Так ведь?
— Так. Но разве мы все не желаем нечто большее, чем то, что имеем?
— Да, думаю, да. Но большинство людей когда-то приучаются довольствоваться привычным ходом вещей. Почему ты не стараешься действовать так же?
— Я стараюсь. Все время стараюсь, но у меня ничего не получается. Или, по крайней мере, достаточно редко. Я сожалею об этом.
Веритэ встала и подошла к окну. Высокая, красивая. Волосы ее были собраны на затылке. Я понимал, чего ей хочется, и также понимал, что никогда не смогу дать ей этого. Обманывать самого себя было бесполезно. Да я и не смог бы. И скрывать это тоже было бессмысленно. В отношении Веритэ я повел себя как ветреный человек, но был честен с ней.
— Принеси мне сигареты, — сказал я, — хочу тебе рассказать, что произошло.
Веритэ подошла к моей кровати, вытащив из кармана халата сигареты и зажигалку. Она села вплотную и вдруг прижала голову к моей шее, а я крепко обнял ее.
Так мы посидели какое-то время, а потом я начал рассказывать о том, что произошло, а она зажгла для меня сигарету, и между нами все стало как прежде. Мы оба поняли, что, если начнем копаться друг у друга в душе, ничего хорошего от этого не будет. Единственный человек, которого она когда-то любила, умер, а единственную женщину, которая действительно волновала меня, могли утопить в озере. Веритэ знала, что все в ее жизни проблемы были из-за мужа, но я и не скрывал от себя того, что и Кэтрин, наверное, доставит мне массу хлопот. Веритэ, несмотря на это, упорно шла вперед и остановилась только тогда, когда реальность дала ей пощечину. Я тоже шел вперед и надеялся, что мне повезет больше.
Вскоре после ленча в шале приехали герр Малакод, герр Стебелсон и еще один человек. От Инсбрука они ехали на «роллс-ройсе».
Мы встретились в залитой солнцем комнате, окна которой выходили в сад. Все пятеро — Малакод, Стебелсон, тот, третий, Веритэ и я. Малакод был в старомодном твидовом пиджаке и бриджах. Под его глазами лежали глубокие тени, придавая его мертвенно-бледному лицу трогательно-шутовской вид. Стебелсон, как обычно, безразлично взирал на все своими коричневыми глазами-пуговицами, а Веритэ с блокнотом и ручкой отошла в сторону. Человек, который приехал с ними и которого мне не представили, за все время встречи не проронил ни слова. Он вел себя беспокойно. Ходил у окна то туда, то сюда, тяжело опираясь на толстую трость. Ему было за шестьдесят, волосы седые, а лицо относилось к разряду тех вечно грустных лиц, которые не помнят, что такое улыбка. Мне показалось, что на его правой ноге ниже колена протез.
Я рассказал все, не забыв упомянуть и про Северуса, сказав, правда, что знал его прежде, а сейчас просто попросил помочь мне.
Малакод молча выслушал меня, время от времени кивая (и попыхивая толстой сигарой), а когда я закончил, спросил:
— И какой вывод, по-вашему, можно сделать, мистер Карвер?
Я подошел к окну и выглянул в сад. Мое плечо зудело от укуса фрау Шпигель, и я потер его. Хромоногий старик отошел от меня, покачивая головой, как будто все, что он услышал, сильно расстроило его.
— Кажется, мне не собираются говорить правду насчет того, что стоит за всем этим. Ладно. Меня ведь всего лишь наняли.
Я наемный сотрудник. И тем не менее, работая в темноте, я представляю все следующим образом. Со дна Адриатического моря был поднят свинцовый ящик. Его привезли на виллу Саббиони и оставили там, в Мюнхен он не прибыл, его перевезли куда-то. Это место, по-видимому, находится в десяти минутах от местечка Заферси, в котором в определенный момент должны утопить Лотти Беманс или Кэтрин Саксманн. — Я повернулся и посмотрел на Стебелсона. Он ответил мне спокойным, совершенно неподвижным взглядом. Я продолжил:
— Вам-то известно, что именно за всем этим стоит, хотя нетрудно догадаться, что все связано с политикой, если этим делом заинтересовались Лондон, Москва, возможно, Бонн и Вашингтон. Но политическая подоплека меня не интересует. Мне лишь не нравится идея топить кого-то в озере. Что же нам делать? Можем узнать, где находится это Заферси, а затем, если повезет, я найду то место, где прячется Зигфрид со свинцовым ящиком и двумя блондинками-немками, на одной из которых, как я понял, он собирается жениться, а другую, очевидно, чтобы сохранить репутацию, убить. Я прав? — Я посмотрел на Малакода, и тот из-за легкого облачка сигаретного дыма ответил мне прямым взглядом.
