Виктор включил фонарик.
— Что вы тут делаете, Захаров? — спросил он.
— Я ищу одного знакомого, — ответил тот.
Березин приказал его обыскать. Кроме перочинного ножа, у него не нашли никакого оружия. Ни револьвера, ни кастета, ничего. Осмотрели лестничную площадку, лестницу, все щели, землю вокруг дома, куда бы Захаров мог бросить револьвер, — ничего.
— Все равно, — сказал Виктор. — Пойдемте. Мы поговорим о ваших знакомствах в другом месте.
13. Странный покупатель
В эту ночь Виктор развил бурную деятельность.
Захаров был арестован. Надо было осмотреть флигель. Березин не нашел в нем ничего подозрительного. Здесь жили обычные советские люди, не имеющие никакого касательства к Захарову. Захаров остановил свой выбор на этом доме совершенно случайно, флигель прельстил его тишиной и удобным расположением.
На допросе Захаров все отрицал. В Ступинский переулок он попал случайно. Где-то на Бутырках жил его знакомый, которого он и разыскивал. Ни с какими иностранцами в театре не встречался. В гостиницу к Зайцеву пришел по вызову, его самого обманули. Никакого Основского не знает. Мало ли кого приходится брить, парикмахер не обязан интересоваться фамилиями клиентов. Еще нелепее говорить, что Основский ему что-то передавал, что кого-то Захаров вызывал сегодня в переулок по телефону… Все это выдумки, на которые он отказывается отвечать!
— Скажите мне лишь одно: как вы попали в Советский Союз? — спросил его Виктор.
— Я никак не мог попасть или не попасть, я всегда жил в Озериках, — насмешливо ответил Захаров. — Мой отец живет в Озериках, и моя мать живет в Озериках…
— Да, но и Павел Борисович Левин тоже живет в Озериках, — уверенно возразил Виктор.
— Вот только в этом я и виноват, — сразу согласился Захаров. — Мне всегда хотелось жить в Советском Союзе…
Часом позже были арестованы Основские. Анна Григорьевна при аресте расплакалась.
— Что будет с Сашей? — спрашивала она. — Его поместят в детский дом, да? Его поместят в детский дом?
Основский, наоборот, рисовался и подражал каким-то книжным героям.
— Через несколько дней вы меня освободите, — сказал он. — Вам известно, кого я фотографировал? Мои снимки печатались во всех газетах. Я напишу письмо…
Продолжала плакать Анна Григорьевна и на допросе. Говорила, что приносила домой только негодную копировальную бумагу. Потом она признала, что среди копировальной бумаги могли оказаться и листки, на которых отпечатался текст секретных документов. Потом призналась, что муж заставлял ее рассказывать о служебных делах. Наконец созналась и в том, что муж ее особенно интересовался военными изобретениями и что она сообщила ему о вызове в Москву инженеров Зайцева и Сливинского…
Но Основский интерес к военным изобретениям объяснил любознательностью. Он интересуется фотографией, оптикой, техникой, вообще всякими изобретениями. Никакого Захарова не знает. Ах, это парикмахер? В таком случае возможно, что он у него брился. Передавал Захарову копии секретных документов? Чепуха! Вы нашли у Захарова хоть одну копию? Покажите!
В течение ночи надо было произвести обыск и у Основских, и у Захаровых; правда, Виктор верил в осторожность преступников и мало надеялся на какие-либо находки.
За исключением отклеенных со стекол листов копировальной бумаги да нескольких копирок, валявшихся вместе с красками и карандашами в игрушках у Саши, найти у Основских ничего не удалось. Среди копирок не нашлось ни одного более или менее ясного отпечатка, и уж, конечно, никаких копий секретных документов. Это было подозрительно. Анна Григорьевна призналась, что она приносила домой копии секретных документов.
— Куда же они девались? — спросили Основского.
— Я их уничтожал, — сказал он. — Чтобы не попались на глаза кому не нужно.
У Захаровых можно было надеяться найти чертежи, которые Захаров не успел еще передать хотя бы тому же иностранцу в сером костюме, знакомство с которым он так решительно отрицал.
Елена Васильевна встретила неожиданных гостей с испугом и удивлением. Она сама старалась все показать, спешила все открыть и беспокоилась, как бы что при осмотре не пропустили.
