Исходя из оснонных М1ДНЧ, содержащихся в исторической работе В И. Ленина „Очередные задачи советской власти“, из программы КПСС, принятой на 22 съезде КПСС, и Декларации Московского совещания государств-участников Варшавского, договора (Москва, ноябрь, 1978 г), — Коммунистическая Партия Советского Союза призывает все государства и народы решительно встать на путь твердой приверженности политики мира, разрядки напряженности»…
Дальше эти страницы я читать не стал и подумал, что американцы тоже этого делать не станут. Я прикрепил следующие.
«… что выдвинутая В И. Лениным доктрина о полной гибели капитализма и полной победе системы социализма к 2000 году находит свое реальное осуществление на практике…»
Пустая трата времени. Следующие.
Я отщелкал еще несколько страниц сплошной демагогии… А вот это уже интереснее — «… В развитии плана наметить следующие политико-военные варианты охвата социализмом стран капиталистической зоны…». Я быстро пробежал глазами несколько страниц перед тем, как запечатлеть их на пленку. Меня поразило, что Раки-тин, а затем Меркулов серьезно восприняли этот бред. Вроде взрослые люди, а испугались…
Следующая часть была озаглавлена «Соревнование экономики двух систем — социализма и капитализма». Я отснял десяток страниц, даже не заглянув в текст. На этом у меня кончилась первая пленка. Было уже без десяти девять. Если я буду изучать это произведение, я не закончу съемку до полуночи. За четверть часа я прикончил доктрину и, пока складывал по порядку страницы, прочитал одну из них:
«… Благодаря успешным действиям Главного управления „Т“ КГБ СССР уже в настоящее время удалось вывезти в СССР чертежи французского истребителя „Ми-раж-Ф1“, лазерный гироскоп американской фирмы „Ханивелл“ и многое другое…
… Используя внутренние противоречия между США и их партнерами — Японией, Канадой, Великобританией и другими, расширить радиус изоляции США..
… Создать политику экономического пресса на США, для чего использовать неограниченные сырьевые возможности СССР и стран СЭВа. (В настоящее время СССР осуществляет контроль над мировой добычей нефти — 40 процентов, алмазов — 60, меди — 70, никеля — 60, бокситов — 90)…
К1995 году США должны быть лишены, в первую очередь, стали, титана, никеля, хрома и алюминия — необходимых компонентов для производства самолетов и подводных лодок, а также жизненно необходимых стратегических ресурсов, в особенности — ресурсов для ядерной энергетики…»
По коридору кто-то ходил. Я замер…
«Стою на полустаночке,
в цветастом полушалочке…»
Бог ты мой! Я совершенно забыл, что в нашей прокуратуре, как и во многих других приличных заведениях, была уборщица, по имени Серафима Ивановна, которую сотрудники боялись больше, чем Пархоменко, хотя профиль их деятельности некоторым образом совпадал — Серафима была профессиональной доносчицей. Она махала метелкой по нсчсрам по крйнсй мере в четырех организациях, в связи с чем являлась в прокуратуру очень поздно, делала вид, что наводит чистоту, и заработок се был^равен месячному окладу начальника следственной части.
Я быстро засунул бумаги в шкаф, погасил свет и, согнувшись в три погибели, притаился в стенном шкафу, служившем Семену Семснычу гардеробной.
Как и следовало ожидать, Серафима недолго задержалась в криминалистическом кабинете и вообще в здании прокуратуры. Размявшись от получасового сидения в неудобной позе, я продолжил свое черное дело.
Проследовал «послужной» список Кассарина и дальше, о чем мне было хорошо известно. Закончив к десяти часам работу, я убрал кабинет Моисеева, положил в свой сейф ракитинскис бумаги, спустился по запасной лестнице в котельную, дверь которой вывела меня в заднюю часть двора, за котлован для новостройки. Перемахнув через невысокий забор, я оказался на соседней улице, по которой шло свободное такси.
12
Фроловская сидела в кухне и грызла семечки. У се ног расположился Ричард — немецкая овчарка, принадлежащая Иркиной тетке. Родители Ирины находились в состоянии очередной войны, поэтому она проводила свободное от занятий в консерватории время в нашей квартире, используя для тренировки старенькое пианино Клавдии Петровны, своей тетушки.
— Ира… — сказал я шепотом, и Ирка с готовностью соскочила с табуретки. Я поманил се пальцем в свою комнату. — Я тебя очень прошу мне помочь…
— Ой, Шурик, с большим удовольствием!