— Правильно, — сказал он. — Лишь одно ваше предположение не вполне верно.
— Какое же?
— Вы больше не являетесь, как вы сами выразились, наемным сотрудником.
Если бы он произнес это со своей чарующей улыбкой, я бы счел, что меня ждет повышение. Но он не улыбался.
— Что вы хотите этим сказать?
— По правде говоря, — сказал Малакод, — я на какое-то время был готов принять некоторые условия, которые вы сами вписали в контракт, мистер Карвер, не важно, знали вы, что мне тоже о них известно, или нет. Но больше я не могу идти на это по своим личным соображениям. Я знаю, вы работаете на некоего мистера Сатклиффа. О, мне многое о нем известно.
Кроме этого, вы скрывали от меня информацию. Информацию, которую вы получили, работая на меня. Я имею в виду цветной слайд. Но я не рассердился на вас. Я все понял. Но сейчас настало время, когда от тех, кто на меня работает, я требую полной честности. И абсолютной преданности. Вы можете обещать мне это?
Я замялся, искоса поглядывая на Веритэ. Я знал, что она отличалась именно абсолютной преданностью. Только она могла сообщить Малакоду о слайде. — Ну, мистер Карвер?
— Меня интересует лишь одно. Я не хочу, чтобы девушку, не важно кого, утопили в озере. Я ставлю это выше абсолютной преданности.
Малакод покачал головой:
— Благодарю вас за помощь. Пусть ваш секретарь вышлет мне чек, я его оплачу.
— Как вам будет угодно.
— Да, — сказал Малакод, — я хочу, чтобы все было именно так. И могу сказать, что, сколько бы вы ни потребовали, я добавлю вам премиальные.
— Прекрасно. — И я направился к двери. — Можно попросить вашего шофера отвезти меня в Инсбрук. Я буду готов через полчаса.
Поднявшись к себе в комнату, я в раздражении пнул ковер, лежащий на полу. Мне просто необходимо было пнуть что-нибудь. Значит, они решили все переиграть и действовать собственными силами. Ну что ж, у них есть на это право. Меня наняли, а теперь я уволен. Но меня нельзя было уволить от дела, связанного с судьбой Кэтрин.
В этот момент раздался стук в дверь. В комнату вошла Веритэ.
— Если ты пришла помочь мне уложить вещи, то справлюсь сам. Я бы только хотел получить фунтов пятьдесят австрийскими шиллингами. Можешь вычеркнуть эту сумму из моего счета.
Веритэ прошла в комнату, взяла мой чемодан, положила его на кровать и начала укладывать вещи.
— Понимаю, что ты чувствуешь.
— Понимаешь?
Она кивнула:
— Конечно. Если бы я могла тебе помочь, то помогла бы.
Я желаю тебе только хорошего. И даже ей, если ты о ней думаешь.
Я подошел к Веритэ и, положив ей на плечи руки, заглянул в ее большие карие глаза, а затем наклонился и мягко поцеловал в губы.
— Сейчас ничего нельзя поделать. Колесо начало крутиться давно. Мне остается только ждать и смотреть, на какой цифре оно остановится.
— Понимаю. И когда придет это время, если захочешь, ты всегда можешь найти меня.
— Если я смогу передвигаться самостоятельно после того, как все взорвется ко всем чертям, я, возможно, обращусь к тебе.
Если бы я знал тогда, какой скрытый смысл таился в моих словах!
— Что это за старик с деревянной ногой?
— Партнер герра Малакода.
— Еврей?
— Да.
— А что у него с ногой?
— Ампутировали в концентрационном лагере.
В этот момент зазвонил телефон. Я взял трубку и услышал:
— "Инспектор"?
— Да?
— Железнодорожный вокзал в Инсбруке, — продолжал мягкий, довольный голос — как будто человек доедал плитку шоколада. — Сегодня, в двадцать один час.
— О'кей.
