А когда Синдеев ушел из мастерской, стал зарабатывать на жизнь вышиванием долгов из забывчивых людей и очень быстро залетел на одном несговорчивом должнике, он понял, что никому не нужен, за адвоката платить нечем, и будущее его незавидно. И вдруг вместо назначенного следователем адвоката, откровенно скучавшего и просто отбывавшего номер, в изолятор к Синдееву пришел один из лучших адвокатов города с сообщением, что его услуги оплачены Сергеем Яновичем Героцким и что перспективы судебного разбирательства самые радужные.
Синдеев не верил своим ушам. А когда он вернулся в камеру, дежурный помощник начальника следственного изолятора принес ему на маленьком подносе мобильный телефон, рядом с ним на подносе лежала бумажка с номером телефона. Синдеев набрал этот номер и услышал голос своего благодетеля, который за заботу попросил всего-то ничего: не просиживать зря штаны в изоляторе, а подыскивать молодых людей с отменным здоровьем, которые не планируют долго задерживаться под стражей, предлагать им работу с выездом за границу, где-нибудь подальше, и направлять по определенному адресу; а уж о том, чтобы Валерий Иванович до суда посидел не в одной, а в нескольких разных камерах, Сергей Янович позаботится.
Номер телефона, который Синдеев давал желающим устроиться на работу, был именно тем номером, который покойный Аристарх Иванович Неточ-кин записал на своем перекидном календаре за день до смерти.
Синдеев клялся, что не знал, на какую работу вербует молодых людей; ну, это был уже вопрос его совести.
Когда я вернулась в Питер, мы с Лешкой поспорили, удастся ли нам развалить Героцкого. Лешка доказывал мне, что Героцкий — человек непростой и либо вообще откажется говорить, либо будет все отрицать.
А у меня были другие планы, и я пообещала Лешке устроить один фокус, вдруг сработает.
В связи с этим мы разошлись во мнениях о том, как взяться за Героцкого. Горчаков и Курочкин предлагали взять его часа в четыре утра: прийти с обыском, если не будет впускать — взломать дверь, закон нам это разрешает, и сразу начать допрашивать. В четыре утра человеку очень трудно себя контролировать; не зря это время суток считается часом государственных переворотов: часовые не в силах бороться со сном.
В принципе основания считать, что случай не терпит отлагательств, у нас были. Но такие действия исключали установление контакта с Героцким, а мне для реализации моего плана нужен был именно контакт, и именно доброжелательный, ничем не омраченный.
Наконец ребята приняли решение, что надо дать мне возможность попробовать. После удачи с Синдеевым они считали, что я все могу.
Мы продумали все детали, вплоть до того, на какой машине везти в прокуратуру Героцкого. Я внушала ребятам: мы должны создать у Героцкого впечатление, что и в мыслях не держим его подозревать, он — наш союзник, мы рассчитываем на его помощь. Полное взаимопонимание и сотрудничество, плюс легкое кокетство с обеих сторон. Насколько я представляла себе Героцкого, то, что я задумала, должно было сработать: он раб своего
Имиджа.
В закромах у нас были припасены опознание Трайкиным Героцкого как человека, который обследовал его в институте; очная ставка с Синдеевым, показания жены Вальчука о том, что деньги за операцию она передавала Сергею Яновичу, и сделанные его рукой записи о выдаче денег Иванову, Хрунову и Шигову.
Я настояла на том, чтобы мне самой поехать за Героцким. Саида Сабировна к тому времени уже была в прокуратуре; с ней работали. Как и предполагалось, она держалась спокойно, но твердо, никакой полезной информации не сообщала. По моему совету, на нее особо не наезжали, так, давали понять, что ждут от нее откровенности, но совсем уж отношения не портили.
По дороге мы с Героцким светски болтали на отвлеченные темы. У себя в кабинете я предложила ему кофе; я ждала вопроса, как продвигаются поиски убийцы Аристарха Ивановича, Героцкий не мог не спросить об этом.
И вот он задал этот вопрос. Обворожительно улыбаясь, я сказала ему, что появился повод воспользоваться его помощью. (Только бы не насторожить его, только бы не спугнуть, молилась я про себя.)
— Вы ведь могли бы помочь нам, Сергей Янович? В сущем пустяке? (Только бы не пережать: небрежность просьбы — ну, поможет так поможет, а не поможет — обойдемся, и невозможность обмануться в расчетах на его сотрудничество должны быть перемешаны в моем поведении в равных пропорциях.) Вы имеете такой авторитет среди сотрудников института; вас, наверное, послушается любой… Я подозреваю, что не все с нами искренни так, как вы, а между тем какая-нибудь мелочь, которой вы и ваши коллеги и значения-то не придаете, может иметь для нас решающее значение. Помогите нам, а?
