Он упал на колени там, где лежал его отец, уткнул свое лицо в его тощую шею и зарыдал.
Зиглинда Штрейхер навела на него никелированный пистолет, но ее брат медленно покачал головой. Близнецы Штрейхеры начали шепотом о чем-то совещаться. Зиглинда, казалось, в чем-то колебалась, а Зигмунд настаивал. Наконец Зиглинда направилась туда, где стояли мы с Пэтти, взяла ее за руку и потащила к лестнице. У Пэтти было что-то не в порядке с координацией: она двигалась как-то неравномерно, и если бы Зиглинда отпустила ее руку, то она, возможно, упала бы. Всю дорогу к лестнице Пэтти оглядывалась на меня. В ее глазах читалась мольба о помощи...
Последним по лестнице спиной вперед медленно поднялся Зигмунд со своим "Штерном". Я подождал, пока закроется наружная дверь, и рванулся наверх.
Я остановился на верхней площадке. Освещение было очень тусклым, но я видел, что прямо передо мной что-то вырисовывалось. Очень умно, подумал я в ту долю секунды, которая у меня еще оставалась. Они пока здесь, и ждут самого первого. Потом они его подстрелят, он перекроет лестницу, и они спокойно уедут, пока все будут здесь барахтаться. Очень умно.
Я поднял руку. Мне представлялось, что у меня масса времени, хотя каждый удар моего сердца, казалось, длился целую вечность. Что-то ударило меня по руке и отбросило в сторону.
Я увидел перед собой лицо Зигмунда и провалился в темноту.
Глава 7
Переведя взгляд с кончика своего носа, я обнаружил перед собой уходящую в никуда ровную полосатую поверхность, которую частично закрывала пара глянцево сверкавших сапог. Зрелище было весьма интересным, но я подобных зрелищ уже навидался и знал, что обычно они сопровождаются для меня пульсирующей болью и здоровенной шишкой на затылке. Ровной поверхностью в полоску оказался обыкновенный пол, а сапоги принадлежали тому, кто сейчас смотрел на меня сверху вниз.
Где-то совсем рядом послышался стон. Голос был знакомым, и спустя некоторое время я осознал, что это был мой собственный голос. Я сел. В нижней части затылка молотом стучала боль.
Парень в сапогах был из тех, кто сидел тог да вместе с Отто Рустом за первым столом. У него уже был наготове для меня стакан с какой-то жидкостью, горькой и обжигающей. Парень сказал что-то, но я покачал головой. Он опять быстро и сердито заговорил по-немецки, но я его не понял.
Прошло некоторое время, прежде чем я смог подняться. Парень пытался меня поддержать, но я с достоинством, которое у меня еще осталось, отстранил его руку.
Мальчишки из Burschenschaft сбились в три группы. Первая образовала неровный круг, в центре которого находился я. Вниз по лестнице меня или отволокли, или же я скатился туда сам. Вторая группа ребят с побелевшими лицами плотно столпилась вокруг Отто Руста и его отца. Третья, самая малочисленная, окружала обнаженного по пояс малого. Его кожа блестела от пота, а по щеке змеилась красная полоса в три дюйма длиной. Это была рана от удара саблей, которая потом превратится в шрам. Несмотря на боль, парень силился изобразить на своем лице восторг.
И вдруг моя жалость к самому себе пропала. В моем деле никогда не обходилось без риска, оно всегда шло бок о бок с проломленными черепами. Я вспомнил о Пэтти. Она пошла за мной не то, чтобы очень спокойно и безбоязненно, но с доверием.
— Быстрее! — крикнул я. — Там, наверху Штрейхеры...
Мне удалось добраться до лестницы, но я опять рухнул и ощутил грубые и нетерпеливые руки человека, который помог мне подняться. Превозмогая боль и головокружение, я посмотрел вверх и увидел полного мужчину средних лет с аккуратными усиками, мягкими розовыми щечками и жидкими волосиками цвета соломы, сквозь которые просвечивала розовая кожа. Он производил впечатление очень мягкого человека, но лишь до того момента, когда вы увидели его глаза — они были темно-серыми, а их жесткий взгляд, казалось, был способен резать стекло.
— Herr Руст мертв, — сказал он мне по-английски, — а это значит, что моя работа закончена. Вы как, сами сообщите моему шефу, или за вас это сделать мне?