Веритэ посмотрела на меня, и я сказал:
— Это мой букмекер. Он наконец-то выследил меня. Ты не забудешь о деньгах?
Я видел, что Веритэ хотела что-то сказать, но промолчала.
Она повернулась и вышла из комнаты.
Уложив вещи, я спустился в холл. Там меня ждал Стебелсон, он прошел со мной по парадной лестнице, мы вместе вышли, подождали, когда подъедет «роллс-ройс».
У меня было какое-то странное предчувствие, и поэтому я сказал:
— Не хотите ли послушать теорию, которая у меня появилась?
— Нет, — ответил Стебелсон.
— Отлично. В таком случае мне будет еще приятнее изложить ее вам. Вы втянули Кэтрин в это дело. Но не потому, что вы хотите сделать что-то для Малакода. А потому, что каким-то образом вы сможете сделать что-то и для себя. Может быть, вам, как и мне, не нравится быть наемным работником. Но суть не в этом.
Вы выбрали не ту девушку и понимаете, что совершили ошибку.
Как и вы, я поначалу думал, что где-то там найдется пожива, но теперь знаю, что к нам это не относится. Последуйте моему совету, быстренько получайте небольшую прибыль и, если сможете, выходите из игры.
Стебелсон, к моему удивлению, улыбнулся и вежливо сказал:
— Возможно, я последую вашему совету. Кэтрин и в самом деле очень ненадежный человек. Думаю, она просто не способна на подобные дела. Но я получил от нее письмо, которое многое проясняет.
— Вы получили письмо?
— Из Венеции. Это первая весточка от нее с тех пор, как она уехала из Парижа.
— Но я могу пойти и все рассказать Малакоду.
— Пожалуйста, а я скажу, что вы просто пошли на хитрость, чтобы не потерять работу. Впрочем, я не думаю, что вы хотите остаться. У вас другие планы. Если вы помните, однажды я вам сказал, что не советую влюбляться в Кэтрин. А вот и машина.
Неслышно подкатил «роллс-ройс», и шофер вышел, чтобы открыть мне дверцу. Я сел в машину, провожаемый взглядом герра Стебелсона. На прощанье он поднял свою крупную руку.
Я увидел стоящую в дверном проеме Веритэ. Она чуть приподняла руку и отвернулась.
Я люблю компанию и поэтому пересел на кресло рядом с шоферским. Мы доехали до Инсбрука меньше чем за час.
Было всего лишь шесть вечера, поэтому я отправился выпить и закусить. За ужином прочел записку, которую шофер передал мне после того, как мы приехали.
— Мадам Латур-Мезмин просила передать вам это.
«Дорогой, я вижу, что ты совершаешь безрассудный поступок. Но ничего не могу сделать, не могу остановить тебя. Мне твое состояние знакомо намного лучше, чем большинству людей. Пожалуйста, постарайся позаботиться о себе. В любой момент, когда захочешь, я отдам тебе всю мою любовь. Чтобы избавить тебя от лишних хлопот, сообщаю, что озеро Заферси находится недалеко от перевала Эйкен, на немецкой стороне границы. Люблю. В.».
Она была совершенно права. И мне не пришлось испытывать трудности в поисках этого озера.
* * *
В девять вечера я встретился с молодым человеком в спортивной куртке и плотно обтягивающих брюках из саржи. У него были песочного цвета усы и тирольская шляпа с пером. Когда его старый «мерседес» тронулся с места, стало совершенно ясно, что независимо от степени изношенности самой машины ее двигателям всегда был обеспечен заботливый и любящий уход.
Парень оказался англичанином и всю дорогу непринужденно болтал на самые разные темы. Я не перебивал его.
В Шарнитце мы пересекли австро-германскую границу и двинулись на север, в сторону Мюнхена. Миль через пять свернули с главного шоссе вправо. Время от времени сквозь деревья мелькала водная гладь озера.
Проехав еще мили четыре, машина резко свернула влево, выехала на узкую дорогу, и фары высветили фасад низкого здания, выложенного из серого камня, с окнами, прикрытыми ставнями.
Мы объехали здание и вошли в него сбоку. Мой провожатый провел меня по длинному коридору, в конце которого оказалась старомодно обставленная кухня.
Там я увидел Сатклиффа. Он сидел за кухонным столом; перед ним стояла тарелка с холодной говядиной и салатом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
— Так. Но разве мы все не желаем нечто большее, чем то, что имеем?
