- Какая избирательная кампания? - удивился Леша. - До выборов еще три года!
- С предыдущим народным избранником от того округа, где баллотируется Жердочкина, что-то случилось, - объяснил Генрих. - Теперь на его место претендуют пятеро кандидатов. По словам Веры Ивановны, Жердочкина всерьез рассчитывает на победу. Электорат в округе в основном ориентирован на демократов, а ее соперники - не того поля ягоды. Один - коммунист, другой националист, третий - военный, а четвертый вообще никто. Никому неизвестный самовыдвиженец склочного нрава, всю жизнь искавший справедливость в товарищеских и нетоварищеских судах. А у Галины Николаевны кристальная биография убежденной демократки.
Я поперхнулась чаем.
- Теперь понятно, почему она так испугалась, - сказал Леша и объяснил остальным: - Когда-то Жердочкина имела неосторожность поделиться своими планами на будущее с Варькой и Надеждой. Она мечтала пробиться в ряды партийной элиты. Естественно, коммунистической.
- Ерунда какая-то, - пробормотала я. - Мало ли какую чушь несут подростки в четырнадцать лет! В конце концов, у всех у нас позади комсомольская юность. Не могла она испугаться из-за такой чепухи!
- Еще как испугалась! - заверил Генрих. - Вера Ивановна рассказала мне о вашем вчерашнем визите. После вашего ухода Жердочкина дрожала, как осиновый лист. Бросилась кому-то звонить, плотно закрыв за собой дверь. А потом строго-настрого запретила Вере Ивановне впускать тебя и отвечать на вопросы о хозяйкиной карьере. Даже к телефону подходить не велела.
Я помотала головой.
- Ничего не понимаю.
- А я, кажется, понимаю, - сказал Леша. - Когда Жердочкина тебя увидела, в первую минуту она испугалась от неожиданности - просто потому, что ты знаешь о ней нечто такое, о чем она не хотела бы вспоминать. А ты, заметив ее испуг, повела себя агрессивно, да еще пристала с расспросами о карьере. Допустим, ты узнала, что она перекрасилась в демократку и лезет в Думу, и, кто тебя знает, вдруг заявишься на какую-нибудь ее встречу с избирателями и расскажешь собранию о ее честолюбивых юношеских замыслах про райком комсомола, про вступление в партию, как она метила в ВПШ и так далее?
- Я что, похожа на сумасшедшую?
- Спрашиваешь! - проснулся Прошка.
- Сумасшедшая - не сумасшедшая, а предсказуемой тебя не назовешь, смягчил диагноз Леша. - Оценив комичность ситуации, ты вполне могла забавы ради поделиться своими воспоминаниями с избирателями или журналистами наймитами конкурентов. Тем более что сердечности по отношению к Жердочкиной ты не выказала. А для нее сейчас важен каждый голос.
- В любом случае подозрения с Жердочкиной можно снять, - резюмировал Генрих. - Охота была без пяти минут депутату ввязываться в криминал незадолго до выборов.
- Ладно, Жердочкину вычеркиваем, - согласилась я. Тем более что мы с Лешей, кажется, нашли виновницу моих бед. - И я рассказала о Липучке, о ее перевоплощении в классическую красавицу, из-за чего я не обращала на нее внимания, хотя вот уже несколько лет то и дело натыкаюсь на нее возле своего дома, и наконец о ее дружбе с Софочкой, соседкой, чьей единственной страстью остается неукротимое любопытство, напрвленное, похоже, исключительно на мою персону.
Марк вздохнул:
- Ну что ж, придется вступить в контакт с Софочкой.
Я оцепенела.
- А вот ты точно не в себе! Я восемь лет руками и ногами отбиваюсь от ее навязчивых попыток сойтись со мной поближе, а ты собираешься в одночасье свести на нет все мои усилия? Побойся бога, Марк! Уж лучше явка с повинной!
- Ну уж нет! - отрезал он. - Не для того мы тут копья ломали, чтобы тебя упекли за решетку. Вовсе не обязательно тебе самой разговаривать с Софочкой. Это могу сделать я, Прошка или Генрих...
- Не думаешь ли ты, что Софочка не учует, откуда дует ветер? За восемь лет бдений у дверного глазка и кружки, прислоненной донышком к стене, она как-нибудь уяснила, что мы неразделимы, словно сиамские близнецы! Оказав услугу любому из вас, она будет рассчитывать на мою благодарность. Нет, лучше умереть, чем стать ее должницей!
