Он че, застекольщик что ли долбанутый, чтобы при иллюминации мочилово устраивать. Это ж с улицы кто-нибудь увидеть мог.
— Кому смотреть? Все спят, — не унимался Кука. — Потом… черт… мысль пропала… А вот, вспомнил! Рана! Посмотрите на рану…
— Может, не надо, — чуть не плача пискнул Лева. Но Кука, похоже, и не собирался ее демонстрировать, он просто продолжил:
— Рана нанесена очень точно. Один удар — и в сердце. Этого в темноте не проделаешь, — он удовлетворенно кивнул, видимо сам себе понравился. — Так что, говорю вам, свет он выключил потом…
— А какая разница, когда и зачем убийца выключил свет? — недоуменно спросила Изольда.
— И правда, — смутился Кука. — Никакой.
У меня в голове мелькнула какая-то смутная мысль, но тут же пропала. Так что я тоже не смогла объяснить, почему мы прицепились к этому свету. За сим и закрыли эту тему.
— Короче, — резюмировал Артемон. — Пырнуть Витька мог любой из тех, кто типа спит в корпусе.
— А я думаю, что это повар, — шепотом выдал Суслик.
— Это еще почему? — удивилась я.
— Нож-то из столовки.
— И что? Незаметно стянуть любой мог. Ножи на видном месте лежат.
— Но у него такое зверское лицо, — не унимался Суслик. — И мяса он не докладывает.
— Так за это его мочить надо, а не ему, — как бы пошутил банкир.
— А мне кажется, это сторож, — внесла свою лепту в идиотское расследование Галина Ивановна.
— А он-то что вам не докладывает? — хохотнул Артемон.
— Он спортсменов не любит, потому что хромой. Вот и…
— Хромой он, потому что старый, — вмешалась Ксюша. — Ему лет 100, наверное.
— А, может, это… — Галина Ивановна подозрительно зыркнула на Суслика. — Мишаня а это не ты? Ведь он у тебя недавно лаборанточку увел? Ну ту, с косой…
— Вы чего это? — перепугался Суслик. — Чего удумали? Я никого и пальцем…
— Увел или нет? — нахмурился Артемон.
— Увел, но это же не повод…
— Может, и Петюня у тебя кого уводил?
— Нет, — в панике заголосил Суслик.
— Год назад, — прокурорским тоном отчеканила Галина Ивановна, — он отбил у него Катю — бухгалтершу. Я помню.
После этих слов все, даже неспособный на негативные чувства Лева, посмотрели на Суслика с подозрением. Сам же обвиняемый посерел и выпалил:
— А Петя и у Сереги девушку увел. Вот.
— И что из того? — взвился Серый.
— А еще у Стапчука, — продолжал обличать Суслик.
— Чего придумываешь? — взревел радист. — Никакая она мне не девушка была. Я с ней только раз в кино сходил.
— Да этот Петя у всех баб уводил! Он же маньяк был сексуальный!
— У меня не уводил! — хохотнул Тю-тю.
— А еще, — не унимался Суслик, — Петька у Галины Ивановны еще до кризиса тысячу долларов занял, и все не отдавал, может, она разозлилась и прибила его…
— Я тебя сейчас прибью! — взвыла начальница патентного бюро. — За клевету, гаденыш ты эдакий!
— Но ведь занимал? А Галина Ивановна?
— Он не только у меня! У многих! И никому не отдал! — она сделала большие глаза. — Еще Петька шантажировал Стапчука! Я знаю! Он как-то прознал, что Стапчук болеет нехорошей болезнью и скрывает это от жены, потому что заразился не от нее, а от какой-то шальной бабенки… И Петька с него деньги тянул за молчание!
— Я ему всего один раз денег дал, потом только в морду! — закричал радист со своего места. — Потому что вылечился!
Галина Ивановна набрала в грудь побольше воздуха, чтобы на одном дыхании выдать очередную порцию сплетен, но успела, ее перебил Кука. С ехидной улыбочкой на своей младенческой физиономии он произнес:
— Не НИИ, а террариум какой-то.
Нихлоровцы переглянулись. Зарделись, засмущались и, устыдившись своего недавнего поведения, поникли. Даже Галина Ивановна подавилась воздухом и села, не сказав ничего. Только Суслик все никак не мог успокоиться, он то и дело вскакивал, дергал руками, беззвучно шевелил губами и хрипло вздыхал.
— Короче, так, — пробасил Артемон. — Про этого Петюню мы все поняли. Гнида, а не человек был. С ним все ясно, но Витька-то за что? Какие версии?
