— Подумаю, — максимально серьезно отреагировал я. — Вот только разберусь с таинственным пакетом… Скорей всего, перчатки ничего не дадут — обычный трюк старых уголовников, берегущих свои «пальчики»…
— Жену допросил?
Я притворился глухим. Отвечать на шершавый вопрос друга — вызвать на себя прицельные «выстрелы» дополнительных, а подставлять Светку не хотелось.
— Завтра поеду в Москву, попытаюсь обольстить почтовых работников…
— Можешь не трудиться — сработано за тебя. Владелец загадочного абонентского ящика — помощник депутата Госдумы Никаноров. Дерзай дальше… Кстати, хочу повторить уже однажды заданный вопрос: реабилитироваться не собираешься?… Не взрывайся! — громче обычного приказал Ромин, зафиксировав грозоопасное выражение на моем лице. — Не испугаешь… Я уже переговорил с начальством, посоветовался. Подашь покаянное заявление — рассмотрят. Максимально доброжелательно… Так что, думай, шевели мозгами, если они ещё сохранились…
Честно говоря, Славка высказал заветное мое желание — возвратиться в альма-матер, покинуть осточертевшее обличье пожарника-сторожа и заняться настоящим делом, которому я учился и которое, признаюсь, полюбил. Но согласиться, вытереть повлажневшие глаза, облобызать «благодетеля» мне мешало разросшееся за последние годы чувство собственного достоинства, распухшее самолюбие. Не привык быть кому-то обязанным, кого-то благодарить за помощь и поддержку.
Вот завершу начатое расследование, выведу на чистую воду убийц Вартаньяна и Тимофеича, тогда может быть и покаюсь, и попрошусь в уголовный розыск. Не в качестве вольнонаемного помощника пятого заместителя, а опытным сыщиком, имеющим пусть даже прежнее звание «старшего лейтенанта».
Приблизительно так и высказался. Строго и сухо без примеси сентиментальных эмоций.
— Твои проблемы, — задумчиво прокомментировал мой отказ Ромин. — Возможно, ты прав… Итак, завтра — в Москву?
— Да… Только, прошу, без страховки и слежки. Обещаю не лезть на рожон, не испытывать судьбу, которая однажды уже «подковала» меня…
Славка понял правильно и не стал ни обещать, ни возражать.
Погуляли мы с ним по улицам Кимовска минут сорок, не меньше, но и за это время успели обсудить кой-какие вопросы, найти им правильное, по нашему мнению, решение. Правда, я затаил многое, так или иначе касающейся невенчанной женушки.
Когда возвратился домой, Светка уже не спала — голодной тигрицей металась по квартире, на ходу грызя черный сухарик, запивая его водой из-под крана. Соответственно «бушевало» настроение.
— С твоей, так называемой, любовью скоро ноги протяну, — официальным тоном сообщила она мне о скорой кончине. — Раньше кофе приносил в постель, яишню жарил. Теперь — приелись, похоже, мои ласки, ни свет, ни заря убегаешь невесть куда… Признайся, к Соломиной? Неужели жирная бабища слаще меня, а?
Глазки гневно сверкают, наброшенный на голое тело халатик полураспахнут. Пришлось доказать приоритет Светкиной любви перед любовной неповоротливостью заведующей строительной лабораторией. Так убедительно, что образ соперницы потускнел и распался на атомы и молекулы.
— Тебе звонили, — слабым голосом пролепетала любовница прежде, чем окунуться в привычное для неё состояние сна. — По моему, кто-то из твоих сторожей… Сказал: перезвонит…
На большую информацию сил не хватило.
Минут через двадцать ожил телефон и я поспешно приник к трубке, как теленок к материнскому вымени. На излишне взволнованное: алло, слушаю вас — молчание. Только слышно дыхание человека — неровное, спазматическое.
— Кто это? Говорите.
— Константин Сергеевич? — прошептал низкий мужской голос. — Вас беспокоит…
Кто беспокоит я понял без представления — конечно, глава «крыши». Интересно, кому он звонит: мне или Светке? Ревнивое чувство зашевелилось где-то в обрасти желудка, запустило щупальце в горло…
Зря я так думаю о любовнице, если бы Волин домогался её — договорился бы во время моего отсутствия. Хотя разные бывают ситуации, разное настроение… И откуда взяла Светка, что меня ищет какой-то сторож? Странное, если не сказать, подозрительное, предположение.
