— Значит, чтобы он успел к восьми вечера, звоним ему в два. А мы в два часа дня знаем, что Хохлов в восемь вечера поедет домой? Кстати, вопрос интересный: знал ли кто-нибудь из окружения Хохлова, какие у него планы на вечер?
— Нет, ты права: вести его целый день, а для убийства подтаскивать кого-то со стороны — нереально. Тем более что я, кажется, нашел пистолеты, к которым ребята из «Форта Нокс» имели доступ.
— А у них же табельное оружие, — вспомнил Стас. Они же «Макаровыми» вооружены.
— Стасик, вряд ли они будут использовать то оружие, к которому их легко привязать. У меня другой вариант, — сказал Синцов. — Я тут случайно выяснил, что «Форт Нокс», работая по договору с банком, получал в ГУВД для целей охраны четыре пистолета ПМ, которые в апреле были сданы обратно. Хорошая идея, да? Получили пистолеты, постреляли из них, сдали назад, и кто докажет, что именно они их использовали для убийства? Самое главное — их сейчас получить, не привлекая внимания. А вот эта задача — не для средних умов. Выемку пистолетов надо согласовать с заместителем начальника ГУВД. Значит, сразу шорох поднимется, зачем, в какой связи…
— Это я беру на себя, — смело заявила я, имея в виду возможность использования в мирных целях вице-губернатора. — Так что если нам удастся получить пистолеты, и если их не продали, и не разобрали на детали, и не выдали кому-нибудь другому, то мы отдадим их на экспертизу и сравним все четыре пути, и, может, мы будем иметь заключение экспертизы, которое привяжет стволы к лицам.
Я вздохнула и принялась звонить Заболоцкому.
Мы договорились пересечься по дороге домой, я положила трубку, но тут же сняла снова, поскольку телефон затрезвонил очень требовательно. Звонили из главка: задержали подозреваемого в убийстве Юли Боценко — по информации, полученной сотрудниками «наружки». Посовещавшись, мы решили, что поедем только мы со Стасом, Андрею там лучше не показываться.
Естественно, носителей информации — «мышек-наружек» — мы в главке не застали. Зато застали оперуполномоченного Горюнова собственной персоной. Деваться было некуда, ему пришлось подойти ко мне и поздороваться. Более открыто проявлять свое тесное знакомство со мной он не решился. Поздоровавшись за руку со Стасом, Горюнов изложил нам обстоятельства раскрытия преступления.
Оказывается, не оставшись равнодушными к беде начальника, сотрудники службы наружного наблюдения прочесали все окрестности возле места убийства Юли и нашли свидетеля, который воскресным вечером, за несколько дней до убийства, выгуливал во дворе собаку и видел красивую высокую девушку с длинными каштановыми волосами, стоявшую с двумя кавказцами. Кавказцы ругали ее, угрожали, что разрежут ее на кусочки. Девушка стояла к нему спиной, а кавказцы — лицом. На ней был синий спортивный костюм и тапочки, из чего свидетель заключил, что она живет в этом доме, раз вышла в тапочках. Свидетель испугался и быстро прошел мимо. А когда услышал, что в их доме произошло убийство, он вспомнил об этом инциденте, да еще и увидел одного из этих кавказцев входившим в квартиру, расположенную в его, свидетеля, парадной. Поэтому, когда стали опрашивать жильцов дома во время поквартирного обхода, он все рассказал работникам милиции.
Этот ценный свидетель — Сатуров, терпеливо дожидавшийся в коридоре, — уже был допрошен Горюновым. Я просмотрела протокол допроса, поговорила со свидетелем и поняла, что очень хочу посмотреть на задержанного. Подозреваемым оказался Али-Дианат-оглы Сабиров, который перепуган был смертельно. Твердил он одно: какая девушка, какое убийство, его в городе не было две недели, это может подтвердить все землячество; ни с какой девушкой во дворе не стоял, ходил в тот двор к земляку.
В кабинете начальника убойного отдела сидел Валентин Петрович Боценко, заместитель начальника секретного Управления, представительный, даже красивый мужчина, с благородным лицом, густым зачесом седеющих волос. Прямо голливудский герой второго плана. На нем, что называется, лица не было.
