— Ты совсем пьян, Робби, — услышал он ледяной голос Харбери. — Поди проспись. Завтра поговорим…
Джергер не был уверен, что Харбери понял его, но когда утром очутился перед 543 номером, дверь была приоткрыта, как и в первый раз, и, как и в первый раз, нырнув туда, Джергер очутился все перед теми же двумя джентльменами, только Варне был на этот раз в пижаме. Должно быть, его только что разбудили.
Харбери был зол.
— Черт бы вас задрал! — сказал он вместо приветствия. — Если мы попадемся, мне придется уехать, а вы рискуете головой.
— Время, Билл! — воскликнул Джергер. — Сегодня мы в цейтноте и должны действовать с быстротой вычислительной машины.
— Черт с вами, пойдемте опять в ванную, — сказал Харбери. — А вы, Барнс, запускайте радио и не запирайтесь на этот раз, сидите в пижаме и, если кто войдет, кричите, что не одеты и просите зайти попозже.
Мощные струи холодной и горячей воды и на этот раз аккомпанировали их разговору.
Джергер быстро изложил Харбери свой план. Действовать необходимо очень быстро. Получить в морге труп Беляковой. Встретиться с Леночкой. Вызвать Марию Сергеевну. Встретить ее и доставить к Харбери. Инсценировать смерть Ковригиной…
Тут уж не приходилось рассуждать, инициативу взял в свои руки Джергер, надо действовать, действовать с быстротой и точностью вычислительной машины.
Глава восьмая
В стальной комнате
Мария Сергеевна просматривала свежий номер “Вестника современной физики”, когда раздался телефонный звонок. Незнакомый и какой-то странный голос спросил:
— Вы — Мария Сергеевна Ковригина?
— Да, это я.
— Вы знаете, где ваша дочь?
Мария Сергеевна испугалась: может быть, с Леночкой что-то случилось.
— Откуда говорят? — спросила она с тревогой.
— Это не важно, — ответили ей. — Выслушайте внимательно, что я скажу. У вашей дочери завелись нехорошие знакомства. Она попала в компанию дурных людей, и если вы хотите…
Мария Сергеевна терпеть не могла анонимок, а этот звонок напоминал анонимный донос.
— Все, о чем вы говорите, я сама узнаю от своей дочери, — холодно сказала она. — Я не нуждаюсь в информации, исходящей от неизвестных доброжелателей.
— Как хотите, — ответил ей странный голос. — Но завтра уже будет поздно.
— Что поздно? — с тревогой спросила Мария Сергеевна.
— Поздно что-либо предпринять. Сегодня ваша дочь согласилась поехать на вечеринку к композитору Федосееву — и поехала к нему. Я считаю своим гражданским долгом предупредить вас, что на даче у Федосеева происходят не вечеринки, а разнузданные оргии. Вашу дочь напоят, и дальше бог знает что может произойти…
То, что она услышала, было невероятно, она никогда бы не поверила, что Леночка согласится поехать на какую-то подозрительную вечеринку, но ей сообщали о состоявшемся факте, и Мария Сергеевна растерялась.
— Для чего вы мне все это сообщаете? — спросила Мария Сергеевна. — И кто все-таки со мной разговаривает?
— Один знакомый Федосеева, которому стыдно за него, — ответил голос. — А звоню я вам потому, что еще не поздно спасти вашу дочь от падения.
Мария Сергеевна постаралась взять себя в руки.
— Что же вы советуете?
— Самое простое, — сказал голос. — Поезжайте на дачу к Федосееву и заберите дочь. Сами увидите, что там за обстановка, а если проявите гражданское мужество и поставите в известность общественность, может быть, вообще поможете ликвидировать этот притон.
— Ну а где же находится эта дача? — спросила Мария Сергеевна нарочито спокойным тоном.
— Надо ехать до станции Пасечной, поселок Старых партизан, — объяснил голос. — Это дачный посе­лок. Пионерская, четырнадцать. Вас, вероятно, постараются не пустить, будьте настойчивее…
— Хорошо. Благодарю вас.
— Вы поедете?
— Не знаю, — сказала Мария Сергеевна, опуская трубку. — Я еще не решила.
На самом деле она сразу решила ехать. Не было оснований не верить этому звонку. Она поедет и немедленно заберет Леночку.