— Вы — человек Ферге! — вырвалось у меня. — Так где же вы были...
Уголки его плотно сомкнутых полных губ искривились в нервной усмешке.
— Если ваша голова плохо варит, воспользуйтесь моей. Он подошел к моей машине еще до того, как они вошли сюда. У меня не было повода для их ареста, да я и не собирался этого делать. Он попросил прикурить, а я не видел причины отказать ему. У него было легкое подозрение, но этого было достаточно. Он не стал наклоняться, и мне пришлось высунуться со спичкой из окна.
И он обескураженно поскреб затылок.
— Должно быть, в этот самый момент его сестра и подкралась ко мне сзади.
— Как это — ваша работа закончена? — спросил я. — Они похитили девушку-американку. Это что, не входит в компетенцию службы безопасности?
— Вильгельм Руст мертв. Штрейхеры ускользнули. Я уже передал предварительное сообщение, но сейчас Штрейхеры, скорее всего, уже выехали из Бонна и едут очень быстро. Моей задачей было проследить за вами, когда вы следили за Рустом.
— Штрейхеры хотели опять вывезти его в Восточную Германию. После того, что с ним произошло, они решили захватить девушку. Разве вы не видите, что она может сослужить ту же службу, что и он? Дочь американского майора, убитого при неясных обстоятельствах в Гармише, приезжает в Германию, чтобы отомстить. И она видит — или ее заставят увидеть это коммунисты, после того, как промоют ей мозги, — что ее отец вместе с американцами просто заигрывал с нацистами в Гармише. Вы хотите, чтобы это произошло? Он пожал плечами:
— У вас богатое воображение, Herr Драм. Но не я здесь решаю. Моя задача...
— Ну и помалкивайте, — сказал я. — В конце концов, стоит беспокоиться только о жизни ни в чем не повинной американской девушки.
— Нет, Herr Драм, девушку сюда привели вы, а не я. И до тех пор, пока вы мне не сказали, я и не знал, что Штрейхеры кого-то похитили. Я просто позвонил, чтобы их взяли и допросили, как это обычно делается в связи с убийством.
— Руста? Это сделал его сын. Он, конечно, скажет, что целился во фроляйн Штрейхер.
Я начал подниматься по лестнице. Моя голова болела так, будто я ступал ей, а не ногами.
— Может быть, вам лучше подождать, пока приедет городская полиция? — спросил меня человек Ферге.
— Поеду-ка я лучше к вашему шефу. Он на месте?
Человек Ферге улыбнулся.
— Дневная смена почему-то уверена, что Herr Ферге по ночам спит. Но мы-то знаем, как это обстоит на самом деле. Наверное, все-таки он спит днем, если спит вообще. Передайте ему, что Мюллер остался, пока приедет полиция.
Я кивнул. С лестницы я видел лицо Отто Руста. Он, сидя около тела отца, раздельно и отчетливо заклинал по-немецки:
— Я разыщу их. Отец, я их разыщу. Однако обмякшее и, казалось, лишенное костей тело оставалось бесчувственным. За долгие годы в тюрьме Шпандау Вильгельм Руст утратил свой дух, но он упрямо цеплялся за одну вещь, которая еще оставалась у него — его жизнь. Маленькое движение указательного пальца руки сына лишило его и этого...
На улице шел дождь, дома и улица мокро блестели. Я побрел, надеясь поймать такси. Собственно, никаких претензий к агенту Мюллеру у меня не было. Где бы ни была сейчас Пэтти, это была моя вина.
До здания службы безопасности я шел по мокрым улицам довольно долго Такси мне так и не попалось. Когда я добрался до места, моя голова болела пуще прежнего.
— Давайте-ка все сначала, Herr Драм, — сказал мне Йоахим Ферге. — Но, скорее всего, еще до наступления утра они уже будут на границе, а так как каждый дюйм границы протяженностью в несколько сот миль перекрыть невозможно, то они наверняка переберутся на ту сторону.
— А я-то думал...
— Если вас беспокоит ваше собственное положение, то мы не возлагаем на вас ответственность за происшедшее вчера ночью на Рейне. Вы пытались нам помочь, mein herr, и делали это из добрых побуждений.
Я поморщился. В конце концов, в моей работе, как и в работе Ферге, в счет шел лишь конечный результат.
— А куда они ее повезут? — спросил я.
