Скучно. Однообразно. Готовили по очереди из завезенных продуктов. Каша «кирзовая», да овощи сушенные. Летом грибы были, а зимой? Зверя война распугала, не взять зверя. Несколько раз зайцы в петли попадались. Вот тогда и был праздник живота.
И начали солдаты осматривать окрестности. Может нора звериная попадется, или еще чего полезное сыщется.
И нашлось! Кто ищет, тот всегда найдет! Найдет и перепрячет! Нашли они со своим напарником немецкий ДОТ (длительная огневая точка). В скалу был спрятан. Просто так его не возьмешь. Справа и слева проходы между сопок — спереди ровная площадка. Все простреливается из пулеметов. Сзади и сверху — скала. С воздуха надо очень постараться, чтобы разбомбить это укрепление. И замаскировано инженерное сооружение тоже было будь здоров! Не сразу и поймешь, что там что-то есть.
Но заметили его наши солдаты и пошли. Шли аккуратно на снегоступах, под снегом могли быть и мины. Подошли. Дверь прикрыта, но не закрыта. Было видно, что покидали немцы в спешке свое логово. Вещи раскиданы, оружия-патронов много. Бежали, чтобы не попасть в «мешок» советских войск. Не пошли русские этой дорогой, а немцы их ждали, надолго могли задержать войска, но так и не пригодилась им эта длительная огневая точка.
Вещи мало интересовали наших героев. Главное — кухня. На плите стояла полная кастрюля каши с мясом, но за давностью лет высохла она, и плесень, что поселилась на ней, тоже высохла.
Зато консервов было множество. Был сделан погреб с ледником, а там — мясо! И ничего не сделалось этому мясу! Стали искать друзья спиртное. И нашли. Маленькая каморка и дверь закрыта на ключ. Если закрыто — значит там что-то ценное! Разломали дверь. А там — бочонок рома для офицеров и двухсотлитровая бочка со шнапсом. Не водка, не спирт, а немецкий шнапс. Сгодится!
И начали они перетаскивать все это добро-богатство на самодельных волокушах в свою землянку. Забили ее доверху. Четыре дня таскали. Пять километров туда, пять — назад. Плюс Север, мороз за минус тридцать давит, нехватка кислорода.
Шнапс таскали в чайниках и кастрюлях. Всю посуду у немцев взяли. А потом уже прикатили пустую бочку и перелили. Немного отлили и спрятали в снегу неподалеку, туда же зарыли бочонок с ромом.
Своим друзьям — соседям по участкам слева-справа, отлили спирта, отсыпали консервов, оттащили, складировали под «пограничной» опорой передач.
Слух о богатстве, которым располагал мой дед-сосед разнесся мгновенно по опорам ЛЭП. И потянулись ходоки вереницей. На каждый пост дед наливал чайник шнапсу, а за продуктами посылал в ДОТ.
Но командование тоже услышало про богатство. И солдаты пьяные стали попадаться, да еще и просить, чтобы им каши «дробь 16» подвезли. Приехали. Тот шнапс, что в бочке оставался, быстро конфисковали, продукты в землянке не тронули, но все добро, что немцы в ДОТе бросили, прибрали и вывезли. А дед с напарником еще долго не спеша потягивали трофейный ром, а когда закончился — перешли на остатки шнапса.
Дед рассказывал эту историю и закрывал глаза, вновь переживая те времена. Ром, по его словам, был восхитительный. Рассказывал, что однажды даже ездил в те места в семидесятых годах. Но так и не нашел ни своей землянки, ни ДОТа, многое изменилось и ЛЭП там больше на деревянных столбах не стоит.
Эх, мне бы сейчас в такую же земляночку с бочонком рома, годовым запасом консервов. Ни тебе чеченцев, ни бандитов, ни их пособников. Только природа. И спать можно пока не посинеешь.
А потом… Потом как будто свет в голове выключили. И я уснул.
Разбудил меня громкий рык Калины. Он за что-то отчитывал дневального. Судя по высказываниям и междометиям, получалось, что провинность была пустяшная, только вот ревел Андрей Калинченко как белый медведь в жаркую погоду.
Убил бы гада!
Он распахнул дверь и заорал с порога:
— Саша, вставай!
— Иди на хрен! Я только лег! — буркнул я, натягивая одеяло.
— Меня чеченский прокурор допрашивал! — он сдернул с меня одеяло.
