Гладкие подошвы туфель то и дело скользили на пожухлой траве, а из-под кованых ботинок Саймона в лицо летели комочки запёкшейся пыли.
— Если ускорим шаг, — сказал Саймон, даже не запыхавшийся, — то можем добраться до лёжки, откуда сигналил Квестинг.
— В самом деле?
— Думаю, что они за нами не полезут.
Они добрались до места, где тропа расширялась и взбегала на небольшую ровную площадку. Здесь прямо на земле расположились туристы — человек десять-двенадцать, — которые жевали кончики сухих травинок и смотрели на море. Двое юнцов поздоровались с Саймоном. В одном из них Дайкон узнал Эру Саула.
— Какие новости? — спросил Саймон.
— Ещё держится, — ответил Эру. — Хотя погружается буквально на глазах. Вот, взгляните.
Эру протянул им бинокль. Полковничий бинокль остался у Гаунта, поэтому Дайкон с благодарностью воспользовался предложением Эру Саула. С непривычки он довольно долго настраивал резкость, но в конце концов сумел вычленить из неясной голубизны крохотный чёрный треугольник. Беззащитный и трогательно жалкий.
— Спасатели подходили, но так и ушли восвояси несолоно хлебавши, — пояснил Эру. — Все, спета её песенка. С таким-то грузом!
— Черт знает что, — с негодованием покачал головой Саймон. — Пошли, Белл.
Дайкон вернул бинокль, поблагодарил Эру Саула и покорно последовал за Саймоном по круто уползавшей вверх тропе.
Вскоре они выбрались на крохотное плато, внизу под которым раскинулось море. Дайкон с глубоким облегчением увидел, что Саймон, карабкавшийся по скале с ловкостью горного козла, остановился и присел на корточки.
— Вот, — сказал Саймон, дождавшись, пока Дайкон добрался до плато, — я думаю, он сигналил отсюда.
В горле у Дайкона пересохло, сердце билось так, будто грозило выпрыгнуть из груди. Он уже собрался было растянуться на камнях, но Саймон предостерегающе вскинул руку.
— Не вздумайте! Стойте на месте. Здесь могут остаться следы. Жаль, что дождь вчера прошёл.
— А что ты рассчитываешь здесь найти? — кисло спросил Дайкон. Несмотря на сбитые ноги и страшную усталость, ослиная самоуверенность Саймона раздражала его пуще прежнего. — Следы ног, что ли? Или отпечатки пальцев? Увы, мой юный друг, такие следы существуют только на песчаных пляжах и в воображении авторов детективных романов. Что же касается перевёрнутых камушков и погнутых травинок, то это полнейшая чушь!
— Неужели? — воинственно произнёс Саймон. — А ведь нас, между прочим, опередили. Некто уже побывал здесь до нас. Разве вы не заметили?
— Что я мог заметить, когда ты всю дорогу засыпал мои очки грязью? Покажи мне след и я поверю.
— Пожалуйста. Это мне раз плюнуть. Вот, например, что это такое, по-вашему?
— Ты же сам сюда только что наступил, — возмутился Дайкон.
— Ну и что из этого? Чем мой след хуже любого другого? Зато видно хорошо.
— Пусть так, — вздохнул Дайкон, протирая очки. — А это что такое? — спросил он. — У самого обрыва. Словно какая-то вмятина.
Саймон пригляделся и испустил торжествующий вопль.
— А что я вам говорил! Вот они, следы-то! — Стащив ботинки, он осторожно приблизился к обрыву. — Можете сами посмотреть.
Дайкон с готовностью снял туфли, поскольку успел набить мозоли на обеих ступнях.
— Верно, — произнёс он, приблизившись к Саймону. — Вот как описал бы их Великий сыщик. Неясные отпечатки, оставленные обутыми ногами. Два самых чётких расположены под углом около тридцати градусов друг к другу. Расстояние между внутренними сторонами каблуков составляет около полудюйма. Между большими пальцами — примерно десять дюймов. Эти отпечатки оставлены в сырой глине, а сохранились под дождём благодаря нависающему футах в трех выступу утёса.
— Здо-орово! — восхитился Саймон. — Чётко сработано. Может, ещё попробуете?
— Обе подошвы и оба каблука подбиты гвоздями. Носки отпечатались глубже пяток. Правая нога: четыре гвоздика в каблуке, шесть — в подошве. Левая: три в каблуке, шесть в подошве. Ergo, один гвоздик он потерял.
