— спросил Шарки.
— Нет ни одной зацепки.
— Твой очерк по-настоящему будет интересен, если ты сможешь узнать, где сейчас Лиза Бартон и услышать ее версию того, что случилось в том доме той ночью, — сказал Шарки.
— Я намерена попробовать.
— Действуй! Зная тебя, я верю, что ты раскопаешь что-нибудь очень интересное, — сказал Шарки.
Краткая улыбка Шарки означала, что разговор окончен.
— Кстати, Кен. Завтра я собираюсь поработать дома.
— Хорошо.
Когда Дрю переехала пять лет назад из Вашингтона, она нашла для себя отличный дом. Маленький дом на Честнат-стрит в Монтклере. Это было подходящее место жительства для тех, кто работал в «Стар-Леджер» в Ньюарке.
В отличие от людей, покупающих дома в кондоминиуме и городе, чтобы не забивать себе голову ухаживанием за приусадебным участком и уборкой снега, Дрю нравилось заботиться о своей собственной лужайке и иметь небольшой садик.
Другим плюсом было то, что железнодорожная станция находилась рядом, поэтому она могла быть в центре Манхзттена через двадцать минут, не тратя время на езду на автомобиле и парковку. Дрю, поклонница театра и кино, выезжала туда три-четыре вечера в неделю.
Рано утром, уютно чувствуя себя в толстовке и джинсах, с включенной рядом кофеваркой, Дрю расположилась за своим письменным столом в кабинете, который был ею устроен так, что мог служить второй спальней для большинства людей. На стене перед ее столом была пробковая доска. Работая над каким-нибудь очерком, она выуживала вею информацию для него из Интернета и к моменту окончания работы над очерком серии «Какая история скрыта в истории» для воскресного выпуска «Стар-Леджер», пробковая доска всегда была беспорядочно увешана снимками, газетными вырезками и листками с каракулями, понятными ей одной.
Она собрала все, что имелось по делу Лизы Бартон. Двадцать четыре года назад этот случай упоминался в новостях в течение нескольких недель. Затем, как и все сенсационные истории, она утихла до суда. Когда был вынесен приговор, история вновь привлекла к себе большое внимание. Психиатры, психологи и эксперты по псевдоумственным расстройствам были приглашены прокомментировать оправдательный приговор Лизе.
— Приглашенный психиатр, — громко бормотала Дрю, читая цитаты из заявлений нескольких медицинских экспертов, пришедших к общему выводу о том, что очень обеспокоены вынесенным приговором и считают, что Лиза Бартон является одним из тех детей, которые способны спланировать и осуществить хладнокровное убийство.
Одно интервью ее особенно разозлило.
— Разрешите привести вам один пример, — сказал приглашенный психиатр. — В прошлом году я лечил девятилетнюю девочку, которая задушила сестренку-грудничка. «Я хотела, чтобы она умерла, — рассказывала она мне, — но я не хотела, чтобы она оставалась мертвой навсегда». В этом-то и разница между моей пациенткой и Лизой Бартон. Моя пациентка попросту не понимала окончательный характер смерти. Она только хотела, чтобы ребенок не кричал. По всем признакам Лиза Бартон желала смерти своей матери. Она думала, что ее мать предает ее покойного отца повторным замужеством. Соседи подтвердили, что Лиза всегда была враждебно настроена к своему отчиму. Я не удивился бы, если бы она оказалась достаточно умна, чтобы симулировать эту так называемую травму, когда она не вымолвила ни слова в течение месяцев».
«Вот такие, как этот врун, и помогли утвердиться мифу о „Малютке Лиз“», — думала Дрю.
Когда она начинала составлять очерк для своей серии, Дрю всегда вносила в список на доске каждое имя, которое ей встречалось и которое упоминалось в той или иной связи с историей. Сейчас две колонки на доске были уже заполнены. Список начинался с Лизы, Одри Бартон и Тэда Картрайта. Следующим именем, которое добавила Дрю после этого, было имя отца Лизы, Уилла Бартона. Он умер в результате несчастного случая во время верховой прогулки. Насколько идиллическим был его брак с Одри? Дрю намеревалась выяснить.