— Вероятно, вы думаете, что мы спекулировали? — спрашивала она. — Конечно, я знаю, есть такие парикмахеры, которые занимаются спекуляцией. Но Павел Борисович совсем в этом не нуждался. Мы себя все-таки уважаем. Вы еще в комоде не посмотрели…
Виктор сам руководил обыском. Елена Васильевна не возбуждала в нем подозрений. Такие люди, как Захаров, редко посвящают жен в свои дела. Наоборот, простые, разговорчивые жены служат для них как бы громоотводом от любопытства обывателей. Если сверток и был спрятан в квартире, Елена Васильевна не могла об этом знать. Приходилось отодвигать вещи, присматриваться к щелям в полу, ощупывать обои.
Виктор помнил разговоры в парикмахерской о патефоне Захарова.
— А где же ваш патефон? — спросил он больше для порядка, вряд ли в патефоне могло быть что-нибудь спрятано.
— А я его продала, — сказала Елена Васильевна.
— Продали? — удивился Виктор. — Ведь ваш муж никак не мог с ним расстаться?
— Представьте себе! — сказала Елена Васильевна. — Муж действительно очень дорожился. Но сегодня днем он опять написал объявление о продаже, а вечером прислал человека с запиской, и тот купил у меня патефон.
— Сегодня вечером? — переспросил Виктор. — А у вас цела эта записка?
— Конечно.
Елена Васильевна подала записку.
На клочке бумаги в мелкую клеточку, вырванном из недорогой записной книжки, размашисто и неровно было нацарапано карандашом несколько отрывочных слов: “Уезжаю на несколько дней. Объясню по приезде. Отнеси объявление и немедленно продай патефон. П.”
Слова “немедленно продай” были подчеркнуты, а буква “П” заканчивалась кривым угловатым росчерком.
— Вы уверены в том, что это написал ваш муж? — пытливо спросил Виктор.
— Ну что вы, неужели я не знаю его руку? — обиделась Елена Васильевна. — Вот и росчерк его.
— А объявление у вас цело? — спросил Виктор.
— А как же. Мне ведь завтра нужно было отнести его в газету.
Она достала из сумочки объявление. Тем же почерком, но более аккуратно и чернилами, был написан текст объявления: “Срочно прод. патефон “Хиз Мастере Войс” с пластинками. Зв. веч. Г—4—68—71”.
Виктор сличил почерки.
— Да вы не беспокойтесь, — вмешалась Елена Васильевна. — Я ведь в сберкассе работаю, привыкла в почерках разбираться.
— Но ведь объявление еще не напечатано? — спросил Виктор. — Как же вы успели продать?
— А я его этому самому человеку, который записку принес, и продала, — пояснила Елена Васильевна. — Он спросил цену, я сказала, а он и купил не торгуясь.
— А вы этого человека знаете? — поинтересовался Виктор.
— В первый раз видела, — сказала Елена Васильевна.
— Адрес он свой не оставил?
— Да зачем мне адрес… — Елена Васильевна усмехнулась.
— Как же это так вы продали? — рассердился Виктор. — Ни адреса не спросили, ничего!
“Пожалуй, в патефоне и был спрятан сверток с чертежами, — подумал он, — и Захаров успел передать патефон сообщникам”.
— Расскажите, расскажите, как все это произошло, — обратился Виктор к Елене Васильевне. — Когда это произошло, что он говорил, как выглядел?
— Как это произошло… — нерешительно повторила Елена Васильевна. — Часов около одиннадцати он пришел, уже я спать собиралась. Муж у меня в карты ушел играть, значит, должен был вернуться поздно. Ну вот, позвонил, отдает записку. За сколько, спрашивает, будете продавать? Я ему и скажи: две тысячи, самую большую цену, какую только муж называл. А он мне и говорит: “Чего вам зря беспокоиться, давайте я куплю”. Отсчитал две тысячи, забрал патефон, пластинки и ушел.
Елена Васильевна протянула Виктору сумочку.
— Вот, проверьте, я вас не обманываю.
— А какой он из себя? — нетерпеливо спросил Виктор, с досадой предчувствуя ее ответ.
