А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


В квартире, как в тесной коробке.
Серванты, сортиры — коробят,
и бьют по глазам хрустали.
А небо бледнеет вдали,
и пахнут водою леса…
Какой это ужас — весна!
Эпизод 8.
Родственники мужа забрали мою девочку на дачу, и я воспользовалась короткой свободой, чтобы сделать покупки: когда она была дома, я только в соседний гастроном и ходила, да еще в булочную, расположенную в нашем доме. Продукты становилось все труднее добывать, иной раз, муж тратил всю субботу и часть воскресенья на рысканье по городу в поисках чего-нибудь съедобного, и получалось, что он отдыха не видел, никуда вместе мы выйти не могли, да и с ребенком он почти не общался. А если он был в отъезде, то я была вынуждена довольствоваться репертуаром нашего магазина. Вот я и решила воспользоваться паузой, чтобы освободить выходные и съездить навестить дочку. Моталась я целый день, устала смертельно, сумки набрала тяжеленные и еле приползла от метро во двор. Окно у соседки было открыто, она не спала, и я подошла к ней. С удовольствием поставила я осточертевшие кошелки на асфальт и, как всегда, присела на подоконник. Больная рассеянно поздоровалась со мной: она безотрывно смотрела на что-то во дворе, и я, проследив за ее взглядом, увидела замечательную картину. Большая ворона натаскала сухих хлебных корок из мусорного бака, сложила их горкой возле лужи, оставшейся после вчерашнего дождя, а потом разложила в воде и стала ходить вдоль лужи и клювом проверять, размок уже хлеб или нет. Размокшие корки она тут же склевывала, и проверяла оставшиеся. Зрелище было уморительным, и мы долго наблюдали за птичьим гением, гордясь, в глубине души, что судьба сподобила нас увидеть этот взлет интеллекта и приобщила к великой тайне, существование которой я давно подозревала, а теперь убедилась в ее наличии воочию: животные не глупее нас, просто у них ум другой, а мы кичимся своим умом, хотя гордиться нам нечем — будь мы по-настоящему умными, разве бы издевались мы так над окружающим нас миром?
Наевшись, ворона улетела, и подруга моя заговорила.
— Вы видели? Ворона, конечно, считается умной птицей, но я не ожидала, что настолько. Иному человеку не мешало бы быть хотя бы таким умным, а то живут многие — идиот идиотом, а гонору! Я ответила ей, что думала сейчас почти то же самое, и удивилась такому совпадению наших мыслей.
А что вы удивляетесь? Я ведь не зря именно к вам обратилась за помощью. Мне давно кажется, что мы с вами похоже относимся к жизни — во всяком случае, из ваших статей я такое впечатление вынесла. Эта ворона мне еще одну историю из моей жизни напомнила.
Когда я училась в девятом классе, была у меня старшая подруга. Года на три она была старше меня. Никак я с юных лет не сдвинусь, наверное, потому, что во взрослом состоянии я уже была не я, а кто-то другой — какая-то женщина, утомленная, апатичная и безразличная ко всему. Все главное было пережито до тридцати лет, а потом, помнится, хотелось мне одного: чтобы оставили меня в покое. Об этом позже, не стану сбиваться.
Так вот, подруга… Она меня всюду за собой таскала, а я — таскалась со смешанным чувством. С одной стороны, мне было лестно, что взрослая девушка дружит со мной, а с другой стороны, мне не нравилось, что я выступаю в роли младшей, ведомой и подчиненной. Но, тем не менее, я давила свое недовольство, потому что мне с нею было интересно.
Ну, у нее, конечно, были и ровесницы-подруги, и время от времени, я оказывалась в их компании. Так было и в тот вечер, о котором я сейчас расскажу. Мы пришли к одной из этих девочек, а потом туда пришли парни и привели своего друга — приехавшего на каникулы московского студента. Они и вина принесли… Как было принято, выключили верхний свет и стали танцевать. Студент танцевал со мной, и уже через два танца мы с ним начали целоваться. Это со мной случилось впервые, и после вечеринки я страшно переживала, что — как же так — целовалась с незнакомым парнем, а как же умри, но не давай поцелуя без любви? Ужасно мы были закодированы — стеснялись малейшего естественного движения души.