— Ну что ж, если это в моих силах, я готов.
Он привстал на стуле и застегнул пиджак.
— Пойдемте.
Вот сейчас от меня требовался хороший темп — не дать ему опомниться и переломить ситуацию.
Я решительно встала, открыла дверь кабинета и поманила за собой Героцкого. Он послушно пошел за мной. Задачей Курочкина было, чтобы в то время, пока мы преодолеваем этот крошечный отрезок пути, в коридор случайно не высунулся бы никто, кто мог бы отвлечь Героцкого.
Перед дверью Лешкиного кабинета я на несколько секунд задержалась и сказала Героцкому, заговорщицки приглушив голос:
— Вы могли бы сказать одному из ваших сотрудников, чтобы он последовал вашему примеру? Скажите ему буквально следующее: «Я рассказал всю правду следователю и вам советую это сделать». Вы ведь рассказали нам всю правду? — Тут я слегка повысила голос, но ни в коем случае не угрожающе. Героцкий машинально кивнул. — Только одну фразу: «Я рассказал всю правду следователю и вам советую это сделать». Это очень важно, вся надежда на то, что человек вас послушается… Запомнили?
Героцкий опять кивнул; похоже, он еще ничего не подозревал.
Я распахнула дверь кабинета, открывающуюся внутрь, и, придерживая ее, слегка подтолкнула Героцкого вперед:
— Прошу!
Он уже открыл рот, чтобы начать говорить, и увидел перед собой сидящую на стуле Саиду Сабировну. Он чуть помедлил, но я в упор смотрела на него, сверлила его взглядом.
Он не смог переломить ситуацию. Судорожно сглотнув, что очень хорошо вписалось в отведенную ему роль, Героцкий произнес:
— Саида, я рассказал всю правду следователю и тебе советую, — и в ту же секунду я захлопнула дверь в кабинет, мы с ним остались в коридоре, а там, в кабинете, в это мгновение должны были включить видеозапись.
Саида Сабировна начала говорить… Потом я посмотрела эту видеозапись. Саида Сабировна рассказала, как в институте была оборудована операционная для пересадки органов. Без нее — начмеда — это было бы невозможно. Талантливый, даже гениальный хирург Неточкин творил чудеса; он серьезно работал над проблемой совместимости трансплантированных органов, однако все упиралось в доноров. Все знали, каких трудов стоило заполучить почку для трансплантации; основной вопрос — преодоление внутритканевого барьера. Неточкин накапливал в клинике института пациентов, нуждающихся в пересадке органов, они ждали случая, но потенциальные доноры с диагнозом «смерть мозга» поступали настолько редко, что не могли обеспечить всех желающих и тормозили научную работу.
Тогда самое близкое к Неточкину лицо в институте, Героцкий, — отнюдь не такой бессребреник, как Аристарх Иванович, — решил взяться за надлежащую организацию трансплантации органов. Исподволь он добился, что Неточкин отказался от личного участия во всех операциях, кроме пересадки органов, и занялся поставкой доноров. Единственно разрешенные законом трупное донорство и от близких родственников его не устраивали. Он через своего знакомого адвоката, одного из лучших в городе, подцепил троицу молодых беспринципных людей — так выразилась Саида Сабировна, — которые у метро раздавали бумажки с предложением работы. Кто-то клевал на эти предложения; потенциальных доноров отбирали из числа этих людей в специально снятой для этой цели квартире — однокомнатной «хрущевке», а окончательное утверждение на роль донора они проходили в институте у Героцкого, никому другому поручить это он не мог.
Расчет был стопроцентным: донорам внушалось, что они поедут работать в ЮАР. Выбирались одинокие люди, которые в лучшем случае могли проболтаться кому-нибудь из знакомых. Кто стал бы разыскивать своего знакомого, который уехал на заработки в ЮАР? Да и как его искать?
Когда появился контингент доноров, можно было тщательно подбирать подходящих, в результате чего существенно повышался процент успешных операций. Неточкин стал работать над генетическим подбором органов методом генной дактилоскопии. Героцкий создал для него все условия, о которых можно было только мечтать. Аристарх Иванович мог забирать у одного донора только один орган, или кожу, или роговицу глаза. Все готовил Героцкий; Неточкин предпочитал не задумываться, как подбираются доноры и куда они потом деваются. Он набирал эмпирический материал, его волновала наука. Постепенно и подбор пациентов, нуждающихся в трансплантации, перешел в руки Героцкого. Неточкин только знакомился с медицинскими документами, проводил осмотр перед операцией — и пересаживал, всякий раз успешно.
