Вон у евреев даже религия назначила такую профессию — резник. Так он что, убийца? «Голубые»… Тьфу на эти цвета! Нет, не «голубые», а «зеленые» горло рвут, чтобы не обижали бродячих псов и кошек. Кто-нибудь за это «зеленых» трогает? Пусть тешатся. Собаки и кошки ничейные, только бомжи на них могут позариться и сожрать. А вот попробуй «зеленые» поднять гвалт у ворот мясокомбината, посмотрели бы, что может произойти. Говядинку потребляют люди с деньгой и крепкими зубами. Они этих «зеленых» мигом перекрасят, чтобы не гавкали и не лезли куда не надо.
Вот и у Кузьмы профессия — ни одному «зеленому» не по зубам: крутая профессия.
Третий год Кузьма в деле. Как уволился из внутренних войск, где служил «винтовым попкой» и свечкой стоял на вышке, охраняя зону в Мордовии. Государство ему вручило автомат и дало право стрелять в тех, кто пересечет запретную линию. Эту линию само государство и нарисовало: от сих до сих зэк может ходить, а переступил черту — его ухондошат во имя порядка и общественного спокойствия. Закон всегда прав, особенно если он демократический.
Кузьма был хорошим винтовым: гордость своими правами не тешил, нужды тех, кто ходил за запретной чертой, понимал хорошо. Пару раз он доставал нужным людям «маслята» — золотистые автоматные патроны россыпью. Пару раз, повинуясь условному знаку, с вышки бросал посылочки в зону.
Потому, когда пришла пора уходить с действительной службы, люди добрые шепнули Кузьме адресок. Мол так и так, потребуется работенка, тебя устроят. В нынешней демократии дело найти не просто. Тем более такое, чтобы кормило и поило как надо — от пуза, до сытости.
Кузьма поначалу гордость выказал: он — воин, защитник Отечества, стоял под знаменами, как так, чтобы на него внимания не обратили? А ведь вышло, что никому он стал не нужен, едва слез со сторожевой вышки. Торчал бы на ней винтовым попкой, вонял в штаны после казенных щей и гороховой каши — считался бы человеком государевым. Но уж коли слез со скрипучей верхотуры, валяй, сам обустраивайся. В стране демократия и каждый волен искать дело и делать деньги по своему разумению.
И пошел Кузьма по незабытому адресочку. Его помяли, потискали, навели справки и взяли в дело.
В какое? Тут уж хрен вам, родненькие, обойдетесь без объяснений. Дело частное, коммерческое, а коммерция как известно требует строгой тайны. Слишком много вокруг пауков, готовых сосать соки из коммерсантов. Это конкуренты, это рэкет и, наконец, налоговая служба. Так что Кузьма прекрасно понимал значение секретов и даже режь его на кусочки, прижигай каленым железом — не расколется. А даже и расколется, многое из него не высыпется: положено знать Кузьме от и до, он только это и знает.
Обязанности у Кузьмы простые. Он инкассатор в частном деле. В назначенное время в назначенном месте ему передают пакет. В нем гроши. Какие? Кузьма не знает. Может рубчики, может баксы, ему о том не сообщают. Пакеты всякий раз толстые, плотно запечатанные. Кузьме в самом начале сказано: полюбопытствуешь, пеняй на себя. А зачем Кузьме любопытствовать? На кой ему это нужно? Ему отстегивают куда больше, чем получал полковник Черкашин, которому подчинялась целая бригада таких попок, каким был сам Кузьма.
Почти год у Кузьмы дела шли как по маслу. Каждый день без стука и грома появлялся на рабочем месте, которое всякий раз было разным и никогда не повторялось. Пакет ему передавали то на станции метро Полежаевская, то на железнодорожной платформе Тестовская, то на Цветном бульваре, а то и вовсе прямо на Лубянской площади. Все шло четко, без сбоев: обмен условными фразами, пакет из рук в руки и будь здоров. Точно также в другом месте Кузьма передавал пакет другому человеку, с которым встречался часто, но кто он такой — не знал.
