А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

– Понятно. Будем ждать.
Бахтин вошел в ресторан с черного хода и спросил управляющего. Через несколько минут перед ним стоял толстый, страдающий одышкой, лысый человек.
– Это вы, голубчик, Александр Петрович, а я-то думал… Что изволите, столик, кабинет?
– Спасибо, Тихон Спиридонович, я бы одним глазком из вашей обители на зал взглянул. – Извольте, извольте.
Тихон Спиридонович, несмотря на свою комплекцию, бойко взбежал на второй этаж.
– Заходите, – пропустил он Бахтина, – вчера тоже подполковник Глобочев из Охранного заходили, так они часа два за залом наблюдали.
Комната управляющего была просторной, и иногда ее использовали как кабинет для особо важных гостей. Одна из стен была стеклянной. Ее закрывала темная плотная занавеска. Бахтин отодвинул ее. После сырой улицы, черного хода ресторана зал показался ему особенно светлым.
Созвездия красивых дам. Туалеты, драгоценности, меха. Нарядно гляделись мундиры военных. Блестело золото и серебро погон, аксельбантов, галунов.
Он заметил несколько синих студенческих тужурок. Сюда могли приходить только дети богатых родителей, так называемые студенты-белоподкладочники. И, конечно, штатские мужчины соперничали с военными покроем фраков и сюртуков.
Тревожно звучала музыка румынского оркестра. Звуки плыли над залом. Рыдала скрипка. Сам Аки-Альби, знаменитый скрипач и дирижер, высокий худой брюнет в расшитой атласной куртке, играл соло, переходя от одного столика к другому. Зрелище это, красивое и яркое, невольно завораживало. И Бахтин, плененный им, начал следить глазами за скрипачом. Вот он наклонился к столику, за которым с поручиком лейб-гвардии Литовского полка сидела прелестная дама в голубом платье. Скрипка пела, плакала об ушедшей любви, и вдруг мелодия стала бравурнее, быстрее и оркестр подхватил ее.
Аки-Альби уже склонился над дамой в черном платье. Бриллианты в ушах и на шее, светло-русые волосы уложены просто, но именно в этой простоте и была особая прелесть. Рядом – мужчина во фраке.
И стукнуло сердце Бахтина в такт. Жарко ладоням стало. Лена Глебова сидела за столом. Единственная женщина, которую он любил. Она стала старше и еще прелестнее. Бахтин смотрел на нее не в силах отвести глаза.
А высокий румын, кумир ночного Петербурга, шел от стола к столу, играя и радуясь. Он снова остановился и заиграл какой-то бойкий, прыгающий мотив. Какую-то мелодию кабаков русского юга. И Бахтин увидел Терлецкого. Жорж сидел рядом с Красавчиком. Остальные Бахтина не интересовали. Он уже посчитал, что, видимо, здесь вся банда. Пять человек.
Ну что ж, Терлецкий. Это тебе не по окнам вагона стрелять. Сегодня встреча лицом к лицу.
Бахтин опустил занавеску и, уходя из кабинета, вдруг подумал о том, что не взглянул еще раз на Елену. И с грустью подумал, что ненависть к Терлецкому, видимо, сильнее любви. На улице к нему подошел Литвин.
– Александр Петрович, шофера, что их возил, Сергея Шохина, наши забрали. – Хорошо. Люди готовы? – В любую минуту.
– Ну, в любую не надо. Они только холодное начали, так что пусть расслабятся, покурят.
И потянулось время, как баржа против течения. К входу в ресторан подъезжали авто и извозчики. Нарядные люди шли веселиться в моднейший кабак столицы. Распахивались двери и выходили из ресторана парочки. Норковая шуба, черное пальто, черно-бурый палантин и сизая гвардейская шинель. Шло время. Медленно шло. Слишком.
Рядом Литвин сквозь зубы материл Красавчика и Жоржа и всю их банду подлую, и всех, кто пьет сегодня в «Медведе» и вообще ведет ночную жизнь.
– Что-то вы очень строги к людям, милый Орест. – Бахтин закурил папиросу.
Запах табака во влажном воздухе был особенно резок.
– Насколько я знаю, вы тоже не прочь посетить кабачок под названием «Капернаум» на Владимирской. – Это рядом с моим домом.
– Зачем вы оправдываетесь, я не осуждаю вас. Я сам люблю зайти в «Северную Пальмиру». – Починам и кабак.
