в обоих случаях нож прошелся по лопатке дугообразным, а не тычковым движением. Спина рассечена, а не проткнута.
С помощью крошечной электропилы я сделал аккуратный сквозной пропил по одной из бороздок на полную длину лопатки. Марина с любопытством следила из-за моего плеча, пока я разглядывал поверхности, где нож прорезал кость. Движением руки я пригласил помощницу подойти поближе.
– Видите, какие гладкие торцы? Это значит, что на лезвии не было волновой заточки или зазубрин.
Нахмурившись, она пригляделась.
– Откуда вы знаете?
– Потому что в противном случае остается характерный след. Вроде распила циркулярной пилой.
– Значит, это сделано не хлебным ножом?
– Нет. Впрочем, орудие было очень острым. Видите, какие чистые и четко очерченные края? И очень глубокий след. Четыре-пять миллиметров в середине.
– Получается, нож большой?
– Я бы сказал. Что-то вроде здорового кухонного ножа или тесака, каким орудуют мясники. Только мне сдается, это скорее большой охотничий нож. У них лезвие тяжелее и жестче. Нож при ударе не изогнулся и не дрожал. И разрез сам по себе весьма широкий. Мясные ножи много тоньше.
Применение такого ножа, помимо прочего, хорошо согласуется с очевидными охотничьими навыками убийцы, хотя об этом я умолчал. Я сделал снимки и замерил обе лопатки, после чего перешел к третьему шейному позвонку. Когда перерезали горло Салли Палмер, кость в этом месте пострадала больше всего. Здесь форма следа иная, почти треугольная. Удар, а не разрез. Убийца ткнул ей в горло острием, затем вспорол трахею и сонную артерию.
– Он правша, – сказал я.
Марина вопросительно посмотрела на меня.
– Дыра в позвонке глубже со стороны левой руки, затем сходит на нет вправо. Вот как он поступил. – Ткнув пальцем себе в шею, я изобразил, будто перерезаю горло. – Слева направо. Отсюда предположение, что он правша.
– А не мог ли он хлестнуть наотмашь? Как бы тыльной стороной ладони?
– При этом было бы скорее рассечение, как на лопатках.
– А если сзади? Скажем, чтобы не облиться кровью?
Я покачал головой.
– Без разницы. Он мог встать сзади, но и в этом случае ему все равно пришлось бы завести руку с противоположной стороны, ткнуть в шею ножом й дернуть его обратно. В противном случае нож пришлось бы вонзать, а не тянуть на себя. Слишком неудобно, да и на кости остался бы иной след.
Марина замолчала, обдумывая услышанное. Согласившись с моими доводами, она кивнула.
– Ловко у вас получается.
Нет, подумал я. Просто кое-что остается в голове, когда вдоволь насмотришься на такие вещи.
– Почему вы говорите «он»? – вдруг спросила Марина.
– Пардон?
– Рассуждая про убийцу, вы все время говорите, будто это мужчина. Однако свидетелей нет, а труп настолько разложился, что мы не нашли никаких признаков изнасилования. Вот я и думаю, почему вы так решили. – Она смущенно пожала плечами. – По привычке или же полиция что-то нашла?
Об этом я не думал, хотя она была права. Я автоматически предположил, что убийца – мужчина. Пока что все указывало именно на это: физическая сила, пол жертв. Впрочем, я сам удивился, что с ходу сделал такое допущение.
Я улыбнулся:
– Сила привычки. Обычное дело. Впрочем, сейчас я ни в чем не уверен.
Она посмотрела на кости, которые мы до сих пор изучали с такой клинической отстраненностью.
– Я тоже думаю, что это мужчина. Будем надеяться, мерзавца поймают.
Размышляя над ее словами, я чуть было не упустил из виду последнюю деталь. Дело в том, что я рассматривал позвонок под ярким светом через микроскоп с низким разрешением. И лишь когда я был уже готов оторваться от окуляра и выпрямиться, в глаза бросился крошечный черный кусочек, лежавший в самой глубине отверстия, проделанного кончиком ножа. Поначалу я решил, будто передо мной остаток гнилой биоткани, хотя нет, не похоже. Я осторожно выковырял его наружу.
– Что это? – спросила Марина.
