— спросил он.
— Конечно. — Я бросил полотенце на вешалку, и оно комком упало на пол.
— Хорошо, — сказал он. — Впрочем, не стоит волноваться.
Они еще не пришли к окончательному решению относительно Шпигеля. Мои инструкции ограничены.
— Я должен быть благодарен за эти маленькие уступки.
— Вот правильно. — Он шагнул ко мне. — Повернись.
Я повернулся. Вам ничего не удастся сделать против десяти пуль, если вы, например, сидите в узкой лодке. Он ударил меня по затылку, и я погас, точно высоковольтная лампочка, испустившая дух.
Глава 12
Методы Борджиа
Казалис провел меня через черный вход дома тридцать пять по улице Фобур-Сент-Оноре и оставил одного в чердачной комнате, где недавно переклеивали обои. В комнате стояли два сосновых стула, все в пятнах от побелки, которой красили потолок. Таких, как я, не пускали через главный вход. Значит, у этого места была дурная репутация. Но все же я делал успехи.
В последний раз через задний вход меня проводили в посольство — дом, расположенный на той же улице, только под номером 37.
Я сидел и смотрел, как паук обматывает клейкой нитью муху, попавшую в паутину, словно он только что придумал новый способ изготовления шаров для гольфа. Я выкурил одну сигарету, и тут пришел Мэнстон. На нем был пиджак для утренних визитов и полосатые брюки, а также светло-серый галстук и булавка с жемчужиной. Он казался раздраженным. Его волосы сохранили светлую краску. Выглядел он великолепно.
Мэнстон подмигнул мне и спросил:
— Что ты можешь сказать о югославских винах?
— Не так уж много. А где Сатклифф?
— Мы держим его подальше от тебя: беспокоимся за его давление.
Я кивнул:
— Может, тебе будет интересно узнать, что Говард Джонсон нанес мне визит в отеле?
— И что он забрал?
— Ничего.
На самом деле он смылся с моими записями по поводу слайда, которые надиктовала мне Уилкинс. Но у меня хорошая память.
Мэнстон посмотрел на меня долгим взглядом, постукивая сигаретой о крышку золотого портсигара.
Затем понимающе произнес:
— Ну конечно. И что же ты хочешь?
— Меня нанял Малакод, чтобы я следил за миссис Вадарчи и Кэтрин Саксманн. В то же время я работаю и на вас, делая то же самое. А у меня создалось впечатление, что я охочусь за призраками.
Мэнстон усмехнулся:
— Мы все этим занимаемся. Гоняемся за призраками.
— В таком случае я отказываюсь от работы.
— Ты отказываешься работать на нас и на Малакода или только на нас?
— На вас. Если вам нужна самая обычная слежка, возьмите какого-нибудь парня попроще. А я уже вырос из этого, к тому же у меня слишком высокий коэффициент интеллекта.
— Ты мне симпатичен. И я испытываю те же чувства, что и ты.
— Но на более высоком уровне. Либо я вам нужен, либо нет.
Мэнстон улыбнулся:
— Как я мудро поступил, держа Сатклиффа подальше. Он просто не понимает таких, как ты. Даже после стольких лет работы.
— Ну а ты-то сам?
— Мне кажется, понимаю.
— И что же за этим последует? — поинтересовался я.
Он долго изучал гравировку, украшающую золотой портсигар, а затем произнес:
— Это дело относится к категории «очень секретно». Давай так, ты задаешь вопросы, а я буду решать, на какой из них отвечать.
Я зажег сигарету и посмотрел на паука, который все еще возился с мухой. Теперь я точно знал, что она чувствует.
Я решил ткнуть в середину, а затем попытаться дойти до того или иного конца.
— Старый Бэлди, кок на «Комире»?
— Он из Западной Германии, работает на компанию Шпигеля.
— Компания Шпигеля и вы охотитесь за одним и тем же?
— Да.
— А почему не в сотрудничестве?
Он состроил гримасу:
— Мы бы сотрудничали, имей наше руководство хоть каплю здравого смысла. Но это качество редко встречается у работников госдепартамента. Никакого доверия. Профессиональная гордость. Мы все хотим добраться до цели первыми и своими силами. Малакод озабочен тем же.
— Игра ведется против частных лиц?
— Отчасти.
— А они действуют по политическим соображениям?
— Возможно.
