А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Его мощное биополе нервировало, вызвало голодные спазмы желудка. Захотелось стать таким маленьким, чтобы можно было спокойно спрятаться за обшивку сиденья. Да, не хотел бы я с ним встретиться в рукопашном бою. Он, снисходительно усмехаясь, прокомментировал мои слова:
- Надежда юношей питает. Разрешите представиться. Старший инспектор уголовного розыска Заельцовского РУВД капитан Коломиец Антон Борисович.
Я мог бы простить ему его подковырку, но снисходительной усмешки - ни за что на свете.
- Очень приятно, - кивнул. - "Надежда юношей питает!" Как это у вас замечательно, образно прозвучало. Признайтесь, Антон Борисович, вас по ночам мучает бессонница, и вы сочиняете стихи типа: "Мы с приятелем-козлом вместе думам об одном: как же нам ее пымать, что зовут япона мать?" Угадал?
И вновь я себе подивился. Прежде я ни при какой погоде не зарвался бы до такой степени. Видно, подспудно во мне сидели гены какого-нибудь "горлопана и главаря" и, нате вам, нашли время заявить о себе в полный голос.
Капитан громко расхохотался и долго не мог успокоиться, качая головой и повторяя время от времени:
"Ну надо же!"
Наконец приступ веселья прошел, он достал носовой платок, вытер слезящиеся глаза:
- Да вы большой шутник, Андрей Петрович. Это хорошо. У нас в милиции юмористов очень любят.
- Я так и понял.
- Кто это вас? - посочувствовал капитан, с интересом рассматривая мою помятую в схватке с мафией физиономию.
- Да так, неудачно пошутил.
- Бывает, - тут же согласился он. - Андрей Петрович, вам придется пересесть к нам.
Я выбрался из машины и тут же попал в крепкие и надежные руки старшего лейтенанта и еще одного оперативника. Мне надели наручники и запихнули на заднее сиденье. Все правильно. Перед ними был матерый преступник, совершивший, как минимум, одно, а то и с десяток убийств. А с такими нечего церемониться.
В сопровождении оперативников спустился в полуподвальное помещение ИВС, где был оформлен протокол моего задержания по статье 122 УПК РФ. "По подозрению в убийстве", - значилось в нем. Значит, они не нашли настоящего убийцу. Они его будут лепить из меня. Затем мне откатали пальчики в дактилокарту и препроводили в грязный, убогий кабинет. Беленые стены в желтых разводах сырости. Похоже, именно здесь происходила встреча Трубициной с ее другом.
За столом сидел старый знакомый, следователь Дробышев, и, медленно и ритмично, будто метроном, раскачиваясь на задних ножках стула, смотрел на меня,. наливаясь злобой. С самых первых минут нашей предыдущей встречи мы почувствовали антипатию друг к другу. А преодолеть ее порой бывает труднее, чем полюбить сварливую тещу.
- Пальчики ему откатали? - спросил Дробышев вошедшего вместе со мной Коломийца.
- А как же. Все как положено.
- Срочно проверьте.
- Хорошо, - кивнул Коломиец и вышел из кабинета.
После слов следователя меня пробрал озноб. Я отчетливо вспомнил впечатляющую картину: стою я, значит, в квартире Струмилина, на полу лежит труп хозяина, облепленный жирными зелеными мухами, в руках у меня телефонная трубка, и я пытаюсь по отключенному телефону дозвониться до милиции. Кошмар! И заметьте, это сделал не какой-нибудь среднестатистический гражданин, а идиот с высшим образованием, да еще специальным - юридическим. Чем же он тогда думал, оставляя свои четкие отпечатки на телефонной трубке? Чем угодно, но только не головой. Это точно. Я сам предельно упростил этому рыжему индюку задачу сделать из меня "профессионального убийцу"!
Кажется, Дробышев заметил мои душевные муки, проступившие на лице в виде постной и до невозможности кислой мины и затравленного взгляда красивых карих глаз. Заметил и очень обрадовался. По всему, он редко бывает так счастлив, как сейчас, если вообще бывает. Он почувствовал себя на коне и взял повышенные обязательства сделать из меня убийцу досрочно.
- Что это у вас с лицом, Андрей Петрович? - спросил он насмешливо.