— Т-с-с… Вот тебе номер телефона — запомни.
Она пошевелила губами, прищурив свои кошачьи глаза.
— Запомнила.
— Пойди на угол CiiHHCFia Вражка, там телефон-автомат. Посмотри вокруг — ч rod никто не слышал. Попросишь Дэвида. Скажи, что звонишь по моему поручению и что мне надо с ним встретиться сегодня^ Поняла? Сегодня!
Ирка взяла Ричарда на поводок и послушно зашагала к выходу, на ходу влезая в старенькое пальтишко.
Минут через пятнадцать она вернулась — телефон Дэвида не отвечал. На вопрос — не заметила ли она в нашем переулке каких-либо подозрительных личностей, Ирка неожиданно ответила:
— Заметила. Двоих. Стояли в церковном дворе.
— Почему ты решила, что они подозрительные?
— На них Ричард рычал. Он всех своих вокруг знает.
— А машину ты не видела?
— Нет. Хочешь, я еще схожу?
— Попозже… Что же делать…
— Может, он со своей девушкой в кино пошел?
— Кто?
— Да твой Дэвид.
— Откуда ты знаешь, что у него есть девушка?
— Предположение… — Ирка вошла в роль сыщика… — А как т воя рука, Шурик?
— Рука? А, рука. Да ничего. Болит, конечно, но ничего, — автоматически отвечал я, что-то припоминая. Они с Аленой говорили по-английски. Что же они говорили? «До завтра»? Нет, какое «до завтра», завтра утром он улетает… Он сказал — «увижу тебя позже». Они еще что-то говорили. Не помню. Нет, не помню. Потом Алена сказала уже по-русски: «Я отвезу тебя в аэропорт». Дэвид: «Я это сделаю сам, а ты будешь вести машину обратно».
— Что с тобой, Шурик?
— Понимаешь, он у Алены. А я дурак.
— У кого?!
— Неважно. — Я открыл свой секретер. Рядом с фотографией Риты лежала связка ключей от ее машины. Я не знал, как в тот день, в пятницу, они оказались у меня в кармане. Верно, оперативники решили, что это были мои ключи и сунули их мне в куртку.
— Ира… Операция продолжается. Возьми Ричарда и иди с ним гулять. А я… а я вылезу через окно на крышу и по крышам дойду до Мало-Афанасьевского. Ты стой на углу, и если увидишь этих двоих, постарайся их задержать, ну Ричарда на них спусти, что ли… Мне надо сесть в тридцать деия гый троллейбус и оторваться.
— А кто они?
— Они убили Риту…
Ирка потянула Ричарда за поводок, попятилась к двери.
Это были они. Вернее, он. Я не знал, кто, я не знал имени и не видел лица, но я был уверен, что это он, убийца. Вдалеке стояла черная «волга». Я сидел на крыше углового дома и ждал, когда из-за поворота появится троллейбус. Вот он подошел к машине, наклонился к окну, что-то сказал тому, второму. В эту секунду показался троллейбус. Ирка тоже увидела это, потому что сразу же сократила дистанцию до тех. Троллейбус, как всегда на конечной остановке, стоял долго, у меня затекли ноги и сделалось немножко страшно. Водитель троллейбуса взялся за рычаг, закрывающий двери. И я прыгнул. Вломился в почти захлопнувшиеся створки. Услышал, как дико залаял Ричард. Троллейбус медленно заворачивал на Большой Афанасьевский. Я глянул в заднее окно — Ричард не давал ему сесть в машину, Ирка, отпустив поводок, прыгала вокруг, изображая притворный ужас. И тут я увидел его лицо. Это был Виталий Шакун.
У театра Вахтангова я вылетел из троллейбуса и, стремглав перебежав на другую сторону Арбата, ворвался в чей-то подъезд. Черная «волга» с недозволенной скоростью двигалась со стороны Арбатской площади. Троллейбус на всех парах помчал по безлюдному Арбату к Смоленской. В узкую щель двери мне было видно, как «волга» настигла его где-то у Плотникова переулка. Я вышел из подъезда, завернул в Старо-Конюшенный и, петляя по арбатским переулкам, зашагал к Кропоткинскому метро.
Как вор я вывел Ритину «ладу» со стоянки, медленно набрал скорость и поехал через затихшую Москву, по диагонали — к парку Сокольники, на Богородское шоссе.