— Ну что, — спросил он, страдальчески глядя на меня. — Будете задерживать?
— Валентин Петрович, а какие у вашей дочери были отношения с черными?
— Да никаких, — ответил Боценко, вдавливая в пепельницу окурок.
— Вы же знаете, наверное, что свидетель видел ее с двумя кавказцами?
— Я ума не приложу, какая у нес была с ними связь. Юля была такой домашней девочкой, без всяких вредных привычек. Вроде бы с ее внешностью,
Да и умом, она могла бы жить более насыщенной жизнью, а она все дома сидела.
— А жениха у нее не было?
— Нет, никого, она и не встречалась ни с кем.
— Так уж и «ни с кем»! Может быть, вы просто не все знали?..
— Конечно, возможно и такое, но думаю, что я все же знал бы. Юлина мать умерла несколько лет назад, и у Юли остался только я. У нас были доверительные отношения, я старался быть в курсе ее дел, и Юля мне многое рассказывала. Но, повторяю, я мог что-то не знать.
— Валентин Петрович, Юля ведь с вами вместе работала?
— Да. После института очень тяжело устроиться на работу — распределения-то теперь не бывает, и Юля около года не работала, хотя она девочка трудолюбивая. Была, — поправился он. — Нам, конечно, на жизнь хватало. Случайные заработки у нее были: она подрабатывала моделью, но ей хотелось постоянной работы. Я устроил ее к себе. А что, она получила звание, льготы у нас хоть и несущественные, но для женщины это ведь значение имеет, я же не вечный. А так я был спокоен: случись что со мной, у Юли будет кусок хлеба.
— А что, вы боялись чего-то? — быстро спросил Стас.
— Чего я мог бояться? — недоуменно взглянул на него Боценко. — Только одного: умру внезапно, а Юлька останется совсем одна. А получилось совсем наоборот…
— Валентин Петрович, вы не связываете происшедшее с вашей служебной деятельностью? Это не могло быть местью вам, например?
— Местью? Да за что же? Я же сам по заданиям уже давно не работал, да и, как вы знаете, мы — работники секретной службы, наши данные неизвестны тем, кто мог бы мне мстить. Это вам мстят, — неожиданно резко заключил он, в упор глядя на меня, — с нами такого не бывает.
— Ну хорошо, не по служебной линии, а в частной жизни у вас не было врагов? Которые могли это сделать?
— Нет, таких врагов у меня нет. Да и почему тогда не меня убили, Юля-то при чем?
— Хотели, скажем, воздействовать на вас, предупредить…
— Чушь. Извините. И я еще хотел сказать, что у дочери не могло быть никаких дел с черными: она вращалась совершенно в других кругах. Вы же знаете, наверное, она была победительницей конкурса красоты, получила там приз, машину себе купила, правда скромную, ее приглашали на всякие презентации, торжества, она общалась с очень приличными людьми. Я просто ума не приложу, если это правда, что могло связывать ее с какими-то кавказцами.
— Валентин Петрович, а почему до приезда следователя забрали се сумочку?
— Видите ли, когда водитель обнаружил Юлю на лестнице, он сразу связался со мной по рации; я находился на работе, заканчивал суточное дежурство ответственным от руководства и, естественно, тут же уведомил начальника Управления и дежурную часть, туда со мной вместе выехали другие руководители Управления. Они тоже не исключали возможности какой-то провокации, как и вы, да и в сумочке у Юли было удостоверение, надо было предотвратить его пропажу, мало ли что.
— А что, у Юли действительно пропали деньги из сумочки?
— Да, у нее должно было быть около трехсот тысяч, но в сумочке их не оказалось.
— А сумочка была закрыта? И где был кошелек?
— Сумочка лежала рядом с ней, застегнутая, кошелек в сумке, закрытый, — лицо у Боценко дрогнуло. — Простите… Еще пропал перстень с изумрудом, он был у Юли на безымянном пальце, она всегда его носила, не снимала.
Что же это за грабитель, подумала я, который, достав из сумочки деньги, аккуратно закрывает кошелек и кладет обратно в сумочку? Все, конечно, бывает, но обычно так рано грабители по парадным не промышляют, если только не ждут конкретного человека.