Федосеев… Федосеев… Смутно ей была знакома эта фамилия. Композитор Федосеев… Да, есть такой. Не очень знаменитый, но есть. Пишет какие-то песни, музыку для кино. Недавно передавали по радио его песню. О композиторах, писателях, художниках вечно ходят всякие истории. Об их заработках, дачах, похож­дениях. То женятся, то разводятся. Богема! Вполне возможно, что у Федосеева действительно происходят подозрительные вечеринки…
Да и какая мать не поехала бы за своей дочерью, если бы услышала то, что услышала Мария Сергеевна! Леночка странно вела себя в последнее время. Сегодня обещала поздно прийти домой. Кроме того, в памяти Марии Сергеевны возникали многочисленные фельетоны о легкомысленных девушках и легкомысленных юношах, о всяких стилягах и их аморальных поступках, о которых то и дело писалось в газетах. Правда, ни среди молодых математиков, ни среди медиков, товарищей Леночки, не случалось никаких аморальных историй, но не зря же газеты постоянно настораживали общественное мнение по этому поводу…
В крайнем случае, если все окажется не таким страшным, Мария Сергеевна извинится и сошлется на семейные обстоятельства, вынудившие ее срочно разыскать Леночку.
Мария Сергеевна отложила журнал в сторону и позвала Павлика.
— Я уезжаю, — сказала она. — Часа на три.
— Куда? — удивился Павлик.
— Нужно, — коротко сказала она.
Не могла же она сообщить жениху своей дочери то, о чем только что ей звонили!
Павлик предложил проводить Марию Сергеевну, она решительно отказалась.
— Если вам надоест сидеть в одиночестве, — сказала она на прощанье, — проверьте, уходя, хорошо ли захлопнулась дверь.
Надела пальто, взяла сумочку и ушла. Такси она брать не стала: метро доставляло ее до самого вокзала.
В вагоне электрички Мария Сергеевна поверила вдруг всему. Она решила отчитать Федосеева так, как он этого заслуживает. Она поедет в Союз композито­ров. Пусть вызовут Федосеева. С Леночкой она тоже поговорит…
А бедный Федосеев — потому что композитор Федосеев существовал на самом деле, — бедный Федосеев, не подозревая о гневе, который клокотал в сердце Марии Сергеевны, сидел в это время дома за пианино и, подвязав жениным платком грелку к животу, сочинял для нового мультипликационного фильма “Марш веселых котят”.
Электричка мчалась. Мария Сергеевна ехала с твердым намерением немедленно забрать и привезти Леночку домой…
А Леночка в то время, когда Мария Сергеевна вела злополучный разговор по телефону, ждала в сквере Королева, когда Мария Сергеевна собиралась на дачу, сидела с Королевым в кафе, а когда Мария Сергеевна ехала в электричке, возвращалась уже домой…
Мария Сергеевна сошла в Пасечной, спросила, где находится поселок Старых партизан, и решительно зашагала по узкой асфальтовой дорожке.
Было еще не поздно, многие москвичи в это время только возвращались на дачи, горели фонари, повсюду на террасах и в палисадниках виднелись люди, кто-то бренчал на гитаре, где-то играл патефон…
Минут за двадцать Мария Сергеевна добралась до поселка, нашла Пионерскую улицу, принялась отсчитывать номера.
Вот и № 14…
На минуту Мария Сергеевна остановилась. Не очень удобно врываться в незнакомый дом. Но неудобство неудобством, а если Леночка там? Будь что будет!
За высоким забором высилась большая нарядная дача. Мария Сергеевна толкнула калитку. Во дворе стояли два автомобиля. Окна освещены, но тщательно занавешены. Это Марии Сергеевне не понравилось. Если людям нечего скрывать, нечего и занавешиваться.
Мария Сергеевна поднялась на террасу. Из-за двери доносились звуки музыки. Мария Сергеевна взялась за дверную ручку. Дверь заперта. Это тоже не понравилось Марии Сергеевне. Развлекаются при закрытых дверях и занавешенных окнах!
Мария Сергеевна набралась духу и постучалась.
Прошло примерно минуты две–три.
Мария Сергеевна постучала решительнее.
Патефон или радиола продолжали играть, музыка зазвучала даже еще громче.
