5. Пантокрин сомневается.
Пантокрин маялся, места себе не находил от предчувствия надвигающейся катастрофы. Он интуитивно, как говорят, нюхом чуял неладное с того самого момента, когда в городе появился этот парень из Остального мира. Он, даже не видя его, почувствовал для себя опасность. Потому-то и развернул всю эту кампанию со "шпионом". Но в последнее время тревога стала прямо-таки осязаемой, ходила за ним по пятам, как собака на поводке, не давала покоя. И главное - он никак не мог понять в чем дело? Может быть, ничего страшного - просто старческая мнительность? Возможно, возможно. Ведь все складывается именно так, как им задумывалось.
Три дня назад утром к нему в кабинет влетел возмущенный Березин.
- Данька, ты негодяй! - гневно закричал он с порога, называя правителя студенческим именем.
Пытавшаяся было задержать ученого референт, от этих слов упала в обморок. Роман Маркович растерялся, бегал вокруг нее, не зная, что предпринять, подхватил её под мышки, - хотел подтащить к дивану, но дородная референт оказалась для него неподъмной. Схватил стоявший в приемной графин с водой и почти всю её вылил на голову женщины.
- А?!... Что?!, - открыла она удивленные глаза, но увидев перед собой ученого, вновь потеряла сознание.
Пантокрин с презрительной усмешкой наблюдал за действиями своего бывшего студенческого друга. Маленький жалкий человечек. Что он может без него, Пантокрина? А ничего не может. Такие березины и рождены для того, чтобы ими управляли. Иначе в обществе, в городе, в мире будет полная неразбериха.
Отчаявшись привести референта в чувство, Березин беспомощно посмотрел на правителя.
- Что же с ней делать? Может быть вызвать врача?
- Оставь её в покое, - раздраженно проговорил Пантокрин. - Ничего страшного. Заходи. Что случилось?
Роман Маркович прошел в кабинет, сел в кресло, устало проговорил:
- Ответь мне, Данька, - какую очередную гнусность ты затеваешь?
- Ты кажется, Рома, забываешь с кем говоришь? Я ведь могу и обидеться.
- А мне это совершенно безразлично. Зачем ты эту славную девушку хочешь сделать куклявкой?
- Я же тебе говорил.
- Не ври. Просто девушка ответила отказом на твое предложение выйти замуж, вот ты и решил добиться своего, как говорят в народе, - "не мытьем, так катаньем".
- Это кто ж тебе подобную глупость сказал?! - деланно возмутился Пантокрин. Он понимал, что сейчас его так тщательно подготовленный план подвергся серьезному испытанию. Этот принципиальный дурак может все сломать.
- Мне это сказала она сама.
- Значит, ты не веришь своему старому другу, твоему правителю, и веришь какой-то девчонке?! Хорош, нечего сказать!
- Не верю я тебе по одной простой причине - ты негодяй, а негодяю нельзя верить, иначе это может плохо кончиться. Итак, или ты говоришь мне все начистоту, или я отказываюсь во всем этом участвовать!
Пантокрин вскочил из-за стола и, наливаясь красным и выкатив глаза, заорал своим громовым басом:
- Это ты с кем это, козел?! Обнаглел, мать твою! Или забыл, старый мерин, что я с тобой могу сделать!
Но Березин прекрасно изучил своего давнего приятеля, видел, что тот актерствует, давит на психику. Нет, не тот Пантокрин человек, чтобы отказаться от задуманного. Поэтому сказал спокойно:
- А ты меня, голубчик, не пугай. Я уже пуганный и твоих угроз не боюсь. Делай, что хочешь, но только превращать девушку в куклявку я не буду. Прощай!
Он встал и направился к двери. Подобного развития событий правитель явно не ожидал и на какое-то мгновение растерялся. Затем шустро выскочил из-за стола, догнал ученого у самой двери, преградил дорогу.
- Ну что жа ты, Рома, как маленький, честное слово! ласково-укоризненно сказал, обнимая Березина за плечи и увлекая к столу. Ну, погорячился, извини! Правители ведь тожа, понимаете ли, люди и ничто человеческое им не того.
Он с силой усадил ученого обратно в кресло. Тот для видимости немного посопротивлялся, запальчиво сказал:
- Все равно я из неё куклявку делать не буду. Такая красавица! Такая умница! Это же форменное свинство! Как ты только мог до такого додуматься?! И ещё нагло врешь?! Деспот! Мерзавец! Негодяй!
