«Действовать по обстоятельствам», – в лучшем случае ответил бы ему начальник. В зеркальце заднего обзора восточная часть города была прекрасно освещена. Над островом проносился холодный ветер, превращая мокрые улицы в ледяные катки.
– Вы успели хоть немного поспать? – поинтересовался Мэтерз.
– Сегодня нет.
– У вас что-то дома стряслось?
– Дома у меня все в порядке, хоть к тебе это не имеет никакого отношения. Просто некоторые полицейские привыкли тянуть лямку, чтобы как следует делать свое дело, и так случилось, что я – один из них.
– А бывает, что некоторые полицейские берут себе на целый день отгул, чтобы проветриться на свежем воздухе, – не остался в долгу Мэтерз, вспоминая вчерашний день и пытаясь вызвать у напарника улыбку.
Он показывал дорогу через неспокойный район Вердан. Они проезжали его по набережной канала в другой район – Лашин, названный так в честь расположенных неподалеку порогов. Первые поселенцы наивно верили, что если сумеют их преодолеть, то отсюда рукой подать до «ла Шин», что по-французски значит Китай.
– Следующий поворот налево, и там остановитесь.
Выйдя из машины, оба мужчины поразились тому, как быстро снизилась температура. Они шли к новой квартире Джима Коутеса по обледеневшей дороге очень осторожно, боясь поскользнуться.
– Хорошее местечко, Билл, – похвалил его Санк-Марс. – Такой малый, как Джим Коутес, просто создан для этого квартала.
Мэтерз позвонил в звонок условным сигналом, о котором они с парнем договорились заранее. Полицейские его наверняка разбудили и теперь ждали, когда он им ответит. Коутес жил на пятом этаже, и, когда они вышли из лифта, он уже ждал их около двери в квартиру. Он стоял в одном нижнем белье, явно будучи уверен в том, что настал конец света.
– Натяни штаны, сынок, – сказал ему Санк-Марс, входя в квартиру, и мелькнула мысль, что нужно было то же самое сказать Лапьеру. – Нам надо с тобой потолковать.
Пока парень одевался, Санк-Марс обошел квартиру и всюду включил свет. Потом он взял стул с прямой спинкой, резко поставил его посреди почти пустой гостиной и, как только одетый Коутес присоединился к ним, велел ему на него сесть. В мгновение ока он преобразил гостиную в комнату для допросов.
Совершенно ничего не понимающий Мэтерз удобно устроился на диване за спиной у парня, а Санк-Марс вышагивал по комнате перед его глазами. Казалось, он так раскипятился, что от него вот-вот пар пойдет. Внезапно полицейский остановился прямо перед парнем и чуть присел, уперев ладони в колени так, что лицо его оказалось почти на уровне головы Коутеса.
– Так ты хочешь сказать мне, что завидовал ему?
– Что?
– Не надо говорить «что», Джимми. Лучше говори: «Извините?» Или просто скажи, что не понял вопрос.
– Да, не понял.
– Ты хочешь сказать мне, Джимми, мальчик мой, что завидовал Акопу Артиняну и поэтому сдал его Каплонскому? Только думай, сынок, хорошенько, как ты мне ответишь, потому что потом я буду думать над твоими словами.
Джим Коутес заерзал на жестком стуле. Он еще не совсем проснулся.
– Да, то есть вы правы. Знаете, у Акопа было все. Он и отгулы получал, и работу делал, какая выгоднее, и обедать с боссом ходил. А кроме всего прочего, я хочу сказать, еще и в университете учился, образование получал. А мне вся паршивая работа доставалась, на меня только все кричали, чего мне было хорошего ждать? А у Акопа все было.
– За это ты Акопу и завидовал?
– Да, наверное. Вроде так оно и было.
– Ты знал, что у него было много подружек? Девчонки его любили, как ты думаешь, Джимми?
– Ну и что? Вы меня этим не удивили.
– Ты и здесь ему завидовал?
Этот вопрос поставил Джима Коутеса в тупик.
– Акоп умер, – прошептал он.
– Завидовать можно и мертвому, разве не так?
Парень кивнул в знак согласия.
– Скажи-ка мне, Джимми, одну вещь: что ты чувствовал, завидуя Акопу Артиняну? Это злило тебя, бесило? Ты думал о нем почти все время на работе? Или ты как будто был в него влюблен, Джимми, как будто ты был сам не в себе и ни о чем другом думать не мог, кроме как об этом человеке? Мне и в самом деле необходимо это знать.