Они нагнали меня в том месте, где от Богородского шоссе отделилась вправо безымянная дорога. Не больше километра оставалось до поворота в тупик. Только бы успеть… я взглядывал в зеркало — желтые точки фар неумолимо приближались. Судорожно, до боли в кистях рук, я вцепился в руль и выжал акселератор до пола. Стрелка спидометра скакнула к отметке «140». Машина мне больше не повиновалась — я не справлялся с управлением и думал со страхом — только бы не свалиться вниз, с каменистой кручи… Через несколько секунд стало ясно, что мне от них нс уйти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Вернулся Моисеев с шофером Гсной, которому Меркулов помог восстановить «москвичонок», и мы втроем, скрываясь от начальственных взоров, запихнули Вячеслава в машину.
Было без пяти минут шесть.
* * *
Я сидел на стульчаке в туалете. Это было банально, но я не мог придумать ничего другого. Я ждал, пока затихнут в коридоре шаги и разговоры. Минут тридцать-сорок я слушал, как хлопают двери кабинетов и поворачиваются ключи в замках. Наконец, все стихло. Я вышел из своего убежища, прошел коридор в оба конца, проверил вес двери — на этаже никого не было. Я взял припасенную отвертку и открутил металлические петли висячего замка застекленного шкафчика, снял ключ, принадлежащий кабинету криминалистики, прикрутил петли на место.
В кабинете Моисеева, не зажигая света и натыкаясь в полутьме на какие-то приборы, я опустил светонепроницаемые шторы и включил настольную лампу. Установил треножный штатив и прикрутил к нему фотоаппарат «Зенит», который присмотрел еще днем ля открытой выкладке. В лаборатории были и специальные репродукционные установки, но я не очень-то умел ими пользоваться, поэтому не стал рисковать. Притащил четыре осветительных лампы. Пленка у меня была ГОСТ-65. Зафиксировал диафрагму на 5,6 и выдержку 1/125 сек. Это были усредненные величины для наиболее успешных результатов.
Надо было приспособить на стену объект фотосъемки. И только тут я спохватился, что ни разу не глянул в ракитинскис «подлинники». Они меня просто не интересовали. Я знал, что там находится пресловутая доктрина, записи Ракитина о проделках Кассарина и некоторые документы по поводу этих проделок. Меня интересовало лишь одно — как мне передать эти бумаги за границу и тем самым отомстить Кассарину. И у меня было очень мало времени — завтра в свою Америку улетит Дэвид, и он должен, обязан мне помочь. А заодно и всему человечеству. И после этого Кассарин может делать со мной, что хочет. Но сегодня я должен от него уйти и выполнить задуманное, чего бы это мне ни стоило.
Вот только Дэвида Драпкина я так и не мог разыскать. Еще успею, еще есть время. Я посмотрел на часы — десять минут девятого.
«Подлинники» представляли собой сто шесть страниц аккуратно отпечатанных на ротапринте копий, двадцать две страницы из фирменного блокнота «Главсырьэкспорт», исписанных крупным почерком Ракитина, несколько иностранных фактур на немецком, французском и английском языках — разного цвета, разного качества, разного формата и разной степени сохранности, копии банковских чеков, накладных на русском языке и десяток еще каких-то непонятных документов. По две печатных страницы на кадр, по четыре блокнотских листа — это пятьдесят девять кадров и десять-двенадцать кадров на все остальное. Две пленки. Полчаса работы.
Я разжал замысловатую металлическую скрепку и прикрепил нa стену два первых листа.
«ЛЕНИНСКАЯ ДОКТРИНА N 3
(План осуществлении несмирной коммунистической программы всенародного созидания)
Исходя из оснонных М1ДНЧ, содержащихся в исторической работе В И. Ленина „Очередные задачи советской власти“, из программы КПСС, принятой на 22 съезде КПСС, и Декларации Московского совещания государств-участников Варшавского, договора (Москва, ноябрь, 1978 г), — Коммунистическая Партия Советского Союза призывает все государства и народы решительно встать на путь твердой приверженности политики мира, разрядки напряженности»…
Дальше эти страницы я читать не стал и подумал, что американцы тоже этого делать не станут. Я прикрепил следующие.
«… что выдвинутая В И. Лениным доктрина о полной гибели капитализма и полной победе системы социализма к 2000 году находит свое реальное осуществление на практике…»
Пустая трата времени. Следующие.