Голос мой набирал силу, и Леша, безошибочно спрогнозировав бурю, попытался повернуть корабль в безопасную гавань:
- А не стоит ли нам поискать других знакомых Белоусовой?
- Потратить неизвестно сколько времени с неизвестно каким результатом? - подал голос Прошка из своего угла. - Где гарантия, что она кому-то, кроме Софочки, говорила о своем интересе к Варваре?
- А где гарантия, что она говорила о нем Софочке? - прорычала я. - Эту отпетую сплетницу упрашивать не нужно. Соглядатайство - ее любимое занятие. Сиди себе, слушай, да мотай на белый ус. Бьюсь об заклад, Софочка и не подозревает об истинной цели визитов Липучки. Просто заходит знакомая посидеть, поболтать.
- Все равно мы должны попытаться, - сказал Марк.
- Нет!
- Да!
- Я запрещаю!
- Запрещай на здоровье!
- Только посмейте! Я вас прокляну! На порог не пущу! - Я швырнула на пол чашку.
- Прекрати!
- Варька, успокойся!
- Видали психопатку?
Я потянулась за тарелкой из-под бутербродов, схватила ее и занесла над головой. В эту минуту в дверь позвонили.
Глава 17
- А вот и Софочка! - злорадно объявил Прошка.
Я вздрогнула и опустила тарелку. Что же это я так раскричалась, когда враг за стеной? Неужто и впрямь она? Говорят же умные люди: не поминай черта к ночи!
- Не смейте открывать! - просипела я.
Но спина Марка уже исчезла в дверном проеме. "Ах, так! Ну, пеняй на себя! Если это Софочка, я окажу ей такой прием, что она добровольно вылетит отсюда пробкой, и никогда больше не рискнет заговорить с одним из нас!"
К моему несказанному облегчению, голос, зазвучавший в прихожей, был мужским. Минуту спустя в гостиную вошел юный Санин. "Сюрприз номер четыре! мысленно объявила я и, вспомнив сегодняшний визит Куприянова, мысленно же удивилась: - Интересно, почему они всегда являются гуськом? Сговариваются, что ли?"
Мы поздоровались, я пригласила гостя к столу, не спрашивая поставила перед ним чашку, подобрала с пола осколки, сходила на кухню, долила в чайник воды, вернулась, включила чайник и только после этого поинтересовалась, что привело ко мне сыщика.
- Мне нужна ваша помощь, Варвара, - он с тоской оглядел моих друзей. Могу я поговорить с вами наедине?
- Ни в коем случае! - встрепенулся Прошка. - Вы не знаете, о чем просите! Думаете, ваша молодость защитит вас...
- Прошка!
- Смолкни, паяц!
- Не обращайте внимания, Андрей. Это обыкновенное помрачение рассудка на почве добровольного голодания. Сами понимаете, бред, галлюцинации...
- Чья бы корова мычала! Кто только что бесновался, ревя и круша? На сытый желудок, между прочим.
- А что мне оставалось делать, если у всех вас одновременно поехала крыша?
- Твоя крыша стартовала уже давно. Нашим ее нипочем не догнать.
Щелчок чайника и дрессировщицкий окрик Марка прозвучали одновременно. Я послала Прошке убийственный взгляд и занялась гостем. Когда он получил свой чай и тарелку с последним кусочком тортика, Генрих осторожно поинтересовался:
- Андрей, а почему вам понадобилась помощь Варвары? Появились новые данные?
Поскольку Санин только что откусил тортика, он не ответил сразу. Но кивнул.
- Дайте человеку спокойно выпить чаю, - сказал Марк, предупреждая новые вопросы.
Не знаю, можно ли спокойно пить или есть, когда тебя пожирают пять пар глаз, но так или иначе Санин опустошил и чашку, и тарелку и перешел к новостям.
Когда он назвал имя Виктор, что-то зазудело у меня в мозгу, но, поглощенная повествованием сыщика, я не обратила на это внимания. Однако зуд все нарастал и нарастал и наконец его стало невозможно игнорировать. Я закрыла глаза. Перед мысленным взором тут же возникли фотоснимок Доризо и почему-то - новое лицо Липучки. Потом внутренний голос произнес несколько раз "Виктор, Виктор..."; в мозгу щелкнуло и внезапная вспышка выхватила из темноты другое лицо. Я вспомнила.