Ферге, не глядя на меня, только пожал плечами. Он стоял и смотрел на дождь за окном своего кабинета. Мелкие капли призывно барабанили по стеклам. Постояв немного у окна, он вернулся на место.
— Я полагал, что вы хотели лишь найти Сиверинга, — сказал он.
Я закурил сигарету и стал смотреть на него сквозь дым.
— Я не знаю, куда они увезут девушку, мистер Драм. Конечно, и там у нас есть источники. Когда Штрейхеры объявятся, я об этом узнаю.
— Я бы тоже хотел об этом узнать, — сказал я. — И не позднее, чем вы.
Он начал было говорить, но я поднял руку и продолжил:
— Минуту, Ферге. Я знаю, что это мое упущение, и не напоминайте мне об этом. Пэтти Киог сейчас у них в руках...
— Не надо винить в этом себя. Вы же знаете, что брат и сестра Штрейхеры — профессионалы.
Он перебил меня, и я вспылил:
— Черт возьми! Девушка попала в передрягу, и в этом моя вина!
— Ну вот, видите? Я же сказал, что они профессионалы! А что можете противопоставить им вы с вашими эмоциями?
— Что вы намерены делать, чтобы найти Пэтти Киог?
Он нахмурился одними бровями.
— Если вы не удовлетворены нашей работой, — тихо произнес он с ядом в голосе, — то почему бы вам не обратиться с этим вопросом в американское посольство?
Я стоял перед ним, и кровь прилила к моей голове.
— Наверное, я зря трачу свое время, — произнес я.
Он внимательно смотрел на меня. Он был абсолютно спокоен.
— Да, — ответил он.
Я шагнул по направлению к двери.
— Herr Драм, — позвал он.
— Да, — обернулся я.
— Мюллер будет продолжать выполнять свои прежние задачи.
— Ну и что это должно означать, черт возьми?
— Пользуясь вашими словами, это было ваше упущение. В конце концов, вы нашли для нас Вильгельма Руста.
— Боже мой, Мюллеру достаточно было только осведомиться у его сына!
— У сына, да. Но не в Burschenschaft, здесь у нас не было ничего. Давайте, Herr Драм, продолжайте поиски Фреда Сиверинга.
— А как быть с нашей договоренностью?
— Здесь все кончено, но я не исключаю возможности к ней вернуться, если вам удастся что-то сделать.
— К примеру, найти Штрейхеров и заставить их предстать перед судом по обвинению в похищении человека? — предположил я.
— Может быть, и так.
— Я найду для вас Штрейхеров, — пообещал я.
Ферге зашелестел бумагами на своем столе.
— Итак? — произнес я.
Не глядя на меня, он ответил:
— До свидания и желаю удачи, Herr Драм.
Глава 8
В ту ночь я спал плохо и проснулся с тупой болью в затылке. Но уже рано утром я был в редакции боннской газеты "Таймс". Она располагалась неподалеку от улицы Кобленц. Из окна позади стола Бронфенбреннера открывался прекрасный вид на особняки, сады и Рейн. Бронфенбреннер был плотным темноволосым малым лет тридцати с небольшим и с усиками а-ля Гитлер. "Интересно, — подумал я, — сколько таких усиков еще осталось в Германии".
После того, как было выяснено, что мы оба знакомы с Пэтти Киог, я спросил:
— Это вы освещали дело Burschenschaft?
Его английский был столь же плох, как и мой немецкий. Сквозь шум пишущих машинок и звонки телефонов он переспросил:
— Что это биль за дело?
— Штрейхеры, — сказал я.
Он поднял голову, и в его глазах, поначалу выражавших лишь вежливость, засветился интерес.
— Штрейхеры? Ну и что?
Я вытаращился на него:
— Что, фараоны держат карты близко к орденам?
— Ви имейт что-то мне сообщить?
Я немного поразмыслил. Мой счет с Йоахимом Ферге, по крайней мере, на теперешний момент был закрыт. И это было сделано Ферге, а не мной. Кроме этого, я не брал перед Ферге каких-либо обязательств относительно сохранения тайны, хотя он, по-видимому, и хотел бы, чтобы я это сделал. Я сказал:
— Штрейхеры сейчас мчатся на восток. Вы знаете, где они могут быть?