— Кто потерял?
— Он. Эрго — это значит «следовательно», по латыни.
— Ха! Так, а можете вы описать его? Похож ли он на Квестинга? Стоит ли он например, держа пятки вместе, а носки врозь? Больше опирается на носки? Словом, говорите что угодно — котелок у вас здорово варит.
— Гм, ну что ж — во-первых, он был карлик.
— Что!
— Этот выступ нависает над плато на высоте всего в три фута. Как же он мог стоять под ним?
— Ох, чёрт возьми!
— Не огорчайся, — засмеялся Дайкон, — он мог сидеть на корточках. По другим следам видно, как он пристраивался.
— Точно! Значит он сидел на корточках. И довольно долго.
Дайкон вдруг почувствовал, как в нём просыпается следопыт. Он посмотрел налево. Высокий отрог скрывал от его глаз Гарпун и гавань, но утёс, притаившись на котором вёл наблюдение Саймон, был виден как на ладони.
— Если встать на самый краешек, видны даже камни, по которым я карабкался, — сказал Саймон. — Вот посмотрите.
— Спасибо, я верю тебе на слово.
— Ух ты, отсюда видна даже подводная песчаная отмель. Так, должно быть, и с самолёта видно. Эх, скорей бы меня призвали!
Саймон застыл на краю обрыва. Высокий и крепкий, с расправленными плечами. Лёгкий бриз ерошил его волосы. Волнующее зрелище, невольно подумалось Дайкону. Художники давно уловили, какое величие приобретает любая фигура, изображённая на большой высоте на фоне моря и неба. Дайкон снял очки и в очередной раз протёр стекла. Силуэт Саймона тут же расплылся.
— Завидую я тебе, — произнёс Дайкон.
— Мне? Это ещё почему?
— Ты имеешь законное право на встречу с опасностью. И ты им воспользуешься. Мне же суждено только штаны в тылу протирать. Я ведь слепой как крот.
— Да, не повезло. Хотя считается, что эта война никого не обойдёт.
— Тоже верно.
— Помогите уличить этого подонка Квестинга. Вот и вам будет дело.
— Наверно, — произнёс Дайкон, уже пожалев о своей мимолётной слабости. — Так что мы порешили? Что Квестинг в четверг вечером забрался сюда в кованых башмаках и сигналил подводной лодке о том, что в гавани Гарпуна загружается корабль? Кстати, ты способен представить Квестинга в кованых башмаках?
— Он уже три месяца не слезает с пика. За это время и он научился бы уму-разуму.
— Придётся осмотреть всю его обувь. Может, попробовать зарисовать эти отпечатки? Или, хотя бы, запомнить?
— А что — отличная мысль! Профессионалы-то должны снимать гипсовые слепки. Я про это читал.
— Кого ты имеешь в виду? — спросил Дайкон. — Полицейских? Военных? А есть в Новой Зеландии хоть что-то вроде нашей секретной службы? В чем дело?
Саймон внезапно вскрикнул, и карандаш Дайкона, вырвавшись из пальцев, царапнул рисунок.
— Есть тут один малый из Скотленд-ярда. Крупная шишка. В городской газете тиснули про него статейку неделю или две назад. Если верить этим писакам, его прислали сюда ловить шпионов, а дядя Джеймс даже сказал, что нужно засадить в тюрягу дасужих репортёров — чтобы военные тайны не выдавали. Вот кто нам нужен! Хочешь добиться результата — ступай к начальству!
— Как его зовут? — спросил Дайкон.
— Вот в том-то и загвоздка, — сокрушённо поскрёб макушку Саймон. — Совсем из головы вылетело.
III
Барбара и Гаунт не стали подниматься на пик. Они лишь проводили взглядом Саймона и Дайкона, которые карабкались по тропе, цепляясь за изгородь, а время от времени — скользя на короткой траве и зыбкой почве.
— При одной лишь мысли о восхождении, нога начинает ныть как безумная, — признался Гаунт. — Может, прогуляемся лучше к морю и выкурим по сигаретке? Что за дурацкая затея — забраться в поднебесье, чтобы пялиться на тонущий корабль! Нельзя уж и затонуть спокойно. По-моему, это сродни тому, чтобы наблюдать, как казнят твоего друга. Слава Богу, экипаж удалось спасти. Вы со мной согласны?