– Не завидуйте. Чин дается за выслугу лет, стало быть, чем выше чин, тем вы старее. Увы, это так. Но юный подпоручик никогда не понимает и не поймет своего преимущества перед сорокалетним полковником. Чины, чины, чины. – Бахтин достал часы, нажал репетир. Динь! Динь!
– Всего два, – продолжал он, – ночь только набирает силу.
– Вы, Александр Петрович, себе наручные купите часы, – посоветовал Литвин, он задрал рукав и показал Бахтину часы. – «Мозер», и совсем недорого.
– К этой мысли надо привыкнуть. – Бахтин бросил папиросу. – Подите скажите приставу Сиротину, чтобы его городовые не высовывались из дворов.
Бахтин вышел из-под арки. Оглядел улицу. Нет, им деться некуда. С двух сторон запрут Большую Конюшенную сторожевые фургоны, взятые в полицейском резерве. Все проходные дворы, все подъезды перекрыты городовыми. Лучшие агенты летучего отряда, лучшие сыщики сыскной полиции томятся в ожидании дела.
Они появились около пяти. Большая Конюшенная уже была пустынной, и у входа в ресторан стояло только авто Ильина. Первым к нему подошел Терлецкий. Он долго, внимательно разглядывал Бориса, потом спросил: – Ты давно работаешь в «Фортуне»?
– Полгода. – А почему я тебя не видел? – Вы бы в гараж зашли, там бы и увидели. – Почему в гараж?
– Я механик, а Сергея подменил только на один день.
– Он здорово ездит, Жорж, нам нужен такой человек, – вмешался Красавчик.
– Посмотрим, – Жорж запахнул пальто и сел в машину.
Ильин так и стоял с кожаной фуражкой в руке, придерживая дверь. Наконец, последний из их компании залез в машину. Пятеро мужчин и две дамы теснились в салоне. Красавчик сел рядом с Ильиным. – Куда?
– А действительно, куда? – повернулся он к компании.
– На Стрельну, – безапелляционного сказал Терлецкий, – там и встретим утро. – Понял? – Красавчик повернулся к Ильину. – Стрельна.
Ильин резко рванул машину с места. У условленной арки дома он затормозил. – Что такое? – крикнул Жорж.
– Мотор. – Ильин выскочил из машины. Поднял капот, выдернул из куртки наган. – Вы арестованы!
Из подворотен и подъездов к машине бежали сыщики в штатском и городовые. И тут Жорж Терлецкий выстрелил в Ильина. Бахтин увидел, как медленно-медленно падает на камни мостовой Боря Ильин. Увидел Жоржа Терлецкого, выпрыгнувшего из машины и бегущего к входу в ресторан. Он хотел укрыться среди людей, в лабиринте комнат, в переплетении лестниц и переходов. И это был шанс. Единственный шанс к спасению.
Наперерез ему бросился молодой околоточный, совсем мальчик, пришедший в полицию неделю назад. Он бежал к нему, размахивая длинноствольным «смит-и-вессоном», боясь выстрелить по человеку. – Стой! – крикнул Бахтин. – Стой, Терлецкий! Жорж выстрелил, не оборачиваясь на голос. Пуля, противно цвикнув, шлепнулась в стену в метре от Бахтина. Околоточный был уже у двери, он, что-то крича, растопырил руки, закрывая вход в ресторан. Терлецкий выстрелил и тот осел, прислонясь спиной к дверям.
Бахтин выругался, поднял наган. Пуля догнала Жоржа в метре от входа в «Медведь». Он, словно споткнувшись, сделал шаг и рухнул на спину. Бахтин побежал к нему. Стонал раненый околоточный. Жорж лежал, раскинув руки, глядя пустыми глазами в ночное небо. – Готов? – спросил подбежавший Литвин. – По-моему, да.
– Мы врачебную карету вызвали, сейчас будет. – Он наклонился к околоточному: – Куда тебя? – Кажется, в руку.
Левый рукав на форменном пальто стал черным от крови. Мальчик с испугом глядел на растекающееся пятно.
К стеклам дверей прилипли любопытные лица. Бахтин повернулся и пошел к машине. Он словно перешел из одной комнаты в другую. Из напряжения схватки, когда он видел и слышал только то, что происходит у дверей «Медведя», в крик и гомон улицы. Визжали женщины, дико матерились налетчики и городовые. А он шел мимо них, сквозь этот мат и крик, к человеку в накинутом на плечи пальто, склонившемуся над Ильиным. – Вы врач?
– Да, ординаторский профессор Военно-медицинской академии, действительный статский советник Алексеев. – Он жив, ваше превосходительство?
