— Да, помню. Как раз тогда эта рыжеволосая крошка и напоила тебя кофе, верно?
— Так оно и есть.
— Ты уже тогда положил на нее глаз?
— Да нет, не совсем так.
— А что тогда?
— Видишь ли, она почти сразу же принялась намекать, что, дескать, не слишком-то счастлива с Лакостой. Точнее, девчонка ясно дала понять, что ее престарелый муженек — обычный импотент.
— То есть ты это выслушал и… ничего?
— Ничего.
— А почему?
— Хотел поразмыслить хорошенько.
— Ну, значит, ты поразмыслил и решил вернуться? А девчонка возьми да и передумай! И вот пришлось тебе поучить ее уму-разуму. Так ведь все было, Энди?
Руки Латура разжались, и он бессильно опустился на кровать.
— Если ты и впрямь считаешь, что все случилось именно так, то пропади ты пропадом, Том!
— Ладно, ладно, скоро пропаду! Но как все же быть с этим непонятным фактиком, а? Почему в трейлере отпечатки всего лишь вас троих?
— Может быть, на нем были перчатки? Тонкие резиновые перчатки, вроде тех, что носят хирурги?
Муллен прикурил и задумчиво выпустил дым.
— Знаешь, Энди, а ведь в этом что-то есть! Может быть, именно поэтому он не оставил ни единого отпечатка на колесе твоей машины, когда загонял ее задом в болото?
Всю апатию Латура как ветром сдуло. И вдруг ему пришло в голову еще кое-что.
— Послушай-ка, Муллен…
— Да?
— В ее левой руке доктор нашел мой значок. Верно?
— И что же?
— Но ведь если она сорвала его с моей рубашки, пока отбивалась, то он должен был бы быть зажат не в левой, а в правой руке. Как ты думаешь?
Муллен немного подумал.
— Да-а, догадываюсь, о чем ты думаешь. Тот парень, что оглушил тебя, мог сунуть ей его в руку уже после того, как крошка потеряла сознание от боли. Неужто же кто-то ненавидит тебя до такой степени?
— Хотел бы я знать, кто этот ублюдок! А Рита, она по-прежнему уверена, что это был я?
— Ты же слышал ее показания. Девчонка поклялась, что; выступит на суде главным свидетелем обвинения, чего бы ей это ни стоило.
— А ты сам что об этом думаешь?
— Ну, как тебе сказать? Старик за тебя горой. Сказал, что верит каждому твоему слову. А я… черт его знает. Сам не понимаю. И тому есть несколько причин. Твой собственный шурин, к примеру. Вернее, то, что он мне рассказал. Я уже успел с ним поговорить. По его словам, вы с женой в последнее время не очень-то ладили друг с другом.
— А что говорит Ольга?
— Ничего. Вообще ничего, так, произнесла несколько ничего не значащих слов. Правда, у меня сложилось впечатление, что у нее на родине, по крайней мере в тех кругах, в которых она вращалась, прежде чем стать твоей женой, обсуждать отношения между супругами вообще не принято.
— Что-то вроде этого. Да и я этого, признаться, не люблю. Могу сказать только одно: когда я вышел из дому, то был полностью удовлетворен. И мне не было никакой нужды кидаться на Риту.
Муллен высказался по этому поводу еще категоричнее, чем шериф Белуш:
— Тогда пусть Джин Эверт вызовет твою жену как свидетеля и заставит ее все это подтвердить! И если они поверят ей, то признают тебя невиновным в ту же минуту! Господи ты Боже мой, имея в постели такую красотку, надо быть полным идиотом, чтобы заглядываться на кого-то еще! — Высказавшись, Муллен повернулся к выходу. — Ладно, пока. Завтра постараюсь заглянуть!
— Почему завтра?
— Собираюсь смотаться в Пончатулу.
— Зачем?
— Хочу полюбопытствовать, что за репутация была у этой дамочки, пока она еще не стала миссис Лакостой. Пока что у меня нет ни малейшего понятия, с чего бы ей вздумалось с таким усердием подталкивать тебя к электрическому стулу. Но когда имеешь дело с женщиной, всякое возможно, сам знаешь.
— Ты едешь один?
— Нет, Джек вызвался съездить со мной. Так мы вернемся куда быстрее. Идея, честно говоря, Джина Эверта, но мне она пришлась по душе.
На лице Латура отразилось неподдельное изумление.