Сбой произошел неожиданно. Кузьма принял заветный пакет на пристани лодочной станции в парке Измайлово. Проводил взглядом сдатчика, который быстро удалился в сторону, потолкался немного у пруда и двинулся вдоль аллеи, чтобы прямым путем добраться до станции метро.
В глубине парка навстречу Кузьме из-за кустов вышли три парня. По виду — местная крутизна. Черные пиджаки из дешевой подделки под кожу. Белые заклепки от горла до задницы. На бритых башках кепарики с надписями «USA». Буквы большие, броские.
Кузьма сразу понял в чем дело и забоялся возможного. Человек он незлобивый, уравновешенный, не герой, не спортсмен-разрядник — средний рост, cам худенький, лицо узенькое в кувшинчик влезет.
Трое крутых преградили Кузьме дорогу. Тот, что стоял в середине, крутил в ладони большой стальной шарик — должно быть от подшипника. Другие держали руки в карманах — словно мошонки оберегали. Может прохудились? Густо пахло грозой, а все равно в праве на юмор Кузьма себе не отказывал.
— Ну что, дядя?
— Ребята, я пустой. — Голос у Кузьмы дрогнул, выдавая испуг. Он не ожидал такой встречи и не желал её завершать как ему в таких обстоятельствах предписывалось.
Крутые надвинулись на него. Шли скопом, плечом к плечу. Даже окружать не стали. Куда шибздику деться? Если и побежит, далеко не уйдет: догонят, порвут. Сбить с ног бегущего для бойца — радость души.
— Ребята, не надо. Не вводите в грех.
Куда там! Чем больше дрожит жертва, тем сильнее закипает ярость хищников. Было ясно: крутых словами уже не остановить.
«Вальтер» с глушителем выскользнул из-за пояса, будто только и ждал работы. Стрелять Кузьма умел: по грудной мишени на пятьдесят метров бил на пятерку. А здесь его отделяло от противников не более полутора метров. Выстрелы жахнули сухо и негромко, как бумажные пакеты, надутые, зажатые и разбитые кулаком.
Кузьма видел широко раскрытые ошарашенные глаза крутых; видел, как сбитые с ног силой удара они взмахивали руками, будто гуси крыльями, и падали на спины. Третий из кампании, получив небольшую фору, бросился наутек. Он мчался среди осин, петляя как заяц. Должно быть очень надеялся, что уйдет.
Кузьма прихватил рукоять «Вальтера» двуручным хватом, угадал, куда очередной зигзаг вынесет бегуна, дождался нужного момента и нажал на спуск. Бац! И тело парня, пролетев по инерции метра два, плашмя рухнуло на траву.
Кузьма огляделся. Аллея была пустынна. Он по одному оттащил два тела с дороги в кусты. Для верности бабахнул по выстрелу каждому в голову. Дошел до третьего и вломил «контрольку» в бритый затылок, с которого свалилась шикарная шапочка с надписью «USA».
Отряхнувшись, Кузьма сунул пистолет за пояс, передвинул его к спине и двинулся туда, куда шел до инцидента.
Со вторым курьером он встретился у входа в метро Сокол. Передал пакет, но когда они должны были разойтись, придержал за локоть.
— Слушай, друг, мне нужно увидеть шефа.
Среднего роста интеллигент, внешним видом напоминавший учителя, которого вытурили из школы за приставания к мальчикам, ошалело выкатил буркалы.
— Ты чо, обкурился? Какого тебе шефа? Кроме бригадира я никого не знаю.
Кузьма бригадира тоже знал, но как отыскать — не ведал. Тот его сам выкликивал при нужде в условное место, платил зарплату, а задания выдавал по телефону. Потому он понял несоразмерность своих претензий к возможностям напарника и согласился:
— Можно и бригадира, только очень срочно.
— А ху не хо? — Курьер был предельно откровенен в ответах.
— Хо, — согласился на предложение Кузьма и кивнул головой.
В его голосе инкассатору послышалось нечто тревожное.
— Ладно, попробую. Через час в метро Белорусская радиальная. В подземном вестибюле на линии в сторону Речного вокзала. Последняя лавочка. Он тебя знает…
Бригадир приехал и не один. Судя по всему он чего-то боялся: ситуация была не ординарной.