– Да перестаньте вы. Я врач, поняли? Врач. Он убит. – Я прошу вас… – Бахтин замялся. – Глеб Андреевич, – подсказал Алексеев. – Глеб Андреевич, ранен околоточный. – Хорошо.
– Двоих городовых порезали, гады, – сказал подошедший Кислицын.
В конце улицы зацокала копытами медицинская карета. Потом подъехал арестантский фургон и задержанных отвезли на Офицерскую, 28. Увезли раненых.
А Бахтин стоял и смотрел, как санитары кладут на носилки труп Ильина, как несут… Захлопнулась дверь кареты, отвозящей людей на берег реки Стикс.
Зоммер разбудил Рубина в семь утра. Тот полчаса назад лег спать, вернулся от Кюба, куда Усов вызвал дам, и они потом поехали к одной из них и провели там ночь.
– Ну, что тебе? Оставь меня в покое, – зарычал спросонья Рубин
– Жоржа убили, мальчиков взяли. – Зоммер протянул хозяину стакан сельтерской.
Рубин жадно выпил воду и сказал спокойно, будто ничего не случилось: – Звони Усову, пусть берет Козлова и сюда. – К вам? – Нет, туда, к Жоржу. Кто их взял? – Бахтин.
Рубин грохнул хрустальный стакан о стенку и начал одеваться. Он был спокоен. Так уж приучил себя. В самых критических обстоятельствах он немедленно брал себя в руки.
Усов и Козлов застали его сидящим за столом и с аппетитом завтракающего жареной колбасой с кислой капустой. На столе стояли несколько литровых бутылок пива. – Григорий Львович любил простую пищу, к который привык с тех далеких времен, когда был еще молодым налетчиком в Одессе. – Ну, садитесь, подельщики, чем порадуете?
– Григорий Львович, – гневно начал Козлов, – я генерал, как вы…
– Что? – Рубин бросил вилку и встал. – Генерал? А кто тебе этот чин-то купил? Да если бы не я, ты бы в Николаеве выше исправника не поднялся. Кто тебе две тысячи в месяц платит? Забыл? А за что…
– Легче, Гриша, легче. – Усов сел за стол, налил себе пива. – Ты тоже без нас сидел бы в своей Одессе… – Может быть. Но я плачу вам, а не вы мне…
– Спокойнее, – продолжал Усов, – Михаил Иванович, кто дело-то расследует?
– Следователь судебной палаты статский советник Акулов. – Берет? – Усов допил стакан и налил снова.
– По слухам, нет. Больно уж независимый господин.
– Все берут, – мрачно сказал Рубин, – только надо дать больше.
– Вы можете поговорить с Акуловым? Мол, так и так, убийца погиб, а остальные… – Да они городовых порезали.
– Вот, – радостно засмеялся Рубин, – в Уголовном уложении для этого своя статья. Совсем иная, нежели налет да убийство.
– Тяжелое дело, – вздохнул Козлов, – очень тяжелое.
Рубин открыл дверцу шкафа, вынул пачку денег, положил перед Козловым. – Десять тысяч.
– Мало, Григорий Львович, мало. Многим давать придется. – Сколько надо? – Еще десять.
– На. – Рубин добавил еще пачку. – Ты, Михаил Иванович, следователем и городовыми займись, а ты, Усов, найди адвоката лучшего и Бахтина с дерьмом смешай. Почему ты, Михаил Иванович, с Бахтиным не разобрался?
– А почему, Григорий Львович, ты думаешь, что я не разобрался? Им Особый отдел Охранного отделения занимается. Так что Петр Федорович в самое время статейку организует. Тем более, Мануйлов. У него перо злое и хлесткое. На том и порешили.
Иноков утром зашел в кабинет Филиппова и положил на стол протокол дознания.
– Показания шофера Сергея Шохина, он убийц по адресам покойных возил.
– Вот это дело. Отправляй Акулову. Теперь им не открутиться. Где Бахтин? – Дома пока. Почернел весь из-за Ильина.
– Дружили они. Сколь ни печально говорить, но вакансия открылась. Ищи человека. – Подумаю. – А на примете есть кто?
– Трепов, помощник пристава. Склонен к сыскной работе. – А если Литвина?
– Рано еще. Пусть заматереет немного. Он как сыщик хорош, а здесь людьми командовать.
А Михаил Иванович Козлов нашел все-таки хитрый ход. Он попросил графа Щербатова, и тот пригласил его на обед в Английский клуб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60