Я отщелкал еще несколько страниц сплошной демагогии… А вот это уже интереснее — «… В развитии плана наметить следующие политико-военные варианты охвата социализмом стран капиталистической зоны…». Я быстро пробежал глазами несколько страниц перед тем, как запечатлеть их на пленку. Меня поразило, что Раки-тин, а затем Меркулов серьезно восприняли этот бред. Вроде взрослые люди, а испугались…
Следующая часть была озаглавлена «Соревнование экономики двух систем — социализма и капитализма». Я отснял десяток страниц, даже не заглянув в текст. На этом у меня кончилась первая пленка. Было уже без десяти девять. Если я буду изучать это произведение, я не закончу съемку до полуночи. За четверть часа я прикончил доктрину и, пока складывал по порядку страницы, прочитал одну из них:
«… Благодаря успешным действиям Главного управления „Т“ КГБ СССР уже в настоящее время удалось вывезти в СССР чертежи французского истребителя „Ми-раж-Ф1“, лазерный гироскоп американской фирмы „Ханивелл“ и многое другое…
… Используя внутренние противоречия между США и их партнерами — Японией, Канадой, Великобританией и другими, расширить радиус изоляции США..
… Создать политику экономического пресса на США, для чего использовать неограниченные сырьевые возможности СССР и стран СЭВа. (В настоящее время СССР осуществляет контроль над мировой добычей нефти — 40 процентов, алмазов — 60, меди — 70, никеля — 60, бокситов — 90)…
К1995 году США должны быть лишены, в первую очередь, стали, титана, никеля, хрома и алюминия — необходимых компонентов для производства самолетов и подводных лодок, а также жизненно необходимых стратегических ресурсов, в особенности — ресурсов для ядерной энергетики…»
По коридору кто-то ходил. Я замер…
«Стою на полустаночке,
в цветастом полушалочке…»
Бог ты мой! Я совершенно забыл, что в нашей прокуратуре, как и во многих других приличных заведениях, была уборщица, по имени Серафима Ивановна, которую сотрудники боялись больше, чем Пархоменко, хотя профиль их деятельности некоторым образом совпадал — Серафима была профессиональной доносчицей. Она махала метелкой по нсчсрам по крйнсй мере в четырех организациях, в связи с чем являлась в прокуратуру очень поздно, делала вид, что наводит чистоту, и заработок се был^равен месячному окладу начальника следственной части.
Я быстро засунул бумаги в шкаф, погасил свет и, согнувшись в три погибели, притаился в стенном шкафу, служившем Семену Семснычу гардеробной.
Как и следовало ожидать, Серафима недолго задержалась в криминалистическом кабинете и вообще в здании прокуратуры. Размявшись от получасового сидения в неудобной позе, я продолжил свое черное дело.
Проследовал «послужной» список Кассарина и дальше, о чем мне было хорошо известно. Закончив к десяти часам работу, я убрал кабинет Моисеева, положил в свой сейф ракитинскис бумаги, спустился по запасной лестнице в котельную, дверь которой вывела меня в заднюю часть двора, за котлован для новостройки. Перемахнув через невысокий забор, я оказался на соседней улице, по которой шло свободное такси.
12
Фроловская сидела в кухне и грызла семечки. У се ног расположился Ричард — немецкая овчарка, принадлежащая Иркиной тетке. Родители Ирины находились в состоянии очередной войны, поэтому она проводила свободное от занятий в консерватории время в нашей квартире, используя для тренировки старенькое пианино Клавдии Петровны, своей тетушки.
— Ира… — сказал я шепотом, и Ирка с готовностью соскочила с табуретки. Я поманил се пальцем в свою комнату. — Я тебя очень прошу мне помочь…
— Ой, Шурик, с большим удовольствием!
— Т-с-с… Вот тебе номер телефона — запомни.
Она пошевелила губами, прищурив свои кошачьи глаза.
— Запомнила.
— Пойди на угол CiiHHCFia Вражка, там телефон-автомат. Посмотри вокруг — ч rod никто не слышал. Попросишь Дэвида. Скажи, что звонишь по моему поручению и что мне надо с ним встретиться сегодня^ Поняла? Сегодня!
Ирка взяла Ричарда на поводок и послушно зашагала к выходу, на ходу влезая в старенькое пальтишко.