— Знаешь, а не слишком ли ты усердствуешь, особенно для человека, который еще сам не решил, во что ему верить?
Сняв шляпу, Муллен утер вспотевший лоб.
— Может, ты и прав, — признался он. — Я ведь в общем-то не стыдливая лилия, сам знаешь. Но в одном могу поклясться — упрятать за решетку невинного человека никогда еще не старался. Если это ты прикончил Лакосту и позабавился с его бабенкой, то я первый буду рад, когда тебя посадят на электрический стул. Даже предложу свои услуги, если понадобится включить рубильник. Но сейчас, даже несмотря на показания миссис Лакосты, а к ним вроде бы не придерешься, все равно сдается мне, что-то тут нечисто. Ну и поскольку, вероятнее всего, это последнее дело, над которым нам со стариком придется работать вместе, мы решили во что бы то ни стало докопаться до истины.
— А с чего ты взял, Муллен, что это — ваше последнее дело?
— Эх, парень, да ведь сейчас на улице Лаффит больше репортеров, чем пьяниц. И с каждой минутой их становится все больше. Приехали даже телевизионщики из Си-би-эс, что из Нового Орлеана воткнули свою камеру прямо напротив заведения Эми, представляешь?! Я-то сам не видел, но только что звонила жена Тодда Келли, она и рассказала. Похоже, бабенка все утро проторчала у телевизора — заявила, что просто не понимает, что это за город, в котором она прожила всю жизнь! А потом объяснила, что парень, который вел репортаж, назвал нас новым Финиксом из Луизианы да еще подтвердил это фотографиями! Забавная штука жизнь, верно? Когда мы с ног сбиваемся, чтобы обелить невиновного, в нас тычут пальцами все, кому не лень!
— Интересно, как это скажется на ребятах из Батон-Руж?
Муллен снова нахлобучил шляпу на голову.
— Сам знаешь. К тому времени как мы с Джеком вернемся из Пончатулы, в кабинете старика станут орудовать люди из конторы окружного прокурора. Ну что ж, зато можно порадоваться хотя бы тому, что мы за последние годы нарушили столько всяких законов, что ему предстоит изрядно попотеть, прежде чем решить, что на нас повесить. Ладно, будь что будет! До завтра, Энди.
Муллен зашагал по коридору. Минутой позже по цементному полу звонко процокали женские каблучки. И с той же самой корзиной в руках появилась Ольга в сопровождении Де ла Ронды. Ухватившись за решетку, она с тревогой вглядывалась в лицо мужа.
— Ваша супруга решила принести вам ленч, — объявил помощник шерифа, отпирая дверь. — Шериф сказал, чтобы я ее впустил. Только вот с какой стати? — недовольно проворчал он.
Передав корзинку Латуру, Ольга осторожно присела на самый краешек топчана.
— Спасибо. — И улыбнулась Де ла Ронде сияющей улыбкой. — Вы были так добры.
Пожав плечами, помощник шерифа удалился. Ольга повернулась к Латуру:
— На этот раз завтрак поплотнее. Времени было немного больше.
Латур уселся возле нее и приподнял с корзины крышку. Здесь были горячие, только что испеченные бисквиты, посыпанные сахарной пудрой, и жареный цыпленок с аппетитно хрустящей корочкой. Латур вдруг почувствовал зверский голод. Ему со вчерашнего дня не удавалось поесть по-человечески. И он принялся уписывать за обе щеки принесенное Ольгой, даже не замечая, что заедает куриную ножку или грудку пирожками со сладким картофелем.
— Тебе вовсе не обязательно таскать мне еду, милая. В нашей стране заключенным не дадут умереть с голоду, кормят.
— Но ведь не такой же вкуснятиной?
— Конечно! Ничего похожего!
Латур продолжал поглощать все, что она принесла. А про себя думал: нет худа без добра. По крайней мере, есть во всем этом хоть что-то хорошее: наконец-то они с Ольгой стали ближе. Ближе, чем когда-либо за те два года, которые прожили вместе. И разговаривать стало куда легче.
— Как тебе понравилось предварительное слушание? — спросил он.
— Впечатляюще, — отозвалась она честно. — Особенно когда этот человек стал читать, как девушка описывала все, что ты с ней делал.
— Прости. Мне очень жаль, что тебе все это пришлось выслушать.
— Мне было так стыдно.
— Но она просто ошиблась! Я не делал этого. Поверь!
