— спросил Эрншоу.
— Вовсе нет, — пожал плечами Хэнни, — но кто-то же должен сортировать уголь.
— А насколько хватит угля в Уигане? — спросила Лидия Роуленд. Мысль о том, что его запасы могут подойти к концу, никогда прежде не приходила ей в голову.
— На тысячу лет, — успокоил ее Леверетт.
— Правда? В прошлом году цены на уголь подскочили, тогда говорили, что его не хватает. В Лондоне ходили слухи, что английские месторождения истощаются, — сказал Эрншоу.
— Ну, с нашими, слава Богу, ничего подобного не происходит, — вкрадчиво проговорил Хэнни.
Десерт состоял из ананасного мусса, взбитых сливок и меренг, возвышавшихся в центре стола белоснежным пиком.
— Значение института семьи… — гнула свое леди Роуленд.
— Социальные реформы… — долдонил Феллоуз.
— Нравственный образ жизни… — твердил Чабб.
— Блэар, как по-вашему, из всего подаренного Англии нашей королевой что наиболее важно и ценно? — спросил Хэнни.
Прежде чем Блэар успел ответить, чей-то голос произнес:
— Хлороформ.
Новоприбывшая проскользнула в зал через дверь для слуг. Ей было чуть более двадцати, однако одета она была в пурпурное платье, больше подходящее для солидной матроны, руки ее закрывали длинные перчатки, и она явно только что появилась дома, потому что ее спутанные рыжие кельтские волосы были собраны назад и затянуты под небольшой темной шляпкой без полей, оттенявшей резко очерченные черты лица и маленькие, жестко смотрящие глаза. Блэару она показалась похожей на энергичного и настырного воробья.
Мужчины — все, кроме Хэнни, — при ее появлении встали.
— Шарлотта, как мило, что ты смогла к нам присоединиться, — сказал епископ.
— Здравствуй, папа. — Девушка уселась на свободный стул в конце стола и движением руки отослала лакея, собиравшегося налить ей вина.
Мужчины тоже сели.
— Хлороформ? — переспросил Блэар.
— Тот факт, что королева разрешила применять хлороформ при родах и заставила общество признать и принять, что вовсе не обязательно рожать в муках, войдет в историю как самое величайшее и ценное из всего, что она подарила Англии. — Шарлотта Хэнни перевела пристальный взгляд с Блэара на свою кузину. — Лидия, ты выглядишь словно только что сорванный персик.
— Спасибо, — неуверенно ответила Лидия.
Хэнни представил дочери каждого из сидящих за столом и проговорил, обращаясь сразу ко всем:
— Шарлотта нечасто составляет нам компанию во время ужина, хотя мы всегда на это надеемся. Сними шляпу и посиди с нами.
— Я просто хотела увидеть этого твоего белого африканца, — заметила Шарлотта.
— Американца, — поправил ее Блэар.
— Но ведь свою репутацию вы приобрели в Африке, — возразила она. — Связи с рабами и женщинами-туземками — вот ведь чем вы известны, или не так? И как вы себя ощущаете под бременем такой славы? Чувствуете себя богом?
— Нет.
— Наверное, ваше обаяние таково, что действует только на чернокожих женщин.
— Возможно.
— Мистер Блэар действительно очень обаятелен, — неуверенно проговорила Лидия Роуленд.
— Вот как? — произнесла Шарлотта. — Надеюсь сама в этом убедиться.
— И многие другие тоже, — сухо поддержал ее Эрншоу.
— Значит, отец нанял вас, чтобы разузнать что-нибудь о Джоне Мэйпоуле. Поистине странное предложение, — продолжала Шарлотта.
— Шарлотта, скажи ему, чтобы он уезжал, — заявила леди Роуленд.
— Не сомневаюсь, Шарлотта хотела бы узнать, что же случилось с Мэйпоулом, — вмешался Хэнни. — В конце концов, он же был ее женихом.
— И остается, пока мне не станет известно о нем чего-либо иного, — заметила Шарлотта.
— Уверена, рано или поздно мы получим письмо от преподобного Мэйпоула, которое нам все объяснит. Держись, дорогая, — сказала Лидия Роуленд.
— Я это и делаю. Просто я привыкла держаться иначе, чем ты.