— Пошли его туда, куда я тебя послал! Уйди, сволочь! — я уже понял, что поспать не дадут. Сел на край кровати, протер глаза, растер лицо.
— Я пойду умоюсь, а потом тебя послушаю.
— У тебя выпить есть? — Калина обшаривал глазами комнату-кабинет в поисках спиртного.
— Ты только для этого меня разбудил? — я начинал злиться. — Тебе здесь что — винная лавка?
— Нет, просто чекисты пьют меньше, чем простые военные. У вас должна быть чистая голова…
— Руки должны быть чистыми! — ответил я. — Чтобы заразу не подцепить. А голова должна быть холодная…
— Ага, а ноги должны быть теплыми, — парировал Андрей.
— Сердце должно быть горячим. Про остальные органы человека «Железный Феликс» ничего нет говорил, — ответил я, умываясь водой из графина.
— Так у тебя есть выпить? — настаивал Калина.
— Выпить есть! — жестко ответил я. — Но если ты мне расскажешь, что разбудил меня из-за какой-то фигни — не получишь ни капли. На твоих глазах выпью стопку, запью кофе и уберу бутылку. Понял?
— Ну, ты и садист! — уважительно отозвался разведчик. — Я бы так не смог. А ты знаешь, что питие в одиночку — это первый признак алкоголизма?
— Ну-ну. А безалкогольное пиво — первый шаг к резиновой женщине. Ты это знаешь?
— Пиво безалкогольное не пью. Это извращение. — Андрей скорчил гримасу.
— Рассказывай, а я подумаю, сэкономить мне спирт или нет. — Я причесал волосы и усы, потом закурил.
— Вызывали меня к начальнику штаба, а там этот старлей. — Андрей показал, какого росточка этот прокурорский работник.
Оно и понятно, что при его медвежьей комплекции чеченский следователь смотрелся пигмеем.
— Ну, этот и спрашивает у меня, мол, а кто руководил операцией?
— И кто руководил? — спросил я.
— Как кто? — удивился Андрей. — Конечно же ФСБ!
— Сдал, значит, нас. Понятно. Минус одна стопка. Давай дальше. — Я понимал уже, куда клонит этот чеченский следователь.
— Но-но! Ты так не говори. Ишь ты! «Минус одна стопка!» Я так тебе больше ничего не скажу!
— А я тебе ничего не налью. Алкоголик-тунеядец. Мало того, еще и «стучит» в прокуратуру!
— Так там были и русские прокурорские. Они с Ханкалы приехали с предписанием или постановлением. Короче, с бумагой приехали. Ни командир, ни начштаба ничего сделать не могли.
— Тоже понятно. Перевели «стрелки» на нас.
— Так затея-то ваша!
— А ты что — испугался?
— Нет. Как было дело, так я и говорил. За спиной у этого чеченца сидел прокурорский, но наш — русский, он корчил рожи, когда я что-то не то нес.
— Значит и в прокуратуре есть нормальные люди. Это хорошо. Дальше. Конкретно, что спрашивал?
— А ты наливай!
— Успеется, Андрюха, успеется! Алкоголь туманит разум, ты чего-нибудь забудешь, или нафантазируешь! И должен же я определить, сколько именно ты заслужил.
— Спрашивал, кто именно командовал группами захвата. Достал фотографии и показал мне их. Там в основном Каргатов и ты. Это те, что менты наснимали. Ну, я… — он замолчал.
— Ну, и ты… — подсказывал я.
— В горле пересохло, — прохрипел Калина, и выразительно потер горло, — смочить надо.
— Потом.
— Не могу говорить. Пойду поищу «смазку». Бывай, садист! — он приподнялся, чтобы выйти.
Я сидел и молча смотрел на него. Спиртного он вот так, с бухты-барахты, сейчас нигде не найдет, поэтому выдержим паузу. И он тоже знает, что вернется сюда же.
— Ну, я пошел? — спросил Андрей.
— Андрей, пока я ничего нового не услышал. Я же сказал, что все у тебя будет, только расскажи. А то возьму бутылку, и пойду к начальнику штаба, он мне все без фантазий расскажет. Годится?
— Вас что в ваших школах, всех так учили? Это же изуверство! — голос у него стал нормальным
— Учили, учили. Учили психологии, анализу, умению прогнозировать.
— Да? — голос скептический. — И что, по-твоему, я ему сказал?
