Я ответила, что не сомневаюсь в качестве пива, но не пью пиво на ночь в поезде.
Тогда армянин вытащил из портфеля бутылку «Мартеля»:
— А коньячку? Я рассмеялась:
— Спасибо, коньяк тем более не буду.
— Ну вот, — расстроился попутчик. — Вы меня, наверное, алкоголиком считаете? Честно говоря, я и сам задумываюсь, не пора ли мне лечиться.
— А вы что, по утрам похмеляетесь?
— Нет, никогда, — серьезно ответил армянин.
— Ну и не волнуйтесь, — успокоила я его. — Пока не похмеляетесь, это не алкоголизм, а просто бытовое пьянство.
— А-а, — догадался попутчик, — вы, наверное, врач-нарколог, поэтому и пить отказываетесь.
— Точно, — подтвердила я, — у вас просто глаз-алмаз.
Синцов бесстрастно наблюдал за нашим диалогом.
— Ладно, — наконец сказал он нашему попутчику. — Вы тут устраивайтесь, не будем вас стеснять, мы пока в коридорчике подышим.
Мы с Андреем вышли в коридор и встали у окна, провожая взглядами мелькающие фонари.
— Где вещдок? — спросил он.
— При мне, — показала я висящую на плече сумку.
— А ведь ты права. Я действительно купил все четыре места.
Он достал из внутреннего кармана пиджака и помахал передо мной двумя билетами на незанятые места.
— Зачем? — удивилась я.
— Хотел кое-что проверить. Убедился, что чутье меня не подвело, хотя по большому счету предпочел бы в этой ситуации оказаться дураком, — загадочно ответил Андрей.
— Подожди-ка, а каким образом у нас попутчик появился? Может, он проводнику заплатил, а тот просто видел, что у нас два свободных места?
— Сейчас выясним, — сказал Андрей и открыл дверь в купе.
Армянин шумно поглощал свою снедь в одиночестве.
— Слушай, друг, дама хочет лечь баиньки, у тебя какое место, не нижнее?
— Нет-нет, у меня верхнее, — заторопился армянин. — Пусть дама ложится, я сейчас выйду.
— А у тебя точно это купе?
— Понял тебя, друг, — подмигнул ему армянин. — Жаль, но купе то самое. Тебе надо было спальный вагон покупать для тет-а-тета, на, смотри, — он протянул Андрею смятый билет.
Взяв его в руки и расправив, Андрей кивнул:
— Да, все в порядке, не обижайся. Пойдем покурим, пока дама ляжет.
Я дождалась, пока они выйдут, положила сумку с вещественным доказательством под подушку и легла, отвернувшись к стене. Мужчины долго не возвращались. Сквозь сон я слышала, как хлопнула дверь купе; улеглись они на удивление тихо.
До приезда в Москву поговорить с Андреем мне не удалось.
…Как только утром мы оказались на перроне, я выбрала момент и тихо спросила:
— Андрей, нас что, пасут?
— Очень похоже, — так же тихо ответил Андрей, не разжимая губ.
— А почему?
Синцов остановился и посмотрел на меня.
— Попробуй сама решить эту задачку на сообразительность. Раньше ведь за тобой не следили? Думаю, что тебе придется привыкать жить под колпаком.
По предложению Синцова мы поехали в ведомственную гостиницу МВД, он сказал, что хоть этой далековато, зато прямо у метро и там всегда есть места. Выйдя из вестибюля станции на улицу, я увидела высокое здание без каких-либо вывесок, куда входили и выходили в большом количестве плохо одетые мужчины с большими портфелями. Это и была милицейская гостиница. Приветливая дама-портье выдала нам гостевые карточки для заполнения и, взяв наши командировочные, привычно спросила:
— Вам один номер?
Я поразилась простоте нравов в ведомственной гостинице Министерства внутренних дел и поспешно сказала: «Нет, что вы!»
* * *
Синцов откровенно забавлялся, глядя на мое смущение. Получив ключи от двух одноместных номеров и поднимаясь в лифте на двенадцатый этаж, он заметил, что напрасно я отказалась от перспективы пожить с ним в одном номере, — по крайней мере, чувствовала бы себя в безопасности. Я извинилась за то, что не оправдала его надежд, и сказала, что не чувствую себя в безопасности, ночуя с мужчиной в одном помещении. У дверей моего номера мы расстались, чтобы привести себя в порядок, и договорились встретиться через полчаса.