Хорошее настроение было ему противопоказано, а потому я тут же решил вернуть его в обычное состояние и взял встречные обязательства довести этого рыжего болвана до белого каления.
- А что у меня с лицом? - спросил удивленно. - По-моему, все в порядке. Во всяком случае, до встречи с вашими верными помощниками оно было нормальным.
От моих слов он сразу почувствовал себя неуютно, занервничал, посмурнел, заелозил на стуле и вдруг заорал благим матом:
- Коломиец!!
В кабинет влетел встревоженный капитан.
- В чем дело, Родион Иванович?!
- Вы приглашали медика для обследования этого? - спросил следователь, пренебрежительно кивнув в мою сторону.
- Нет, - растерялся Коломиец.
- А если он завтра скажет, что его избили здесь, добиваясь признательных показаний? Чем будете крыть?
- Я как-то об этом не подумал. Не волнуйтесь, Родион Иванович, это мы сейчас мигом организуем. Коломиец вышел.
- Это ты правильно решил, - "одобрительно" сказал я Дробышеву. - Все должно быть зафиксировано. Протокол, подпись, печать. Все как положено. Бумага, она и в Африке бумага. Верно? Только ты, Родька, чё-то путаешь. Твои архаровцы избили меня не здесь, а при задержании. Здесь они обещали добавить, если не признаюсь в убийстве Шипилина.
- Молчать! - заорал Дробышев и грохнул кулаком по столу. Отчего стоявшая на столе консервная банка, доверху наполненная окурками, подпрыгнула, окурки высыпались на стол, а в воздухе на какое-то время повисло облако табачного пепла.
Тем временем следователь продолжал надрываться:
- Ты что это себе?!. А?!. Да как ты смеешь, подонок?!. Да я тебя!.. Да я тебе!.. Обнаглел, понимаешь! Ты почему вздумал врать?! Ты на дураков рассчитываешь?!
- А что делать, - сокрушенно развел руками, - если в вашей системе других нет? Умных она отторгает, как чужеродные тела. И потом, ты, Родька, не прав, обвиняя меня во вранье. Со мной в машине ехала знакомая девушка, которая охотно подтвердит, что до встречи с твоими ребятами я был в полном порядке, благоухал туалетным мылом "Камей" и французской туалетной водой, был бодр, жизнерадостен и доверчив, как ребенок.
- Кто такая?
Дробышева уже начинало колотить. Такое впечатление, что вот-вот хватит удар. Багровое лицо его было усталым, даже измотанным душевными- переживаниями. С таким лицом всходят на эшафот, а не людей допрашивают.
- Ты, Родька, с ней познакомишься. Обещаю. Мой адвокат обязательно пригласит ее в суд. И вот тогда суд из пошлого фарса превратится в политическую акцию высокого звучания. Судить мы тебя, Родька, будем со всеми твоими приспешниками и помощниками. И тогда ты поймешь, что значит нарушать закон.
- Молчать! - вновь гаркнул Дробышев, вскакивая, и голосом утопающего заорал: -Коломиец!!
Появился капитан. Удивленно уставился на красного и несчастного Дробышева.
- В чем дело, Родион Иванович?
- Э-этого в к-камеру, - проговорил следователь, заикаясь. - Придет медик, освидетельствуете и составите акт по всей форме. А утром в десять ко мне. Да, не забудьте дактилоскопическую экспертизу.
- Все сделаем, Родион Иванович. - Коломиец повернулся ко мне, сказал со смехом: - Пойдем, "япона мать".
И я оказался в камере. Лег на кровать. В целом был доволен, что довел этого рыжего борова до белого каления. Очень доволен, если не сказать больше. Хотя, если разобраться, положению, в котором я оказался, не позавидуешь. Нет. Что же делать? Рассказать, как было, - значит еще больше усугубить свое и без того незавидное положение. Теперь я пожалел, что в прошлый раз скрыл от Дробышева правду. Точно. Теперь мне веры нет - это определенно. А как объяснить наличие моих отпечатков на телефонной трубке Струмилина? Трудно это объяснить. Трудно, если вообще возможно. Придется снова бессовестно врать. Ничего другого просто не остается.
Ко мне подошел сосед по камере - жалкий тип с помятым лицом, обросшим пятидневной щетиной, скромно присел на край кровати, поинтересовался:
- За что тебя замели?