— Да, думаю, да. Но большинство людей когда-то приучаются довольствоваться привычным ходом вещей. Почему ты не стараешься действовать так же?
— Я стараюсь. Все время стараюсь, но у меня ничего не получается. Или, по крайней мере, достаточно редко. Я сожалею об этом.
Веритэ встала и подошла к окну. Высокая, красивая. Волосы ее были собраны на затылке. Я понимал, чего ей хочется, и также понимал, что никогда не смогу дать ей этого. Обманывать самого себя было бесполезно. Да я и не смог бы. И скрывать это тоже было бессмысленно. В отношении Веритэ я повел себя как ветреный человек, но был честен с ней.
— Принеси мне сигареты, — сказал я, — хочу тебе рассказать, что произошло.
Веритэ подошла к моей кровати, вытащив из кармана халата сигареты и зажигалку. Она села вплотную и вдруг прижала голову к моей шее, а я крепко обнял ее.
Так мы посидели какое-то время, а потом я начал рассказывать о том, что произошло, а она зажгла для меня сигарету, и между нами все стало как прежде. Мы оба поняли, что, если начнем копаться друг у друга в душе, ничего хорошего от этого не будет. Единственный человек, которого она когда-то любила, умер, а единственную женщину, которая действительно волновала меня, могли утопить в озере. Веритэ знала, что все в ее жизни проблемы были из-за мужа, но я и не скрывал от себя того, что и Кэтрин, наверное, доставит мне массу хлопот. Веритэ, несмотря на это, упорно шла вперед и остановилась только тогда, когда реальность дала ей пощечину. Я тоже шел вперед и надеялся, что мне повезет больше.
Вскоре после ленча в шале приехали герр Малакод, герр Стебелсон и еще один человек. От Инсбрука они ехали на «роллс-ройсе».
Мы встретились в залитой солнцем комнате, окна которой выходили в сад. Все пятеро — Малакод, Стебелсон, тот, третий, Веритэ и я. Малакод был в старомодном твидовом пиджаке и бриджах. Под его глазами лежали глубокие тени, придавая его мертвенно-бледному лицу трогательно-шутовской вид. Стебелсон, как обычно, безразлично взирал на все своими коричневыми глазами-пуговицами, а Веритэ с блокнотом и ручкой отошла в сторону. Человек, который приехал с ними и которого мне не представили, за все время встречи не проронил ни слова. Он вел себя беспокойно. Ходил у окна то туда, то сюда, тяжело опираясь на толстую трость. Ему было за шестьдесят, волосы седые, а лицо относилось к разряду тех вечно грустных лиц, которые не помнят, что такое улыбка. Мне показалось, что на его правой ноге ниже колена протез.
Я рассказал все, не забыв упомянуть и про Северуса, сказав, правда, что знал его прежде, а сейчас просто попросил помочь мне.
Малакод молча выслушал меня, время от времени кивая (и попыхивая толстой сигарой), а когда я закончил, спросил:
— И какой вывод, по-вашему, можно сделать, мистер Карвер?
Я подошел к окну и выглянул в сад. Мое плечо зудело от укуса фрау Шпигель, и я потер его. Хромоногий старик отошел от меня, покачивая головой, как будто все, что он услышал, сильно расстроило его.
— Кажется, мне не собираются говорить правду насчет того, что стоит за всем этим. Ладно. Меня ведь всего лишь наняли.
Я наемный сотрудник. И тем не менее, работая в темноте, я представляю все следующим образом. Со дна Адриатического моря был поднят свинцовый ящик. Его привезли на виллу Саббиони и оставили там, в Мюнхен он не прибыл, его перевезли куда-то. Это место, по-видимому, находится в десяти минутах от местечка Заферси, в котором в определенный момент должны утопить Лотти Беманс или Кэтрин Саксманн. — Я повернулся и посмотрел на Стебелсона. Он ответил мне спокойным, совершенно неподвижным взглядом. Я продолжил:
— Вам-то известно, что именно за всем этим стоит, хотя нетрудно догадаться, что все связано с политикой, если этим делом заинтересовались Лондон, Москва, возможно, Бонн и Вашингтон. Но политическая подоплека меня не интересует. Мне лишь не нравится идея топить кого-то в озере. Что же нам делать? Можем узнать, где находится это Заферси, а затем, если повезет, я найду то место, где прячется Зигфрид со свинцовым ящиком и двумя блондинками-немками, на одной из которых, как я понял, он собирается жениться, а другую, очевидно, чтобы сохранить репутацию, убить. Я прав? — Я посмотрел на Малакода, и тот из-за легкого облачка сигаретного дыма ответил мне прямым взглядом.