На аудиенцию в Главное разведывательное управление мы попали только к трем часам, путем сложных заходов через Генеральную прокуратуру, Главную военную прокуратуру, прокуратуру Московского военного округа и Министерство обороны. Нам было велено зайти в приемную, позвонить по местному телефону и доложить, что мы прибыли; к нам выйдут.
Солнце палило нещадно, ножки мы сносили до колен, блуждая по лабиринтам московского метрополитена. На «Охотном ряду» нам пришлось пройти сквозь стену торговцев, предлагавших толпе разнообразные документы: трудовые книжки, дипломы всех существующих учебных заведений, а также инвалидские книжечки и студенческие билеты. Мы с Синцовым заинтересовались и тщательно изучили рынок: удостоверений старших офицеров ГРУ в продаже не было.
В приемной на Лубянке к нам вышел военный средних лет, с непримечательной внешностью и абсолютно непроницаемым лицом. Мы представились, и я вкратце рассказала ему обстоятельства обнаружения удостоверения на имя майора Шермушенко. Он взял удостоверение, повертел его в руках и спросил:
— Что вы хотите?
— Я хотела бы узнать, не вышел ли этот документ из вашей канцелярии.
— Нет, — уверенно ответил наш собеседник. — Это подделка. В общественном транспорте бесплатно ездить. Вы сюда на метро ехали? Видели торговцев удостоверениями? Сейчас можно купить все, что угодно; вот я вам принес показать поддельные удостоверения военнослужащих, мы их кучами изымаем у народа. Их покупают для бесплатного проезда.
Он протянул нам две коричневые корочки, грубо склеенные из дерматина. Внутри каждой были кое-как приляпаны цветные фотографии, сделанные то ли любительски, то ли в моментальной фотографии, и шариковой ручкой было написано, что предъявитель сего является военнослужащим.
— Вы считаете, что эти удостоверения похожи?
— Конечно, — ничтоже сумняшеся заявил представитель Министерства обороны.
— А мне кажется, что наше — более высокого качества.
— Дайте-ка его еще раз посмотреть. Да, оно, бесспорно, качественно сделано. Но это подделка.
— Скажите, а у вас в канцелярии не ведется книги выдачи удостоверений?
— Нет, такой книги у нас нет.
— И выдача удостоверений нигде не фиксируется?
— Нет.
Военный уже откровенно улыбался, но потом посерьезнел и продолжал говорить, не повышая голоса, но изменив интонацию и глядя на нас немигающими глазами, так, как будто хотел, чтобы каждое слово отпечаталось у нас в мозгу:
— Вот что я вам скажу, у нас, конечно, ребята серьезные, любую ксиву могут сделать так, что комар носа не подточит. А это удостоверение поддельное. А ребята серьезные, шутить не любят. На все пойдут. А удостоверение — поддельное. Но выглядит как настоящее. Комар носа не подточит. Но ребята серьезные, шутки с ними шутить не надо, — повторял он, словно вколачивая это нам в память. — Поезжайте, ребята, домой, забудьте про это удостоверение. Ничего в нем интересного нет. Сделано, чтобы бесплатно в транспорте ездить.
Разговор забуксовал, как игла на заезженной пластинке. Получив от нашего собеседника образец оттиска печати ГРУ, кстати, на первый взгляд, идентичный стоящему в удостоверении Шермушенко, мы распрощались.
Выйдя из внушающего трепет здания, мы побрели по пыльной и душной Москве; некоторое время молчали, потом вдруг дружно расхохотались.
— Ну что, съела? — спросил Андрей, отсмеявшись.
— Да, впечатляет. Что говорить, когда нечего говорить, — знаешь, эту фразу массовка в театре повторяет, чтобы создать впечатление гомона толпы. Как ты думаешь, с этим удостоверением можно бесплатно ездить на собственном «форде»?
Мы опять засмеялись.
— Давай присядем, — предложила я, увидев розовые тенты над столиками летнего кафе в тихом переулочке, под липами, и с наслаждением опустилась на кружевной металлический стульчик, вытянув ноги.