Неожиданно для нее всплыло представляющее особый интерес имя Дианы Уэзли. В газетах о ней писали как о «модели и бывшей подружке Картрайта». Во время суда она позировала фотографам и охотно обсуждала свои свидетельские показания, несмотря на запрет судьи публично комментировать свое выступление в суде. Диана заявила репортерам, что ужинала с Тэдом Картрайтом вечером, когда случилась трагедия, и что он рассказывал ей, что тайно навещает свою жену, и что ненависть ребенка к нему была причиной разрыва.
Показания Дианы могли бы способствовать признанию виновности Лизы, за исключением одного факта: ее бывшая подруга пришла в суд и заявила, что Диана жаловалась на то, что в период их общения с Тэдом он допускал по отношению к ней физическое насилие.
«Если это правда, почему же она так старалась подтвердить его версию на суде? — думала Дрю. — Как бы я сейчас хотела задать ей несколько вопросов!»
Еще одним человеком, который вызывал у Дрю интерес, был Бенджамин Флетчер, который был назначен адвокатом Лизы Бартон. Когда она навела о нем справки, выяснилось, что он получил диплом юриста в сорок шесть лет, всего два года проработал государственным защитником, затем уволился и стал самостоятельно заниматься разводами, завещаниями и куплей-продажей недвижимости. Он до сих пор практиковал в Честере, городе, расположенном недалеко от Мендхема. Сейчас по расчетам Дрю ему было семьдесят пять лет. Она решила, что он мог бы стать неплохой отправной точкой. Возможно, суд не станет открывать архив по делам несовершеннолетних. Однако очевидно то, что Флетчер никогда не специализировался на защите несовершеннолетних.
«Почему же тогда относительно неопытного человека назначили адвокатом ребенка по делу об убийстве?» — недоумевала Дрю.
«Больше вопросов, чем ответов», — подумала она.
Дрю откинулась на спинку своего вращающегося кресла, сняла очки и начала крутить их — жест, который, по мнению друзей, делал ее похожей на лису, напавшую на след.
17
«Марселла нисколько не изменилась, — с горечью думал Тэд Картрайт, потягивая скотч у себя в офисе в Морристауне. — По-прежнему такая же сплетница и по-прежнему потенциально опасная». Он взял стеклянное пресс-папье со стола и швырнул его через комнату. Он с удовлетворением наблюдал, как оно попало в кожаное кресло в углу кабинета.
«Я никогда не промахиваюсь», — подумал он, наглядно представляя себе лица людей, которых он хотел видеть сидящими в том кресле, куда угодило пресс-папье.
«Что сегодня делал Джеф Макингсли на Олд-Милл-лейн?» — задавал себе вопрос Тэд.
Вопрос, повторяющийся сам собой в его голове все время с тех пор, как Тэд увидел Макингсли, проезжающего мимо дома Марселлы. Прокуроры лично не расследуют вандализм, значит, была еще одна причина.
Зазвонил телефон — его прямая линия.
— Тэд Картрайт слушает! — рявкнул он.
— Тэд, я видела газеты, — Картрайт услышал знакомый голос. — Ты хорошо позируешь на снимках и рассказываешь хорошую историю. Я могу подтвердить, каким убитым горем мужем ты был. И также могу доказать это. Как ты, наверное, догадался, я звоню, потому что немного нуждаюсь в деньгах.
18
Когда позвонила Джорджет и предложила осмотреть другие дома, я согласилась немедленно. Когда мы съедем из этого дома и станем жить в другом, мы просто станем новыми людьми в городе. Мы снова обретем нашу анонимность. Эта мысль не выходила у меня из головы всю вторую половину дня.
Алекс попросил грузчиков поставить его стол, компьютер и коробки с книгами в библиотеке, большой комнате с окнами на задний двор. В мой день рождения, когда он и агент Генри Палей водили меня из комнаты в комнату, Алекс восторженно заявил, что он превратит библиотеку в свой домашний кабинет, и подчеркнул, что там разместится и его рояль. Я нервничала, спрашивая, отменил ли он доставку рояля со склада, запланированную на следующую неделю.