- Ну хорошо, Рома, хорошо, признаюсь, что хотел таким образом добиться своего, - миролюбиво проговорил Пантокрин, не обращая внимание на сыпавшиеся на его голову оскорбления. - Ну, влюбился на старости лет без памяти и ничего с собой поделать не могу. А отступаться от своего, ты жа знаешь, я не привык.
- Так ты из-за этого и жену угробил?
- А то из-за чего. Все из-за любви этой треклятой. Но Фаина и так, слава богу, пожила на этом свете, как сыр в масле каталась. Пора и честь знать. Правда, Рома?
- Ты Бога то не марай всуе мерзкими своими устами, богохульник! Ведь если бы ты со мной по-хорощему с самого начала поговорил, то может быть я бы тебе и помог в твоем деле. А то ведь все норовишь либо обмануть, либо запугать.
- Извини, Рома! Помоги, а?! Век тебе буду обязан. Никакой жизни мне от этой любви нету. Веришь?!
На лице правителя было написано покаяние, по щекам катились крупные слезы. Но глаза, которые он пытался спрятать от ученого, были нехорошими. Злыми были глаза, мстительными.
"Ничего, дай только срок, сделай дело, ты за все мне ответишь, козел! - бродили в его голове мстительные мысли. - За все поквитаемся. Права мне здесь вздумал качать, старый идиот. Я тут должен перед тобой выплясывать, заискивать. Ничего, за все за это ты ещё умоешься собственной кровушкой. Ох, умоешься! Это я тебе обещаю".
И от этих мыслей стало сразу как-то спокойнее Пантокрину, привычнее. Он был опытным политиком. Сколько ему приходилось обнимать и целовать своих врагов, заискивать перед ними, раздавать им обещание. А где они сейчас все? Тютю их. За все они ему заплатили. За все. Сполна. И этот заплатит. Обязательно заплатит. Но пока он ему нужен. Поэтому пусть пока пофорсит. Очень скоро он об этом пожалеет.
Березин прекрасно видел притворство Пантокрина, но сделал вид, что поверил в его искренность. Сказал нерешительно:
- Прямо не знаю, что с тобой делать?
- Помоги, Рома! Я в долгу не останусь.
- Хорошо. Уговорил. Так и быть, помогу. Но для этого вовсе не обязательно делать из девушки куклявку.
- А как жа иначе заставить её быть мне послушной?
- Но ты, наверное, хочешь, чтобы она была не только послушной, но и полюбила тебя, верно?
- Об этом приходится только мечтать, - вздохнул правитель.
- Именно это я и хочу сделать.
- А это возможно?! - Вспыхнувшая было на лице Пантокрина радость, сменилась тут же недоверием. - Ты что-то, Рома, темнишь, а? Никак надуть хочешь? Ох, смотри, Рома, с огнем играешь! Неужто ты искренне хочешь мне помочь?
- Конечно. - уверенно проговорил ученый. - И потом, от всего этого я имею свой интерес - ты ведь обещал отпустить нас с Григорьевым из города.
- Раз обещал - сделаю. О чем разговор. А как жа ты с Таней, Рома? Что-то я раньше не слышал, что ты вот так вот можешь? Это для меня, понимаешь ли, что-то новенькое. Как это ты, чтобы не куклявкой, а так просто? Смотри, ежели что, ты меня знаешь.
- Для этого девушке каждый день необходимо будет вливать сто грамм стимулирующего раствора куклявки и сто грамм твоей крови. Дней через десять она будет послушной и ласковой, а через месяц всем сердцем тебя полюбит.
- Спасибо, Рома! Век не забуду! - вновь "прослезился" правитель, обнимая ученого. - Да, но десять дней - это жа литр крови?! А не многовато, Рома? У меня ведь лишней крови нет. Нельзя ли того, понизить немного, а? Грамм по пятьдесят я, пожалуй, выдержу. А по сто многовато. Многовато, Рома. А?
- Любовь требует жертв, старый ты греховодник, - рассмеялся Березин. И потом, потерю твоей крови мы частично компенсируем кровью девушки. Все будет нормально.