— Правильно, — сказал он. — Лишь одно ваше предположение не вполне верно.
— Какое же?
— Вы больше не являетесь, как вы сами выразились, наемным сотрудником.
Если бы он произнес это со своей чарующей улыбкой, я бы счел, что меня ждет повышение. Но он не улыбался.
— Что вы хотите этим сказать?
— По правде говоря, — сказал Малакод, — я на какое-то время был готов принять некоторые условия, которые вы сами вписали в контракт, мистер Карвер, не важно, знали вы, что мне тоже о них известно, или нет. Но больше я не могу идти на это по своим личным соображениям. Я знаю, вы работаете на некоего мистера Сатклиффа. О, мне многое о нем известно.
Кроме этого, вы скрывали от меня информацию. Информацию, которую вы получили, работая на меня. Я имею в виду цветной слайд. Но я не рассердился на вас. Я все понял. Но сейчас настало время, когда от тех, кто на меня работает, я требую полной честности. И абсолютной преданности. Вы можете обещать мне это?
Я замялся, искоса поглядывая на Веритэ. Я знал, что она отличалась именно абсолютной преданностью. Только она могла сообщить Малакоду о слайде. — Ну, мистер Карвер?
— Меня интересует лишь одно. Я не хочу, чтобы девушку, не важно кого, утопили в озере. Я ставлю это выше абсолютной преданности.
Малакод покачал головой:
— Благодарю вас за помощь. Пусть ваш секретарь вышлет мне чек, я его оплачу.
— Как вам будет угодно.
— Да, — сказал Малакод, — я хочу, чтобы все было именно так. И могу сказать, что, сколько бы вы ни потребовали, я добавлю вам премиальные.
— Прекрасно. — И я направился к двери. — Можно попросить вашего шофера отвезти меня в Инсбрук. Я буду готов через полчаса.
Поднявшись к себе в комнату, я в раздражении пнул ковер, лежащий на полу. Мне просто необходимо было пнуть что-нибудь. Значит, они решили все переиграть и действовать собственными силами. Ну что ж, у них есть на это право. Меня наняли, а теперь я уволен. Но меня нельзя было уволить от дела, связанного с судьбой Кэтрин.
В этот момент раздался стук в дверь. В комнату вошла Веритэ.
— Если ты пришла помочь мне уложить вещи, то справлюсь сам. Я бы только хотел получить фунтов пятьдесят австрийскими шиллингами. Можешь вычеркнуть эту сумму из моего счета.
Веритэ прошла в комнату, взяла мой чемодан, положила его на кровать и начала укладывать вещи.
— Понимаю, что ты чувствуешь.
— Понимаешь?
Она кивнула:
— Конечно. Если бы я могла тебе помочь, то помогла бы.
Я желаю тебе только хорошего. И даже ей, если ты о ней думаешь.
Я подошел к Веритэ и, положив ей на плечи руки, заглянул в ее большие карие глаза, а затем наклонился и мягко поцеловал в губы.
— Сейчас ничего нельзя поделать. Колесо начало крутиться давно. Мне остается только ждать и смотреть, на какой цифре оно остановится.
— Понимаю. И когда придет это время, если захочешь, ты всегда можешь найти меня.
— Если я смогу передвигаться самостоятельно после того, как все взорвется ко всем чертям, я, возможно, обращусь к тебе.
Если бы я знал тогда, какой скрытый смысл таился в моих словах!
— Что это за старик с деревянной ногой?
— Партнер герра Малакода.
— Еврей?
— Да.
— А что у него с ногой?
— Ампутировали в концентрационном лагере.
В этот момент зазвонил телефон. Я взял трубку и услышал:
— "Инспектор"?
— Да?
— Железнодорожный вокзал в Инсбруке, — продолжал мягкий, довольный голос — как будто человек доедал плитку шоколада. — Сегодня, в двадцать один час.
— О'кей.