— Ты сказал, что было темно, и ты не разглядел, кто именно командовал группами. И еще, ты врубил такого «дурака», что только, пожалуй, слюну не пускал. Сказал, что у тебя после контузий плохо с памятью на лица, и вообще, страдаешь «куриной слепотой». А также заявил, что справка о контузиях и ранениях есть в твоем личном деле. Так?
— Так, — он задумчиво потер небритый подбородок. — Только вот про «куриную слепоту» я не додумался. А ты откуда знаешь, что я там говорил?
— У тебя это на лице написано.
— Ну, контрразведка, ты и даешь! — он уважительно посмотрел на меня и покачал головой.
— А ты как думал! Не лаптем щи хлебаем! Давай дальше.
— А дальше этот все расспрашивал, как мы заходили в дом.
— Ну, а ты?
— Все как по закону. Окружили дом. Постучались в дверь, попросили вынести документы, мол, нет ли у них оружия. Естественно, через дверь представились. А они стали в нас стрелять. Ну, мы в ответ и открыли огонь, — глаза у Калины при этом были честные, поза искренняя, ну, а лицо честное-честное, прямо как у пионера.
— Если бы я тебя не знал, и не знал, как все было на самом деле, то поверил бы, — я усмехнулся.
— Он еще спрашивал, не кидали ли мы гранаты в окна, двери домов.
— И что ты сказал?
— Я ответил, что не кидали. И что они сами себя взрывали. И двери окна вынесены взрывом. Вот так.
— И что он еще сказал?
— А потом он понес какой-то бред, что мы не имели право их задерживать. Что они не бандиты, а участники незаконного вооруженного формирования.
— И что?
— Тут второй прокурорский включился. Они сыпали цитатами из уголовного кодекса.
— На тему?
— Этот, который «не наш», говорит, что здесь нет бандитов. Второй ему отвечает, что это вопрос спорный и законодателями толком не освещен, что все это можно трактовать по-разному. В чем тут «фишка», я не «просек».
— Эта «фишка», Андрей, заключается в том, что если участник НВФ…
— Чего-чего?
— Незаконного вооруженного формирования добровольно сдает оружие, согласно уголовному кодексу, и нет на нем крови, то он не преследуется по закону. А вот ежели бандит сдает оружие, то это всего лишь смягчающее обстоятельство. Не более того. Врубился?
— Врубился теперь. Этот тянет на то, что все они — участники как его?…
— НВФ.
— Вот. НВФ. И поэтому они сейчас пишут, что они хотели сдать оружие добровольно, или уже сдали, а мы их, значит — того. Заперли в камеры. Это хотел сказать?
— Это.
— У-у-у! — Он протяжно завыл. — Слушай, а ведь какая сука-то! И если он это докажет, то выпускаем и кланяемся в ножки, мол, виноватые мы! Так?
— Нет, Андрей, не так. Все они уже прошли процедуру «очистки»! То есть применяли к себе процедуру амнистии. А амнистию к человеку можно лишь один раз применять…
— Это как с приватизацией квартиры. Только один раз в жизни, — разведчик понятливо кивнул головой.
— Вроде этого. И вот они уже состояли в НВФ, то сейчас снова такую же штуку не провернуть. Кишка тонка! Плюс сами они давали показания, что готовили нападение на Чечен Аул. Так что, извините, этот номер здесь не прокатывает. Участие в банде, где все роли распределены, долгий устойчивый замысел. Они желали наступления последствий — нападения на село. Накапливание оружие, сбор данных, втягивали в банду новых участников.
— Слушай, — в глазах у него появилась зеленая тоска, когда я начал рассуждать по поводу бандитизма, — а может мы их того… «При попытке к бегству», а? Всех. Массовый побег, тут часовые и рядом стоящие военнослужащие открыли огонь. И все. А?
— Нельзя, мужик, нельзя. Чего-нибудь еще спрашивали?
— Он снова фото достал и спрашивает, мол, кого я тут знаю.
— Те же самые?
— Те же самые, — подтвердил он, — ну, я снова «на тормоз» встал. Не знаю, не ведаю. Плохая память.
— Он записывал? Ты что-нибудь подписывал?
— Нет. Ничего не записывал, ничего я не подписывал. Это что-нибудь значит?
— Если бы ты сообщил что-нибудь ценное, то, думаю, он бы записал. Составил протокол допроса свидетеля, а потом бы и подписал.