Он зажег очень толстую, ядовито-зеленую сигару и предложил мне такую же. Я ответил, что не курю по утрам, и он заметил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Зиглинда Штрейхер навела на него никелированный пистолет, но ее брат медленно покачал головой. Близнецы Штрейхеры начали шепотом о чем-то совещаться. Зиглинда, казалось, в чем-то колебалась, а Зигмунд настаивал. Наконец Зиглинда направилась туда, где стояли мы с Пэтти, взяла ее за руку и потащила к лестнице. У Пэтти было что-то не в порядке с координацией: она двигалась как-то неравномерно, и если бы Зиглинда отпустила ее руку, то она, возможно, упала бы. Всю дорогу к лестнице Пэтти оглядывалась на меня. В ее глазах читалась мольба о помощи...
Последним по лестнице спиной вперед медленно поднялся Зигмунд со своим "Штерном". Я подождал, пока закроется наружная дверь, и рванулся наверх.
Я остановился на верхней площадке. Освещение было очень тусклым, но я видел, что прямо передо мной что-то вырисовывалось. Очень умно, подумал я в ту долю секунды, которая у меня еще оставалась. Они пока здесь, и ждут самого первого. Потом они его подстрелят, он перекроет лестницу, и они спокойно уедут, пока все будут здесь барахтаться. Очень умно.
Я поднял руку. Мне представлялось, что у меня масса времени, хотя каждый удар моего сердца, казалось, длился целую вечность. Что-то ударило меня по руке и отбросило в сторону.
Я увидел перед собой лицо Зигмунда и провалился в темноту.
Глава 7
Переведя взгляд с кончика своего носа, я обнаружил перед собой уходящую в никуда ровную полосатую поверхность, которую частично закрывала пара глянцево сверкавших сапог. Зрелище было весьма интересным, но я подобных зрелищ уже навидался и знал, что обычно они сопровождаются для меня пульсирующей болью и здоровенной шишкой на затылке. Ровной поверхностью в полоску оказался обыкновенный пол, а сапоги принадлежали тому, кто сейчас смотрел на меня сверху вниз.
Где-то совсем рядом послышался стон. Голос был знакомым, и спустя некоторое время я осознал, что это был мой собственный голос. Я сел. В нижней части затылка молотом стучала боль.
Парень в сапогах был из тех, кто сидел тог да вместе с Отто Рустом за первым столом. У него уже был наготове для меня стакан с какой-то жидкостью, горькой и обжигающей. Парень сказал что-то, но я покачал головой. Он опять быстро и сердито заговорил по-немецки, но я его не понял.
Прошло некоторое время, прежде чем я смог подняться. Парень пытался меня поддержать, но я с достоинством, которое у меня еще осталось, отстранил его руку.
Мальчишки из Burschenschaft сбились в три группы. Первая образовала неровный круг, в центре которого находился я. Вниз по лестнице меня или отволокли, или же я скатился туда сам. Вторая группа ребят с побелевшими лицами плотно столпилась вокруг Отто Руста и его отца. Третья, самая малочисленная, окружала обнаженного по пояс малого. Его кожа блестела от пота, а по щеке змеилась красная полоса в три дюйма длиной. Это была рана от удара саблей, которая потом превратится в шрам. Несмотря на боль, парень силился изобразить на своем лице восторг.
И вдруг моя жалость к самому себе пропала. В моем деле никогда не обходилось без риска, оно всегда шло бок о бок с проломленными черепами. Я вспомнил о Пэтти. Она пошла за мной не то, чтобы очень спокойно и безбоязненно, но с доверием.
— Быстрее! — крикнул я. — Там, наверху Штрейхеры...
Мне удалось добраться до лестницы, но я опять рухнул и ощутил грубые и нетерпеливые руки человека, который помог мне подняться. Превозмогая боль и головокружение, я посмотрел вверх и увидел полного мужчину средних лет с аккуратными усиками, мягкими розовыми щечками и жидкими волосиками цвета соломы, сквозь которые просвечивала розовая кожа. Он производил впечатление очень мягкого человека, но лишь до того момента, когда вы увидели его глаза — они были темно-серыми, а их жесткий взгляд, казалось, был способен резать стекло.
— Herr Руст мертв, — сказал он мне по-английски, — а это значит, что моя работа закончена. Вы как, сами сообщите моему шефу, или за вас это сделать мне?
— Вы — человек Ферге! — вырвалось у меня. — Так где же вы были...