Минут через пятнадцать она вернулась — телефон Дэвида не отвечал. На вопрос — не заметила ли она в нашем переулке каких-либо подозрительных личностей, Ирка неожиданно ответила:
— Заметила. Двоих. Стояли в церковном дворе.
— Почему ты решила, что они подозрительные?
— На них Ричард рычал. Он всех своих вокруг знает.
— А машину ты не видела?
— Нет. Хочешь, я еще схожу?
— Попозже… Что же делать…
— Может, он со своей девушкой в кино пошел?
— Кто?
— Да твой Дэвид.
— Откуда ты знаешь, что у него есть девушка?
— Предположение… — Ирка вошла в роль сыщика… — А как т воя рука, Шурик?
— Рука? А, рука. Да ничего. Болит, конечно, но ничего, — автоматически отвечал я, что-то припоминая. Они с Аленой говорили по-английски. Что же они говорили? «До завтра»? Нет, какое «до завтра», завтра утром он улетает… Он сказал — «увижу тебя позже». Они еще что-то говорили. Не помню. Нет, не помню. Потом Алена сказала уже по-русски: «Я отвезу тебя в аэропорт». Дэвид: «Я это сделаю сам, а ты будешь вести машину обратно».
— Что с тобой, Шурик?
— Понимаешь, он у Алены. А я дурак.
— У кого?!
— Неважно. — Я открыл свой секретер. Рядом с фотографией Риты лежала связка ключей от ее машины. Я не знал, как в тот день, в пятницу, они оказались у меня в кармане. Верно, оперативники решили, что это были мои ключи и сунули их мне в куртку.
— Ира… Операция продолжается. Возьми Ричарда и иди с ним гулять. А я… а я вылезу через окно на крышу и по крышам дойду до Мало-Афанасьевского. Ты стой на углу, и если увидишь этих двоих, постарайся их задержать, ну Ричарда на них спусти, что ли… Мне надо сесть в тридцать деия гый троллейбус и оторваться.
— А кто они?
— Они убили Риту…
Ирка потянула Ричарда за поводок, попятилась к двери.
Это были они. Вернее, он. Я не знал, кто, я не знал имени и не видел лица, но я был уверен, что это он, убийца. Вдалеке стояла черная «волга». Я сидел на крыше углового дома и ждал, когда из-за поворота появится троллейбус. Вот он подошел к машине, наклонился к окну, что-то сказал тому, второму. В эту секунду показался троллейбус. Ирка тоже увидела это, потому что сразу же сократила дистанцию до тех. Троллейбус, как всегда на конечной остановке, стоял долго, у меня затекли ноги и сделалось немножко страшно. Водитель троллейбуса взялся за рычаг, закрывающий двери. И я прыгнул. Вломился в почти захлопнувшиеся створки. Услышал, как дико залаял Ричард. Троллейбус медленно заворачивал на Большой Афанасьевский. Я глянул в заднее окно — Ричард не давал ему сесть в машину, Ирка, отпустив поводок, прыгала вокруг, изображая притворный ужас. И тут я увидел его лицо. Это был Виталий Шакун.
У театра Вахтангова я вылетел из троллейбуса и, стремглав перебежав на другую сторону Арбата, ворвался в чей-то подъезд. Черная «волга» с недозволенной скоростью двигалась со стороны Арбатской площади. Троллейбус на всех парах помчал по безлюдному Арбату к Смоленской. В узкую щель двери мне было видно, как «волга» настигла его где-то у Плотникова переулка. Я вышел из подъезда, завернул в Старо-Конюшенный и, петляя по арбатским переулкам, зашагал к Кропоткинскому метро.
Как вор я вывел Ритину «ладу» со стоянки, медленно набрал скорость и поехал через затихшую Москву, по диагонали — к парку Сокольники, на Богородское шоссе.
Они нагнали меня в том месте, где от Богородского шоссе отделилась вправо безымянная дорога. Не больше километра оставалось до поворота в тупик. Только бы успеть… я взглядывал в зеркало — желтые точки фар неумолимо приближались. Судорожно, до боли в кистях рук, я вцепился в руль и выжал акселератор до пола. Стрелка спидометра скакнула к отметке «140». Машина мне больше не повиновалась — я не справлялся с управлением и думал со страхом — только бы не свалиться вниз, с каменистой кручи… Через несколько секунд стало ясно, что мне от них нс уйти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41