— Это всего лишь упаковка. А что внутри? Исчезнувший Гойя?
Он изобразил на лице полуулыбку, а затем сказал:
— Думаю, ты бы назвал это произведением искусства.
— Значит, точка, — заключил я. — Ну хорошо, если эта дверь заперта, попытайся рассказать мне что-нибудь о том парне с «Комиры», типичном Зигфриде. Недурной игрок в гольф, насколько я понял. И неплохо работает кулаками.
— Он также отлично дерется на рапирах и саблях. В теннисе — уровень Уимблдона, в плавании — Олимпийских игр, к тому же имеет два оксфордских диплома первой степени, но ты бы не смог выследить его ни под одним именем. И никогда не позволяй ему загнать тебя в угол. Он убьет тебя со смехом и прочтет заупокойную проповедь на том языке, на каком пожелаешь, включая санскрит.
— Дальше. Стебелсон?
— Несерьезная фигура. Он, возможно, надеется в конце концов перехитрить Малакода, если повезет. Да ты сам, наверное, догадался об этом?
— Мои дурацкие мозги предполагали нечто подобное. Кэтрин?
— Возможно, она хочет того же. Но она быстро меняет свои привязанности. Мне кажется, она ждет момента, когда сможет решить, на кого поставить. Пока что она делает ставку на тебя.
— Я скажу тебе, что она делает. Я всего лишь следил за ней по бумажкам, по клочкам бумаги, которые она оставляла, пересекая пол-Европы. И я удивлен, что она не дала мне возможности последовать за ней в Венецию, если, конечно, именно туда направилась «Комира».
— Нет, она не бросила тебя. Она хочет, чтобы ты продолжал свое дело. — Он порылся в кармане и извлек оттуда телеграммный бланк.
«В Венеции много мостов. Милый. К.»
Телеграмма была послана на мой старый адрес в Париже — отель «Флорида».
— Издалека стреляла. Могла бы и промахнуться.
— Еще одна телеграмма ждала тебя в аэропорту. С тем же содержанием. Ты просто не заметил своего имени на доске объявлений. И не думай, что она рискнет бросить своих новых друзей. Это холодная сталь в шелковой обертке.
— Хорошо сказано. Стальная сердцевина, а вокруг нее двадцать годичных колец.
— Примерно в этом возрасте я перестал читать триллеры.
— Так что же ты хочешь от меня? Чтобы я продолжал работу на основе той скудной информации, которую ты мне бросил?
— У тебя два выбора. И не думаю, что тебе понравится хоть один из них. — Он снова достал свой портсигар и принялся постукивать по нему большим пальцем.
Я знал эту его привычку. Он, как никогда, был близок к демонстрации каких-то эмоций.
— Ну, выкладывай.
Мэнстон посмотрел на меня в упор, и мне не понравился его сжатый, растянутый рот.
— Ты — проклятый дурак, — сказал он. — И в том, что касается женщин. И тем более в том, что касается твоего главного шанса. Это очень серьезная вещь, а ты решил сыграть с ней.
— Кто, я? — Я взглянул на Мэнстона удивленными глазами.
— Ну хватит.
То, как он это произнес, было для меня ударом по щеке, и удар этот был сильным, болезненным и долгим.
— Молчу, — ответил я раздраженно.
— Единственное, как ты сможешь выбраться отсюда, если не расскажешь все это в ящике с медными ручками.
Я уже не сердился. Я испугался:
— Ты имеешь в виду?.. — Я не узнал своего голоса.
— Если ты не предъявишь то, с помощью чего Сатклиффу можно будет поднять давление. Говорю тебе прямо, Карвер.
Я сделаю это собственными руками, если ты не подчинишься, и не стану ждать.
Я сглотнул слюну и запротестовал:
— Ты не можешь просто так убивать слуг, которым не доверяешь. На дворе двадцатый век.
Тут он улыбнулся:
— Это облегчает мою задачу. Пойди и проверь. Ты не успеешь спуститься и до первого пролета, а твоя смерть никогда не будет подвергнута расследованию. Так что давай выкладывай все и побыстрее.
— Ты объяснил, что случится. Но, черт возьми, ты не можешь, не можешь говорить об этом всерьез!
Но я прекрасно знал, что это не так. Мэнстон не шутил.
