А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

На лугу паслись козы и два невзрачных ослика. Над одним из домов вился печной дымок.
***
Богдан Троевич оказался дома и встретил гостей приветливо… Ему было семьдесят четыре года и он никогда не служил во взводе Стевана Бороевича. А в Костайнице последний раз был в восьмидесятом году.
Богдан сразу скомандовал жене накрывать стол: русские приехали!… А им было неловко и еще противно от того, что какой-то баран в посольстве подбросил им этого Троевича, даже не обратив внимания на год рождения. Они хотели «откланяться», но Богдан сказал, что еще в ТУ войну он воевал здесь, в горах. А в отряде у них был Пашка — моряк с Черноморского флота. Лучший его, Богдана, друг… Но до Победы Пашка не дожил, потому что усташи… и минометный обстрел… Что ты там возишься, старуха?! Неси скорее ракии, я должен выпить с братьями! И, конечно, они не смогли уйти сразу. Они просидели у Богдана Троевича больше часа, слушали его рассказы и смотрели старые фотографии. На одной из них стояли рядом молодые Богдан и черноморский моряк Пашка. За их спиной были горы. А они стояли веселые, белозубые, в ватниках и с трофейными МП-38 на груди… Богдан Троевич захмелел и даже спел по-русски: «Ведь ты моряк, Мишка: моряк не плачет и не теряет бодрость духа никогда». Вместо имени «Мишка» Богдан пел «Пашка».
Он называл их то братьями, то сыновьями и предлагал переночевать у него — места всем хватит… Но им нужно было идти. Богдан дал им с собой «гостинец» и проводил немного. Потом они простились, и он долго махал рукой вслед.
***
Вниз идти было легче, и даже настроение, хоть и промахнулись со свидетелем, было не таким уж и скверным. Удлиннялись тени, Зимин мурлыкал: «Ведь ты моряк, Мишка…» Джинн был молчалив. Через полчаса вышли к подъему, где оставили «фиат». Впрочем, теперь подъем оказался спуском. Внизу, в тени, светло-серым пятном выделялся автомобиль. Издалека было видно, как пульсирует на торпеде красная точка сигнализации. Захмелевший Зимин сказал:
— Вот она, машиненка наша. Можешь, Олег, не покупать «лэндкрузер».
— Спасибо, Илья Дмитрич, — буркнул Джинн. — На спуске поосторожней.
Оскальзываясь, спустились к машине… сели… Джинн развернулся и включил фары… В свете фар стоял человек. Он улыбался и направлял на «фиат» ствол АКМ. Мукусеев ничего не понял, а «фиат» уже рванулся вперед, и Джинн что-то кричал. Человек с автоматом шарахнулся в сторону. Но, кажется, не успел — раздался удар, мелькнули ноги в камуфляжных штанах, по лобовому стеклу молнией скользнула трещина.
— На пол! — кричал Джинн. — На пол! Оба!
Сзади загрохотали выстрелы, Зимин матерно закричал. Справа от Мукусеева вдруг разлетелось на куски наружное зеркало… Машина козлом прыгала по камням, что-то скрежетало под днищем. Подголовник сильно толкнул Владимира в затылок, что-то горячее обожгло ухо и в лобовом стекле образовалась дырка. Пуля! — понял он. — Это же пуля!… Беззвучно рассыпалось заднее стекло.
В крутом повороте «фиат» прижался левым бортом к скале — оторвало к черту второе зеркало, с хрустом скала вспорола обшивку дверей, погасла левая фара. Зато сама собой включилась магнитола, и голос Высоцкого наполнил салон:
Шальные пули злы, слепы и бестолковы,
А мы летели вскачь — они за нами влет.
Расковывались кони — и горячие подковы
Летели в пыль на счастье тем, кто их потом найдет.
Внезапно стало светло — в небе вспыхнула ослепительно-белая звезда — ракета! Машину тряхнуло на ухабе, Мукусеев ударился головой о крышу. С треском оторвалась выхлопная труба, и рев отработавших газов перекрыл голос Высоцкого.
Впереди показались плотина и разрушенное здание мельницы.
— Приехали, — прокричал Джинн. — Приехали, вылезай!
— Зачем? — прокричали в ответ Зимин и Мукусеев хором.
— Мостков нет, не проехать. Вылезай на хрен.
Мукусеев, напрягая глаза, посмотрел на плотину — бревен над брешью действительно не было… Ракета в небе погасла, и обрушилась темень. Только правая фара давала луч света, высвечивала камни и жидкую траву между камней. Ревел движок… Мукусеев взялся за ручку дверцы.