Неподалеку от места встречи загодя появились два мальчика, упакованных в фирменные джинсовые костюмы. Долго ходили вокруг да около, потом куда-то исчезли и опять появились рядом, когда пришел бригадир.
— Что, сердечный? — Бригадир спросил с удивительной теплотой в голосе — не казенный начальник, а истинный отец-командир.
Кузьма рассказал ему все, что произошло в Измайлово. Бригадир слушал, не перебивая. Когда Кузьма кончил, спросил озабоченно:
— Сделал «контрольки»?
— Точно.
— Проверим. — Бригадир поерзал тяжелым задом по скамейке. — Ты езжай домой. Приведи себя в порядок. Ванна там, фуе-муе всякое. Одежду смени. Но не пей. Тебя вызовут.
Кузьма вернулся к себе. На душе скребли кошки. Он никого не хотел убивать. Мокруха была ему не по душе. Но эти три муделя сами начали. Он их богом просил не выступать. Можно сказать, унижался вопреки воле. Они не вняли. И напоролись. Сами, конечно, во всем виноваты. Но от понимания этого легче не становилось.
Пока Кузьма добирался до дому, бригадир выслал в Измайлово контролера. Тот прошелся по аллее и нашел все, о чем инкассатор доложил начальству. Милиция ещё не нашла трупы, и они лежали там, куда их оттащил Кузьма.
Контролер по мобильному телефону, как очень честный законопослушный гражданин сообщил в милицию о страшной находке. Его попросили при возможности задержаться на месте. Возможность такая у контроллера нашлась. Он видел как приехали оперативники. Потом его опросил следователь. Пришлось сказать, что в парке был по делу — искал место где проходит встреча филателистов. Вот и бродил по аллеям. Вроде бы на острие ножа оказался контролер, но зато его доклад был содержательным и полным. И докладывал контролер не бригадиру, а прорабу. Первое сообщение он передал сразу же, после того как позвонил в милицию.
— Иван Васильевич, как этот чудак раскидал бревна по двору, так они и лежат.
Прораб удовлетворенно крякнул и распорядился.
— Пригляди, чтобы мусорщики приехали и побудь возле них немного. Потом уборкой пусть занимаются те, кому за то деньги платят.
В тот же вечер Кузьму вызвали на место встречи к метро Новослободская. Тот же самый курьер учительского облика вручил ему свернутую в трубочку газету. Завистливо сообщил:
— Разворачивай аккуратно. Там три лимона. По одному за каждый батон.
Кузьма не сразу понял — голова другими мыслями была забита. Переспросил:
— За какие батоны?
— Не знаю. Тебе лучше известно. Мне как сказали, я так и передал. Ну, бывай.
«Учитель» развернулся и нырнул в переполненный вагон. Поезд умчался. Кузьма остался на платформе один и ещё немного постоял, пока до него не дошло за какие такие батоны ему заплачено. А когда догадался, мед удовольствия разливаясь потек в душе. Не хило, верно? За трех вонючих пиздриков — три лимона. Если бы знать, что так будет каждый раз, он этой шелупони набил бы куда как больше. Вон сколько всякой крутизны в кожанах с заклепками развелось в Москве. На каждом углу тусуются. На людей накатывают. И не знают, мудели, какие бабки за них можно сорвать.
— Бабуины! — Кузьма произнес это слово вслух и направился к выходу.
Через неделю Кузьму вызвали на встречу. Как объяснил бригадир — на него решил взглянуть сам шеф, которого даже бригадир ни разу в глаза не видел.
Шеф подхватил Кузьму в черное «Ауди» у метро Динамо. Поехал по Ленинградке неторопливо и на ходу начал разговор.
— За тобой, Сорокин, я давно приглядывал. И не ошибся. Ты проявился в лучшем виде.
Кузьма не часто слышал похвалы в свой адрес и даже смутился от неожиданности.
— Дело есть дело, — только и сказал он. — Я ж нанимался…
— Верно, но далеко не все это понимают. — Шеф помолчал, размышляя. — Мне нужен офицер для особых поручений…
— Я не офицер. Даже до ефрейтора не дослужился…
Шеф улыбнулся, тронутый детской непосредственностью Кузьмы.