– Понятия не имею. – Меня, однако, охватило возбуждение. Не важно, что это за кусочек, но попасть сюда он мог только на кончике ножа убийцы. Может быть, ничего важного?
Может быть.
Я отослал находку в лабораторию на спектрографический анализ, потому что сам не имел ни нужного опыта, ни оборудования, после чего принялся за изготовление гипсовых слепков ножевых следов на костях. Если когда-либо будет найдено это орудие, его станет возможным идентифицировать, просто совместив со слепками. Проверка столь же убедительная, как и туфелька для Золушки. Ну вот, почти все закончено. Осталось лишь подождать результатов. Не только насчет найденного кусочка, а еще и по поводу проб, взятых днем раньше. Мы получим точный интервал времени с момента смерти, и на этом все. Будет покончено с моей ролью в судьбе Салли Палмер, хоть я оказался гораздо ближе к ней после смерти, чем при жизни. Теперь я смогу вернуться обратно к своему привычному существованию, снова забьюсь в дальний угол...
Такая перспектива вовсе не принесла ожидаемого облегчения. А может быть, я уже тогда подозревал, что дело окажется намного сложнее.
Я только-только успел вымыть и обсушить руки, как в стальную дверь постучали. Марина пошла открывать и вернулась вместе с молодым полицейским. У меня екнуло сердце, когда я увидел в его руках картонную коробку.
– От старшего следователя Маккензи.
Полицейский стал озираться, не зная, куда поставить свою ношу. Я махнул рукой в сторону пустого металлического стола, заранее зная, что находится внутри.
– Он хочет, чтобы вы сделали те же самые тесты. Говорит, что вы в курсе, – сказал полицейский. Коробка не выглядела слишком тяжелой, однако лицо полисмена раскраснелось, и он казался запыхавшимся. А может, парень просто пытался задержать дыхание. Запах уже становился заметным.
Полицейский поспешил прочь, когда я взялся открывать коробку. Там, завернутая в пленку, лежала собака Салли Палмер. Я понял, что Маккензи хотел, чтобы я провел тот же анализ летучих жирных кислот, как и в случае ее хозяйки. Если – и на это было похоже – собаку убили при похищении, то полученный интервал с момента смерти скажет нам, когда исчезла Салли. И сколько времени ее держали в живых. Никакой гарантии, что убийца проделает то же самое с Лин Меткалф, но мы по крайней мере прикинем вероятную продолжительность ее выживания.
Мысль неплохая. К сожалению, ничего не выйдет. Биохимические процессы в собачьих трупах не совпадают с человеческими, так что любые сопоставительные пробы окажутся бессмысленными. Коли повезет, то можно будет проверить, не тем ли самым ножом зарезана овчарка. Вряд ли это изменит курс расследования, однако проверку надо провести в любом случае.
Я состроил Марине горестную мину.
– Похоже, сегодня трудимся допоздна.
Впрочем, в конечном итоге дело не заняло столько времени, сколько я думал. Животное было намного меньше размером, что облегчило нам жизнь. Я сделал необходимые рентгенограммы, потом положил труп вариться в растворе детергента. Завтра, когда я приеду в лабораторию, в баке не останется ничего, кроме скелета. Душу задела мысль, что останки Салли и ее собаки находятся в одной и той же комнате, но я так и не понял, огорчает это меня или, наоборот, успокаивает.
Низкое солнце принялось обстреливать меня рикошетом, заставляя гореть озерную воду, когда я свернул на съезд, уходивший пологим скатом к поселку. Щуря глаза, я сбросил со лба на нос солнечные очки и вдруг заметил силуэт женщины, идущей мне навстречу по обочине. Как странно, что она вдруг оказалась так близко... Из-за слепящего солнца я не сразу разглядел лицо и чуть было не проехал мимо. Я затормозил и вернулся обратным ходом, пока не поравнялся с ней открытым окном.
– Вас подбросить до дома?
Линда Йейтс оглядела дорогу справа и слева, словно раздумывая, как ответить.
– Вам в другую сторону.
– Это пустяки, пара минут. Забирайтесь.
Я перегнулся через сиденье и распахнул дверцу. Она все еще колебалась, и я сказал:
– От меня ведь совсем недалеко, а я так и так собирался проведать Сэма.
