– Он вам сказал, что вернется следующей ночью? Как он вам это сказал? Постарайтесь вспомнить точно.
Монтелеоне подумал. Юбер безуспешно пытался его увидеть.
– Он сказал, как мне кажется: "Завтра, в то же время. Я вам доверяю".
– По-русски или по-немецки?
Новая пауза. Юбер затаил дыхание. Если Монтелеоне скажет, что разговор шел на английском, всему конец.
– По-русски, кажется...
Григорьев удивился и разозлился:
– Вы не уверены?
– Я вам сказал, я был полностью оглушен и не обратил внимания.
– Вы знаете немецкий?
– Я свободно говорю на семи языках, поэтому деталь такого рода может от меня ускользнуть.
Григорьев рявкнул:
– Криг!
Юбер сел прямо.
– Да, товарищ комиссар.
– Ты скажешь по-русски: "Завтра, в то же время, я вам доверяю".
Юбер повторил фразу, как его и просили. Милиционер обратился к ученому:
– Вы узнаете голос?
Молчание.
– Я... Кажется, да. Я не уверен.
Разнервничавшись, Григорьев перебил его:
– Хорошо, я благодарю вас, профессор.
Кто-то быстро вошел. Запыхавшийся голос доложил:
– Мы получили ответ из Ашхабада, комиссар! Документы этого человека поддельные, в службе регистрации иностранцев Туркмении не записан никакой Хайнц Крит. Совершенно неизвестен!
Итак, они быстро управились; Юбер надеялся, что это, продлится дольше. До него вновь донесся голос Монтелеоне:
– Я бы хотел с вами поговорить, комиссар, один на один.
Григорьев, должно быть, переваривал информацию. Ему понадобилось десять секунд, прежде чем ответить:
– Иду. Юрий, займись этой гадиной!
Шум отодвигающегося стула, удаляющиеся шаги, звук закрывающейся двери... Включился верхний свет. Юбер на секунду закрыл глаза. Когда он их открыл, рядом со злым видом стоял Абдарханов.
– Грязный шпион!
Удар кулака попал Юберу прямо в лицо. Ему показалось, вылетели все зубы. Но это было только начало. Абдарханов бил методично, жестоко. Не зря в жилах этого парня была монгольская кровь. В нем проснулась жестокость воинов Чингисхана.
Со скованными за спиной руками Юбер ничего не мог сделать для своей защиты. Он старался только устоять. Он знал, что если упадет, тот продолжит бить ногами, а кулаки причиняют меньшую боль, чем ботинки.
Устав, Абдарханов остановился.
– На кого ты работаешь? Кто тебя послал сюда?
Начались вопросы. Юбер знал эту музыку. Он будет слушать вопросы, всегда одни и те же, много-много дней.
– Откуда ты? Какие сведения хотел получить от профессора? Ну? Ты будешь говорить! Мерзавец!
И продолжил бить. Юбер превратился уже в кучу помертвевшего и болящего мяса с маленькой искоркой посередине: инстинктом самосохранения.
Потом он внезапно потерял сознание.
Настоящее благословение.
8
Когда Юбер пришел в себя, то постарался не показывать, что очнулся. Дорога была каждая минута. Он собирался попытаться снова выиграть время, рассказывая обрывки "правдоподобной" истории, требовавшие про-" верки. Но долго эта игра продолжаться не могла. Через более или менее долгий срок Юбер окажется окончательно загнанным в угол и будет вынужден расколоться.
Прошло несколько минут. Было совершенно тихо, ниоткуда не доносилось никакого шума. Юбер почувствовал, что лежит на чем-то относительно мягком, а наручники с него сняли. Он осторожно открыл глаза и увидел, что находится в слабо освещенной камере со стенами, побеленными известью. И, кажется, один... Несмотря на ужасную боль, он повернулся на бок...