Я начал игру очень давно, искал нечестных денег, но никогда еще не увязал так глубоко. От страха мои внутренности завязались узлами, переплелись как клубок змей. Он говорил об этом спокойно. Серый галстук, булавка с жемчугом, полосатые брюки. Он зашел сюда на несколько минут, с приема у нефтяного магната. «Прошу прощения, мне нужно кое-кому позвонить, попросить, чтобы он прирезал вас, а затем вернусь к шампанскому и разговорам о демократии в недоразвитых странах и буду утвердительно кивать в ответ на любую чушь о свободе этой страны».
— Каждое мое слово имеет вес, — жестко сказал Мэнстон. — Ты — ничто. Абсолютно ничто. С чем мы действительно опоздали, это свинцовый ящик, который подняли со дна Адриатического моря, и если мы не добудем его через три недели, все создания ада вырвутся на свободу. Да, именно ада — страшного, кровавого, убийственного ада! Так что давай рассказывай, и говори только правду!
Никогда раньше не видел его таким. Я с трудом сглотнул.
Моя глотка напоминала проржавевшую трубу, и прохрипел:
— Но с чего мне начать?
— С Лансинга.
— Что именно я должен рассказать о нем?
— Он сошел на берег, когда «Комира» пришла в Венецию.
Он должен был связаться с СКД. Но он не сделал этого. Его нашли в канале, чуть ниже Риалтского моста с ножом в спине.
— Бедняга.
— Но суть не в этом. Кодовое имя Лансинга — ВВК. Он указал его в записке, которую передал тебе. Там было написано ВВК/2. Знаешь, что это означает?
— Нет. — Я никогда об этом не задумывался, а теперь, видно, было уже слишком поздно.
— Это означает, что к его записке он прилагает две вещи.
Одну мы получили — фотография Лотти Беманс. Если хочешь остаться в живых и продолжать работать на нас, просто отдай мне вторую вещь.
— Но...
— Карвер, ради Бога! Меня не проведешь. Ты мне нравишься, и тебе это известно. Вот почему здесь я, а не Сатклифф. Ты стоишь больше, чем все эти типы, с которыми мы работаем. Но перестань играть с нами в дерьмовые игры. Не советую тебе стараться выиграть на этом деле побольше денег, причем на стороне. Передай мне это и продолжай работать на нас и Малакода.
Найди свинцовый ящик. Все условия договора остаются в силе.
— Я прощен, но ничего не забыто.
— Точно. И ты ничего не сказал Малакоду о том, что скрыл?
Что это?
Мне хотелось снова оказаться на улице, прогуляться, поэтому я сказал «прощай» последнему доллару и решил стать честным.
— Цветной слайд. Немного передержанный. Лансинг думал, что это может послужить указанием на то место, куда повезли свинцовый ящик. — Потом я описал, что на нем изображено, и под конец добавил:
— Он у Уилкинс. Я позвоню ей и попрошу передать слайд вашему человеку.
Я сидел в кресле, но чувствовал под коленками такую боль, словно проторчал на параде два часа. Я понадеялся, что худшее уже позади.
Но Мэнстон тут же убил эту надежду:
— Что украл Говард Джонсон?
— Ничего.
Мэнстон посмотрел на меня. Точнее, сквозь меня. От этого взгляда в комнате стало морозно.
— Не играй со мной.
— Ну ладно.
Мне ни с кем не хотелось играть. Я лишь хотел убедиться, что мои ноги касаются тротуара, а сам я спешу в ближайший кабак, чтобы выпить большую порцию бренди.
— Он взял те записи, которые продиктовала мне Уилкинс насчет слайда.
— Да? — Его вопрос прозвучал как короткий, резкий похоронный звон.
Он подошел к окну, выглянул наружу и долго ничего не говорил. Затем повернулся, подошел вплотную и холодным, жестким голосом произнес:
— Пойми правильно, я никогда в жизни не думал, что мне придется сделать это. Поэтому ты не говорил того, что только что сказал. Джонсон ничего не взял. Ничего.
— Да, точно. Джонсон ничего не взял. — Я весь покрылся холодным потом и ощутил себя полным ничтожеством.
— Отлично. — Он подошел к двери, взялся за ручку и сказал:
— Если после этого мы с тобой где-нибудь встретимся, ты должен действовать согласно инструкции, которую получил в баре «Георга V».
Пошатываясь, я выбрался на улицу, неверной походкой дошел до ближайшего бара и заказал себе тройной коньяк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
— Конечно. — Я бросил полотенце на вешалку, и оно комком упало на пол.