— Может в этом и есть твое счастье. Возьмешь в свой штат офицера, и он разаведет у нас тут бардак. Это сегодня в армии, когда тебе приказывают, можно хвостом крутить. Не понравится командир — послать его подальше. Так?
— Бывает, — философски согласился Кузьма. — Как не быть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Вот и у Кузьмы профессия — ни одному «зеленому» не по зубам: крутая профессия.
Третий год Кузьма в деле. Как уволился из внутренних войск, где служил «винтовым попкой» и свечкой стоял на вышке, охраняя зону в Мордовии. Государство ему вручило автомат и дало право стрелять в тех, кто пересечет запретную линию. Эту линию само государство и нарисовало: от сих до сих зэк может ходить, а переступил черту — его ухондошат во имя порядка и общественного спокойствия. Закон всегда прав, особенно если он демократический.
Кузьма был хорошим винтовым: гордость своими правами не тешил, нужды тех, кто ходил за запретной чертой, понимал хорошо. Пару раз он доставал нужным людям «маслята» — золотистые автоматные патроны россыпью. Пару раз, повинуясь условному знаку, с вышки бросал посылочки в зону.
Потому, когда пришла пора уходить с действительной службы, люди добрые шепнули Кузьме адресок. Мол так и так, потребуется работенка, тебя устроят. В нынешней демократии дело найти не просто. Тем более такое, чтобы кормило и поило как надо — от пуза, до сытости.
Кузьма поначалу гордость выказал: он — воин, защитник Отечества, стоял под знаменами, как так, чтобы на него внимания не обратили? А ведь вышло, что никому он стал не нужен, едва слез со сторожевой вышки. Торчал бы на ней винтовым попкой, вонял в штаны после казенных щей и гороховой каши — считался бы человеком государевым. Но уж коли слез со скрипучей верхотуры, валяй, сам обустраивайся. В стране демократия и каждый волен искать дело и делать деньги по своему разумению.
И пошел Кузьма по незабытому адресочку. Его помяли, потискали, навели справки и взяли в дело.
В какое? Тут уж хрен вам, родненькие, обойдетесь без объяснений. Дело частное, коммерческое, а коммерция как известно требует строгой тайны. Слишком много вокруг пауков, готовых сосать соки из коммерсантов. Это конкуренты, это рэкет и, наконец, налоговая служба. Так что Кузьма прекрасно понимал значение секретов и даже режь его на кусочки, прижигай каленым железом — не расколется. А даже и расколется, многое из него не высыпется: положено знать Кузьме от и до, он только это и знает.
Обязанности у Кузьмы простые. Он инкассатор в частном деле. В назначенное время в назначенном месте ему передают пакет. В нем гроши. Какие? Кузьма не знает. Может рубчики, может баксы, ему о том не сообщают. Пакеты всякий раз толстые, плотно запечатанные. Кузьме в самом начале сказано: полюбопытствуешь, пеняй на себя. А зачем Кузьме любопытствовать? На кой ему это нужно? Ему отстегивают куда больше, чем получал полковник Черкашин, которому подчинялась целая бригада таких попок, каким был сам Кузьма.
Почти год у Кузьмы дела шли как по маслу. Каждый день без стука и грома появлялся на рабочем месте, которое всякий раз было разным и никогда не повторялось. Пакет ему передавали то на станции метро Полежаевская, то на железнодорожной платформе Тестовская, то на Цветном бульваре, а то и вовсе прямо на Лубянской площади. Все шло четко, без сбоев: обмен условными фразами, пакет из рук в руки и будь здоров. Точно также в другом месте Кузьма передавал пакет другому человеку, с которым встречался часто, но кто он такой — не знал.
Сбой произошел неожиданно. Кузьма принял заветный пакет на пристани лодочной станции в парке Измайлово. Проводил взглядом сдатчика, который быстро удалился в сторону, потолкался немного у пруда и двинулся вдоль аллеи, чтобы прямым путем добраться до станции метро.
В глубине парка навстречу Кузьме из-за кустов вышли три парня. По виду — местная крутизна. Черные пиджаки из дешевой подделки под кожу. Белые заклепки от горла до задницы. На бритых башках кепарики с надписями «USA». Буквы большие, броские.