Версий ни у кого не было. Витька не у одного из нас такой жгучей ненависти, как Петюня, не вызывал. Оставалось думать, что его убрали либо как свидетеля, либо… на турбазе орудует маньяк, и Виктор стал его следующей жертвой…
— Я знаю кто! — выдал Суслик торжественно. — Это Санин с Маниным. Они вчера лыжи украли, я сам видел. И еще что-то, вроде теннисную ракетку. Инструкторы, наверное, их вычислили, вот воры их и ликвидировали. Один одного убил, другой другого.
— Тогда следующим будешь ты, — протяжным шепотом произнесла я.
— Почему это? — запаниковал Суслик.
— Ты последний свидетель. Сам говоришь, что видел.
— Я погорячился! Я ничего не видел! А если и видел, никому не скажу! — истерично завопил он. — Честно!
— Миш, замолкни, а? — устало пробормотала я. — От твоих истерик голова болит. Как и от твоих дурацких версий. Придумал, то же мне, чтоб из-за облезлых лыж… Да они их и украли только по привычке или чтобы форму не терять. Санин с Маниным пол нашего НИИ вынесли и продали, и, заметь, никого еще не убили.
Все молчали — видно выдохлись. И в этой тишине раздался робкий голос Зорина:
— Я есть хочу.
После этих слов все поняли, что хотят того же. Особенно, как оказалось, проголодался Серега — в его животе заурчало так громко, что это урчание можно было принять за работу двигателя машины «КАМАЗ».
— А где здесь хавчиком можно разжиться? — спросил Артемон, плотоядно облизнувшись.
— В столовой, — резонно заметил Кука. — Так, наверняка, в холодильниках полно еды.
— Ой, че-то не хочу я той еды, — закапризничал банкир.
— Не хочешь — не ешь, — буркнула Галина Ивановна. — Жди, когда тебе омаров привезут. На вертолете.
Артемон не удосужил ее ответом, но больше не одного дурного слова в адрес столовской пищи мы от него не услышали. Даже когда он давился холодной клейкой перловкой, выковырянной со дна кастрюли, ни разу не пожаловался.
— Ну пошлите уже, — переминаясь от нетерпения, позвала Сонька. Она с похмелья бывает очень прожорливой.
— Пошлите, — кивнул Артемон и повел нас в столовую.
12.
Мы бродили по обширной столовской кухне, открывая все, в чем могло храниться съестное: кастрюли, бачки, холодильники, шкафы и хлебницы. Улов был невелик. Кроме хлеба и консервов, нашлось еще немного каши, о которой я уже упоминала, вчерашнего супа, компота и прочих «объедков». В большом количестве было обнаружено сырое замороженное мясо, но готовить его никто не пожелал, так как все испугались гигантской электроплиты, не известно как приводимой в действие.
Оставались консервы и хлеб. За них мы поначалу и принялись.
Первые 10 банок опорожнили молча, слышно было только сопение и довольное почавкивание. Вторую партию поедали уже за светских разговором.
— А вкусная штука, оказывается, эта сайка с горохом, — облизываясь, изрек Зорин.
— И тушенка холодная ничего идет…
— А я икру ем. Ложками. Правда, минтаевую…
— О! — пробормотал с набитым ртом Артемон. — Сто лет не ел кильку в томатном соусе. Зашибись закусочка.
— А я только ее и ем, — скривился Серега. — Надоело. Дайте мне супа.
— Но он холодный. И на поверхности жир плавает, — передернулась Изольда.
— Жир это хорошо. Я люблю сытно поесть.
Бухгалтерша скривилась, но кастрюлю подала. Глядя на него, все остальные перестали воротить нос от остатков вчерашних трапез и застучали ложками по кастрюлям, выгребая со дна кошмарное варево.
Наконец, все наелись. Сытые, перемазанные перловкой и томатом, откинулись на спинки стульев.