— Меня научили, что писать я должен лишь рапорт на отпуск.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
И начали солдаты осматривать окрестности. Может нора звериная попадется, или еще чего полезное сыщется.
И нашлось! Кто ищет, тот всегда найдет! Найдет и перепрячет! Нашли они со своим напарником немецкий ДОТ (длительная огневая точка). В скалу был спрятан. Просто так его не возьмешь. Справа и слева проходы между сопок — спереди ровная площадка. Все простреливается из пулеметов. Сзади и сверху — скала. С воздуха надо очень постараться, чтобы разбомбить это укрепление. И замаскировано инженерное сооружение тоже было будь здоров! Не сразу и поймешь, что там что-то есть.
Но заметили его наши солдаты и пошли. Шли аккуратно на снегоступах, под снегом могли быть и мины. Подошли. Дверь прикрыта, но не закрыта. Было видно, что покидали немцы в спешке свое логово. Вещи раскиданы, оружия-патронов много. Бежали, чтобы не попасть в «мешок» советских войск. Не пошли русские этой дорогой, а немцы их ждали, надолго могли задержать войска, но так и не пригодилась им эта длительная огневая точка.
Вещи мало интересовали наших героев. Главное — кухня. На плите стояла полная кастрюля каши с мясом, но за давностью лет высохла она, и плесень, что поселилась на ней, тоже высохла.
Зато консервов было множество. Был сделан погреб с ледником, а там — мясо! И ничего не сделалось этому мясу! Стали искать друзья спиртное. И нашли. Маленькая каморка и дверь закрыта на ключ. Если закрыто — значит там что-то ценное! Разломали дверь. А там — бочонок рома для офицеров и двухсотлитровая бочка со шнапсом. Не водка, не спирт, а немецкий шнапс. Сгодится!
И начали они перетаскивать все это добро-богатство на самодельных волокушах в свою землянку. Забили ее доверху. Четыре дня таскали. Пять километров туда, пять — назад. Плюс Север, мороз за минус тридцать давит, нехватка кислорода.
Шнапс таскали в чайниках и кастрюлях. Всю посуду у немцев взяли. А потом уже прикатили пустую бочку и перелили. Немного отлили и спрятали в снегу неподалеку, туда же зарыли бочонок с ромом.
Своим друзьям — соседям по участкам слева-справа, отлили спирта, отсыпали консервов, оттащили, складировали под «пограничной» опорой передач.
Слух о богатстве, которым располагал мой дед-сосед разнесся мгновенно по опорам ЛЭП. И потянулись ходоки вереницей. На каждый пост дед наливал чайник шнапсу, а за продуктами посылал в ДОТ.
Но командование тоже услышало про богатство. И солдаты пьяные стали попадаться, да еще и просить, чтобы им каши «дробь 16» подвезли. Приехали. Тот шнапс, что в бочке оставался, быстро конфисковали, продукты в землянке не тронули, но все добро, что немцы в ДОТе бросили, прибрали и вывезли. А дед с напарником еще долго не спеша потягивали трофейный ром, а когда закончился — перешли на остатки шнапса.
Дед рассказывал эту историю и закрывал глаза, вновь переживая те времена. Ром, по его словам, был восхитительный. Рассказывал, что однажды даже ездил в те места в семидесятых годах. Но так и не нашел ни своей землянки, ни ДОТа, многое изменилось и ЛЭП там больше на деревянных столбах не стоит.
Эх, мне бы сейчас в такую же земляночку с бочонком рома, годовым запасом консервов. Ни тебе чеченцев, ни бандитов, ни их пособников. Только природа. И спать можно пока не посинеешь.
А потом… Потом как будто свет в голове выключили. И я уснул.
Разбудил меня громкий рык Калины. Он за что-то отчитывал дневального. Судя по высказываниям и междометиям, получалось, что провинность была пустяшная, только вот ревел Андрей Калинченко как белый медведь в жаркую погоду.
Убил бы гада!
Он распахнул дверь и заорал с порога:
— Саша, вставай!
— Иди на хрен! Я только лег! — буркнул я, натягивая одеяло.
— Меня чеченский прокурор допрашивал! — он сдернул с меня одеяло.
— Пошли его туда, куда я тебя послал! Уйди, сволочь! — я уже понял, что поспать не дадут. Сел на край кровати, протер глаза, растер лицо.