* * *
Вдыхая крепкий сладкий аромат черемухи и поеживаясь от холода, пробиравшего меня под ветровкой, я торопливо шагала к метро. Перед глазами маячила спина рослого широкоплечего молодого человека в дорогой кожаной куртке. Мы шли в одном направлении с одинаковой скоростью, и это меня раздражало - не люблю таких случайных "связок". Я прибавила шагу, чтобы обогнать парня, но тот вдруг запнулся, остановился и начал оседать на асфальт. Я подоспела как раз вовремя, чтобы уберечь его голову от контакта с бордюром.
Свинцовая бледность, бисеринки пота на лбу и закрытые глаза утвердили меня во мнении, что молодой человек нуждается в срочной медицинской помощи. Оказать таковую не в моих силах, поэтому я начала озираться по сторонам в поисках более подкованных по этой части прохожих. Но тут парень открыл глаза.
- Шприц... в нагрудном кармане... - прошелестел он. И уловив в моих глазах ужас, добавил через силу: - Подкожно... Это просто.
Просто - не просто, а деваться некуда. Не помирать же мoлодцу из-за моей неспособности сделать инъекцию и глупого страха перед медицинскими инструменами! Я нашла у него в кармане упаковку с заряженным одноразовым шприцем, сорвала обертку, задрала рукав кожанки, зажмурилась... Получилось! Ай да я! Вот он - талант. Не даром баба Маня уговаривала меня поступать в медицинский.
Через пару минут молодой человек снова открыл глаза, достал из кармана платок и провел им по лицу. Капельки пота и свинцовая бледность пропали, на лицо вернулись краски. Воскрешенный сел, посидел немного, словно прислушиваясь к себе, потом встал на ноги, отряхнулся и отрекомендовался с виноватой улыбкой:
- Виктор.
- Варвара. Вы уже совсем ожили или может случиться рецидив?
- Надеюсь, что совсем, но... - Он замялся. - С моей стороны будет очень большой наглостью, если я попрошу вас проводить меня до дома? Отсюда полчаса на машине, дорогу туда и обратно оплачиваю, естественно, я. И угощаю обедом. Сегодня же, если вы не торопитесь, или в любой другой удобный для вас день.
- Мне нужно позвонить. - Я огляделась, высматривая телефон-автомат.
- Прошу. - Виктор достал из внутреннего кармана мобильник и протянул мне.
Я позвонила в издательство, извинилась и, сославшись на непредвиденные обстоятельства, перенесла встречу на завтра.
Виктор держался безупречно - не смущал меня избыточными проявлениями благодарности, не цепенел от неловкости, не пытался заигрывать. Его манеры были естественны и сердечны. Он оказался неплохим рассказчиком и хорошим собеседником - внимательным, чутким к переменам настроения визави, искренне заинтересованным. Сначала я не собиралась принимать его приглашение на обед, думала, что довезу больного до дома и поеду по своим делам, но Виктор очень мило настоял на своем, уверяя, что он прекрасный повар и я представить не могу, как много потеряю, если не останусь.
Он действительно очень ловко управлялся с кухонной утварью. В мгновенье ока приготовил превосходный салат из креветок, а потом божественный мясной рулет с какими-то редкими пряностями. За обедом он признался мне в любви к Франции - к ее литературе и живописи, вину и кухне, ландшафтам и архитектуре. Его красочные живописания французских провинций и Парижа сделали бы честь любому путеводителю.
Потом Виктор смешно рассказывал о своей неудачной попытке приготовить виноградных улиток - как он долго ползал, собирая их, по винограднику, как три дня откармливал пленниц белым хлебом, а когда пришла пора посадить их на соль, чтобы они выпустили слизь, жалость к божьим тварям победила страсть гурмана, и он отпустил бедняжек на волю. Еще он весело подшучивал над своим французским прононсом, рассказывал о забавных недоразумениях, которые возникали, когда он пытался флиртовать с француженками.
В ответ на его расспросы я призналась, что никогда не бывала в Европе дальше Праги, что предпочитаю городским пейзажам дикую природу и рассказала, как убегала от валдайского медведя, исступленно колотя ложкой по котелку, до тех пор, пока он не завопил человеческим голосом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46