Барбара охотно согласилась — да кто бы на её месте не согласился, когда актёр говорил таким располагающим, проникновенным и дружеским тоном. Впервые за все время они остались вдвоём.
Актёр с девушкой спустились на берег. Гаунт растянулся на песке с молодецкой удалью, которая бы изрядно разозлила его секретаря. Барбара опустилась рядом с ним на колени, подставив лицо свежему бризу.
— По-моему, вам стоит всегда зачёсывать волосы назад, — произнёс Гаунт. — Это вам очень идёт.
— Вот так? — Барбара поднесла руки к волосам. Её лёгкое хлопчатобумажное платье, обдуваемое ветром, обтягивало фигурку девушки так, словно насквозь промокло под дождём. Перехватив взгляд Барбары, Гаунт быстро оторвал взгляд от её груди и посмотрел на её волосы.
— Да, так гораздо лучше. Никаких завитушек и прочей ерунды. Просто и красиво.
— Вы приказываете? — улыбнулась Барбара.
Одно удовольствие — говорить с ней.
— Прошу.
— Лицо у меня слишком худое.
— Именно в таком лице и ощущается истинная красота. Я даже как-то раз сказал Дайкону, что вы… Впрочем, не буду вас смущать — это дурно. Все из-за того, — закончил свою тираду Гаунт в излюбленной им манере Рочестера, — что я не привык скрывать свои мысли или кривить душой. Вас это не обижает?
— Нет, — промолвила Барбара, вдруг растерявшись.
Гаунт поневоле подумал, что уже целую вечность не общался с такой простодушной и застенчивой девушкой. Жеманных и издёрганных или нарочито скромных юных особ — хоть пруд пруди; но вот девушку, которая краснела и даже не отворачивалась из опасения, что Гаунт сочтёт это дурным тоном, он встречал едва ли не впервые. Будь она всегда такой, цены бы ей не было. Пожалуй, ему нужно и впредь придерживаться с ней той же линии поведения. Гаунт принялся рассказывать Барбаре о себе.
Девушка была очарована. Актёр разговаривал с ней столь доверительно и проникновенно, словно она обладала каким-то особым даром сопереживания и сочувствия. Он рассказал, как ещё будучи школьником, читал монолог «Канун дня святого Криспиана» из «Генриха V», начав декламировать скучным и монотонным голосом — который он ей тут же с охотой и продемонстрировал, — а затем с ним вдруг что-то произошло. В голове зазвенел страстный голос и, к неимоверному изумлению учителя литературы (Гаунт передразнил и его) и остальных учеников, монолог прозвучал необычайно выразительно и почти без запинки.
— И вот тогда, — добавил Гаунт, — я и понял, что должен читать и играть Шекспира. Я воспринимал эти строки как бы со стороны, словно читал их кто-то другой:
«И Криспианов день забыт не будет
Отныне до скончания веков;
С ним сохранится память и о нас —
О нас, о горсточке счастливцев, братьев»
Над их головами пронзительно вопили чайки, на берег набегали бирюзовые волны, рассыпаясь мелким бисером, но для Барбары все это казалось лишь волнующим аккомпанементом к чарующим строкам Великого Барда.
— И это все? — жадно спросила она.
— Ну что ты! Самое главное — дальше. — Гаунт взял девушку за руку. — Ты будешь моим кузеном Уэстморлендом. Слушай же, мой кузен, и внемли.
И он прочитал Барбаре-Уэстморленду весь монолог целиком. Актёр был до глубины души тронут и восхищён искренностью и восторгом девушки, счастливыми слезами, застилавшими её глаза. Он так и не выпускал её руки, пока не закончил чтения. Прихрамывающий Дайкон, первым появившийся из-за поворота, успел заметить, как актёр запечатлел на руке девушки лёгкий поцелуй.
Обратно все ехали в молчании. Саймон был погружён в свои мысли. Гаунт и Барбара, задав несколько приличествующих вопросов про торпедированное судно, тоже затихли. Дайкон сразу отнёс необычную молчаливость Барбары на счёт Гаунта. Одного взгляда на её лицо оказалось молодому человеку вполне достаточно.
— Влюблена без оглядки, — бормотал он про себя. — Чего же он ей наплёл? Биографию, небось, свою изложил, со всеми живописными подробностями. Павлин расфуфыренный. Ишь ты, ручки целовать уже начал. Окажись на этой сцене второй этаж, он бы уже давно, наверно, вывел Барбару на балкон, а сам, коленопреклонённый, читал бы ей снизу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
— Если ускорим шаг, — сказал Саймон, даже не запыхавшийся, — то можем добраться до лёжки, откуда сигналил Квестинг.