Лидия Роуленд заморгала, будто ее ударили по щеке, и впервые за вечер Блэар испытал к девушке некоторую симпатию. Конечно, она, скорее всего, обычная дура, но по сравнению с Шарлоттой Хэнни по крайней мере явно привлекательная. Ему мгновенно представилось все будущее Шарлотты: с губ ее никогда не сойдет высокомерная улыбка, взгляду ее глаз не суждено смягчиться, тело ее так и не сможет освободиться из-под гнета стиля, одежды и психологии, более подходящих для вечного траура. И хотя Шарлотта и опоздала к ужину, но подлинной хозяйкой Кеннелевого зала была, несомненно, она.
— Шарлотта, — обратился к ней Хэнни со своего конца стола, — мне кажется, твоя преданность Мэйпоулу растет тем сильнее, чем дольше он отсутствует.
— Или чем больше тебе это неприятно, — парировала она.
— Возможно, Блэар сумеет положить конец и тому и другому, — предположил Хэнни.
Шарлотта оценивающе посмотрела на Блэара, взгляд ее при этом преисполнился еще большей неприязни.
— Готовы на что угодно, лишь бы только вернуться в Африку?
— Да.
— Поздравляю, — обратилась она к отцу, — ты нашел именно того, кого искал. Надеюсь, Блэар, вы получите достаточное вознаграждение?
— Я тоже на это надеюсь.
— Ничего другого, кроме как надеяться, вам не остается, — заявила Шарлотта. — Мой отец похож на Сатурна, только он не пожирает всех своих детей. Он им предоставляет возможность расправиться друг с другом, а потом съедает победителя.
Лидия Роуленд испуганно прикрыла рот ладошкой.
Хэнни поднялся:
— Что ж, вечер сегодня был очень удачным.
Мужчины перешли в библиотеку, размерами нисколько не уступавшую библиотеке Королевского общества. Два этажа книжных полок и ящиков с картами и металлический балкон посредине как будто окаймляли стоявшие в центре комнаты стеклянные колпаки с заключенными под ними райскими птицами, столы-витрины с окаменелостями и метеоритами, камин из розового мрамора, письменный стол из черного дерева и глубокую, мягкую кожаную мебель. Блэар обратил внимание, что свет в библиотеке давали настенные газовые лампы, пламя в которых горело на удивление ровно. По-видимому, Кеннелевый зал был единственным во всем доме помещением, которое освещалось свечами.
— Женщины устроились в кабинете, надеюсь, им там будет удобно. — Хэнни разлил портвейн в заранее приготовленные рюмки, двигаясь при этом слева направо. — Имение «Хэнни-холл» отстраивалось на протяжении восьмисот лет, так что теперь это нечто поистине чудовищное. Из Готической галереи попадаешь прямо в бальный зал в стиле короля Георга. Выйдя из библиотеки времен Реставрации, натыкаешься на туалет с современным оборудованием. Мойка на кухне восходит еще ко временам «Черного Принца» . Как мне жаль тех несчастных, кто там работает.
— Моя тетя там работает, — проговорил Феллоуз.
— Вот и отлично. За вашу тетушку, — предложил тост Хэнни.
— Благодарю вас, милорд, — отозвался Феллоуз.
Все выпили. Потом Блэар спросил:
— Вы хотите сказать, что в доме есть вторая библиотека?
— Да. Здесь раньше была часовня, — ответил Хэнни.
— Римско-католическая, — прошептал Чабб.
Хэнни показал на небольшой, написанный маслом портрет длинноволосого человека с серьгой в ухе, шею которого обрамлял пышный воротник елизаветинских времен:
— Хэнни всегда были истовыми католиками, и во все времена помогали прятаться и скрываться католическим священникам — повсюду, от этих мест и до самого севера Шотландии. Десятый граф Хэнни, которого вы видите на этом портрете, был жалким трусом, сменившим веру ради того, чтобы спасти собственную голову и свое имение, за что все его потомки будут ему вечно благодарны. После этого часовня стала постепенно приходить в упадок и разрушаться. С нее содрали свинцовую кровлю, крыша обрушилась, рамы окон повылетали. Поскольку она находилась на заднем дворе, то никто особенно не обращал на ее развал внимания. Я решил перестроить ее во что-нибудь полезное.