Но важно было еще и то, что он назначил мне свидание, тоже первое в моей жизни.
В назначенный день я не могла ни есть, ни читать, ни уроки делать… А уж как я дожила до этого дня, и вовсе непонятно. Но дожила, и пошли мы в кино. До сих пор помню фильм, который мы тогда смотрели.
А потом он уехал учиться и стал мне писать. Письма были никакие. Так, страничка, привет-живу хорошо-учусь-скучаю-приеду летом. Все.Я понимала, что не могут все обладать литературным даром, но чтобы настолько…
Я не уважаю людей, пишущих косноязычно, уныло и с ошибками! Сколько раз, когда ловила на этом своих возлюбленных, уговаривала себя сделать поблажку, посмотреть сквозь пальцы! И ровно столько же раз оказывалось, что поблажку делать не нужно было, а нужно было не поступаться принципами и гнать от себя недоучку. Как-то так совпадало, что лучшие мои мужики были красноречивы, грамотны и прекрасно излагали.
Компромисс. Нет ничего гаже компромисса. Всякий раз, когда мне приходилось идти на компромисс, ничего хорошего из этого не получалось. Я предпочитаю хорошую ссору, когда точки над i расставленны, и знаешь точно, что этот, неприятный тебе человек, не будет мозолить тебе глаза, отнимать твое время, чтобы тебе же испортить настроение, и что не придется ему улыбаться из соображений политеса, хотя скулы сводит от фальшивой улыбки.
Летом он приехал, сообщил, что взял академку, якобы, из-за болезни мамы, пошел работать, но я понимала, что его, скорее всего, отчислили, что учиться он не может. Вслух я этого не произнесла, и мы продолжали встречаться.
Встречались мы у него. К дому его родителей была пристроена комната с отдельным входом, где он и обитал. Вечера мы проводили в этой комнате. Мы, практически, не разговаривали — только целовались. Как-то не о чем было разговаривать… Не помню, чтобы он рассказывал что-нибудь интересное, а ведь жил в Москве, куда-то ходил, что-то видел… Может быть… Хотя и не обязательно, а скорее всего — нет, раз никогда ни о чем не заикался. Я потом немало видела таких московских студентов, которые за все время учебы бывали только в институтском клубе, когда там крутили кино, или в ближайшей пивнушке. Зачем только они в Москву учиться ехали — непонятно.
Встречались мы с ним так все лето, а осенью началось что-то странное: он стал все реже появляться, несколько раз, когда я приходила к нему, его не оказывалось дома; где он бывал, родители не знали, а он говорил, что ходил к ребятам.
Начался самый тяжелый и ответственный год в школе — десятый класс. Нужно было готовиться к поступлению в институт, выпускным экзаменам, зарабатывать деньги на поездку в Москву: только при таком условии родители соглашались меня отпустить — на мои собственные деньги. У меня не было времени и сил на переживания, но я все равно переживала из-за его непонятного поведения, и это сказывалось на моем здоровье: я все чаще болела, у меня пропал аппетит, начались бессонницы, несколько раз даже приходилось принимать снотворное.
Апофеоз наступил, когда он не пришел поздравить меня с днем рождения. Мне день рождения никогда не отмечали, но подруги все-таки поздравляли меня, даже делали подарки, а он и не пришел, и не поздравил. Я заболела всерьез: у меня поднялась температура, как всегда при сильном душевном волнении, открылась рвота, я перестала есть совсем, и мама с недовольным лицом начала ходить со мной по врачам, которые долго гоняли меня друг к другу, пока эндокринолог не обнаружил, что у меня увеличена щитовидная железа, а отсюда и моя нервозность.
Меня посадили на лекарства, лучше мне не становилось, и тут одна из подруг принесла мне новость, которая перевернула мир и жизнь: мой любимый женился. Говорили, что я потеряла сознание, и меня не могли привести в чувство больше трех часов. Сочувствия дома я не нашла: родители считали, что я не умею себя вести, что у меня нет гордости, что рано думать о глупостях — нужно учиться, и вообще, нашла о ком убиваться, тоже — добро! — таких еще будет и перебудет.