— Вот наружность я плохо запоминаю, — виновато объяснила Елена Васильевна. — Невысокий такой, обыкновенный. Ну в шляпе, в пальто. Коверкотовое такое…
— Зеленоватое? — спросил Виктор с отчаянием.
— Вот-вот! — обрадовалась Елена Васильевна. — Зеленоватенькое такое. Кажется, заграничный материал, у нас такого не делают. Нитки там как-то по-особому крученные…
Человек в зеленоватом пальто опережал Виктора повсюду!
Обыск можно было и не продолжать.
— Ищите-ищите, — сказал Виктор, поворачиваясь к своим помощникам. — Посмотрите в кресле, между пружин: много там мочалы?
14. Паспорт из Озериков
— Товарищ Пронин? Разрешите обратиться с вопросом, товарищ майор?
— Пожалуйста, товарищ Железнов.
— Можно явиться к вам с докладом, товарищ майор?
— Пожалуйста.
— Когда прикажете, товарищ майор?
— Явитесь в тринадцать часов, товарищ Железнов.
— Есть в тринадцать часов, товарищ майор. Разрешите считать разговор оконченным?
— Пожалуйста, товарищ Железнов.
Служба всегда служба, и Виктор должен был представить Пронину свой отчет.
Ровно в час дня Виктор постучал в дверь к Пронину. Иван Николаевич сидел у письменного стола. Он был в гимнастерке, в суконных брюках и в фетровых сапогах, должно быть, его знобило. На столе лежали листки чистой бумаги и очинённые карандаши. Пронин никогда не перебивал подчиненных во время докладов, он лишь делал на бумаге пометки, чтобы потом сразу и обстоятельно отметить ошибки и промахи. Окно было закрыто, комната прибрана, Агаши не было слышно, — служба всегда служба.
— Разрешите войти? — спросил Виктор, приоткрывая дверь.
— Пожалуйста, — приветливо отозвался Пронин. — Заходи.
Виктор остановился у письменного стола.
— Разрешите доложить, товарищ майор?
— Садись, — сказал Пронин. — Пожалуйста.
— Разрешите коснуться всей разработки? — спросил Виктор, придвигая стул и садясь.
— Да, поскольку надо воссоздать общую картину, — сказал Пронин. — Характеризовать отдельных людей не надо. Постарайся уложиться минут в двадцать.
— Я принял от вас поручение, товарищ майор, взять на себя расследование этого дела четырнадцатого числа, — начал Виктор. — Начальник управления Евлахов своевременно сообщил об исчезновении чертежей. Инженеру Зайцеву незачем было красть чертежи у самого себя. Участие Сливинского в похищении тоже было очень маловероятно. Если бы он похитил чертежи и сообщники приняли решение его уничтожить, они сделали бы это в более безопасном месте и постарались бы сыграть на исчезновении Сливинского. Лифтер, надо думать, был соучастником или свидетелем преступления, хотя непосредственных указаний на это не имеется. Если никто на заводе не знал об изобретении, а не верить Зайцеву нет оснований, сведения об изобретении могли быть получены преступниками только от кого-то из сотрудников управления. Эксперимент со вторым документом, хотя он и вызвал соответствующую реакцию, мог не дать результатов, настолько терялись все нити. Надо отметить… — Виктор улыбнулся, — велось тщательное наблюдение. Выполнялось ваше указание о необходимости педантично отмечать каждую мелочь…
Пронин нетерпеливо отмахнулся.
— Я упоминаю об этом только для того, товарищ майор, чтобы связать факты, — поправился Виктор. — Посещение гостиницы Захаровым и наблюдение за ним позволили установить его связь с Основским и определить канал, по которому секретные документы просачивались из управления. Мы терпеливо наблюдали за этими людьми и выяснили все, что касалось Основских. Виктор посмотрел на Пронина. Тот ничего не записывал. Это было хорошим признаком, значит, Пронин не имел пока замечаний.
— Труднее было узнать, кто же такой Захаров, — уверенно продолжал Виктор. — Вы разрешили выехать на его родину.
Он снова взглянул на Пронина и спросил:
— Разрешите остановиться на этом подробнее?..
…Озерики…
Небольшое местечко в западном крае, неподалеку от границы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18