Уголки его плотно сомкнутых полных губ искривились в нервной усмешке.
— Если ваша голова плохо варит, воспользуйтесь моей. Он подошел к моей машине еще до того, как они вошли сюда. У меня не было повода для их ареста, да я и не собирался этого делать. Он попросил прикурить, а я не видел причины отказать ему. У него было легкое подозрение, но этого было достаточно. Он не стал наклоняться, и мне пришлось высунуться со спичкой из окна.
И он обескураженно поскреб затылок.
— Должно быть, в этот самый момент его сестра и подкралась ко мне сзади.
— Как это — ваша работа закончена? — спросил я. — Они похитили девушку-американку. Это что, не входит в компетенцию службы безопасности?
— Вильгельм Руст мертв. Штрейхеры ускользнули. Я уже передал предварительное сообщение, но сейчас Штрейхеры, скорее всего, уже выехали из Бонна и едут очень быстро. Моей задачей было проследить за вами, когда вы следили за Рустом.
— Штрейхеры хотели опять вывезти его в Восточную Германию. После того, что с ним произошло, они решили захватить девушку. Разве вы не видите, что она может сослужить ту же службу, что и он? Дочь американского майора, убитого при неясных обстоятельствах в Гармише, приезжает в Германию, чтобы отомстить. И она видит — или ее заставят увидеть это коммунисты, после того, как промоют ей мозги, — что ее отец вместе с американцами просто заигрывал с нацистами в Гармише. Вы хотите, чтобы это произошло? Он пожал плечами:
— У вас богатое воображение, Herr Драм. Но не я здесь решаю. Моя задача...
— Ну и помалкивайте, — сказал я. — В конце концов, стоит беспокоиться только о жизни ни в чем не повинной американской девушки.
— Нет, Herr Драм, девушку сюда привели вы, а не я. И до тех пор, пока вы мне не сказали, я и не знал, что Штрейхеры кого-то похитили. Я просто позвонил, чтобы их взяли и допросили, как это обычно делается в связи с убийством.
— Руста? Это сделал его сын. Он, конечно, скажет, что целился во фроляйн Штрейхер.
Я начал подниматься по лестнице. Моя голова болела так, будто я ступал ей, а не ногами.
— Может быть, вам лучше подождать, пока приедет городская полиция? — спросил меня человек Ферге.
— Поеду-ка я лучше к вашему шефу. Он на месте?
Человек Ферге улыбнулся.
— Дневная смена почему-то уверена, что Herr Ферге по ночам спит. Но мы-то знаем, как это обстоит на самом деле. Наверное, все-таки он спит днем, если спит вообще. Передайте ему, что Мюллер остался, пока приедет полиция.
Я кивнул. С лестницы я видел лицо Отто Руста. Он, сидя около тела отца, раздельно и отчетливо заклинал по-немецки:
— Я разыщу их. Отец, я их разыщу. Однако обмякшее и, казалось, лишенное костей тело оставалось бесчувственным. За долгие годы в тюрьме Шпандау Вильгельм Руст утратил свой дух, но он упрямо цеплялся за одну вещь, которая еще оставалась у него — его жизнь. Маленькое движение указательного пальца руки сына лишило его и этого...
На улице шел дождь, дома и улица мокро блестели. Я побрел, надеясь поймать такси. Собственно, никаких претензий к агенту Мюллеру у меня не было. Где бы ни была сейчас Пэтти, это была моя вина.
До здания службы безопасности я шел по мокрым улицам довольно долго Такси мне так и не попалось. Когда я добрался до места, моя голова болела пуще прежнего.
— Давайте-ка все сначала, Herr Драм, — сказал мне Йоахим Ферге. — Но, скорее всего, еще до наступления утра они уже будут на границе, а так как каждый дюйм границы протяженностью в несколько сот миль перекрыть невозможно, то они наверняка переберутся на ту сторону.
— А я-то думал...
— Если вас беспокоит ваше собственное положение, то мы не возлагаем на вас ответственность за происшедшее вчера ночью на Рейне. Вы пытались нам помочь, mein herr, и делали это из добрых побуждений.
Я поморщился. В конце концов, в моей работе, как и в работе Ферге, в счет шел лишь конечный результат.
— А куда они ее повезут? — спросил я.