— Я пойду умоюсь, а потом тебя послушаю.
— У тебя выпить есть? — Калина обшаривал глазами комнату-кабинет в поисках спиртного.
— Ты только для этого меня разбудил? — я начинал злиться. — Тебе здесь что — винная лавка?
— Нет, просто чекисты пьют меньше, чем простые военные. У вас должна быть чистая голова…
— Руки должны быть чистыми! — ответил я. — Чтобы заразу не подцепить. А голова должна быть холодная…
— Ага, а ноги должны быть теплыми, — парировал Андрей.
— Сердце должно быть горячим. Про остальные органы человека «Железный Феликс» ничего нет говорил, — ответил я, умываясь водой из графина.
— Так у тебя есть выпить? — настаивал Калина.
— Выпить есть! — жестко ответил я. — Но если ты мне расскажешь, что разбудил меня из-за какой-то фигни — не получишь ни капли. На твоих глазах выпью стопку, запью кофе и уберу бутылку. Понял?
— Ну, ты и садист! — уважительно отозвался разведчик. — Я бы так не смог. А ты знаешь, что питие в одиночку — это первый признак алкоголизма?
— Ну-ну. А безалкогольное пиво — первый шаг к резиновой женщине. Ты это знаешь?
— Пиво безалкогольное не пью. Это извращение. — Андрей скорчил гримасу.
— Рассказывай, а я подумаю, сэкономить мне спирт или нет. — Я причесал волосы и усы, потом закурил.
— Вызывали меня к начальнику штаба, а там этот старлей. — Андрей показал, какого росточка этот прокурорский работник.
Оно и понятно, что при его медвежьей комплекции чеченский следователь смотрелся пигмеем.
— Ну, этот и спрашивает у меня, мол, а кто руководил операцией?
— И кто руководил? — спросил я.
— Как кто? — удивился Андрей. — Конечно же ФСБ!
— Сдал, значит, нас. Понятно. Минус одна стопка. Давай дальше. — Я понимал уже, куда клонит этот чеченский следователь.
— Но-но! Ты так не говори. Ишь ты! «Минус одна стопка!» Я так тебе больше ничего не скажу!
— А я тебе ничего не налью. Алкоголик-тунеядец. Мало того, еще и «стучит» в прокуратуру!
— Так там были и русские прокурорские. Они с Ханкалы приехали с предписанием или постановлением. Короче, с бумагой приехали. Ни командир, ни начштаба ничего сделать не могли.
— Тоже понятно. Перевели «стрелки» на нас.
— Так затея-то ваша!
— А ты что — испугался?
— Нет. Как было дело, так я и говорил. За спиной у этого чеченца сидел прокурорский, но наш — русский, он корчил рожи, когда я что-то не то нес.
— Значит и в прокуратуре есть нормальные люди. Это хорошо. Дальше. Конкретно, что спрашивал?
— А ты наливай!
— Успеется, Андрюха, успеется! Алкоголь туманит разум, ты чего-нибудь забудешь, или нафантазируешь! И должен же я определить, сколько именно ты заслужил.
— Спрашивал, кто именно командовал группами захвата. Достал фотографии и показал мне их. Там в основном Каргатов и ты. Это те, что менты наснимали. Ну, я… — он замолчал.
— Ну, и ты… — подсказывал я.
— В горле пересохло, — прохрипел Калина, и выразительно потер горло, — смочить надо.
— Потом.
— Не могу говорить. Пойду поищу «смазку». Бывай, садист! — он приподнялся, чтобы выйти.
Я сидел и молча смотрел на него. Спиртного он вот так, с бухты-барахты, сейчас нигде не найдет, поэтому выдержим паузу. И он тоже знает, что вернется сюда же.
— Ну, я пошел? — спросил Андрей.
— Андрей, пока я ничего нового не услышал. Я же сказал, что все у тебя будет, только расскажи. А то возьму бутылку, и пойду к начальнику штаба, он мне все без фантазий расскажет. Годится?
— Вас что в ваших школах, всех так учили? Это же изуверство! — голос у него стал нормальным
— Учили, учили. Учили психологии, анализу, умению прогнозировать.
— Да? — голос скептический. — И что, по-твоему, я ему сказал?