Парню надо было обдумать ответ, и Санк-Марс дал ему на это время.
– Да, я думал о нем. Не всегда, конечно, то есть не очень много. Так, иногда, время от времени.
– А когда ты думал о нем, он тебя злил, может быть, или раздражал? Может быть, ты о нем плохо думал, желал ему зла? Тебе не хотелось стукнуть его или сильно пихнуть, еще как-нибудь свою злость на нем выместить?
– Нет, то есть не знаю… Может, иногда. Так, ничего серьезного, – неуверенно сказал парень.
– А тебе никогда не хотелось его убить?
– Не убивал я Акопа! – резко возразил Коутес. – Господи!
Санк-Марс напряженно смотрел на него, не отводя взгляда.
– Давай-ка, сынок, отвечай: тебе когда-нибудь хотелось его убить?
Коутес ерзал на стуле, взволнованно жестикулировал и извивался всем телом, как будто хотел с себя что-то стряхнуть. Мэтерз тем временем как завороженный наблюдал за Санк-Марсом. Он никак не мог понять, то ли его напарник и впрямь стал одержимым, то ли его свирепость и решимость были лишь блестящим спектаклем, разыгранным с единственной целью расколоть парня. Он никак не мог взять в толк, к чему должен был привести этот яростный допрос, зачем ему снова ворошить уже перепаханную землю.
– Да ладно, хорошо, может, я когда и хотел, чтоб с ним что-то плохое стряслось… Не все время, конечно, а так, изредка, иногда, если меня особенно доставали. И что в этом такого? Ну работал он иногда под машиной, а я думал, что будет, если она на него свалится. Ну и что? Что здесь такого страшного?
– Как что, Джимми? Тогда твой приятель был бы убит! Ты желал ему смерти, и вот он умер. И теперь, Джимми, ты не сможешь спокойно жить дальше, пока не признаешься, пока не исповедуешься. Ты и сам знаешь, что это так. Ты просто не сможешь жить с такой ношей. Когда ты сдавал его Каплонскому, ты прекрасно понимал, что с ним случится что-то плохое. Ты отлично знал, что эти ребята не в бирюльки играют. Ты все время в гараже что-то вынюхивал, кого-то подслушивал. У тебя все время были ушки на макушке. Ты ничего не пропускал не только мимо ушей, но и мимо глаз. Ты хорошо знал, Джимми, что Каплонский и его приятели ни за что не допустят, чтобы кто-то на них стучал. Ты прекрасно отдавал себе в этом отчет. И когда ты сдал его Каплонскому, это было то же самое, что сбросить машину на голову Акопа, когда он под ней лежал, или я не прав? Ты ведь знал обо всем заранее.
Тут-то парень и раскололся:
– Я не думал, что они его убьют.
– Может быть, ты и не был в этом совершенно уверен. Но, Джимми, ты же отлично знал, какому риску его подвергаешь, ведь знал же? – Теперь, вырвав у парня признание, Санк-Марс говорил спокойнее. – Возможно, ты себе представлял, что они его изобьют до полусмерти. Потом он мог бы выжить, а мог бы умереть. Ты был готов пойти на этот риск. Ты даже представлял себе, что кто-то войдет в такой раж, что будет готов его застрелить. Эти ребятки способны на все. Ты четко понимал, на кого работаешь, правда, Джимми? Давай, встряхнись, ты же мужик, взгляни правде в лицо! Посмотри мне в глаза.
Парень сидел на стуле, его трясло, голову он опустил, но Мэтерз, сидевший за его спиной, знал, что из глаз его текут слезы, что он уже на пределе.
– Ты же знал, знал ведь? Когда ты получил от Акопа эту информацию, ты только и думал о том, как бы на него настучать. Ты не хотел этого делать, потому что ты хороший парень, но эта мысль все время вертелась у тебя в голове, она тебе спать не давала, все нутро тебе разъедала. Ты так ему завидовал, что тебе наплевать было, что это могло значить для бедняги Акопа. Ты вообще об этом не думал. У тебя от злости все в голове мутилось, от дикой зависти твоей, от уверенности в том, что несправедливо, когда у него все идет так гладко, а тебе приходится так туго. Или я не прав?
Мэтерз видел, как парень кивнул и сдался.
– Да, наверное, – очень тихо проговорил он.