Аппетиты Героцкого, который уже давно наладил четкую систему оплаты операций в зависимости от их сложности и дефицита требуемого органа, росли. Он придумал подбирать доноров в тюрьме, воспользовавшись услугами своего бывшего автомобильного мастера, Валеры Синдеева.
Операции проводились в ночное время. Донору под предлогом проведения дополнительного обследования давали наркоз, фиксировали на операционном столе, рядом, на соседнем столе, лежал пациент.
После забора органа донору вводились препараты, вызывающие остановку дыхания, затем тело перекочевывало в морг — там наготове был Кульбин, его тоже нашел Героцкий, а купить его не составило труда.
В холодильнике морга тело несчастного донора лежало до тех пор, пока не представлялась возможность подложить его в чей-нибудь гроб, который по эстетическим соображениям не должен был открываться во время похорон.
Захороненные таким образом трупы надежнейше скрывались от глаз людских. Ничто, кроме эксгумации, не могло бы привести к их обнаружению. Катастрофа наступила, когда стало известно, что в короткий промежуток извлечены на свет божий два таких трупа подряд. К счастью для Героцкого и компании, от донора, труп которого был обнаружен первым, была взята только кожа с бедер, у второй — женщины — была забрана только роговица (поскольку труп был уже подгнивший, глаза съедены насекомыми, мы и не заподозрили повреждений глаз). Если бы мы нашли трупы доноров, у которых были извлечены почка, печень, сердце или кости, мы догадались бы о причине их смерти гораздо раньше.
Героцкий дал команду во что бы то ни стало избавиться от этих трупов; установление их личности могло привести к подпольному синдикату по пересадке органов; кто знал, кому и что сообщили эти люди перед «отъездом в ЮАР», и их лихорадочно принялись прятать. Поняв, что мы можем найти и спрятанный труп — после обнаружения нами трупа женщины, извлеченного из гроба мужа Регины, — они, уже в полнейшей панике, предприняли кардинальные меры — взорвали труп. После этого ни о какой идентификации не могло быть и речи.
Ситуация осложнилась тем, что в последнее время к Неточкину прибился его аспирант — эксперт Струмин. Он писал диссертацию как раз по сосудистой хирургии, интересовался трансплантацией, и Неточкин пару раз приглашал его на операции. Конечно, Струмин с ходу все понял. И окончательно утвердился в своих догадках, когда был поднят первый труп с эксгумации. Струмин хорошо помнил его, он присутствовал при пересадке от него кожи артисту Вальчуку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Синдеев не верил своим ушам. А когда он вернулся в камеру, дежурный помощник начальника следственного изолятора принес ему на маленьком подносе мобильный телефон, рядом с ним на подносе лежала бумажка с номером телефона. Синдеев набрал этот номер и услышал голос своего благодетеля, который за заботу попросил всего-то ничего: не просиживать зря штаны в изоляторе, а подыскивать молодых людей с отменным здоровьем, которые не планируют долго задерживаться под стражей, предлагать им работу с выездом за границу, где-нибудь подальше, и направлять по определенному адресу; а уж о том, чтобы Валерий Иванович до суда посидел не в одной, а в нескольких разных камерах, Сергей Янович позаботится.
Номер телефона, который Синдеев давал желающим устроиться на работу, был именно тем номером, который покойный Аристарх Иванович Неточ-кин записал на своем перекидном календаре за день до смерти.
Синдеев клялся, что не знал, на какую работу вербует молодых людей; ну, это был уже вопрос его совести.
Когда я вернулась в Питер, мы с Лешкой поспорили, удастся ли нам развалить Героцкого. Лешка доказывал мне, что Героцкий — человек непростой и либо вообще откажется говорить, либо будет все отрицать.
А у меня были другие планы, и я пообещала Лешке устроить один фокус, вдруг сработает.
В связи с этим мы разошлись во мнениях о том, как взяться за Героцкого. Горчаков и Курочкин предлагали взять его часа в четыре утра: прийти с обыском, если не будет впускать — взломать дверь, закон нам это разрешает, и сразу начать допрашивать. В четыре утра человеку очень трудно себя контролировать; не зря это время суток считается часом государственных переворотов: часовые не в силах бороться со сном.
В принципе основания считать, что случай не терпит отлагательств, у нас были. Но такие действия исключали установление контакта с Героцким, а мне для реализации моего плана нужен был именно контакт, и именно доброжелательный, ничем не омраченный.
Наконец ребята приняли решение, что надо дать мне возможность попробовать. После удачи с Синдеевым они считали, что я все могу.