Вставленный в рамку манускрипт на латыни, выписанный золотыми буквами старинным кельтским шрифтом, привел Эрншоу и Чабба в состояние священного трепета. Леверетт и Блэар застряли возле окаменелостей: папоротника с причудливо вырезанными листьями и завернувшегося наподобие виолончели поперечного среза окаменевшего дерева, прозрачностью и рисунком напоминающего хвост павлина.
Хэнни принялся открывать ящики и демонстрировать лежащие в них греческие, персидские и арабские карты, вычерченные на коре деревьев, папирусе, тонком пергаменте; штурманские карты с надписями на немецком и португальском языках. Африка на них постепенно меняла свои очертания: вначале от дельты Нила, где жили египтяне, она как бы распространилась в сторону империи карфагенян; позднее приросла огромным земельным массивом неясных контуров и пределов, окруженным со всех сторон кипящими морскими просторами; еще позднее на изображении континента, который уже стали посещать, но который продолжал еще казаться зловещим, появились первые имена знакомых европейцу святых; и наконец, его очертания приобрели современную четкую линию как в рисунке береговой границы, так и в отображении всего того, что находится в глубине этого манящего континента.
— Похоже, Африка — предмет вашего особого интереса, — заметил Эрншоу.
— Не совсем. Вот самое интересное и ценное, что есть в этой библиотеке. — С этими словами Хэнни раскрыл бархатный футляр и с величайшими предосторожностями, как бы извлекая последний оставшийся там воздух, достал книгу в почти истлевшем, разваливающемся, выцветшем до розовато-лимонного и местами почти превратившемся в труху кожаном переплете. Епископ приподнял книгу ровно настолько, чтобы Блэар и Эрншоу смогли прочитать написанное от руки на титульном листе: «Roman de la Rose».
— Во времена средневековья каждая приличная женщина имела у себя экземпляр «Романа о Розе», — произнес Хэнни. — Этот был переписан, вы будете поражены, в 1323 году для леди Хэнни, Селины.
— О чем же эта книга? — спросил Феллоуз.
— О рыцарстве, духовном начале, плотских утехах, таинствах.
— Интересно.
— Хотите, возьмите домой, почитаете вместе с женой? — Хэнни протянул ему книгу.
— Нет, нет, что вы! — Феллоуз в ужасе попятился назад.
— Ну, как хотите. — Хэнни убрал фолиант на место.
— Моя жена не знает французского, — пояснил Феллоуз Блэару.
Двери в библиотеку резко распахнулись, и от произведенного ими движения воздуха книга, казалось, издала слабый розовый запах. В комнату ворвалась Шарлотта, все еще не снявшая шляпки, таща за собой, словно разъяренный демон, тетку и двоюродную сестру.
— Хочу знать, — громко заявила Шарлотта, — что еще вы замышляете за моей спиной. Ваш Блэар имеет, пожалуй, самую отвратительную репутацию в целом мире, и такого человека вы нанимаете для того, чтобы под видом расследования опорочить безупречно чистое имя. Да я скорее соглашусь сесть в выгребную яму, чем стану отвечать на вопросы этого Блэара.
— Но отвечать тебе на них все-таки придется, — сказал Хэнни.
— Не раньше чем ты будешь гнить в аду, папа. А поскольку ты священник и к тому же епископ, то такое весьма маловероятно, верно?
Она обвела всех находящихся в библиотеке презрительным взглядом маленьких глаз и удалилась так же решительно, как вошла. «Если бы она была Жанной д'Арк, — подумал Блэар, — я бы первым сунул зажженный факел под ее костер. И с удовольствием».
Глава пятая
Блэар проснулся от грохота клогов по булыжной мостовой. В свете уличных фонарей он увидел множество мужчин и женщин, направляющихся к расположенным в западной части города шахтам, и поток девушек в платьях и шалях, устремлявшийся в противоположном направлении.
К тому времени, когда появился Леверетт, Блэар успел выпить кофе и обрядиться в купленные за день до этого подержанные вещи. Они уселись в скромную, запряженную одной лошадью двуколку управляющего и тронулись по дороге, ведущей на юг, в направлении шахты Хэнни. По обе стороны от дороги прямо по полям двигались в ту же сторону шахтеры;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
— Вовсе нет, — пожал плечами Хэнни, — но кто-то же должен сортировать уголь.