— В самом деле?
— Думаю, что они за нами не полезут.
Они добрались до места, где тропа расширялась и взбегала на небольшую ровную площадку. Здесь прямо на земле расположились туристы — человек десять-двенадцать, — которые жевали кончики сухих травинок и смотрели на море. Двое юнцов поздоровались с Саймоном. В одном из них Дайкон узнал Эру Саула.
— Какие новости? — спросил Саймон.
— Ещё держится, — ответил Эру. — Хотя погружается буквально на глазах. Вот, взгляните.
Эру протянул им бинокль. Полковничий бинокль остался у Гаунта, поэтому Дайкон с благодарностью воспользовался предложением Эру Саула. С непривычки он довольно долго настраивал резкость, но в конце концов сумел вычленить из неясной голубизны крохотный чёрный треугольник. Беззащитный и трогательно жалкий.
— Спасатели подходили, но так и ушли восвояси несолоно хлебавши, — пояснил Эру. — Все, спета её песенка. С таким-то грузом!
— Черт знает что, — с негодованием покачал головой Саймон. — Пошли, Белл.
Дайкон вернул бинокль, поблагодарил Эру Саула и покорно последовал за Саймоном по круто уползавшей вверх тропе.
Вскоре они выбрались на крохотное плато, внизу под которым раскинулось море. Дайкон с глубоким облегчением увидел, что Саймон, карабкавшийся по скале с ловкостью горного козла, остановился и присел на корточки.
— Вот, — сказал Саймон, дождавшись, пока Дайкон добрался до плато, — я думаю, он сигналил отсюда.
В горле у Дайкона пересохло, сердце билось так, будто грозило выпрыгнуть из груди. Он уже собрался было растянуться на камнях, но Саймон предостерегающе вскинул руку.
— Не вздумайте! Стойте на месте. Здесь могут остаться следы. Жаль, что дождь вчера прошёл.
— А что ты рассчитываешь здесь найти? — кисло спросил Дайкон. Несмотря на сбитые ноги и страшную усталость, ослиная самоуверенность Саймона раздражала его пуще прежнего. — Следы ног, что ли? Или отпечатки пальцев? Увы, мой юный друг, такие следы существуют только на песчаных пляжах и в воображении авторов детективных романов. Что же касается перевёрнутых камушков и погнутых травинок, то это полнейшая чушь!
— Неужели? — воинственно произнёс Саймон. — А ведь нас, между прочим, опередили. Некто уже побывал здесь до нас. Разве вы не заметили?
— Что я мог заметить, когда ты всю дорогу засыпал мои очки грязью? Покажи мне след и я поверю.
— Пожалуйста. Это мне раз плюнуть. Вот, например, что это такое, по-вашему?
— Ты же сам сюда только что наступил, — возмутился Дайкон.
— Ну и что из этого? Чем мой след хуже любого другого? Зато видно хорошо.
— Пусть так, — вздохнул Дайкон, протирая очки. — А это что такое? — спросил он. — У самого обрыва. Словно какая-то вмятина.
Саймон пригляделся и испустил торжествующий вопль.
— А что я вам говорил! Вот они, следы-то! — Стащив ботинки, он осторожно приблизился к обрыву. — Можете сами посмотреть.
Дайкон с готовностью снял туфли, поскольку успел набить мозоли на обеих ступнях.
— Верно, — произнёс он, приблизившись к Саймону. — Вот как описал бы их Великий сыщик. Неясные отпечатки, оставленные обутыми ногами. Два самых чётких расположены под углом около тридцати градусов друг к другу. Расстояние между внутренними сторонами каблуков составляет около полудюйма. Между большими пальцами — примерно десять дюймов. Эти отпечатки оставлены в сырой глине, а сохранились под дождём благодаря нависающему футах в трех выступу утёса.
— Здо-орово! — восхитился Саймон. — Чётко сработано. Может, ещё попробуете?
— Обе подошвы и оба каблука подбиты гвоздями. Носки отпечатались глубже пяток. Правая нога: четыре гвоздика в каблуке, шесть — в подошве. Левая: три в каблуке, шесть в подошве. Ergo, один гвоздик он потерял.
— Кто потерял?