Но все получилось не совсем так, как обещал ученый. Уже после второго забора у него крови, Пантокрин почувствовал легкое недомогание и слабость. Ничего не хотелось делать, а только спать, спать и спать. Его великая любовь, его ненаглядная Танечка теперь вновь жила в его комнате отдыха. И уже не была ни пантерой разъяренной, ни букой какой. Стала более приветливой, даже ласковой, уже улыбалась ему улыбкой нежной, такой лапонькой становилось, что загляденье просто. Ему бы только радоваться, глядя на нее. Но не было радости. Нет. Было сомнение. И было беспокойство. Шкурой чувствовал, что здесь что-то не то. Интуиция подсказывала - впереди опасность. А она его ещё никогда не подводила. А позавчера пришел этот попик наивный. Стал проситься отпустить из города. Сколько трудов стоило его уговорить остаться и продолжить свой "великий" труд. Потребовалось все его умение, вся хитрость. Насилу уговорил. Понял - с чего это он вдруг стал проситься. Опять этот парень, этот шпион. Шлепнуть бы его сразу и дело с концом, теперь бы спалось спокойнее. Так нет, решил воспользоваться случаем. Старый дурак! Под семьдесят уже, а все не терпится с кем-нибудь бороться. Ни наборолся ещё за свою жизнь, старый негодяй! Этого парня даже проверенный на Фаине яд не взял. Что же делать? Может быть, к стенке его? Но премьер, втайне мечтающий занять его место, и вся эта свора законченных интриганов и тупиц сочтут это его, Пантокрина, поражением, станут говорить о его слабости. Нет, он не имеет права давать им повода для этого. Надо поообещать кому, как этому мерину Березину, отпустить из города. За это много найдется охотников прикончить шпиона.
Идея правителю понравилась и он решил немедля приступить к её осуществлению. Но даже это не успокоило его. Нет. Глодали изнутри сомнения, спасу нет. А тут ещё кот этот. Кот сразу Пантокрину не понравился. Слишком умные да хитрющие глаза были у этого кота, чтобы понравиться. Приволок его с улицы вчера Березин. Якобы Танечка его попросила об этом, заскучала девочка. Да шут с котом, он, Пантокрин, не против. Но кот коту рознь, верно? Этот больше на дворцового интригана похож, чем на кота. А может быть это ему все кажется? Слишком мнительным стал в последнее время? Возможно, возможно. Но беспокойство, вот оно, куда ж его деть. И вялость эта, и слабость. Но несмотря на то, что постоянно хотелось спать, не шел сон к нему. Нет. Наоборот, бежал от него, как черт от ладана. Устал он, измучился совсем. Угораздило же его на старости лет влюбиться, старого осла. Вот теперь и терпи муки, не хнычь. Устал. Смертельно устал он. Может быть от жизни устал? Нет-нет, это пройдет, все будет нормально. Он ещё себя покажет. Он ещё заживет со своею Танечкой, будь здоров как заживет. Только нужно маленько оклематься. Старое тело его ныло, скрипело от усталости, молило об отдыхе. Надо было срочно отдохнуть. Хотя бы вот здесь, на диване в кабинте. А может быть в комнате отдыха? Нет, там Танечка. Мало ли что может подумать. Лучше здесь, в кабинете.
Пантокрин попросил референта принести ему снотворное. Как же её зовут? Роза? Нет, не Роза. Но тоже что-то с цветами связано. Василиса? Нет. Может быть Анюта? Может и Анюта. Ну её к шутами! Какая, в принципе, разница как её зовут.
Выпив две таблетки снотворного, Пантокрин лег на диван и вскоре уснул. Снились ему его сомнения в виде нескончаемой вереницы немощных старцев, бредущих, держась друг за друга, по бескрайней знойной пустыне. А над их головами с диким жутким хохотом и завываниями черной пантерой летала тревога. От этих завываний он и проснулся.
Была ночь. Кто-то предупредительно включил зеленую настольную лампу. Вероятно референт. Она никогда не позволяла уйти домой без его ведома. А по кабинету с диким улюлюканием и хохотом летала на метле... Татьяна. Опять явился не запылился демон. Не может его нечистая сила без этих штучек. Никак не может. Как его только Хозяин терпит да ещё на таком ответственном посту. Хохмач, выискался. Несерьезный он, этот статс-секретарь. Пантокрин бы ему должность лакея не доверил. Нет, не доверил бы.
Пантокрин поспал, отдохнул и теперь чувствовал себя вполне сносно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48