— Кто? — спросили из-за двери.
— Откройте, пожалуйста, — строго сказала Мария Сергеевна.
— А кто? — спросили еще раз.
— Это дача композитора Федосеева? — спросила Мария Сергеевна.
На этот вопрос Марии Сергеевне не ответили. Дверь распахнулась, Мария Сергеевна переступила порог…
В то мгновение, пока она еще не потеряла сознания, она успела удивиться, что в комнате нет ни людей, ни мебели, вообще ничего — ярко освещенная пустая комната, и только на простом и ничем не накрытом столе играет па­тефон.
Она почувствовала, как ее схватили за плечи и прижали к ее лицу мокрую, сладко пахнущую вату…
У нее мелькнула мысль, что надо сопротивляться, она рванулась, но лицо ее еще больше погрузилось во что-то мягкое, мокрое и противное, и она потеряла сознание.
Когда Мария Сергеевна пришла в себя, у нее болела голова и во всем теле ощущалась странная, болезненная слабость. Она лежала с закрытыми глазами и пыталась понять, что с нею произошло. Она подумала, что заболела. Но вдруг отчетливо вспомнила все: возвращение домой, разговоре Леночкой, телефонный звонок, поездку в электричке, мрачную дачу, занавешенные окна и ярко освещенную пустую комнату…
Мария Сергеевна открыла глаза.
Где она находится? Это была какая-то другая комната…
На потолке светился матовый белый плафон. У стены длинный стол, накрытый белой клеенкой. На столе несколько книг. Рядом — термос, тарелки, какие-то банки. Два стула. Стулья легкие, изящные, обитые светло-зеленым кретоном, как будто принесенные из чьей-то гостиной. Голые серые стены. Ни одного окна. Странно, что нет окон. Что же это за комната? Дверь…
Ее не сразу заметишь. Окрашена такой же серой краской, как и стены. Возле двери раковина… Новенький, сияющий никелем кран с белой фарфоровой ручкой. Водопровод! Под раковиной эмалированное ведро. И больше ничего.
Она лежит на кровати. Никелированная кровать, какие бывают в больницах. Тонкое постельное белье. Шерстяное одеяло. Пушистое, розовое. И сама Мария Сергеевна какая-то пушистая. На ней пижама. Не ее пижама. Белая в лиловую полоску, мягкая, пушистая, из какой-то искусственной ткани. В ногах, на спинке кровати — незнакомое синее платье…
Мария Сергеевна попыталась встать. Голова у нее кружилась.
На полу около кровати стояли комнатные туфли. Красивые теплые домашние туфли. Пол холодный, цементный.
Мария Сергеевна медленно подошла к двери. Заперта! Негромко постучалась. Никакого отзвука, никакого ответа…
У нее вдруг появилось ощущение, что она в заключении. В тюрьме. Что она находится в тюремной камере. И тут же мелькнула мысль, что с Леночкой произошло то же самое. Сперва захватили Леночку, а потом ее… Для чего? Что с ними будет? Чего от них хотят? А может быть, все-таки она одна?..
Может быть, это охотятся за открытием, над которым они работают в институте? Марии Сергеевне приходилось читать рассказы о происках империалистических разведок, но она мало им верила. Слишком уж все необыкновенно в этих рассказах…
Приходилось ждать. Во всяком случае, Марии Сергеевне было очевидно, что находится она в необыкновенном положении.
Интересно, сколько сейчас времени? Часы с ее руки были сняты. Утро или вечер? День или ночь?
Преодолевая головокружение и держась за стены, Мария Сергеевна обошла комнату. За спинкой кровати стояла табуретка, которую она сперва не заметила. На ней мыло в красивой мыльнице и полотенце. На столе чашка с блюдцем, ложечка, сахар в вазочке, пачка галет, консервы, консервный нож. И на всем яркие глянцевые этикетки. Марии Сергеевна хорошо знала английский язык. “Сосиски”, “Лососина”, “Абрикосы”. Она отвернула крышку термоса. Кофе… Во всяком случае, голодом ее морить, очевидно, не собираются! Может быть, все это отравлено? Но для чего? Ее давно бы отравили, если б хотели… Рядом с книгами чистая бумага, самопишущая ручка, карандаши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29