— Он. Эрго — это значит «следовательно», по латыни.
— Ха! Так, а можете вы описать его? Похож ли он на Квестинга? Стоит ли он например, держа пятки вместе, а носки врозь? Больше опирается на носки? Словом, говорите что угодно — котелок у вас здорово варит.
— Гм, ну что ж — во-первых, он был карлик.
— Что!
— Этот выступ нависает над плато на высоте всего в три фута. Как же он мог стоять под ним?
— Ох, чёрт возьми!
— Не огорчайся, — засмеялся Дайкон, — он мог сидеть на корточках. По другим следам видно, как он пристраивался.
— Точно! Значит он сидел на корточках. И довольно долго.
Дайкон вдруг почувствовал, как в нём просыпается следопыт. Он посмотрел налево. Высокий отрог скрывал от его глаз Гарпун и гавань, но утёс, притаившись на котором вёл наблюдение Саймон, был виден как на ладони.
— Если встать на самый краешек, видны даже камни, по которым я карабкался, — сказал Саймон. — Вот посмотрите.
— Спасибо, я верю тебе на слово.
— Ух ты, отсюда видна даже подводная песчаная отмель. Так, должно быть, и с самолёта видно. Эх, скорей бы меня призвали!
Саймон застыл на краю обрыва. Высокий и крепкий, с расправленными плечами. Лёгкий бриз ерошил его волосы. Волнующее зрелище, невольно подумалось Дайкону. Художники давно уловили, какое величие приобретает любая фигура, изображённая на большой высоте на фоне моря и неба. Дайкон снял очки и в очередной раз протёр стекла. Силуэт Саймона тут же расплылся.
— Завидую я тебе, — произнёс Дайкон.
— Мне? Это ещё почему?
— Ты имеешь законное право на встречу с опасностью. И ты им воспользуешься. Мне же суждено только штаны в тылу протирать. Я ведь слепой как крот.
— Да, не повезло. Хотя считается, что эта война никого не обойдёт.
— Тоже верно.
— Помогите уличить этого подонка Квестинга. Вот и вам будет дело.
— Наверно, — произнёс Дайкон, уже пожалев о своей мимолётной слабости. — Так что мы порешили? Что Квестинг в четверг вечером забрался сюда в кованых башмаках и сигналил подводной лодке о том, что в гавани Гарпуна загружается корабль? Кстати, ты способен представить Квестинга в кованых башмаках?
— Он уже три месяца не слезает с пика. За это время и он научился бы уму-разуму.
— Придётся осмотреть всю его обувь. Может, попробовать зарисовать эти отпечатки? Или, хотя бы, запомнить?
— А что — отличная мысль! Профессионалы-то должны снимать гипсовые слепки. Я про это читал.
— Кого ты имеешь в виду? — спросил Дайкон. — Полицейских? Военных? А есть в Новой Зеландии хоть что-то вроде нашей секретной службы? В чем дело?
Саймон внезапно вскрикнул, и карандаш Дайкона, вырвавшись из пальцев, царапнул рисунок.
— Есть тут один малый из Скотленд-ярда. Крупная шишка. В городской газете тиснули про него статейку неделю или две назад. Если верить этим писакам, его прислали сюда ловить шпионов, а дядя Джеймс даже сказал, что нужно засадить в тюрягу дасужих репортёров — чтобы военные тайны не выдавали. Вот кто нам нужен! Хочешь добиться результата — ступай к начальству!
— Как его зовут? — спросил Дайкон.
— Вот в том-то и загвоздка, — сокрушённо поскрёб макушку Саймон. — Совсем из головы вылетело.
III
Барбара и Гаунт не стали подниматься на пик. Они лишь проводили взглядом Саймона и Дайкона, которые карабкались по тропе, цепляясь за изгородь, а время от времени — скользя на короткой траве и зыбкой почве.
— При одной лишь мысли о восхождении, нога начинает ныть как безумная, — признался Гаунт. — Может, прогуляемся лучше к морю и выкурим по сигаретке? Что за дурацкая затея — забраться в поднебесье, чтобы пялиться на тонущий корабль! Нельзя уж и затонуть спокойно. По-моему, это сродни тому, чтобы наблюдать, как казнят твоего друга. Слава Богу, экипаж удалось спасти. Вы со мной согласны?
Барбара охотно согласилась — да кто бы на её месте не согласился, когда актёр говорил таким располагающим, проникновенным и дружеским тоном. Впервые за все время они остались вдвоём.