После нашего позднего обеда в натянутой обстановке Алекс ускользнул в библиотеку и начал распаковывать свои книги, по крайней мере, те, которые должны были стоять в легкодоступном месте. Когда проснулся Джек, я отнесла его наверх. К счастью, он из тех детей, которые могут развлечь себя сами. Радуясь позднему отцовству, Ларри заваливал его подарками, но с самого начала было ясно, что кубики были любимыми игрушками Джека. Ему нравилось строить из них дома, мосты и изредка небоскреб. Я вспомнила, как Ларри говорил:
— Ведь твой отец был архитектором, Силия. Должно быть, это заложено в генах Джека.
Гены архитектора приемлемы, думала я, глядя на сына, который сидел, скрестив ноги на полу в углу моей старой детской. Пока он играл, я просматривала бумаги, от которых желала избавиться до переезда.
К пяти часам Джек устал от кубиков, и мы спустились вниз. Я осторожно заглянула в библиотеку. На столе у Алекса были разбросаны бумаги. Он часто приносил домой материалы дела, над которым он работал, но сейчас я увидела кипу газет на полу рядом с ним. Он поднял глаза и улыбнулся, когда мы вошли.
— Эй, вы двое, я уже заскучал здесь внизу, — сказал Алекс. — Джек, нам до сих пор так и не удалось покатать тебя на пони как следует, не так ли? Может, попробуем сейчас?
Разумеется, это было именно то, что Джек мечтал услышать. Он бросился к двери, ведущей во двор. Алекс поднялся, подошел ко мне и взял мое лицо в свои ладони. Этот любящий жест всегда способствовал ощущению защищенности.
— Силия, я перечитал эти газеты, — сказал Алекс. — Кажется, я начинаю понимать, какие чувства у тебя вызывает жизнь в этом доме. Возможно, этот дом проклят. По крайней мере, многие так думают. Лично я не верю в эту ерунду, но моя главная и единственная цель — твое счастье. Ты веришь этому?
— Да, — сказала я, проглотив комок в горле с мыслью, что Алексу не нужен еще один раунд плача.
В кухне зазвонил телефон. Я поспешила туда, чтобы снять трубку, и Алекс пошел за мной, направляясь на задний двор. Звонила Джорджет Гроув, чтобы рассказать о прекрасном фермерском доме, на который, по ее мнению, мне следует взглянуть. Я согласилась встретиться с ней и тут же закончила разговор, так как услышала щелчок режима ожидания еще одного звонка. Я переключилась на другой звонок как раз в то время, когда Алекс собирался выйти во двор. Должно быть, он услышал, как у меня перехватило дыхание, потому что быстро обернулся, но я покачала головой и повесила трубку.
— Нами начинают интересоваться покупатели, — солгала я.
Я забыла попросить телефонную компанию не публиковать наш телефонный номер. Я услышала хриплый голос, очевидно, измененный, который прошептал:
— Можно поговорить с Малюткой Лиз?
Этим же вечером мы втроем пошли поужинать в ресторан, но все, о чем я могла думать, был только этот звонок. Меня тревожила мысль, узнал ли кто-нибудь меня или это была чья-то детская шалость? Я изо всех сил старалась быть веселой с Алексом и Джеком, но я знала, что мне не удастся провести Алекса. Когда мы приехали домой, я рано легла спать, сославшись на головную боль.
Иногда среди ночи Алекс будил меня.
— Силия, ты кричишь во сне, — говорил он.
Так оно и было. Точно так же было после обморока. Я просто не могла перестать кричать. Алекс обнял меня, и я заснула у него на плече. Утром он задержался, чтобы позавтракать со мной и Джеком. Потом, когда Джек побежал наверх одеваться, Алекс тихо сказал мне:
— Силия, тебе надо обратиться к врачу: либо к тому, которого ты посещаешь в Нью-Йорке, либо к кому-то из местных. Обморок и эти приступы криков, возможно, свидетельствуют о твоем физическом расстройстве. А если это не физическое расстройство, ты должна записаться на прием к психологу или психиатру. Моя двоюродная сестра страдала от клинической депрессии, а она начиналось с приступов крика.