— Уж и не помню, когда с таким кайфом ел, — благодушно пробасил Артемон. — И чего я все лобстеров хаваю, килька-то лучше. Мне че-то в последнее время обрыдла эта экзотика! Трюфели всякие, суши, мать их! А тут ваще… Меня дружбан в индийский ресторан затащил. Клевое место, говорит, танец живота, говорит, это он с турецким перепутал, ну да ладно… Приперлись. Смокинги напялили, все дела, думаем в чумовой кабак зарулили, надо ж выглядеть… Ты там не была? — спросил Артемон у меня. — Не? И прально. Там, знаешь, какие столики? У меня табуретка в детсаде выше была. А под жопинс вместо стула подушка. Представь, как мы в своих смокингах корячились… К тому же кругом какие-то сигареты вонючие понатыканы, благовония по ихнему… Ну да ладно. Сели, мы, значится, на эти подушки, к нам тут же какой-то Саид в чалме подбегает — меню тащит. Мы смотрим — а там одни матные слова… — после этой тирады, он полез в карман, достал оттуда бумажник со скромным логотипом «Гуччи» и выудил из него бумажку.
— Что это? — полюбопытствовала я.
— Это счет. Я его на память взял. Вот слушай… Так…МАТТХИ, ПАРАХТА, дальше ваще язык сломаешь… БАСАН РОТИ… прикинь да? Как они базарят на таком языке?
— А что все это такое? — спросил любознательный Зорин.
— Знаешь че? Это все хлеб! Прикинь! Мы ж с дружбаном не знали, что заказывать, а спросить у этого Саида в падлу, ну мы и заказали, что смогли выговорить. Он принес, мы пожрали, но что жрали, что нет — в животе революция. Нам бы картошечки с мяском. Ну спагетти на худой конец. А этот гаденыш в чалме говорит, рекомендую, фирменное блюдо… ща прочитаю… МАККАИ ПАКОРА. Мы говорим — тащи свою макаку. Думаешь, че принес? Кукурузные оладьи. Оладьи! Потом второе фирменное блюдо приволок — еще какие-то оладьи, только из гороха. И, знаешь, как они назывались? Он мне когда счет принес, я чуть ему в морду не дал, решил, что он меня обозвать хочет… ПУДЛА! Во как они назывались! Пудла!
— И сколько эта пудла стоила? — захихикала я.
— А ты сама посмотри, — он протянул мне счет.
Я посмотрела и «выпала в осадок». Эта треклятая пудла стоила как моя пудра «Ревлон» (12 баксов, между прочим), а весь обед тянул на полную косметичку!
— Артем, ты выкинул деньги на ветер!
— Да ладно, это разве деньги! Вот в армянском ресторане с нас действительно однажды слупили — но там мы хоть мяска пожрали, коньячку со свездями выпили литра три…
— И сколько стоил тот обед с мяском и коньячком? — вновь полюбопытствовал Зорин. Только не ясно, зачем любопытствовать, если единственным кулинарным излишеством, которое ты можешь себе позволить, является плавленый сыр «Волна».
— Ну… «жигуленок» прожрали…
Мы ахнули. Каждый представил, что он купил бы на эти «прожранные» деньги. Я, например, мысленно приобрела шубку из шакала (улетный мех у этого зверя, скажу я вам), Зорин, как пить дать, новый модем и безлимитный тариф на интернет, Сонька стиральную машину, пылесос, холодильник, Тю-тю силиконовую грудь и депилятор, Суслик взял бы «жигуленком», ему дюже машину хочется, Галина Ивановна отдала бы деньги партии, а Изольда выписала бы из тундры личного шамана…
— Эх, живут же люди! — мечтательно протянул Серега.
— Да-а, — выдохнули все хором.
— И не жалко такие деньги прожирать? — тихо проговорила Изольда.
— Не, — беспечно ответил Артемон. — Я ж алигарх! Мне по статусу положено бабками швыряться!
— Артем, — смущенно прокашлявшись, спросила я. — Я все хотела спросить, да не решалась… Ты в каком вузе свой диплом купил?
— Не понял, — моргнул Артемон.
— Ну раз ты банкир, у тебя, наверное, какое-то соответствующее образование должно быть. Экономическое или юридическое.
Он отрицательно замотал головой.
— Ну хоть бухгалтерские курсы?
— Не-е. На фига?
— А как же ты работаешь в банке?
— А кто тебе сказал, что я работаю? Я им владею. Владею. Ясно тебе, дурында? — благодушно улыбнулся он.
Я сделала вид, что на дурынду не обиделась, и продолжила допрос. Уж очень было интересно, как с восемью классами можно стать хозяином банка.
— А почему ты именно банк купил? Парни твоего круга…
— Какого, на фиг, круга? — сразу насторожился Артемон.
— Ну… э… Ты ведь сидел?
— Было по малолетке. И че?
— Вот я и говорю, что ребята, типа тебя. Деловые, я имею в виду. Покупают бензоколонки, ночные клубы, магазины. А ты банк.
— Были у меня бензоколонки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29