Мы продумали все детали, вплоть до того, на какой машине везти в прокуратуру Героцкого. Я внушала ребятам: мы должны создать у Героцкого впечатление, что и в мыслях не держим его подозревать, он — наш союзник, мы рассчитываем на его помощь. Полное взаимопонимание и сотрудничество, плюс легкое кокетство с обеих сторон. Насколько я представляла себе Героцкого, то, что я задумала, должно было сработать: он раб своего
Имиджа.
В закромах у нас были припасены опознание Трайкиным Героцкого как человека, который обследовал его в институте; очная ставка с Синдеевым, показания жены Вальчука о том, что деньги за операцию она передавала Сергею Яновичу, и сделанные его рукой записи о выдаче денег Иванову, Хрунову и Шигову.
Я настояла на том, чтобы мне самой поехать за Героцким. Саида Сабировна к тому времени уже была в прокуратуре; с ней работали. Как и предполагалось, она держалась спокойно, но твердо, никакой полезной информации не сообщала. По моему совету, на нее особо не наезжали, так, давали понять, что ждут от нее откровенности, но совсем уж отношения не портили.
По дороге мы с Героцким светски болтали на отвлеченные темы. У себя в кабинете я предложила ему кофе; я ждала вопроса, как продвигаются поиски убийцы Аристарха Ивановича, Героцкий не мог не спросить об этом.
И вот он задал этот вопрос. Обворожительно улыбаясь, я сказала ему, что появился повод воспользоваться его помощью. (Только бы не насторожить его, только бы не спугнуть, молилась я про себя.)
— Вы ведь могли бы помочь нам, Сергей Янович? В сущем пустяке? (Только бы не пережать: небрежность просьбы — ну, поможет так поможет, а не поможет — обойдемся, и невозможность обмануться в расчетах на его сотрудничество должны быть перемешаны в моем поведении в равных пропорциях.) Вы имеете такой авторитет среди сотрудников института; вас, наверное, послушается любой… Я подозреваю, что не все с нами искренни так, как вы, а между тем какая-нибудь мелочь, которой вы и ваши коллеги и значения-то не придаете, может иметь для нас решающее значение. Помогите нам, а?
— Ну что ж, если это в моих силах, я готов.
Он привстал на стуле и застегнул пиджак.
— Пойдемте.
Вот сейчас от меня требовался хороший темп — не дать ему опомниться и переломить ситуацию.
Я решительно встала, открыла дверь кабинета и поманила за собой Героцкого. Он послушно пошел за мной. Задачей Курочкина было, чтобы в то время, пока мы преодолеваем этот крошечный отрезок пути, в коридор случайно не высунулся бы никто, кто мог бы отвлечь Героцкого.
Перед дверью Лешкиного кабинета я на несколько секунд задержалась и сказала Героцкому, заговорщицки приглушив голос:
— Вы могли бы сказать одному из ваших сотрудников, чтобы он последовал вашему примеру? Скажите ему буквально следующее: «Я рассказал всю правду следователю и вам советую это сделать». Вы ведь рассказали нам всю правду? — Тут я слегка повысила голос, но ни в коем случае не угрожающе. Героцкий машинально кивнул. — Только одну фразу: «Я рассказал всю правду следователю и вам советую это сделать». Это очень важно, вся надежда на то, что человек вас послушается… Запомнили?
Героцкий опять кивнул; похоже, он еще ничего не подозревал.
Я распахнула дверь кабинета, открывающуюся внутрь, и, придерживая ее, слегка подтолкнула Героцкого вперед:
— Прошу!
Он уже открыл рот, чтобы начать говорить, и увидел перед собой сидящую на стуле Саиду Сабировну. Он чуть помедлил, но я в упор смотрела на него, сверлила его взглядом.
Он не смог переломить ситуацию. Судорожно сглотнув, что очень хорошо вписалось в отведенную ему роль, Героцкий произнес:
— Саида, я рассказал всю правду следователю и тебе советую, — и в ту же секунду я захлопнула дверь в кабинет, мы с ним остались в коридоре, а там, в кабинете, в это мгновение должны были включить видеозапись.
Саида Сабировна начала говорить… Потом я посмотрела эту видеозапись. Саида Сабировна рассказала, как в институте была оборудована операционная для пересадки органов. Без нее — начмеда — это было бы невозможно. Талантливый, даже гениальный хирург Неточкин творил чудеса; он серьезно работал над проблемой совместимости трансплантированных органов, однако все упиралось в доноров. Все знали, каких трудов стоило заполучить почку для трансплантации; основной вопрос — преодоление внутритканевого барьера. Неточкин накапливал в клинике института пациентов, нуждающихся в пересадке органов, они ждали случая, но потенциальные доноры с диагнозом «смерть мозга» поступали настолько редко, что не могли обеспечить всех желающих и тормозили научную работу.