— У меня нет депрессии, — запротестовала я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— Нет ни одной зацепки.
— Твой очерк по-настоящему будет интересен, если ты сможешь узнать, где сейчас Лиза Бартон и услышать ее версию того, что случилось в том доме той ночью, — сказал Шарки.
— Я намерена попробовать.
— Действуй! Зная тебя, я верю, что ты раскопаешь что-нибудь очень интересное, — сказал Шарки.
Краткая улыбка Шарки означала, что разговор окончен.
— Кстати, Кен. Завтра я собираюсь поработать дома.
— Хорошо.
Когда Дрю переехала пять лет назад из Вашингтона, она нашла для себя отличный дом. Маленький дом на Честнат-стрит в Монтклере. Это было подходящее место жительства для тех, кто работал в «Стар-Леджер» в Ньюарке.
В отличие от людей, покупающих дома в кондоминиуме и городе, чтобы не забивать себе голову ухаживанием за приусадебным участком и уборкой снега, Дрю нравилось заботиться о своей собственной лужайке и иметь небольшой садик.
Другим плюсом было то, что железнодорожная станция находилась рядом, поэтому она могла быть в центре Манхзттена через двадцать минут, не тратя время на езду на автомобиле и парковку. Дрю, поклонница театра и кино, выезжала туда три-четыре вечера в неделю.
Рано утром, уютно чувствуя себя в толстовке и джинсах, с включенной рядом кофеваркой, Дрю расположилась за своим письменным столом в кабинете, который был ею устроен так, что мог служить второй спальней для большинства людей. На стене перед ее столом была пробковая доска. Работая над каким-нибудь очерком, она выуживала вею информацию для него из Интернета и к моменту окончания работы над очерком серии «Какая история скрыта в истории» для воскресного выпуска «Стар-Леджер», пробковая доска всегда была беспорядочно увешана снимками, газетными вырезками и листками с каракулями, понятными ей одной.
Она собрала все, что имелось по делу Лизы Бартон. Двадцать четыре года назад этот случай упоминался в новостях в течение нескольких недель. Затем, как и все сенсационные истории, она утихла до суда. Когда был вынесен приговор, история вновь привлекла к себе большое внимание. Психиатры, психологи и эксперты по псевдоумственным расстройствам были приглашены прокомментировать оправдательный приговор Лизе.
— Приглашенный психиатр, — громко бормотала Дрю, читая цитаты из заявлений нескольких медицинских экспертов, пришедших к общему выводу о том, что очень обеспокоены вынесенным приговором и считают, что Лиза Бартон является одним из тех детей, которые способны спланировать и осуществить хладнокровное убийство.
Одно интервью ее особенно разозлило.
— Разрешите привести вам один пример, — сказал приглашенный психиатр. — В прошлом году я лечил девятилетнюю девочку, которая задушила сестренку-грудничка. «Я хотела, чтобы она умерла, — рассказывала она мне, — но я не хотела, чтобы она оставалась мертвой навсегда». В этом-то и разница между моей пациенткой и Лизой Бартон. Моя пациентка попросту не понимала окончательный характер смерти. Она только хотела, чтобы ребенок не кричал. По всем признакам Лиза Бартон желала смерти своей матери. Она думала, что ее мать предает ее покойного отца повторным замужеством. Соседи подтвердили, что Лиза всегда была враждебно настроена к своему отчиму. Я не удивился бы, если бы она оказалась достаточно умна, чтобы симулировать эту так называемую травму, когда она не вымолвила ни слова в течение месяцев».
«Вот такие, как этот врун, и помогли утвердиться мифу о „Малютке Лиз“», — думала Дрю.
Когда она начинала составлять очерк для своей серии, Дрю всегда вносила в список на доске каждое имя, которое ей встречалось и которое упоминалось в той или иной связи с историей. Сейчас две колонки на доске были уже заполнены. Список начинался с Лизы, Одри Бартон и Тэда Картрайта. Следующим именем, которое добавила Дрю после этого, было имя отца Лизы, Уилла Бартона. Он умер в результате несчастного случая во время верховой прогулки. Насколько идиллическим был его брак с Одри? Дрю намеревалась выяснить.