Андрей отошел к прилавку и через три минуты вернулся с мороженым и бутылкой кока-колы.
— Ну, а теперь взвесим сухой остаток. Какие у тебя мысли насчет этого удостоверения?
— Мыслей не так много, Андрей, — медленно начала я. — Во-первых, естественно, это штучная работа, а не купленная на рынке заготовка: сравни те кустарные корочки, которые этот вояка нам в нос совал, и нашу солидную ксиву — там моментальные фотографии и шариковая паста, а здесь тушь, каллиграфия, да и фотка сделана специально на удостоверение. Эти заявления о бесплатном проезде смешно слушать. Да ему не нужен был бесплатный проезд, он на трамвае сроду не ездил. Потом, обрати внимание — это такая филигранная работа, что личный номер, указанный в удостоверении, в действительности принадлежит человеку, фамилия которого начинается на те же буквы, что и у Шермушенко: «Шершнев». Такое не угадаешь. И еще: это не заготовка с уже поставленной печатью; сначала наклеили фотографию, потом на нее, как и полагается, поставили печать. Делали ксиву там, чем хочешь поклянусь. Только вопрос, зачем? Могу сделать только один вывод: Шермушенко надо было проникнуть туда, куда эта ксива давала доступ; и по логике напрашивается что-то военное, что-нибудь из предприятий военно-промышленного комплекса. Дальше моя фантазия не распространяется.
— Ешь мороженое, оно уже капает, — сказал Андрей. — Знаешь, Маша, ты даже умней, чем я думал. Снимаю шляпу. — И опять замолчал. Я поняла, что по крайней мере сейчас продолжения не будет.
Мы доели мороженое, и я спросила:
— Когда поедем? Программу мы вроде бы выполнили.
— Маш, если ты не возражаешь, я бы хотел уехать завтра дневным. Мне надо завтра утром кое с кем встретиться, это недолго; мне бы не хотелось тебя одну отпускать, поэтому давай поедем завтра вместе. Потерпишь лишний день?
— Ладно. Только давай посидим тут еще немножко.
В это время к скучающей буфетчице подошел местный ханыга, прижимая к груди «мерзавчик» водки. Сердечно поприветствовав ее, он тоном, не допускавшим возражений, предложил ей срочненько снабдить его стаканом, чтобы он мог оросить израненную душу живительной влагой, он так выражался. Буфетчица проявила черствость и погнала его от прилавка, заявив, что стаканов на них не напасешься. Ханыга в свою очередь проявил гордость и сообщил, что обойдется без ее услуг. Буфетчица, навалясь на прилавок, с интересом приготовилась наблюдать, как он будет обходиться. Ханыга остановился у ближайшего к нему столика, неподражаемым жестом откупорил в бутылку и мастерски опорожнил ее в пустой пластмассовый стаканчик для салфеток, стоявший на столике. Боже, какой удар судьбы ждал его! Когда он взялся за стакан, оказалось, что стакан прибит к столику.
Несчастный попытался отковырять стакан, но ничего не вышло; более того, живительная влага, которой так жаждала его израненная душа, медленно утекала в дырочку от гвоздя, державшего стаканчик. Бедолага заметался: сначала он попробовал: подлезть под стол и подставить рот под струйку, но не смог, тогда он попытался поднять столик, чтобы; донести прибитый стакан до рта вместе со столом, но силы оставили его, и он упал, придавленный к земле коварным столиком. Буфетчица хохотала. Андрею: пришлось встать и снять стол с груди барахтавшегося под ним пьянчужки. А мне эта сцена вдруг напомнила мое позорное опьянение водкой с пепси-колой, и я почувствовала, что заливаюсь краской, Во всяком случае, Андрей удивленно на меня посмотрел, но ничего не сказал.
Мы съездили за билетами и вернулись в гостиницу. Андрей предложил купить чего-нибудь съестного и пообедать (тире — поужинать) в номере по крайней мере, там прохладно. Во всех злачных местах наверняка дикая духотища, да и ничего горячего не хотелось. Возле самой гостиницы мы купили арбуз, персиков, яблок и бутылку сухого вина; решили трапезничать в моем номере.
Как только мы вошли в вестибюль гостиницы, приветливая женщина-портье замахала нам рукой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29