И такое участие светилось в его крохотных слезящихся глазках, что я сразу понял: передо мной "подсадная утка". Сейчас он попытается залезть в мою еще пока не отягощенную страшными грехами душу своими грязными "щупальцами" и попытается там отыскать то, что требуют от него хозяева.
- Да так, ерунда, - ответил равнодушно.
- А все же?
- По глупости. Перепутал. Хотел плюнуть себе под ноги, а попал в лицо мэру города.
- Шутишь?! - подхалимски осклабился сосед.
- Нисколько.
- Шутишь, шутишь! - уверенно проговорил он, продолжая демонстрировать редкие прокуренные зубы.
- Слушай, отвали! От тебя пахнет мышами и ментами. А я терпеть не могу этих запахов.
- Подумаешь! - обиделся он, вставая.
Плохой "подсадной". Хороший агент не должен обижаться ни при каких обстоятельствах. А этот надулся. Теперь он уже вряд ли получит обещанную за меня премию. Ну и шут с ним. Что мне с ним, детей, что ли, крестить?
Я чувствовал себя настолько уставшим и разбитым, что стоило лишь закрыть глаза, как тут же провалился в черный и бездонный, как провал памяти, сон.
Затем меня разбудили, провели в уже знакомый кабинет, где заставили раздеться. Эксперт тщательно меня осмотрел и составил акт медицинского освидетельствования, где подробно перечислил все мои ссадины и гематомы.
После чего вернулся в камеру и, едва добравшись до постели, вновь забылся сном праведника.
Глава 10
Еще окончательно не проснувшись, услышал металлическое лязганье задвижки и простуженный голос надзирателя:
- Говоров, на выход!
В коридоре два молоденьких сержанта надели на меня наручники, вывели из ИВС. Мы поднялись по крутой лестнице и оказались в управлении милиции. Сержанты подвели меня к двери с табличкой "15", и один из них, приоткрыв дверь, спросил:
- Разрешите?
Из кабинета бодрый голос Коломийца ответил:
- Да. Вводите!
А еще через считанные секунды я уже мог лицезреть и самого капитана в компании старшего лейтенанта и еще одного оперативника, мне незнакомого.
- А вот и "япона мать" прибыл! - весело воскликнул Коломиец. - Как жизнь молодая?
- Спасибо. Так бы жил любой. Словом, живу хорошо, чего и вам желаю.
Капитан хохотнул и, обращаясь к своим приятелям, весело сказал:
- Я же говорил - юморист! Те тоже рассмеялись.
Незнакомый опер, покачав головой, согласился:
- Да, интересный тип.
Присмотревшись к ним повнимательнее, понял причину их коллективного веселья - все трое были в приличном подпитии. А вытащили они меня сюда, как пить дать, для поднятия настроения.
"Бить будут!" - тоскливо подумал.
Капитан почти что с отцовской любовью рассматривал меня и скалил крепкие и породистые зубы. На нем теперь была рубашка из тонкой джинсовой ткани с засученными по локоть рукавами, под которой рельефно бугрились и ходили ходуном мощные бицепсы и трицепсы.
- Слушай сюда, "япона мать", - проговорил наконец Коломиец, закончив визуальный осмотр моей покореженной оболочки. - Вон видишь стол, а на нем бумага и ручка? Садись и пиши "явку с повинной". Понял?
- Понял, - покорно ответил, садясь за стол и беря ручку. - А на чье имя писать?
Он никак не ожидал от меня подобной сговорчивости и даже несколько подрастерялся - обещанный приятелям мордобой оказался под угрозой срыва. Но я знал наверняка, что он состоится, и очень даже скоро. И черт меня возьми, если я очень от этого переживал. Я не переставал удивлять самого себя.
,
- Так, на имя этого... - в замешательстве проговорил капитан. - Ну, как его? На имя начальника милиции, ясно?
Взял ручку и начал писать:
"Начальнику Заельцовского управления милиции от гр. Говорова А.П.
явка с повинной
Гражданин начальник, хочу покаяться и облегчить перед вами душу. Не далее как вчера я позволил себе в мыслях назвать доблестных работников милиции козлами, в чем чистосердечно признаюсь и глубоко раскаиваюсь. Насколько заблуждался, я понял лишь сегодня, когда познакомился с капитаном Коломийцем А.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54