— Ты сказал, что было темно, и ты не разглядел, кто именно командовал группами. И еще, ты врубил такого «дурака», что только, пожалуй, слюну не пускал. Сказал, что у тебя после контузий плохо с памятью на лица, и вообще, страдаешь «куриной слепотой». А также заявил, что справка о контузиях и ранениях есть в твоем личном деле. Так?
— Так, — он задумчиво потер небритый подбородок. — Только вот про «куриную слепоту» я не додумался. А ты откуда знаешь, что я там говорил?
— У тебя это на лице написано.
— Ну, контрразведка, ты и даешь! — он уважительно посмотрел на меня и покачал головой.
— А ты как думал! Не лаптем щи хлебаем! Давай дальше.
— А дальше этот все расспрашивал, как мы заходили в дом.
— Ну, а ты?
— Все как по закону. Окружили дом. Постучались в дверь, попросили вынести документы, мол, нет ли у них оружия. Естественно, через дверь представились. А они стали в нас стрелять. Ну, мы в ответ и открыли огонь, — глаза у Калины при этом были честные, поза искренняя, ну, а лицо честное-честное, прямо как у пионера.
— Если бы я тебя не знал, и не знал, как все было на самом деле, то поверил бы, — я усмехнулся.
— Он еще спрашивал, не кидали ли мы гранаты в окна, двери домов.
— И что ты сказал?
— Я ответил, что не кидали. И что они сами себя взрывали. И двери окна вынесены взрывом. Вот так.
— И что он еще сказал?
— А потом он понес какой-то бред, что мы не имели право их задерживать. Что они не бандиты, а участники незаконного вооруженного формирования.
— И что?
— Тут второй прокурорский включился. Они сыпали цитатами из уголовного кодекса.
— На тему?
— Этот, который «не наш», говорит, что здесь нет бандитов. Второй ему отвечает, что это вопрос спорный и законодателями толком не освещен, что все это можно трактовать по-разному. В чем тут «фишка», я не «просек».
— Эта «фишка», Андрей, заключается в том, что если участник НВФ…
— Чего-чего?
— Незаконного вооруженного формирования добровольно сдает оружие, согласно уголовному кодексу, и нет на нем крови, то он не преследуется по закону. А вот ежели бандит сдает оружие, то это всего лишь смягчающее обстоятельство. Не более того. Врубился?
— Врубился теперь. Этот тянет на то, что все они — участники как его?…
— НВФ.
— Вот. НВФ. И поэтому они сейчас пишут, что они хотели сдать оружие добровольно, или уже сдали, а мы их, значит — того. Заперли в камеры. Это хотел сказать?
— Это.
— У-у-у! — Он протяжно завыл. — Слушай, а ведь какая сука-то! И если он это докажет, то выпускаем и кланяемся в ножки, мол, виноватые мы! Так?
— Нет, Андрей, не так. Все они уже прошли процедуру «очистки»! То есть применяли к себе процедуру амнистии. А амнистию к человеку можно лишь один раз применять…
— Это как с приватизацией квартиры. Только один раз в жизни, — разведчик понятливо кивнул головой.
— Вроде этого. И вот они уже состояли в НВФ, то сейчас снова такую же штуку не провернуть. Кишка тонка! Плюс сами они давали показания, что готовили нападение на Чечен Аул. Так что, извините, этот номер здесь не прокатывает. Участие в банде, где все роли распределены, долгий устойчивый замысел. Они желали наступления последствий — нападения на село. Накапливание оружие, сбор данных, втягивали в банду новых участников.
— Слушай, — в глазах у него появилась зеленая тоска, когда я начал рассуждать по поводу бандитизма, — а может мы их того… «При попытке к бегству», а? Всех. Массовый побег, тут часовые и рядом стоящие военнослужащие открыли огонь. И все. А?
— Нельзя, мужик, нельзя. Чего-нибудь еще спрашивали?
— Он снова фото достал и спрашивает, мол, кого я тут знаю.
— Те же самые?
— Те же самые, — подтвердил он, — ну, я снова «на тормоз» встал. Не знаю, не ведаю. Плохая память.
— Он записывал? Ты что-нибудь подписывал?
— Нет. Ничего не записывал, ничего я не подписывал. Это что-нибудь значит?
— Если бы ты сообщил что-нибудь ценное, то, думаю, он бы записал. Составил протокол допроса свидетеля, а потом бы и подписал.
— Меня научили, что писать я должен лишь рапорт на отпуск.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50