Похоже, упоминание имени сына возымело действие, и она села в машину. Помнится, я еще отметил про себя, как близко к двери Линда держалась, хотя в то время не стал над этим раздумывать.
– Ну как он? – спросил я.
– Лучше.
– В школу уже пошел?
Она дернула плечом.
– Какой смысл? Они завтра заканчивают.
Верно. Я совсем потерял счет времени и забыл, что школа вот-вот закроется на долгие летние каникулы.
– А как Нил?
Впервые у нее на лице промелькнуло что-то вроде улыбки. Но улыбки горькой.
– Он в порядке. Совсем в отца.
Похоже, какие-то семейные тонкости, которые лучше не трогать.
– Вы с работы? – поинтересовался я. Мне было известно, что иногда она подрабатывала уборщицей в паре поселковых магазинов.
– Из супермаркета. – Словно предъявляя доказательство, она показала мне пластиковый пакет.
– Не поздновато ли для покупок?
Она стрельнула в меня взглядом. Сейчас только слепой не заметил бы ее нервозность.
– Кому-то же надо это делать...
– А разве... – я на миг запнулся, припоминая имя ее мужа, – Гарри не мог вас подбросить?
Она пожала плечами. Очевидно, в их семье такой вариант даже не рассматривался.
– Не знаю, правильно ли нынче возвращаться домой в одиночку...
Вновь прежний, опасливый, взгляд. Казалось, она даже плотнее прижалась к дверце.
– Все в порядке? – спросил я, хотя уже начинал понимать, что дело плохо.
– Да.
– Вы как-то нервничаете...
– Просто... хочется побыстрее домой, вот и все.
Она судорожно вцепилась в кромку открытого окна. Того и гляди выпрыгнет.
– Послушайте, Линда, что происходит?
– Ничего.
Слишком быстрый ответ. С опозданием, и все же до меня начало доходить.
Она перепугана. И боится именно меня.
– Если хотите, я остановлю машину. Можете вернуться пешком, только скажите, – обратился я к ней, осторожно подыскивая слова.
Судя по ее взгляду, я оказался прав. И тут я припомнил, с какой неохотой она садилась в машину. Но, черт возьми, я ведь не какой-то там незнакомец! Семейный врач с момента своего здесь появления. На моих глазах Сэм переболел свинкой и ветрянкой; именно я возился со сломанной рукой Нила. Лишь несколькими днями раньше я был у них в доме, на кухне, когда мальчики сделали свое страшное открытие, что дало толчок всем событиям. Да что происходит, в конце концов?!
Секундой позже она покачала головой. Похоже, напряжение спало, хотя далеко не до конца.
– Нет-нет, все в порядке.
– Да я не виню вас за такую осторожность. Я только подумал, не оказать ли услугу...
– Да-да, спасибо, просто...
– Да?
– Нет, ничего. Всего лишь слухи.
Вплоть до сей минуты я объяснял ее поведение общей тревогой. Если угодно, огульным недоверием ко всем и каждому из-за событий в поселке. Сейчас же во мне стало нарастать беспокойство, что за этим стоит что-то еще.
– Что за слухи?
– Говорят... будто вас арестовали...
Ого! Чего-чего, а вот этого я никак не ожидал!
– Не сердитесь, – добавила она, словно я мог обвинять во всем ее одну. – Просто дурацкие сплетни...
– Какому олуху вообще могло прийти такое в голову?! – вскипятился я.
Линда нервно перебирала пальцами, уже боясь не меня, а тех слов, что предстоит сказать.
– Вас не было на приеме. И люди говорят, что за вами приезжала полиция и что вас забрал тот инспектор. Ну, который у них главный.
Теперь все стало ясно! Настоящих новостей нет – и вот, пожалуйста, в пустоту тут же хлынули слухи. А я-то, согласившись помочь Маккензи, выставил себя мишенью, сам того не желая. Такая нелепость, хоть смейся. Да только совсем не смешно.
В эту минуту я заметил, что вот-вот проскочу мимо ее дома. Я притормозил, еще слишком ошарашенный, чтобы поддерживать разговор.
– Не сердитесь, – повторила Линда Йейтс. – Я просто подумала... – И она замолчала, не закончив фразы.
Я попытался сообразить, что ей такое сказать, чтобы не выносить свою прошлую жизнь на последующие пересуды всего поселка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50