Ферге, не глядя на меня, только пожал плечами. Он стоял и смотрел на дождь за окном своего кабинета. Мелкие капли призывно барабанили по стеклам. Постояв немного у окна, он вернулся на место.
— Я полагал, что вы хотели лишь найти Сиверинга, — сказал он.
Я закурил сигарету и стал смотреть на него сквозь дым.
— Я не знаю, куда они увезут девушку, мистер Драм. Конечно, и там у нас есть источники. Когда Штрейхеры объявятся, я об этом узнаю.
— Я бы тоже хотел об этом узнать, — сказал я. — И не позднее, чем вы.
Он начал было говорить, но я поднял руку и продолжил:
— Минуту, Ферге. Я знаю, что это мое упущение, и не напоминайте мне об этом. Пэтти Киог сейчас у них в руках...
— Не надо винить в этом себя. Вы же знаете, что брат и сестра Штрейхеры — профессионалы.
Он перебил меня, и я вспылил:
— Черт возьми! Девушка попала в передрягу, и в этом моя вина!
— Ну вот, видите? Я же сказал, что они профессионалы! А что можете противопоставить им вы с вашими эмоциями?
— Что вы намерены делать, чтобы найти Пэтти Киог?
Он нахмурился одними бровями.
— Если вы не удовлетворены нашей работой, — тихо произнес он с ядом в голосе, — то почему бы вам не обратиться с этим вопросом в американское посольство?
Я стоял перед ним, и кровь прилила к моей голове.
— Наверное, я зря трачу свое время, — произнес я.
Он внимательно смотрел на меня. Он был абсолютно спокоен.
— Да, — ответил он.
Я шагнул по направлению к двери.
— Herr Драм, — позвал он.
— Да, — обернулся я.
— Мюллер будет продолжать выполнять свои прежние задачи.
— Ну и что это должно означать, черт возьми?
— Пользуясь вашими словами, это было ваше упущение. В конце концов, вы нашли для нас Вильгельма Руста.
— Боже мой, Мюллеру достаточно было только осведомиться у его сына!
— У сына, да. Но не в Burschenschaft, здесь у нас не было ничего. Давайте, Herr Драм, продолжайте поиски Фреда Сиверинга.
— А как быть с нашей договоренностью?
— Здесь все кончено, но я не исключаю возможности к ней вернуться, если вам удастся что-то сделать.
— К примеру, найти Штрейхеров и заставить их предстать перед судом по обвинению в похищении человека? — предположил я.
— Может быть, и так.
— Я найду для вас Штрейхеров, — пообещал я.
Ферге зашелестел бумагами на своем столе.
— Итак? — произнес я.
Не глядя на меня, он ответил:
— До свидания и желаю удачи, Herr Драм.
Глава 8
В ту ночь я спал плохо и проснулся с тупой болью в затылке. Но уже рано утром я был в редакции боннской газеты "Таймс". Она располагалась неподалеку от улицы Кобленц. Из окна позади стола Бронфенбреннера открывался прекрасный вид на особняки, сады и Рейн. Бронфенбреннер был плотным темноволосым малым лет тридцати с небольшим и с усиками а-ля Гитлер. "Интересно, — подумал я, — сколько таких усиков еще осталось в Германии".
После того, как было выяснено, что мы оба знакомы с Пэтти Киог, я спросил:
— Это вы освещали дело Burschenschaft?
Его английский был столь же плох, как и мой немецкий. Сквозь шум пишущих машинок и звонки телефонов он переспросил:
— Что это биль за дело?
— Штрейхеры, — сказал я.
Он поднял голову, и в его глазах, поначалу выражавших лишь вежливость, засветился интерес.
— Штрейхеры? Ну и что?
Я вытаращился на него:
— Что, фараоны держат карты близко к орденам?
— Ви имейт что-то мне сообщить?
Я немного поразмыслил. Мой счет с Йоахимом Ферге, по крайней мере, на теперешний момент был закрыт. И это было сделано Ферге, а не мной. Кроме этого, я не брал перед Ферге каких-либо обязательств относительно сохранения тайны, хотя он, по-видимому, и хотел бы, чтобы я это сделал. Я сказал:
— Штрейхеры сейчас мчатся на восток. Вы знаете, где они могут быть?
Он зажег очень толстую, ядовито-зеленую сигару и предложил мне такую же. Я ответил, что не курю по утрам, и он заметил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31