— Хорошо, — сказал он. — Впрочем, не стоит волноваться.
Они еще не пришли к окончательному решению относительно Шпигеля. Мои инструкции ограничены.
— Я должен быть благодарен за эти маленькие уступки.
— Вот правильно. — Он шагнул ко мне. — Повернись.
Я повернулся. Вам ничего не удастся сделать против десяти пуль, если вы, например, сидите в узкой лодке. Он ударил меня по затылку, и я погас, точно высоковольтная лампочка, испустившая дух.
Глава 12
Методы Борджиа
Казалис провел меня через черный вход дома тридцать пять по улице Фобур-Сент-Оноре и оставил одного в чердачной комнате, где недавно переклеивали обои. В комнате стояли два сосновых стула, все в пятнах от побелки, которой красили потолок. Таких, как я, не пускали через главный вход. Значит, у этого места была дурная репутация. Но все же я делал успехи.
В последний раз через задний вход меня проводили в посольство — дом, расположенный на той же улице, только под номером 37.
Я сидел и смотрел, как паук обматывает клейкой нитью муху, попавшую в паутину, словно он только что придумал новый способ изготовления шаров для гольфа. Я выкурил одну сигарету, и тут пришел Мэнстон. На нем был пиджак для утренних визитов и полосатые брюки, а также светло-серый галстук и булавка с жемчужиной. Он казался раздраженным. Его волосы сохранили светлую краску. Выглядел он великолепно.
Мэнстон подмигнул мне и спросил:
— Что ты можешь сказать о югославских винах?
— Не так уж много. А где Сатклифф?
— Мы держим его подальше от тебя: беспокоимся за его давление.
Я кивнул:
— Может, тебе будет интересно узнать, что Говард Джонсон нанес мне визит в отеле?
— И что он забрал?
— Ничего.
На самом деле он смылся с моими записями по поводу слайда, которые надиктовала мне Уилкинс. Но у меня хорошая память.
Мэнстон посмотрел на меня долгим взглядом, постукивая сигаретой о крышку золотого портсигара.
Затем понимающе произнес:
— Ну конечно. И что же ты хочешь?
— Меня нанял Малакод, чтобы я следил за миссис Вадарчи и Кэтрин Саксманн. В то же время я работаю и на вас, делая то же самое. А у меня создалось впечатление, что я охочусь за призраками.
Мэнстон усмехнулся:
— Мы все этим занимаемся. Гоняемся за призраками.
— В таком случае я отказываюсь от работы.
— Ты отказываешься работать на нас и на Малакода или только на нас?
— На вас. Если вам нужна самая обычная слежка, возьмите какого-нибудь парня попроще. А я уже вырос из этого, к тому же у меня слишком высокий коэффициент интеллекта.
— Ты мне симпатичен. И я испытываю те же чувства, что и ты.
— Но на более высоком уровне. Либо я вам нужен, либо нет.
Мэнстон улыбнулся:
— Как я мудро поступил, держа Сатклиффа подальше. Он просто не понимает таких, как ты. Даже после стольких лет работы.
— Ну а ты-то сам?
— Мне кажется, понимаю.
— И что же за этим последует? — поинтересовался я.
Он долго изучал гравировку, украшающую золотой портсигар, а затем произнес:
— Это дело относится к категории «очень секретно». Давай так, ты задаешь вопросы, а я буду решать, на какой из них отвечать.
Я зажег сигарету и посмотрел на паука, который все еще возился с мухой. Теперь я точно знал, что она чувствует.
Я решил ткнуть в середину, а затем попытаться дойти до того или иного конца.
— Старый Бэлди, кок на «Комире»?
— Он из Западной Германии, работает на компанию Шпигеля.
— Компания Шпигеля и вы охотитесь за одним и тем же?
— Да.
— А почему не в сотрудничестве?
Он состроил гримасу:
— Мы бы сотрудничали, имей наше руководство хоть каплю здравого смысла. Но это качество редко встречается у работников госдепартамента. Никакого доверия. Профессиональная гордость. Мы все хотим добраться до цели первыми и своими силами. Малакод озабочен тем же.
— Игра ведется против частных лиц?
— Отчасти.
— А они действуют по политическим соображениям?
— Возможно.