— Я узнал вас, Семен Аркадьевич. Мы договаривались встретиться завтра.
— Договоренность остается в силе?
— Конечно… Но без окончательного решения — я ещё до конца не продумал ни положительного, ни отрицательного ответа и пока не готов…
Легкий смешок — одобрительный и презрительный, одновременно.
— Стартовая цена ваших услуг моей фирме не поколебала вашей верности Росбетону? Если так — назовите свою цифру. Могу заверить — соглашусь с любой…
Услышала бы последнюю фразу Светка — обеспечен сердечный приступ с истерическим уклоном. Много мимо меня прошло разного человеческого «материала», но таких жадных, как Светка, встречать не приходилось. При самом легком упоминании о деньгах по лицу пробегает гримаса и шевелятся наманикюренные коготки.
— Речь не о сумме. Не привык подводить людей, которые помогли мне в трудную минуту…
— Нынешний ваш хозяин уже дал добро…
Прежде словечко «хозяин» имело иронический подтекст, в послереформенной России возвратило себе истинное значение. В применении ко мне — больно резануло по самолюбию. Ибо если есть хозяин, то имеется принадлежащая ему «вещь», в качестве которой в данном случае выступаю я. Не даром же «хозяева» перебрасываются мной, будто теннистым мячиком… Видите ли, господин Пантелеймонов изволил дать добро…
— Мне кажется, разговор не телефонный… Буду в Москве — загляну…
Вот тебе, самонадеяный типчик, не к тебе еду — по своим делам, надумаю — загляну. Потому что — не раб и не «мячик» — самостоятельный человек, умеющий защитить свое достоинство. Не знаю, так или не так воспринял Волин мой выпад, но показалось — его шопот сделался более громким, в нем появились хриповатые интонации.
— Ожидаю в промежутке между десятью и одинадцатью утра. Запишите адрес офиса…
Как обычно, последнее слово осталось не за мной. Адрес и время — будто приговор, вынесенный невесть за какое преступление…
Сообщение о запланированном посещении столицы Светка восприняла равнодушно. По моему, её волнует только одно: моя мифическая связь с заведующей лабораторией Росбетона, все остальное воспринимается с необычной легкостью.
— Надеюсь, ночевать будешь дома?
Я отделался многозначительной гримасой: дескать, ничего сказать не могу, неизвестно, как сложится обстановка. Поддразнивать ревнивую любовницу стало своеобразным развлечением, скрашивающем скучное существование.
— Как это так, не знаешь? — медленно начала закипать подружка. — Или нашел себе зазнобу в Москве? Учти, сексуальный маньяк, вышибу из квартиры, переселю в твою заплеванную коммуналку… Да я тебе… тебя…
Пришлось сдать назад. Ссориться с сожительницей — все равно, что пилить сук, на котором сидишь. Может, на самом деле, выгнать из теплой постели, заодно — из насиженной квартиры. Потом пожалеет, станет каяться, плакать но тогда встану на дыбы я. И — расплюемся, разбежимся в разные стороные. Как любил образно выражаться бывший мой начальник, попка об попку и — кто дальше отлетит.
— Успокойся, красавица, никуда не денусь — приеду. Пантелеймонов посылает, не смог отказаться… Кстати, напомни номер телефона, по которому ты звонила, выполняя поручение покойного Вартаньяна.
— Зачем тебе? — доставая из сумочки записную книжку, подозрительно спросила Светка. — Не советую совать глупую башку — в момент отрубят…
— Не сделали ещё топор для моей головы, — самонадеяно возразил я, пытаясь загнать поглубже в нору поднявший голову страх. Ибо сам чувствовал — волей-неволей подставляюсь бандитам. — Можешь спать спокойно…
В Москву я приехал в девять утра. Автовокзал забит народом, как ульи пчелами. Женщины с детьми, пенсионеры с хозяйственными сумками, черноголовые южане, молодые сноровистые парни — разместились на лавках, выпивают, закусывают, не спуская глаз с чемоданов и сумок, коробок и узлов. Молоденькие девчонки выразительно покачивают худющими бедрами, выпячивают крохотные грудки — ожидают покупателей своих незрелых прелестей.