— Стой, — крикнул Джинн. — Стой, возьми вот это. — Он пихнул Владимиру сумку. Механически Владимир взял ее в руки. Потом спохватился:
— А камера?
— К черту камеру, — закричал Джинн. — Сейчас нас будут гонять, как зайцев… К черту камеру. Вылезайте и уходите налево по берегу.
— А ты? Ты — что? Ты куда, Джинн?
— Догоню. Если через час меня не будет — уходите сами. К деду уходите, к Богдану. Он поможет.
— А ты…
— Вон! Пошли оба. Скоро они будут здесь.
Еще несколько секунд Мукусеев колебался, потом распахнул дверцу и вывалился наружу. Следом из машины выбрался Зимин. «Фиат», припадая на спущенное, в лохмотья разодранное правое заднее колесо, покатился в сторону плотины. Они стояли и смотрели вслед… Медленно набирая скорость, ревя двигателем, «фиат» въехал на плотину. Резко вильнул и… спрыгнул в воду запруды.
Стих звук двигателя. Несколько секунд горели задние габариты задравшегося вверх задка машины… Погасли.
— Что же он… — начал было Зимин, но Мукусеев положил руку ему на плечо и сказал:
— Все в порядке, Митрич. Он знает, что делает. Пошли.
Сзади, из-за поворота, показалась фара. Потом вторая… третья. Зимин и Мукусеев, пригибаясь, побежали вдоль реки. Спустя пятнадцать секунд мимо них проехали три тяжелых мотоцикла с колясками.
«Фиат» тяжело, как лягушка, ухнул в черную воду. Погасла фара, захлебнулся двигатель. Вода мгновенно хлынула в салон через незакрытую Мукусеевым переднюю дверь, «нос» быстро затонул и уткнулся в дно. «Корма» с большим запасом воздуха в багажнике покачивалась над водой. Джинн выбрался из салона, в несколько гребков доплыл до плотины, ухватился руками за дубовую балку, подтянулся и наполовину выбросил тело наверх. По глазам резанул свет фары. Он мгновенно нырнул вниз, погрузился с головой… Нащупал нишу в кладке плотины и встал в нее. Над водой возвышалась только голова… На плотину, урча мощными двигателями, один за другим въехали три мотоцикла. В помощь фарам вспыхнули фонари, заметались по воде, взяли в перекрестье «корму» машины. Задние колеса еще вращались.
Раздались голоса:
— … твою мать! Утопли.
— … твою мать. Длинный! Что теперь делать будем?
— А что будем делать, Милош?! Утопли и утопли. Хрен с ними.
— Тебе — хрен. А мне отвечать. Их нужно было взять живыми.
— Подождем, кто-нибудь вынырнет… Не могли все утопнуть.
— Конечно… Если только твои партизаны не перестреляли их всех. На хер вы открыли огонь? Ведь говорил: не стрелять без необходимости!
— Так они же чуть не задавили Дрына. Ребята психанули.
— Пить надо меньше… Ур-роды! А Дрыну я еще сам добавлю. Рэмбо недоношенный… А ну, рассредоточиться. Смотреть в оба глаза. Чтобы — если кто вынырнет — не ушел. Но стрелять запрещаю.
Джинн стоял неподвижно. Чувствовал, как вода остужает тело. Фонари снова забегали по поверхности, освещая воду с кувшинками, берега, плотину. Луч одного фонаря прошел в двадцати сантиметрах от лица Джинна. Он набрал в грудь воздуха, готовясь нырнуть. Правой рукой вытащил из кармана нож фирмы «Гербер», выщелкнул короткий, всего восемьдесят пять миллиметров, клинок полуторной заточки.
Багажник «фиата», пуская пузыри, ушел под воду. Над головой Джинна голос, принадлежащий Милошу, произнес:
— Нужно нырнуть. Посмотреть, сколько тел в машине.
— Зачем, Милош?
— Затем, Длинный, что я должен точно знать, что все погибли. А может, еще есть кто живой… Понял? — Длинный какое-то время молчал, потом сказал:
— Там все равно ничего не видать.
— А мне плевать. На ощупь будешь определять.
— Да они утопли все, Милош.
— Раздевайся и марш в воду.
— Почему я? Эй, Злотан!
— Не Злотан, а ты, Длинный… Ты все обгадил. Марш в воду.
Некоторое время над головой Джинна была слышна возня — Длинный раздевался. Потом он сказал:
— Фонарь бы герметичный… Не видно же ни хрена.