Неожиданно для нее всплыло представляющее особый интерес имя Дианы Уэзли. В газетах о ней писали как о «модели и бывшей подружке Картрайта». Во время суда она позировала фотографам и охотно обсуждала свои свидетельские показания, несмотря на запрет судьи публично комментировать свое выступление в суде. Диана заявила репортерам, что ужинала с Тэдом Картрайтом вечером, когда случилась трагедия, и что он рассказывал ей, что тайно навещает свою жену, и что ненависть ребенка к нему была причиной разрыва.
Показания Дианы могли бы способствовать признанию виновности Лизы, за исключением одного факта: ее бывшая подруга пришла в суд и заявила, что Диана жаловалась на то, что в период их общения с Тэдом он допускал по отношению к ней физическое насилие.
«Если это правда, почему же она так старалась подтвердить его версию на суде? — думала Дрю. — Как бы я сейчас хотела задать ей несколько вопросов!»
Еще одним человеком, который вызывал у Дрю интерес, был Бенджамин Флетчер, который был назначен адвокатом Лизы Бартон. Когда она навела о нем справки, выяснилось, что он получил диплом юриста в сорок шесть лет, всего два года проработал государственным защитником, затем уволился и стал самостоятельно заниматься разводами, завещаниями и куплей-продажей недвижимости. Он до сих пор практиковал в Честере, городе, расположенном недалеко от Мендхема. Сейчас по расчетам Дрю ему было семьдесят пять лет. Она решила, что он мог бы стать неплохой отправной точкой. Возможно, суд не станет открывать архив по делам несовершеннолетних. Однако очевидно то, что Флетчер никогда не специализировался на защите несовершеннолетних.
«Почему же тогда относительно неопытного человека назначили адвокатом ребенка по делу об убийстве?» — недоумевала Дрю.
«Больше вопросов, чем ответов», — подумала она.
Дрю откинулась на спинку своего вращающегося кресла, сняла очки и начала крутить их — жест, который, по мнению друзей, делал ее похожей на лису, напавшую на след.
17
«Марселла нисколько не изменилась, — с горечью думал Тэд Картрайт, потягивая скотч у себя в офисе в Морристауне. — По-прежнему такая же сплетница и по-прежнему потенциально опасная». Он взял стеклянное пресс-папье со стола и швырнул его через комнату. Он с удовлетворением наблюдал, как оно попало в кожаное кресло в углу кабинета.
«Я никогда не промахиваюсь», — подумал он, наглядно представляя себе лица людей, которых он хотел видеть сидящими в том кресле, куда угодило пресс-папье.
«Что сегодня делал Джеф Макингсли на Олд-Милл-лейн?» — задавал себе вопрос Тэд.
Вопрос, повторяющийся сам собой в его голове все время с тех пор, как Тэд увидел Макингсли, проезжающего мимо дома Марселлы. Прокуроры лично не расследуют вандализм, значит, была еще одна причина.
Зазвонил телефон — его прямая линия.
— Тэд Картрайт слушает! — рявкнул он.
— Тэд, я видела газеты, — Картрайт услышал знакомый голос. — Ты хорошо позируешь на снимках и рассказываешь хорошую историю. Я могу подтвердить, каким убитым горем мужем ты был. И также могу доказать это. Как ты, наверное, догадался, я звоню, потому что немного нуждаюсь в деньгах.
18
Когда позвонила Джорджет и предложила осмотреть другие дома, я согласилась немедленно. Когда мы съедем из этого дома и станем жить в другом, мы просто станем новыми людьми в городе. Мы снова обретем нашу анонимность. Эта мысль не выходила у меня из головы всю вторую половину дня.
Алекс попросил грузчиков поставить его стол, компьютер и коробки с книгами в библиотеке, большой комнате с окнами на задний двор. В мой день рождения, когда он и агент Генри Палей водили меня из комнаты в комнату, Алекс восторженно заявил, что он превратит библиотеку в свой домашний кабинет, и подчеркнул, что там разместится и его рояль. Я нервничала, спрашивая, отменил ли он доставку рояля со склада, запланированную на следующую неделю.