— Это всего лишь упаковка. А что внутри? Исчезнувший Гойя?
Он изобразил на лице полуулыбку, а затем сказал:
— Думаю, ты бы назвал это произведением искусства.
— Значит, точка, — заключил я. — Ну хорошо, если эта дверь заперта, попытайся рассказать мне что-нибудь о том парне с «Комиры», типичном Зигфриде. Недурной игрок в гольф, насколько я понял. И неплохо работает кулаками.
— Он также отлично дерется на рапирах и саблях. В теннисе — уровень Уимблдона, в плавании — Олимпийских игр, к тому же имеет два оксфордских диплома первой степени, но ты бы не смог выследить его ни под одним именем. И никогда не позволяй ему загнать тебя в угол. Он убьет тебя со смехом и прочтет заупокойную проповедь на том языке, на каком пожелаешь, включая санскрит.
— Дальше. Стебелсон?
— Несерьезная фигура. Он, возможно, надеется в конце концов перехитрить Малакода, если повезет. Да ты сам, наверное, догадался об этом?
— Мои дурацкие мозги предполагали нечто подобное. Кэтрин?
— Возможно, она хочет того же. Но она быстро меняет свои привязанности. Мне кажется, она ждет момента, когда сможет решить, на кого поставить. Пока что она делает ставку на тебя.
— Я скажу тебе, что она делает. Я всего лишь следил за ней по бумажкам, по клочкам бумаги, которые она оставляла, пересекая пол-Европы. И я удивлен, что она не дала мне возможности последовать за ней в Венецию, если, конечно, именно туда направилась «Комира».
— Нет, она не бросила тебя. Она хочет, чтобы ты продолжал свое дело. — Он порылся в кармане и извлек оттуда телеграммный бланк.
«В Венеции много мостов. Милый. К.»
Телеграмма была послана на мой старый адрес в Париже — отель «Флорида».
— Издалека стреляла. Могла бы и промахнуться.
— Еще одна телеграмма ждала тебя в аэропорту. С тем же содержанием. Ты просто не заметил своего имени на доске объявлений. И не думай, что она рискнет бросить своих новых друзей. Это холодная сталь в шелковой обертке.
— Хорошо сказано. Стальная сердцевина, а вокруг нее двадцать годичных колец.
— Примерно в этом возрасте я перестал читать триллеры.
— Так что же ты хочешь от меня? Чтобы я продолжал работу на основе той скудной информации, которую ты мне бросил?
— У тебя два выбора. И не думаю, что тебе понравится хоть один из них. — Он снова достал свой портсигар и принялся постукивать по нему большим пальцем.
Я знал эту его привычку. Он, как никогда, был близок к демонстрации каких-то эмоций.
— Ну, выкладывай.
Мэнстон посмотрел на меня в упор, и мне не понравился его сжатый, растянутый рот.
— Ты — проклятый дурак, — сказал он. — И в том, что касается женщин. И тем более в том, что касается твоего главного шанса. Это очень серьезная вещь, а ты решил сыграть с ней.
— Кто, я? — Я взглянул на Мэнстона удивленными глазами.
— Ну хватит.
То, как он это произнес, было для меня ударом по щеке, и удар этот был сильным, болезненным и долгим.
— Молчу, — ответил я раздраженно.
— Единственное, как ты сможешь выбраться отсюда, если не расскажешь все это в ящике с медными ручками.
Я уже не сердился. Я испугался:
— Ты имеешь в виду?.. — Я не узнал своего голоса.
— Если ты не предъявишь то, с помощью чего Сатклиффу можно будет поднять давление. Говорю тебе прямо, Карвер.
Я сделаю это собственными руками, если ты не подчинишься, и не стану ждать.
Я сглотнул слюну и запротестовал:
— Ты не можешь просто так убивать слуг, которым не доверяешь. На дворе двадцатый век.
Тут он улыбнулся:
— Это облегчает мою задачу. Пойди и проверь. Ты не успеешь спуститься и до первого пролета, а твоя смерть никогда не будет подвергнута расследованию. Так что давай выкладывай все и побыстрее.
— Ты объяснил, что случится. Но, черт возьми, ты не можешь, не можешь говорить об этом всерьез!
Но я прекрасно знал, что это не так. Мэнстон не шутил.