— Ас кем Юля дружила, вы знаете?
— Самой близкой ее подругой была Катя, я дам вам ее телефон. Были еще знакомые по институту девочки, но с ними она в последнее время меньше общалась.
— А мужчины?
— Я же говорил, что у нее никого не было. Меня это даже расстраивало, все-таки ей было уже двадцать три.
Интересно, знает ли Боценко, что при вскрытии у Юли была обнаружена четырехмесячная беременность — шестнадцать недель?
— Вы задержите его? — с надеждой спросил меня Боценко. — Если он не признается, с ним по камере нужно поработать, может быть, есть соучастники…
— Думаю, что задержим, — ответила я. Протокол задержания был уже написан. Все равно нужно проводить обыск у Сабирова, искать тех земляков, на которых он ссылается. Три дня наши.
— Допроси его, Стас, — сказала я, когда мы вышли из кабинета, — а я поеду встречаться с вице-губернатором.
12
Получение в ГУВД вожделенных пистолетов с помощью Заболоцкого прошло так легко и элегантно, что я задумалась: а если бы у меня не было знакомого вице-губернатора?
Я представила, как я безуспешно пытаюсь попасть к первому лицу в ГУВД или к его заместителю, как мне предлагают направить бумаги по ; почте или оставить в приемной, как я часами сижу под дверьми вельможных кабинетов, а слух уже пошел, и когда я наконец (что тоже проблематично) добираюсь до склада, оказывается, что «Михаил Светлов» ту-ту и пистолеты разобраны на запчасти, а их бывшие пользователи потирают ручки…
А тут меня галантно представили, кофе налили, салфеточку положили, и пока развлекали разговорами, заместитель начальника ГУВД принес искомое оружие прямо в кабинет, после чего меня сопроводили к выходу и заботливо усадили в темно-синюю «тойоту». Я была с комфортом доставлена в родную прокуратуру. И никаких тебе «только через неделю», «где виза?», «не знаю, не могу» и т, д.
До недавнего прошлого я твердо была убеждена, что рожать, причесываться и лечить зубы нужно только по знакомству. Теперь оказалось, что и преступления лучше расследовать по знакомству.
Ну что ж, возможные орудия убийств — у нас в руках. Теперь осталось… Как там Синцов выразился? «Привязать стволы к лицам». Я срочно вызвонила Синцова, пусть везет меня с оружием на экспертизу — не поеду же я в общественном транспорте с таким арсеналом. Хотя некоторые мои коллеги не стесняются и не боятся. Возят в трамваях и головы отчлененные, и автоматы изъятые… Один умник кисти рук, найденные в подвале, оставил в своем сейфе и ушел в отпуск. Вся прокуратура неделю задыхалась, пока не установила источник зловония. А с другой стороны, куда девать вещдоки, даже если они вонючие? Если, например, окровавленные простыни посушить надо: влажными, в крови, их нельзя экспертам отправлять; проваляются в упаковке и сгниют, потом никакой группы крови не установишь.
Сначала выходили из положения, раскладывая кровавые шмотки для просушки в туалете, благо он большой, школьный, размером с класс. Потом кто-то из следопытов недосчитался кожаной куртки, прорубленной топором, — туалет-то общий, граждане, вызванные в прокуратуру, им тоже пользуются. И тот же умник, который ручки отрезанные в сейфе хранил, придумал гениальный ход. На вещах, разложенных в туалете, как на блошином рынке, теперь помещались плакатики: «Не трогать! Заражено чумой!!!» (или СПИДом, как вам больше нравится).
Синцов покорно повез меня на экспертизу, только уже не на зеленой «ауди», а на жуткой отделенческой колымаге, воображавшей себя «Москвичом». Пока мы добрались, у меня отшибло все внутренности, особенно было горько из-за разительного контраста с плавным и мягким путешествием в «тойоте».
В баллистическом отделении началось воркование: там работают три эксперта, к которым у меня особо нежное отношение, — такие они все головастые, интеллигентные ребята, и работать с ними одно удовольствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29