Веритэ посмотрела на меня, и я сказал:
— Это мой букмекер. Он наконец-то выследил меня. Ты не забудешь о деньгах?
Я видел, что Веритэ хотела что-то сказать, но промолчала.
Она повернулась и вышла из комнаты.
Уложив вещи, я спустился в холл. Там меня ждал Стебелсон, он прошел со мной по парадной лестнице, мы вместе вышли, подождали, когда подъедет «роллс-ройс».
У меня было какое-то странное предчувствие, и поэтому я сказал:
— Не хотите ли послушать теорию, которая у меня появилась?
— Нет, — ответил Стебелсон.
— Отлично. В таком случае мне будет еще приятнее изложить ее вам. Вы втянули Кэтрин в это дело. Но не потому, что вы хотите сделать что-то для Малакода. А потому, что каким-то образом вы сможете сделать что-то и для себя. Может быть, вам, как и мне, не нравится быть наемным работником. Но суть не в этом.
Вы выбрали не ту девушку и понимаете, что совершили ошибку.
Как и вы, я поначалу думал, что где-то там найдется пожива, но теперь знаю, что к нам это не относится. Последуйте моему совету, быстренько получайте небольшую прибыль и, если сможете, выходите из игры.
Стебелсон, к моему удивлению, улыбнулся и вежливо сказал:
— Возможно, я последую вашему совету. Кэтрин и в самом деле очень ненадежный человек. Думаю, она просто не способна на подобные дела. Но я получил от нее письмо, которое многое проясняет.
— Вы получили письмо?
— Из Венеции. Это первая весточка от нее с тех пор, как она уехала из Парижа.
— Но я могу пойти и все рассказать Малакоду.
— Пожалуйста, а я скажу, что вы просто пошли на хитрость, чтобы не потерять работу. Впрочем, я не думаю, что вы хотите остаться. У вас другие планы. Если вы помните, однажды я вам сказал, что не советую влюбляться в Кэтрин. А вот и машина.
Неслышно подкатил «роллс-ройс», и шофер вышел, чтобы открыть мне дверцу. Я сел в машину, провожаемый взглядом герра Стебелсона. На прощанье он поднял свою крупную руку.
Я увидел стоящую в дверном проеме Веритэ. Она чуть приподняла руку и отвернулась.
Я люблю компанию и поэтому пересел на кресло рядом с шоферским. Мы доехали до Инсбрука меньше чем за час.
Было всего лишь шесть вечера, поэтому я отправился выпить и закусить. За ужином прочел записку, которую шофер передал мне после того, как мы приехали.
— Мадам Латур-Мезмин просила передать вам это.
«Дорогой, я вижу, что ты совершаешь безрассудный поступок. Но ничего не могу сделать, не могу остановить тебя. Мне твое состояние знакомо намного лучше, чем большинству людей. Пожалуйста, постарайся позаботиться о себе. В любой момент, когда захочешь, я отдам тебе всю мою любовь. Чтобы избавить тебя от лишних хлопот, сообщаю, что озеро Заферси находится недалеко от перевала Эйкен, на немецкой стороне границы. Люблю. В.».
Она была совершенно права. И мне не пришлось испытывать трудности в поисках этого озера.
* * *
В девять вечера я встретился с молодым человеком в спортивной куртке и плотно обтягивающих брюках из саржи. У него были песочного цвета усы и тирольская шляпа с пером. Когда его старый «мерседес» тронулся с места, стало совершенно ясно, что независимо от степени изношенности самой машины ее двигателям всегда был обеспечен заботливый и любящий уход.
Парень оказался англичанином и всю дорогу непринужденно болтал на самые разные темы. Я не перебивал его.
В Шарнитце мы пересекли австро-германскую границу и двинулись на север, в сторону Мюнхена. Миль через пять свернули с главного шоссе вправо. Время от времени сквозь деревья мелькала водная гладь озера.
Проехав еще мили четыре, машина резко свернула влево, выехала на узкую дорогу, и фары высветили фасад низкого здания, выложенного из серого камня, с окнами, прикрытыми ставнями.
Мы объехали здание и вошли в него сбоку. Мой провожатый провел меня по длинному коридору, в конце которого оказалась старомодно обставленная кухня.
Там я увидел Сатклиффа. Он сидел за кухонным столом; перед ним стояла тарелка с холодной говядиной и салатом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36