Кузьма сразу понял в чем дело и забоялся возможного. Человек он незлобивый, уравновешенный, не герой, не спортсмен-разрядник — средний рост, cам худенький, лицо узенькое в кувшинчик влезет.
Трое крутых преградили Кузьме дорогу. Тот, что стоял в середине, крутил в ладони большой стальной шарик — должно быть от подшипника. Другие держали руки в карманах — словно мошонки оберегали. Может прохудились? Густо пахло грозой, а все равно в праве на юмор Кузьма себе не отказывал.
— Ну что, дядя?
— Ребята, я пустой. — Голос у Кузьмы дрогнул, выдавая испуг. Он не ожидал такой встречи и не желал её завершать как ему в таких обстоятельствах предписывалось.
Крутые надвинулись на него. Шли скопом, плечом к плечу. Даже окружать не стали. Куда шибздику деться? Если и побежит, далеко не уйдет: догонят, порвут. Сбить с ног бегущего для бойца — радость души.
— Ребята, не надо. Не вводите в грех.
Куда там! Чем больше дрожит жертва, тем сильнее закипает ярость хищников. Было ясно: крутых словами уже не остановить.
«Вальтер» с глушителем выскользнул из-за пояса, будто только и ждал работы. Стрелять Кузьма умел: по грудной мишени на пятьдесят метров бил на пятерку. А здесь его отделяло от противников не более полутора метров. Выстрелы жахнули сухо и негромко, как бумажные пакеты, надутые, зажатые и разбитые кулаком.
Кузьма видел широко раскрытые ошарашенные глаза крутых; видел, как сбитые с ног силой удара они взмахивали руками, будто гуси крыльями, и падали на спины. Третий из кампании, получив небольшую фору, бросился наутек. Он мчался среди осин, петляя как заяц. Должно быть очень надеялся, что уйдет.
Кузьма прихватил рукоять «Вальтера» двуручным хватом, угадал, куда очередной зигзаг вынесет бегуна, дождался нужного момента и нажал на спуск. Бац! И тело парня, пролетев по инерции метра два, плашмя рухнуло на траву.
Кузьма огляделся. Аллея была пустынна. Он по одному оттащил два тела с дороги в кусты. Для верности бабахнул по выстрелу каждому в голову. Дошел до третьего и вломил «контрольку» в бритый затылок, с которого свалилась шикарная шапочка с надписью «USA».
Отряхнувшись, Кузьма сунул пистолет за пояс, передвинул его к спине и двинулся туда, куда шел до инцидента.
Со вторым курьером он встретился у входа в метро Сокол. Передал пакет, но когда они должны были разойтись, придержал за локоть.
— Слушай, друг, мне нужно увидеть шефа.
Среднего роста интеллигент, внешним видом напоминавший учителя, которого вытурили из школы за приставания к мальчикам, ошалело выкатил буркалы.
— Ты чо, обкурился? Какого тебе шефа? Кроме бригадира я никого не знаю.
Кузьма бригадира тоже знал, но как отыскать — не ведал. Тот его сам выкликивал при нужде в условное место, платил зарплату, а задания выдавал по телефону. Потому он понял несоразмерность своих претензий к возможностям напарника и согласился:
— Можно и бригадира, только очень срочно.
— А ху не хо? — Курьер был предельно откровенен в ответах.
— Хо, — согласился на предложение Кузьма и кивнул головой.
В его голосе инкассатору послышалось нечто тревожное.
— Ладно, попробую. Через час в метро Белорусская радиальная. В подземном вестибюле на линии в сторону Речного вокзала. Последняя лавочка. Он тебя знает…
Бригадир приехал и не один. Судя по всему он чего-то боялся: ситуация была не ординарной.
Неподалеку от места встречи загодя появились два мальчика, упакованных в фирменные джинсовые костюмы. Долго ходили вокруг да около, потом куда-то исчезли и опять появились рядом, когда пришел бригадир.
— Что, сердечный? — Бригадир спросил с удивительной теплотой в голосе — не казенный начальник, а истинный отец-командир.