Актёр с девушкой спустились на берег. Гаунт растянулся на песке с молодецкой удалью, которая бы изрядно разозлила его секретаря. Барбара опустилась рядом с ним на колени, подставив лицо свежему бризу.
— По-моему, вам стоит всегда зачёсывать волосы назад, — произнёс Гаунт. — Это вам очень идёт.
— Вот так? — Барбара поднесла руки к волосам. Её лёгкое хлопчатобумажное платье, обдуваемое ветром, обтягивало фигурку девушки так, словно насквозь промокло под дождём. Перехватив взгляд Барбары, Гаунт быстро оторвал взгляд от её груди и посмотрел на её волосы.
— Да, так гораздо лучше. Никаких завитушек и прочей ерунды. Просто и красиво.
— Вы приказываете? — улыбнулась Барбара.
Одно удовольствие — говорить с ней.
— Прошу.
— Лицо у меня слишком худое.
— Именно в таком лице и ощущается истинная красота. Я даже как-то раз сказал Дайкону, что вы… Впрочем, не буду вас смущать — это дурно. Все из-за того, — закончил свою тираду Гаунт в излюбленной им манере Рочестера, — что я не привык скрывать свои мысли или кривить душой. Вас это не обижает?
— Нет, — промолвила Барбара, вдруг растерявшись.
Гаунт поневоле подумал, что уже целую вечность не общался с такой простодушной и застенчивой девушкой. Жеманных и издёрганных или нарочито скромных юных особ — хоть пруд пруди; но вот девушку, которая краснела и даже не отворачивалась из опасения, что Гаунт сочтёт это дурным тоном, он встречал едва ли не впервые. Будь она всегда такой, цены бы ей не было. Пожалуй, ему нужно и впредь придерживаться с ней той же линии поведения. Гаунт принялся рассказывать Барбаре о себе.
Девушка была очарована. Актёр разговаривал с ней столь доверительно и проникновенно, словно она обладала каким-то особым даром сопереживания и сочувствия. Он рассказал, как ещё будучи школьником, читал монолог «Канун дня святого Криспиана» из «Генриха V», начав декламировать скучным и монотонным голосом — который он ей тут же с охотой и продемонстрировал, — а затем с ним вдруг что-то произошло. В голове зазвенел страстный голос и, к неимоверному изумлению учителя литературы (Гаунт передразнил и его) и остальных учеников, монолог прозвучал необычайно выразительно и почти без запинки.
— И вот тогда, — добавил Гаунт, — я и понял, что должен читать и играть Шекспира. Я воспринимал эти строки как бы со стороны, словно читал их кто-то другой:
«И Криспианов день забыт не будет
Отныне до скончания веков;
С ним сохранится память и о нас —
О нас, о горсточке счастливцев, братьев»
Над их головами пронзительно вопили чайки, на берег набегали бирюзовые волны, рассыпаясь мелким бисером, но для Барбары все это казалось лишь волнующим аккомпанементом к чарующим строкам Великого Барда.
— И это все? — жадно спросила она.
— Ну что ты! Самое главное — дальше. — Гаунт взял девушку за руку. — Ты будешь моим кузеном Уэстморлендом. Слушай же, мой кузен, и внемли.
И он прочитал Барбаре-Уэстморленду весь монолог целиком. Актёр был до глубины души тронут и восхищён искренностью и восторгом девушки, счастливыми слезами, застилавшими её глаза. Он так и не выпускал её руки, пока не закончил чтения. Прихрамывающий Дайкон, первым появившийся из-за поворота, успел заметить, как актёр запечатлел на руке девушки лёгкий поцелуй.
Обратно все ехали в молчании. Саймон был погружён в свои мысли. Гаунт и Барбара, задав несколько приличествующих вопросов про торпедированное судно, тоже затихли. Дайкон сразу отнёс необычную молчаливость Барбары на счёт Гаунта. Одного взгляда на её лицо оказалось молодому человеку вполне достаточно.
— Влюблена без оглядки, — бормотал он про себя. — Чего же он ей наплёл? Биографию, небось, свою изложил, со всеми живописными подробностями. Павлин расфуфыренный. Ишь ты, ручки целовать уже начал. Окажись на этой сцене второй этаж, он бы уже давно, наверно, вывел Барбару на балкон, а сам, коленопреклонённый, читал бы ей снизу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43