— А насколько хватит угля в Уигане? — спросила Лидия Роуленд. Мысль о том, что его запасы могут подойти к концу, никогда прежде не приходила ей в голову.
— На тысячу лет, — успокоил ее Леверетт.
— Правда? В прошлом году цены на уголь подскочили, тогда говорили, что его не хватает. В Лондоне ходили слухи, что английские месторождения истощаются, — сказал Эрншоу.
— Ну, с нашими, слава Богу, ничего подобного не происходит, — вкрадчиво проговорил Хэнни.
Десерт состоял из ананасного мусса, взбитых сливок и меренг, возвышавшихся в центре стола белоснежным пиком.
— Значение института семьи… — гнула свое леди Роуленд.
— Социальные реформы… — долдонил Феллоуз.
— Нравственный образ жизни… — твердил Чабб.
— Блэар, как по-вашему, из всего подаренного Англии нашей королевой что наиболее важно и ценно? — спросил Хэнни.
Прежде чем Блэар успел ответить, чей-то голос произнес:
— Хлороформ.
Новоприбывшая проскользнула в зал через дверь для слуг. Ей было чуть более двадцати, однако одета она была в пурпурное платье, больше подходящее для солидной матроны, руки ее закрывали длинные перчатки, и она явно только что появилась дома, потому что ее спутанные рыжие кельтские волосы были собраны назад и затянуты под небольшой темной шляпкой без полей, оттенявшей резко очерченные черты лица и маленькие, жестко смотрящие глаза. Блэару она показалась похожей на энергичного и настырного воробья.
Мужчины — все, кроме Хэнни, — при ее появлении встали.
— Шарлотта, как мило, что ты смогла к нам присоединиться, — сказал епископ.
— Здравствуй, папа. — Девушка уселась на свободный стул в конце стола и движением руки отослала лакея, собиравшегося налить ей вина.
Мужчины тоже сели.
— Хлороформ? — переспросил Блэар.
— Тот факт, что королева разрешила применять хлороформ при родах и заставила общество признать и принять, что вовсе не обязательно рожать в муках, войдет в историю как самое величайшее и ценное из всего, что она подарила Англии. — Шарлотта Хэнни перевела пристальный взгляд с Блэара на свою кузину. — Лидия, ты выглядишь словно только что сорванный персик.
— Спасибо, — неуверенно ответила Лидия.
Хэнни представил дочери каждого из сидящих за столом и проговорил, обращаясь сразу ко всем:
— Шарлотта нечасто составляет нам компанию во время ужина, хотя мы всегда на это надеемся. Сними шляпу и посиди с нами.
— Я просто хотела увидеть этого твоего белого африканца, — заметила Шарлотта.
— Американца, — поправил ее Блэар.
— Но ведь свою репутацию вы приобрели в Африке, — возразила она. — Связи с рабами и женщинами-туземками — вот ведь чем вы известны, или не так? И как вы себя ощущаете под бременем такой славы? Чувствуете себя богом?
— Нет.
— Наверное, ваше обаяние таково, что действует только на чернокожих женщин.
— Возможно.
— Мистер Блэар действительно очень обаятелен, — неуверенно проговорила Лидия Роуленд.
— Вот как? — произнесла Шарлотта. — Надеюсь сама в этом убедиться.
— И многие другие тоже, — сухо поддержал ее Эрншоу.
— Значит, отец нанял вас, чтобы разузнать что-нибудь о Джоне Мэйпоуле. Поистине странное предложение, — продолжала Шарлотта.
— Шарлотта, скажи ему, чтобы он уезжал, — заявила леди Роуленд.
— Не сомневаюсь, Шарлотта хотела бы узнать, что же случилось с Мэйпоулом, — вмешался Хэнни. — В конце концов, он же был ее женихом.
— И остается, пока мне не станет известно о нем чего-либо иного, — заметила Шарлотта.
— Уверена, рано или поздно мы получим письмо от преподобного Мэйпоула, которое нам все объяснит. Держись, дорогая, — сказала Лидия Роуленд.
— Я это и делаю. Просто я привыкла держаться иначе, чем ты.