Не теряя времени, я купил телефонный жетон и оккупировал одну из будок. Подпирает время — не позже половины одинадцатого нужно быть в офисе «крыши». До этого — «высветить» образ помощника депутата Госдумы. Как это сделать — продумано во время поездки в автобусе.
— Доброе утро. Слушаю вас?
Мелодичный девичий голос будто погладил по натянувшимся нервам. Не даром говорят бизнесмены: найдешь хорошую секретаршу — обеспечишь удачный бизнес. Если театр начинается с вешалки, то любая фирма — с секретарши.
— Мне нужен Василий Васильевич Никаноров.
— Представьтесь, пожалуйста.
А вот этого, милая девонька, делать мне не хочется. Попробую представиться первой попавшейся фамилией, авось, проскочит.
— Николай Степанович Громобоев.
Не тут-то было: не секретарша — железобетонная стена, о которую впору расшибить голову.
— Будьте любезны, господин Громобоев, вкратце изложить цель вашего визита…
Попробуй «изложить» неведомую цель, о которой не имеешь ни малейшего представления. И все же придумал.
— Речь пойдет о приглашении посетить парламент Украины. Я — помощник одного из депутатов.
Нерешительное молчание. С одной стороны, можно подставить босса, с другой — заработать от него выговор. Изворотливая девица быстро нашла проход между Сцилой и Харбидой.
— Господин Никаноров сейчас отсутствует, прошу позвонить по этому телефону после обеда…
Вот и все, что мне удалось добиться. И много, и мало. Самое главное, помощник депутата — лицо не вымышленное, существующее в реальности. Значит, «живет» и его абонентский ящичек на почте, куда Светка опустила таинственное письмо. Для кого именно: помощника или депутата, его хозяина?
Похоже, к великому множеству вопросов прибавился ещё один, может быть, самый основной. Кирпичик из подножия пирамиды, обеспечивающий её устойчивость. Удастся вытащить — пирамида рухнет, обнажив фигуры убийц Вартаньяна и Тимофеича.
Пожалуй, в создавшейся ситуации поиск тюремного дружана отступает на второй план — многое удалось выяснить без его помощи. Впрочем, надежды на помощь того же Ромина — никакой, а одному мне не справиться — не тот расклад, ни та обстановка. Умный и хитрый Костяк, если, конечно, он согласится стать помощником отставного сыскаря, — ценное приобретение.
Так я рассуждал спускаясь в метро, переходя со станции на станцию, толкаясь в переполненом автобусе.
Наконец — длинная, унылая улица со странным названием: Цеховая. Видимо, в старое время здесь располагались цеха с закопченными узкими окнами-бойницами и широченными металлическими воротами. Три четверти старых зданий снесено, вместо них — жилые многоэтажки. А название сохранилось.
Возле входа в одно из зданий — металлическая доска с выгравированной надписью: СИМФОНИЯ. Ниже, более мелким шрифтом пояснение: мастерская по ремонту музыкальных инструментов. Рядом с под»ездом — бетонная площадка для автомобилей, на которой скучает одинокий «мерседес».
Вот она — «крыша» над «крышей»! Мирная, необходимая людям творческого и нетворческого труда, мастерская укрыла под своим кровом криминальную группировку господина Волина. Кому придет в голову искать в рояле спрятанные автоматы, в виолончели — гранатомет, в губной гармошке — пистолет? Лицензия утверждена и проштампована солидными печатями, налоги платятся исправно, качество ремонта — выше любых похвал. Что ещё требуется от владельца предприятия?
9
В первой комнате за столом восседает мордатый приемщик. Ему бы ворочать мешки с зерном, вместо экскаватора копать котлованы под фундаменты зданий, а он ухватил крохотную шариковую ручку и выписывает квитанцию худому музыканту в очках и бородкой клинышком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45