Но Ольга все еще колебалась:
— Так ты и раньше мне говорил. Но если ты не виновен, почему тебя не выпустили?
— Потому что меня еще будут судить.
— За что?! За убийство старика? Или за то, что ты якобы сделал с этой бедняжкой?
— За все вместе. Ничего не поделаешь — таков закон.
— Но почему мистер Эверт не убедил их, что ты тут ни при чем?
Латур попытался объяснить:
— Адвокат сделал, что мог. Заявил о том, что я не виновен.
Ольга упрямо покачала головой:
— Не понимаю. Мистер Эверт — он ведь твой защитник, так? И имеет право обращаться к судье, верно?
— Да.
— Тогда почему он утром не заявил, что ты не мог сделать ничего подобного?!
— Он прямо так и сказал;
— Вовсе нет. Все, что он сделал, — это сказал речь, после которой люди возненавидели тебя еще больше. Я сидела в зале. Я чувствовала, как эта ненависть обжигает меня! Почему он не мог сказать им всем, что эта девчонка тебе вовсе не нужна, потому что ты был со мной!
— Во-первых, потому, что я ему этого не сказал.
— Тебе было стыдно признаться, что ты занимался любовью с собственной женой?!
Брови Латура поползли вверх.
— Конечно же нет! Но если ты сама этого хочешь, я могу попросить его вызвать тебя как свидетеля. И ты сама расскажешь суду о том, что случилось перед тем, как я ушел.
— Зачем тебе вообще понадобилось туда идти?
— Хотел убедиться, что с девушкой все в порядке.
— Ты Эверту об этом говорил?
— Говорил.
— Тогда почему он не сказал об этом судье?
— Потому что это всего-навсего предварительное слушание. Джин Эверт решил, что будет лучше пока поберечь силы.
— Силы?!
— Ну, я имею в виду мою версию того, что случилось.
— То есть пусть пока думают что хотят? То же самое, что и все в городе?
— И что же думают в городе?
— Что ты и есть тот человек, который надругался над тремя девушками и которого так и не нашли после совершения преступления.
У Латура разом пропал аппетит.
— Где ты это услышала, Ольга?
— Джорджи сказал, а он сам узнал, когда был в баре.
— С него станется!
— Но ведь это не правда?
— Конечно нет.
— То есть тебе не за что краснеть? — продолжала допытываться Ольга.
— Нет.
— Тогда почему сам не скажешь им в лицо? Почему не кричишь об этом всем и каждому? Почему позволяешь всем продолжать думать то, что им вбивают в голову?
— Я так и сделал, заявил, что не виновен.
Ольга покачала головой:
— Это не одно и то же! Тот, кому нечего стыдиться, на весь мир кричит о том, что не виновен!
В том, что она говорила, была своя логика. И Латур готов был с этим согласиться.
— Может, я был не прав. Может, было бы лучше сразу объяснить, как все было на самом деле… Но ведь так мне посоветовал Джин.
Ольга озабоченно облизала губы.
— Он ведь твой друг, да?
— Близкий друг.
Она уже открыла было рот, чтобы что-то сказать, но передумала. Вместо этого чисто по-женски вернулась к тому, что с самого начала не давало ей покоя.
— А те девушки, которых изнасиловали раньше?…
— И что же?
— Это ведь не ты?
— Нет.
— Ты клянешься?
— Клянусь.
Практичная как всегда, Ольга слегка пожала плечами:
— Конечно, к тому же, если бы тебе просто нужна была женщина, ты бы чаще спал со мной, ведь правда?
Оставалось надеяться, что дежурившему Де ла Ронде не придет в голову подслушивать. Смутившись, Латур хрустнул пальцами. Что ей ответить?! Что он слишком горд для того, чтобы ждать ее ласки, как милости? Что каждый раз, когда они были близки, он корчился потом от стыда, чувствуя ее презрение? Да разве могло быть по-другому? Что, кроме презрения, могла Ольга испытывать к мужу, грубо настаивавшему на своих супружеских правах даже после того, как все его обещания оказались фальшивыми?
— Это трудно объяснить, — с трудом пробормотал он.
— Но ведь так оно и должно быть. — Ольга понизила голос. — Или я чего-то не понимаю? Разве я когда-нибудь отказывала тебе?
— Нет.
— А прошлой ночью?
— Нет, — вынужден был признаться Латур.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22