Лидия Роуленд заморгала, будто ее ударили по щеке, и впервые за вечер Блэар испытал к девушке некоторую симпатию. Конечно, она, скорее всего, обычная дура, но по сравнению с Шарлоттой Хэнни по крайней мере явно привлекательная. Ему мгновенно представилось все будущее Шарлотты: с губ ее никогда не сойдет высокомерная улыбка, взгляду ее глаз не суждено смягчиться, тело ее так и не сможет освободиться из-под гнета стиля, одежды и психологии, более подходящих для вечного траура. И хотя Шарлотта и опоздала к ужину, но подлинной хозяйкой Кеннелевого зала была, несомненно, она.
— Шарлотта, — обратился к ней Хэнни со своего конца стола, — мне кажется, твоя преданность Мэйпоулу растет тем сильнее, чем дольше он отсутствует.
— Или чем больше тебе это неприятно, — парировала она.
— Возможно, Блэар сумеет положить конец и тому и другому, — предположил Хэнни.
Шарлотта оценивающе посмотрела на Блэара, взгляд ее при этом преисполнился еще большей неприязни.
— Готовы на что угодно, лишь бы только вернуться в Африку?
— Да.
— Поздравляю, — обратилась она к отцу, — ты нашел именно того, кого искал. Надеюсь, Блэар, вы получите достаточное вознаграждение?
— Я тоже на это надеюсь.
— Ничего другого, кроме как надеяться, вам не остается, — заявила Шарлотта. — Мой отец похож на Сатурна, только он не пожирает всех своих детей. Он им предоставляет возможность расправиться друг с другом, а потом съедает победителя.
Лидия Роуленд испуганно прикрыла рот ладошкой.
Хэнни поднялся:
— Что ж, вечер сегодня был очень удачным.
Мужчины перешли в библиотеку, размерами нисколько не уступавшую библиотеке Королевского общества. Два этажа книжных полок и ящиков с картами и металлический балкон посредине как будто окаймляли стоявшие в центре комнаты стеклянные колпаки с заключенными под ними райскими птицами, столы-витрины с окаменелостями и метеоритами, камин из розового мрамора, письменный стол из черного дерева и глубокую, мягкую кожаную мебель. Блэар обратил внимание, что свет в библиотеке давали настенные газовые лампы, пламя в которых горело на удивление ровно. По-видимому, Кеннелевый зал был единственным во всем доме помещением, которое освещалось свечами.
— Женщины устроились в кабинете, надеюсь, им там будет удобно. — Хэнни разлил портвейн в заранее приготовленные рюмки, двигаясь при этом слева направо. — Имение «Хэнни-холл» отстраивалось на протяжении восьмисот лет, так что теперь это нечто поистине чудовищное. Из Готической галереи попадаешь прямо в бальный зал в стиле короля Георга. Выйдя из библиотеки времен Реставрации, натыкаешься на туалет с современным оборудованием. Мойка на кухне восходит еще ко временам «Черного Принца» . Как мне жаль тех несчастных, кто там работает.
— Моя тетя там работает, — проговорил Феллоуз.
— Вот и отлично. За вашу тетушку, — предложил тост Хэнни.
— Благодарю вас, милорд, — отозвался Феллоуз.
Все выпили. Потом Блэар спросил:
— Вы хотите сказать, что в доме есть вторая библиотека?
— Да. Здесь раньше была часовня, — ответил Хэнни.
— Римско-католическая, — прошептал Чабб.
Хэнни показал на небольшой, написанный маслом портрет длинноволосого человека с серьгой в ухе, шею которого обрамлял пышный воротник елизаветинских времен:
— Хэнни всегда были истовыми католиками, и во все времена помогали прятаться и скрываться католическим священникам — повсюду, от этих мест и до самого севера Шотландии. Десятый граф Хэнни, которого вы видите на этом портрете, был жалким трусом, сменившим веру ради того, чтобы спасти собственную голову и свое имение, за что все его потомки будут ему вечно благодарны. После этого часовня стала постепенно приходить в упадок и разрушаться. С нее содрали свинцовую кровлю, крыша обрушилась, рамы окон повылетали. Поскольку она находилась на заднем дворе, то никто особенно не обращал на ее развал внимания. Я решил перестроить ее во что-нибудь полезное.