– Ты никому больше не хочешь завидовать, правда, Джимми? Ты хочешь, чтобы все это забылось как страшный сон. Ты хочешь быть в ладу с самим собой, со своей жизнью, хочешь стать порядочным человеком, к которому люди относятся с уважением. Ведь ты же хочешь быть таким человеком, Джимми? Но чтобы это получилось, тебе надо покончить с твоей завистью, избавиться от вины, которая тебя гнетет. Вот твой главный враг. Взять то, что дает тебе жизнь, а на остальное заработать. Я правильно говорю, Джимми? А чтобы это сделать, глупо кому-то завидовать, от этого ты себе только печенку сожрешь. Теперь ты сам это понимаешь.
Парень совсем поник, как будто съежился от бередившей ему душу боли. Санк-Марс положил ему руку на плечо, пытаясь успокоить, и дал ему время выплакать горе. Минуту спустя он потянул его за плечо, чтобы тот снова прямо сел на стуле.
– Слушай, Джим, ты сказал нам про того русского, и это хорошо. Но мне надо, чтобы ты снова вернулся к той ночи. Очисть себя внутренне, тебе нечего больше скрывать. Вернись мысленно к тому вечеру, когда русский приходил в гараж. Это было после того, как ты уже все сказал Каплонскому. Ты ведь тогда там подметал, правда?
– Да.
– И ты решил подслушать, о чем они говорили. Ты должен был это сделать. На Акопа ты уже настучал, и теперь тебе надо было точно узнать, как они с ним поступят.
– Я тогда не все слышал.
– Но тем не менее ты хотел это услышать. Ты оставил дверь чуть приоткрытой. Я знаю об этом, потому что слышал на магнитофонной записи, как ты подметал. Ты сделал все, что мог, чтобы подслушать тот разговор. Ничего страшного, что ты слышал его не полностью, мы его записали на пленку. Но нам нужно знать, Джимми, что ты видел, чтобы кое-что подтвердить. Через стекло, отделяющее рабочее помещение от конторы, ты видел русского, так?
– Да.
– Он был один?
– Вместе с Каплонским.
– Больше там никого не было?
– Нет.
– Он въехал в гараж на машине?
Коутес отрицательно покачал головой.
– Напрягись, Джим. Хорошенько подумай. В тот день было очень холодно. У обочин были навалены сугробы, место для парковки найти было нелегко, особенно вечером, когда все уже приехали с работы домой. Въезжал русский в гараж?
– Нет, не въезжал.
– Ты не заметил, стояла ли снаружи машина с включенным двигателем?
Парень задумался.
– Да, его ждала снаружи машина. Но чтоб мотор работал, я не помню.
– Хорошо. А теперь снова напрягись – откуда ты знаешь, что снаружи его ждала машина? Может быть, он приехал на такси?
– Перед тем как уехать, он сказал мне, чтоб я пошел к шоферу и попросил его завести машину. Мне пришлось выйти и помахать ему рукой.
– И ты это сделал? Ты видел водителя, Джим?
– Нет.
– Нет?
– Было темно. Из машины он не выходил. Я ему только помахал, и он завел движок.
– Что ты можешь мне о нем сказать?
– Ничего. Он не выходил. И машина у него была обыкновенная.
– Что это значит?
Парень снова пожал плечами.
– Американская машина. Большая. GM или «форд».
– Подойди к окну, Джим.
Мэтерз встал и подошел с ними к окну. Уже теплился рассвет, горели уличные фонари, света снаружи было достаточно. Именно в этот момент зазвонил сотовый телефон Санк-Марса.
– Да, – сказал он в трубку. Какое-то время он слушал, что ему говорят, потом сказал: – Подожди минутку, хорошо? Не клади трубку.
В одной руке он держал включенный телефон, другой взял Джима Коутеса за локоть.
– Посмотри на те машины, которые стоят на улице, Джим. Скажи мне, какая из них больше всего похожа на ту, которую ты видел в тот вечер.
Парень оглядел стоявшие по Обочинам улицы машины.
– Вон та, – сказал он и показал рукой.
Джим Коутес выбрал именно ту патрульную полицейскую машину без опознавательных знаков, на которой приехали Санк-Марс с Мэтерзом.
– Ты должен знать своих врагов, Джим, – спокойно сказал Санк-Марс. – Твоим врагом была зависть, а теперь это вина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84