Они были правы на сто процентов, да только в тот момент они были неправы. Мне не нотации и насмешки были нужны, а жалость и поддержка, но я их не получила и никогда в жизни не получала, вечно приходилось саму себя утешать, а жалеть себя у меня никогда не было ни времени, ни возможности.
Я, конечно, выздоровела, но только телом. Душа моя осталась больна на всю жизнь. Я получила такой заряд пренебрежения мной, что потеряла, и так не слишком сильную, уверенность в себе навсегда. Странным образом, неуверенность в своих женских качествах распространилась и на всю меня. Я стала сомневаться и в своих способностях, и в том, что я честный и порядочный человек. Мне казалось, что я — дрянь, ведь не мог человек ни с того, ни с сего бросить меня, не сказав ни слова, без причины — значит, я уж такая дрянь, что даже простого объяснения недостойна.
Вот тут бы маме поговорить со мной и рассказать, какие высоты трусости проявляют, порой, мужчины в отношениях с женщинами! Может быть, это помогло бы мне сохранить личность и гордость. Но мама приказала мне немедленно забыть об этом идиоте, и решила, что свой долг передо мной она выполнила. А я осталась при убеждении в своей мерзопакостности.
Всю оставшуюся жизнь я делала не то, что мне хотелось, поступала не по убеждению своему, своей души, не по подсказке своего сердца. Всякий раз я старалась быть хорошей, понравиться, делала так, чтобы меня не осудили окружающие. Тяжело это было — ежедневно и ежемоментно ломать себя, идти наперекор себе и своей сущности, коверкая и калеча ее.
Объяснение у нас все-таки произошло: моя подруга подстроила нам встречу, которая явилась неожиданностью и для него, и для меня. Из его бессвязных объяснений я поняла, что главной причиной его поведение было то, что я слишком молода, отказалась заниматься любовью, а он уже взрослый, и ему нужна женщина.
Я слушала и не верила своим ушам. Жениться только ради постели, что он думал, когда совершал этот шаг?! И женился он на серой и тусклой девице, некрасивой, без образования, работавшей на какой-то работе, которая не требует ничего: ни умственных усилий, ни мастерства рук. То ли в больничном архиве, то ли паспортистка… Этот брак был оскорблением для меня еще и из-за ее ничтожности и подтверждал мое новое знание о себе: я настолько омерзительна, что эта лошадь с серыми редкими волосами и без мозгов показалась ему более заманчивой партией, чем я.
С этим новым знанием я и продолжала жить. Может быть, потому я и не сумела ответить настоящим чувством математику, хотя именно такого типа мальчик был самым подходящим вариантом для меня.
С этим новым знанием я уехала в Москву, где вовсю пыталась забыть и этого рыжего идиота, и его предательство.
Время не все лечит, но эту рану оно залечило, жизнь моя шла, в ней возникали и уходили в небытие новые романы, появлялись и исчезали люди.
Моя первая любовь получил квартиру в одном дворе с моими родственниками, и я была в курсе всех событий в его жизни.
У него родился сын, что, само по себе, плохой признак: от настоящих, стоящих мужчин родятся девочки. Когда мужчина слаб, природа дает женщине сына, как бы в компенсацию слабости партнера. Когда мужчина силен, рождается девочка, в подтверждение его способности прокормить не только жену.
Но он, явно, не был настоящим мужчиной. Второй ребенок тоже был мальчиком, а родился он, когда его отец, моя бывшая любовь, уже был алкоголиком, дважды или трижды побывавшим на принудительном лечении. Я до сих пор не понимаю, зачем его жена родила второго ребенка: что хорошее может родиться от алкоголика?
Шли годы, я тоже вышла замуж, развелась, вышла замуж вторично, родила от второго мужа дочь, получила диплом и переехала жить в этот город, где мой муж родился и прожил всю свою жизнь, за исключением того времени, когда он бывал в плавании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24