После нашего позднего обеда в натянутой обстановке Алекс ускользнул в библиотеку и начал распаковывать свои книги, по крайней мере, те, которые должны были стоять в легкодоступном месте. Когда проснулся Джек, я отнесла его наверх. К счастью, он из тех детей, которые могут развлечь себя сами. Радуясь позднему отцовству, Ларри заваливал его подарками, но с самого начала было ясно, что кубики были любимыми игрушками Джека. Ему нравилось строить из них дома, мосты и изредка небоскреб. Я вспомнила, как Ларри говорил:
— Ведь твой отец был архитектором, Силия. Должно быть, это заложено в генах Джека.
Гены архитектора приемлемы, думала я, глядя на сына, который сидел, скрестив ноги на полу в углу моей старой детской. Пока он играл, я просматривала бумаги, от которых желала избавиться до переезда.
К пяти часам Джек устал от кубиков, и мы спустились вниз. Я осторожно заглянула в библиотеку. На столе у Алекса были разбросаны бумаги. Он часто приносил домой материалы дела, над которым он работал, но сейчас я увидела кипу газет на полу рядом с ним. Он поднял глаза и улыбнулся, когда мы вошли.
— Эй, вы двое, я уже заскучал здесь внизу, — сказал Алекс. — Джек, нам до сих пор так и не удалось покатать тебя на пони как следует, не так ли? Может, попробуем сейчас?
Разумеется, это было именно то, что Джек мечтал услышать. Он бросился к двери, ведущей во двор. Алекс поднялся, подошел ко мне и взял мое лицо в свои ладони. Этот любящий жест всегда способствовал ощущению защищенности.
— Силия, я перечитал эти газеты, — сказал Алекс. — Кажется, я начинаю понимать, какие чувства у тебя вызывает жизнь в этом доме. Возможно, этот дом проклят. По крайней мере, многие так думают. Лично я не верю в эту ерунду, но моя главная и единственная цель — твое счастье. Ты веришь этому?
— Да, — сказала я, проглотив комок в горле с мыслью, что Алексу не нужен еще один раунд плача.
В кухне зазвонил телефон. Я поспешила туда, чтобы снять трубку, и Алекс пошел за мной, направляясь на задний двор. Звонила Джорджет Гроув, чтобы рассказать о прекрасном фермерском доме, на который, по ее мнению, мне следует взглянуть. Я согласилась встретиться с ней и тут же закончила разговор, так как услышала щелчок режима ожидания еще одного звонка. Я переключилась на другой звонок как раз в то время, когда Алекс собирался выйти во двор. Должно быть, он услышал, как у меня перехватило дыхание, потому что быстро обернулся, но я покачала головой и повесила трубку.
— Нами начинают интересоваться покупатели, — солгала я.
Я забыла попросить телефонную компанию не публиковать наш телефонный номер. Я услышала хриплый голос, очевидно, измененный, который прошептал:
— Можно поговорить с Малюткой Лиз?
Этим же вечером мы втроем пошли поужинать в ресторан, но все, о чем я могла думать, был только этот звонок. Меня тревожила мысль, узнал ли кто-нибудь меня или это была чья-то детская шалость? Я изо всех сил старалась быть веселой с Алексом и Джеком, но я знала, что мне не удастся провести Алекса. Когда мы приехали домой, я рано легла спать, сославшись на головную боль.
Иногда среди ночи Алекс будил меня.
— Силия, ты кричишь во сне, — говорил он.
Так оно и было. Точно так же было после обморока. Я просто не могла перестать кричать. Алекс обнял меня, и я заснула у него на плече. Утром он задержался, чтобы позавтракать со мной и Джеком. Потом, когда Джек побежал наверх одеваться, Алекс тихо сказал мне:
— Силия, тебе надо обратиться к врачу: либо к тому, которого ты посещаешь в Нью-Йорке, либо к кому-то из местных. Обморок и эти приступы криков, возможно, свидетельствуют о твоем физическом расстройстве. А если это не физическое расстройство, ты должна записаться на прием к психологу или психиатру. Моя двоюродная сестра страдала от клинической депрессии, а она начиналось с приступов крика.
— У меня нет депрессии, — запротестовала я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51