Тогда самое близкое к Неточкину лицо в институте, Героцкий, — отнюдь не такой бессребреник, как Аристарх Иванович, — решил взяться за надлежащую организацию трансплантации органов. Исподволь он добился, что Неточкин отказался от личного участия во всех операциях, кроме пересадки органов, и занялся поставкой доноров. Единственно разрешенные законом трупное донорство и от близких родственников его не устраивали. Он через своего знакомого адвоката, одного из лучших в городе, подцепил троицу молодых беспринципных людей — так выразилась Саида Сабировна, — которые у метро раздавали бумажки с предложением работы. Кто-то клевал на эти предложения; потенциальных доноров отбирали из числа этих людей в специально снятой для этой цели квартире — однокомнатной «хрущевке», а окончательное утверждение на роль донора они проходили в институте у Героцкого, никому другому поручить это он не мог.
Расчет был стопроцентным: донорам внушалось, что они поедут работать в ЮАР. Выбирались одинокие люди, которые в лучшем случае могли проболтаться кому-нибудь из знакомых. Кто стал бы разыскивать своего знакомого, который уехал на заработки в ЮАР? Да и как его искать?
Когда появился контингент доноров, можно было тщательно подбирать подходящих, в результате чего существенно повышался процент успешных операций. Неточкин стал работать над генетическим подбором органов методом генной дактилоскопии. Героцкий создал для него все условия, о которых можно было только мечтать. Аристарх Иванович мог забирать у одного донора только один орган, или кожу, или роговицу глаза. Все готовил Героцкий; Неточкин предпочитал не задумываться, как подбираются доноры и куда они потом деваются. Он набирал эмпирический материал, его волновала наука. Постепенно и подбор пациентов, нуждающихся в трансплантации, перешел в руки Героцкого. Неточкин только знакомился с медицинскими документами, проводил осмотр перед операцией — и пересаживал, всякий раз успешно.
Аппетиты Героцкого, который уже давно наладил четкую систему оплаты операций в зависимости от их сложности и дефицита требуемого органа, росли. Он придумал подбирать доноров в тюрьме, воспользовавшись услугами своего бывшего автомобильного мастера, Валеры Синдеева.
Операции проводились в ночное время. Донору под предлогом проведения дополнительного обследования давали наркоз, фиксировали на операционном столе, рядом, на соседнем столе, лежал пациент.
После забора органа донору вводились препараты, вызывающие остановку дыхания, затем тело перекочевывало в морг — там наготове был Кульбин, его тоже нашел Героцкий, а купить его не составило труда.
В холодильнике морга тело несчастного донора лежало до тех пор, пока не представлялась возможность подложить его в чей-нибудь гроб, который по эстетическим соображениям не должен был открываться во время похорон.
Захороненные таким образом трупы надежнейше скрывались от глаз людских. Ничто, кроме эксгумации, не могло бы привести к их обнаружению. Катастрофа наступила, когда стало известно, что в короткий промежуток извлечены на свет божий два таких трупа подряд. К счастью для Героцкого и компании, от донора, труп которого был обнаружен первым, была взята только кожа с бедер, у второй — женщины — была забрана только роговица (поскольку труп был уже подгнивший, глаза съедены насекомыми, мы и не заподозрили повреждений глаз). Если бы мы нашли трупы доноров, у которых были извлечены почка, печень, сердце или кости, мы догадались бы о причине их смерти гораздо раньше.
Героцкий дал команду во что бы то ни стало избавиться от этих трупов; установление их личности могло привести к подпольному синдикату по пересадке органов; кто знал, кому и что сообщили эти люди перед «отъездом в ЮАР», и их лихорадочно принялись прятать. Поняв, что мы можем найти и спрятанный труп — после обнаружения нами трупа женщины, извлеченного из гроба мужа Регины, — они, уже в полнейшей панике, предприняли кардинальные меры — взорвали труп. После этого ни о какой идентификации не могло быть и речи.
Ситуация осложнилась тем, что в последнее время к Неточкину прибился его аспирант — эксперт Струмин. Он писал диссертацию как раз по сосудистой хирургии, интересовался трансплантацией, и Неточкин пару раз приглашал его на операции. Конечно, Струмин с ходу все понял. И окончательно утвердился в своих догадках, когда был поднят первый труп с эксгумации. Струмин хорошо помнил его, он присутствовал при пересадке от него кожи артисту Вальчуку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26