Вставленный в рамку манускрипт на латыни, выписанный золотыми буквами старинным кельтским шрифтом, привел Эрншоу и Чабба в состояние священного трепета. Леверетт и Блэар застряли возле окаменелостей: папоротника с причудливо вырезанными листьями и завернувшегося наподобие виолончели поперечного среза окаменевшего дерева, прозрачностью и рисунком напоминающего хвост павлина.
Хэнни принялся открывать ящики и демонстрировать лежащие в них греческие, персидские и арабские карты, вычерченные на коре деревьев, папирусе, тонком пергаменте; штурманские карты с надписями на немецком и португальском языках. Африка на них постепенно меняла свои очертания: вначале от дельты Нила, где жили египтяне, она как бы распространилась в сторону империи карфагенян; позднее приросла огромным земельным массивом неясных контуров и пределов, окруженным со всех сторон кипящими морскими просторами; еще позднее на изображении континента, который уже стали посещать, но который продолжал еще казаться зловещим, появились первые имена знакомых европейцу святых; и наконец, его очертания приобрели современную четкую линию как в рисунке береговой границы, так и в отображении всего того, что находится в глубине этого манящего континента.
— Похоже, Африка — предмет вашего особого интереса, — заметил Эрншоу.
— Не совсем. Вот самое интересное и ценное, что есть в этой библиотеке. — С этими словами Хэнни раскрыл бархатный футляр и с величайшими предосторожностями, как бы извлекая последний оставшийся там воздух, достал книгу в почти истлевшем, разваливающемся, выцветшем до розовато-лимонного и местами почти превратившемся в труху кожаном переплете. Епископ приподнял книгу ровно настолько, чтобы Блэар и Эрншоу смогли прочитать написанное от руки на титульном листе: «Roman de la Rose».
— Во времена средневековья каждая приличная женщина имела у себя экземпляр «Романа о Розе», — произнес Хэнни. — Этот был переписан, вы будете поражены, в 1323 году для леди Хэнни, Селины.
— О чем же эта книга? — спросил Феллоуз.
— О рыцарстве, духовном начале, плотских утехах, таинствах.
— Интересно.
— Хотите, возьмите домой, почитаете вместе с женой? — Хэнни протянул ему книгу.
— Нет, нет, что вы! — Феллоуз в ужасе попятился назад.
— Ну, как хотите. — Хэнни убрал фолиант на место.
— Моя жена не знает французского, — пояснил Феллоуз Блэару.
Двери в библиотеку резко распахнулись, и от произведенного ими движения воздуха книга, казалось, издала слабый розовый запах. В комнату ворвалась Шарлотта, все еще не снявшая шляпки, таща за собой, словно разъяренный демон, тетку и двоюродную сестру.
— Хочу знать, — громко заявила Шарлотта, — что еще вы замышляете за моей спиной. Ваш Блэар имеет, пожалуй, самую отвратительную репутацию в целом мире, и такого человека вы нанимаете для того, чтобы под видом расследования опорочить безупречно чистое имя. Да я скорее соглашусь сесть в выгребную яму, чем стану отвечать на вопросы этого Блэара.
— Но отвечать тебе на них все-таки придется, — сказал Хэнни.
— Не раньше чем ты будешь гнить в аду, папа. А поскольку ты священник и к тому же епископ, то такое весьма маловероятно, верно?
Она обвела всех находящихся в библиотеке презрительным взглядом маленьких глаз и удалилась так же решительно, как вошла. «Если бы она была Жанной д'Арк, — подумал Блэар, — я бы первым сунул зажженный факел под ее костер. И с удовольствием».
Глава пятая
Блэар проснулся от грохота клогов по булыжной мостовой. В свете уличных фонарей он увидел множество мужчин и женщин, направляющихся к расположенным в западной части города шахтам, и поток девушек в платьях и шалях, устремлявшийся в противоположном направлении.
К тому времени, когда появился Леверетт, Блэар успел выпить кофе и обрядиться в купленные за день до этого подержанные вещи. Они уселись в скромную, запряженную одной лошадью двуколку управляющего и тронулись по дороге, ведущей на юг, в направлении шахты Хэнни. По обе стороны от дороги прямо по полям двигались в ту же сторону шахтеры;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70