Кузьма рассказал ему все, что произошло в Измайлово. Бригадир слушал, не перебивая. Когда Кузьма кончил, спросил озабоченно:
— Сделал «контрольки»?
— Точно.
— Проверим. — Бригадир поерзал тяжелым задом по скамейке. — Ты езжай домой. Приведи себя в порядок. Ванна там, фуе-муе всякое. Одежду смени. Но не пей. Тебя вызовут.
Кузьма вернулся к себе. На душе скребли кошки. Он никого не хотел убивать. Мокруха была ему не по душе. Но эти три муделя сами начали. Он их богом просил не выступать. Можно сказать, унижался вопреки воле. Они не вняли. И напоролись. Сами, конечно, во всем виноваты. Но от понимания этого легче не становилось.
Пока Кузьма добирался до дому, бригадир выслал в Измайлово контролера. Тот прошелся по аллее и нашел все, о чем инкассатор доложил начальству. Милиция ещё не нашла трупы, и они лежали там, куда их оттащил Кузьма.
Контролер по мобильному телефону, как очень честный законопослушный гражданин сообщил в милицию о страшной находке. Его попросили при возможности задержаться на месте. Возможность такая у контроллера нашлась. Он видел как приехали оперативники. Потом его опросил следователь. Пришлось сказать, что в парке был по делу — искал место где проходит встреча филателистов. Вот и бродил по аллеям. Вроде бы на острие ножа оказался контролер, но зато его доклад был содержательным и полным. И докладывал контролер не бригадиру, а прорабу. Первое сообщение он передал сразу же, после того как позвонил в милицию.
— Иван Васильевич, как этот чудак раскидал бревна по двору, так они и лежат.
Прораб удовлетворенно крякнул и распорядился.
— Пригляди, чтобы мусорщики приехали и побудь возле них немного. Потом уборкой пусть занимаются те, кому за то деньги платят.
В тот же вечер Кузьму вызвали на место встречи к метро Новослободская. Тот же самый курьер учительского облика вручил ему свернутую в трубочку газету. Завистливо сообщил:
— Разворачивай аккуратно. Там три лимона. По одному за каждый батон.
Кузьма не сразу понял — голова другими мыслями была забита. Переспросил:
— За какие батоны?
— Не знаю. Тебе лучше известно. Мне как сказали, я так и передал. Ну, бывай.
«Учитель» развернулся и нырнул в переполненный вагон. Поезд умчался. Кузьма остался на платформе один и ещё немного постоял, пока до него не дошло за какие такие батоны ему заплачено. А когда догадался, мед удовольствия разливаясь потек в душе. Не хило, верно? За трех вонючих пиздриков — три лимона. Если бы знать, что так будет каждый раз, он этой шелупони набил бы куда как больше. Вон сколько всякой крутизны в кожанах с заклепками развелось в Москве. На каждом углу тусуются. На людей накатывают. И не знают, мудели, какие бабки за них можно сорвать.
— Бабуины! — Кузьма произнес это слово вслух и направился к выходу.
Через неделю Кузьму вызвали на встречу. Как объяснил бригадир — на него решил взглянуть сам шеф, которого даже бригадир ни разу в глаза не видел.
Шеф подхватил Кузьму в черное «Ауди» у метро Динамо. Поехал по Ленинградке неторопливо и на ходу начал разговор.
— За тобой, Сорокин, я давно приглядывал. И не ошибся. Ты проявился в лучшем виде.
Кузьма не часто слышал похвалы в свой адрес и даже смутился от неожиданности.
— Дело есть дело, — только и сказал он. — Я ж нанимался…
— Верно, но далеко не все это понимают. — Шеф помолчал, размышляя. — Мне нужен офицер для особых поручений…
— Я не офицер. Даже до ефрейтора не дослужился…
Шеф улыбнулся, тронутый детской непосредственностью Кузьмы.
— Может в этом и есть твое счастье. Возьмешь в свой штат офицера, и он разаведет у нас тут бардак. Это сегодня в армии, когда тебе приказывают, можно хвостом крутить. Не понравится командир — послать его подальше. Так?
— Бывает, — философски согласился Кузьма. — Как не быть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48