Я начал игру очень давно, искал нечестных денег, но никогда еще не увязал так глубоко. От страха мои внутренности завязались узлами, переплелись как клубок змей. Он говорил об этом спокойно. Серый галстук, булавка с жемчугом, полосатые брюки. Он зашел сюда на несколько минут, с приема у нефтяного магната. «Прошу прощения, мне нужно кое-кому позвонить, попросить, чтобы он прирезал вас, а затем вернусь к шампанскому и разговорам о демократии в недоразвитых странах и буду утвердительно кивать в ответ на любую чушь о свободе этой страны».
— Каждое мое слово имеет вес, — жестко сказал Мэнстон. — Ты — ничто. Абсолютно ничто. С чем мы действительно опоздали, это свинцовый ящик, который подняли со дна Адриатического моря, и если мы не добудем его через три недели, все создания ада вырвутся на свободу. Да, именно ада — страшного, кровавого, убийственного ада! Так что давай рассказывай, и говори только правду!
Никогда раньше не видел его таким. Я с трудом сглотнул.
Моя глотка напоминала проржавевшую трубу, и прохрипел:
— Но с чего мне начать?
— С Лансинга.
— Что именно я должен рассказать о нем?
— Он сошел на берег, когда «Комира» пришла в Венецию.
Он должен был связаться с СКД. Но он не сделал этого. Его нашли в канале, чуть ниже Риалтского моста с ножом в спине.
— Бедняга.
— Но суть не в этом. Кодовое имя Лансинга — ВВК. Он указал его в записке, которую передал тебе. Там было написано ВВК/2. Знаешь, что это означает?
— Нет. — Я никогда об этом не задумывался, а теперь, видно, было уже слишком поздно.
— Это означает, что к его записке он прилагает две вещи.
Одну мы получили — фотография Лотти Беманс. Если хочешь остаться в живых и продолжать работать на нас, просто отдай мне вторую вещь.
— Но...
— Карвер, ради Бога! Меня не проведешь. Ты мне нравишься, и тебе это известно. Вот почему здесь я, а не Сатклифф. Ты стоишь больше, чем все эти типы, с которыми мы работаем. Но перестань играть с нами в дерьмовые игры. Не советую тебе стараться выиграть на этом деле побольше денег, причем на стороне. Передай мне это и продолжай работать на нас и Малакода.
Найди свинцовый ящик. Все условия договора остаются в силе.
— Я прощен, но ничего не забыто.
— Точно. И ты ничего не сказал Малакоду о том, что скрыл?
Что это?
Мне хотелось снова оказаться на улице, прогуляться, поэтому я сказал «прощай» последнему доллару и решил стать честным.
— Цветной слайд. Немного передержанный. Лансинг думал, что это может послужить указанием на то место, куда повезли свинцовый ящик. — Потом я описал, что на нем изображено, и под конец добавил:
— Он у Уилкинс. Я позвоню ей и попрошу передать слайд вашему человеку.
Я сидел в кресле, но чувствовал под коленками такую боль, словно проторчал на параде два часа. Я понадеялся, что худшее уже позади.
Но Мэнстон тут же убил эту надежду:
— Что украл Говард Джонсон?
— Ничего.
Мэнстон посмотрел на меня. Точнее, сквозь меня. От этого взгляда в комнате стало морозно.
— Не играй со мной.
— Ну ладно.
Мне ни с кем не хотелось играть. Я лишь хотел убедиться, что мои ноги касаются тротуара, а сам я спешу в ближайший кабак, чтобы выпить большую порцию бренди.
— Он взял те записи, которые продиктовала мне Уилкинс насчет слайда.
— Да? — Его вопрос прозвучал как короткий, резкий похоронный звон.
Он подошел к окну, выглянул наружу и долго ничего не говорил. Затем повернулся, подошел вплотную и холодным, жестким голосом произнес:
— Пойми правильно, я никогда в жизни не думал, что мне придется сделать это. Поэтому ты не говорил того, что только что сказал. Джонсон ничего не взял. Ничего.
— Да, точно. Джонсон ничего не взял. — Я весь покрылся холодным потом и ощутил себя полным ничтожеством.
— Отлично. — Он подошел к двери, взялся за ручку и сказал:
— Если после этого мы с тобой где-нибудь встретимся, ты должен действовать согласно инструкции, которую получил в баре «Георга V».
Пошатываясь, я выбрался на улицу, неверной походкой дошел до ближайшего бара и заказал себе тройной коньяк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36