— А может, тебе акваланг? — язвительно произнес Милош. Кто-то заржал, но осекся… В метре от Джинна в воду плюхнулось большое белое тело. Джинн усмехнулся, сложил нож и сунул его в карман. Он сделал глубокий вдох, присел и, сильно оттолкнувшись ногами, скользнул под водой к машине. Он нащупал в темноте корпус, зацепился согнутой левой ногой за стойку и приготовился… Над головой, по поверхности воды, ползали пятна фонарей, а больше ничего видно не было.
Спустя несколько секунд Джинн ощутил движение воды. Он вытянул правую руку и сразу «поймал» то, что хотел — горло.
…Длинный оказался очень сильным — он бился и лягался ногами. Затих только через полминуты. Джинн тоже очень устал, но все-таки затолкнул тело в салон и поплыл под водой к берегу. Когда вынырнул, в голове звенело. Он жадно хватил воздуха и лег под самым берегом. На лицо положил кувшинку. Нужно было срочно уходить, но короткая подводная схватка вымотала его вконец. Он лежал, старался дышать бесшумно и слушал, что происходит на плотине.
— А не утоп ли он, Милош? — сказал кто-то.
— Если и утоп — не жалко…
— Не-е, Длинный не утопнет, — произнес третий голос. — Он живучий.
На плотине замолчали. Все фонари сосредоточились на том месте, где еще недавно пускал пузыри «фиат»… Прошло еще полминуты… Милош сказал:
— Ну-ка, Злотан, нырни, посмотри, что там.
— Я покойников боюсь.
— Когда ты мертвую девку трахал — не боялся? Ну-ка живо!
Все, подумал Джинн, пора уходить. Он собрался вылезти из воды, но услышал шаги. Скосил один глаз из-под кувшинки и увидел человека. Человек присел на корточки у самой воды, положил на землю ружье и достал из кармана флягу… Отвинтил пробку. От Джинна его отделяло полметра, не больше. Нужно было срочно уходить, но упустить такой шанс Джинн не мог. Он снова вытащил нож и выщелкнул клинок… Человек поднес флягу к губам и запрокинул голову…
***
Мукусеев и Зимин ушли недалеко, залегли за камнями в зарослях можжевельника. Плотина была видна им как на ладони… Разобрать, что происходит, с двухсот метров было невозможно — они видели только мелькание фонарей и суету человеческих фигурок. Мукусеев сказал: жалко, нет бинокля… В сумке, которую дал ему Джинн, лежал шестикратный монокуляр, но Владимир этого, разумеется, не знал.
Они лежали на прохладных камнях, терзались неизвестностью. Воздух пах можжевельником, тянулись минуты. На камень вылезла ящерка, посмотрела марсианскими глазами и исчезла… Мукусеев с сожалением подумал про видеокамеру стоимостью в сорок тысяч баксов. Потом устыдился: ты что? Ты о чем думаешь? Джинн там один на один с бандитами, а ты, бля, про камеру…
Люди на плотине суетились, иногда ветер доносил отдельные звуки, но невнятно. Джинн появился неожиданно. Он вынырнул из темноты и лег рядом.
— Джинн! — сказали одновременно Зимин и Мукусеев.
— Да тихо вы. Что ж вы шумите-то так?
— Да мы думали…
— А вы не думайте, — ответил Джинн. Он был мокрый, в левой руке держал помповое ружье. — Подальше не могли уйти?
— Мы боялись, что ты нас не найдешь.
— Да вас любой бойскаут найдет… Надо уходить.
На плотине кто-то заорал, потом грохнул выстрел, и в небо взмыла ракета. Пейзаж озарился безжалостным белым светом и стал похож на кадр из черно-белого фильма.
— Дай сумку, Володя, — попросил Джинн. Мукусеев подал сумку, и Джинн вытащил из нее монокуляр, вскинул к мокрому лицу. — Раз, два, три… шестеро… три мотоцикла. Кажется, бээмвэ…
Ракета погасла, стало очень темно. Только фары мотоциклов на плотине горели, освещали воду запруды… Грохнул взрыв, вода в запруде вскинулась столбом. Опала. Прокатилось эхо.
— Что это? — спросил Мукусеев.
— Гранату кинули, — ответил Джинн. — Думают, что я все еще в воде сижу… Это вы, ребятки, не правы. Дураков поищите в другом месте.
Снова взлетела ракета. Джинн, не отрываясь, смотрел в монокуляр. Он уже сожалел, что зарезал мужика с фляжкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45