Он ничего не понимал. Почему они прекратили допрос, начавшийся так хорошо? Что случилось? Он опять лег на спину, чувствуя жуткую боль в голове и груди. Абдарханов хорошо поработал. Юбер подумал, как было бы приятно зажать его однажды в угол и преподать ответный урок.
Потом он стал думать о странном поведении итальянского ученого, сдавшего его МВД, но все же оставившего шанс выдать себя за простого вора...
Странное поведение? Не очень... Если бы Монтелеоне сказал, что ночной гость хотел получить планы ракеты "Пурга", он рисковал бы, что тот признается во всем, то есть и в том, что Монтелеоне перебрался из США в СССР с согласия ЦРУ, а это навлекло бы на него неприятности. Таким образом, ученый постарался дать понять посланцу мистера Смита, что решил не выполнять свои обязательства, но соблюдение обеими сторонами определенной сдержанности его вполне устраивает.
Это была опасная игра по той простой причине, что, приехав из-за границы, Юбер не мог иметь абсолютно надежного прикрытия. Разоблачив его, работники МВД непременно задумались бы, почему он счел возможным прийти к Монтелеоне без всяких предосторожностей...
Приблизились шаги, кто-то отодвинул засов на двери. Юбер притворился что он в обмороке.
– Есть хочешь? – спросил голос.
Запах чая приятно защекотал ноздри Юбера. Его просто баловали. Он приоткрыл один глаз. Надзиратель в форме стоял перед нарами с полным подносом. Это была не ловушка. Юбер осторожно поднялся, стискивая зубы, чтобы не закричать.
– Больно? – спросил тот.
– Да.
– Я отведу тебя в медчасть, когда придет врач.
Это было уже слишком. Юбер ничего не понимал. Он прислонился к стене, взял кружку чая и кусок хлеба с маслом, который ему протягивал охранник.
– Который час?
– Семь.
– Утра?
– Да.
– А день?
– Суббота.
Значит, он провалялся без сознания несколько часов. Надзиратель стоял неподвижно.
– Я жду, когда ты закончишь.
Юбер ел с трудом. Даже жевать ему было ужасно больно. Первые проглоченные куски вызвали у него тошноту. От отпил несколько глотков горячего чая, и спазмы прошли.
Когда он поел, надзиратель забрал кружку.
– Постарайся заснуть, – посоветовал он. – Я вернусь в девять часов.
Он вышел, заперев дверь на засов.
Легко сказать "постарайся заснуть". С хорошим уколом морфия это было бы возможно... Юбер безуспешно искал более удобное положение. Ничего не вышло.
Он попробовал победить боль терпением.
* * *
Время совсем не двигалось! Юбер уже не Мог терпеть, когда пришел надзиратель, чтобы отвести его в медчасть.
Он с трудом поднялся и с еще большим трудом пошел. Надзиратель поддерживал его под руку. Они вышли в коридор, где был десяток камер по обеим сторонам. Два вооруженных милиционера охраняли бронированную дверь в конце коридора. Их пропустили.
Снова коридор, лифт. Юбер узнал его и сделал из этого вывод, что по-прежнему находится в здании МВД, а не в тюрьме.
Медчасть была чистой. Сначала они вошли в комнату ожидания. Потом надзиратель велел Юберу войти в смежное помещение, где стояла вешалка. Это была раздевалка.
– Разденься здесь и войди туда.
Он оставил Юбера одного. Это ничем не грозило. В нынешнем своем положении он был неспособен убежать.
Раздеваться было непросто. Рубашка была в крови и прилипла к телу. Наконец ему удалось снять все, вплоть до носков. Абсолютно голый, он открыл дверь напротив той, в которую вошел, и оказался в медчасти.
Врачом была женщина лет пятидесяти, не красавица, но симпатичная и уверенная в себе. Ей помогал санитар с сильно оттопыренными ушами.
– Ну, старина, – сказала она, увидев Юбера, – что-то не так?
В этот момент Юбер посмотрел на себя в зеркало, и увиденное ужаснуло его. Лицо потеряло человеческий вид...
– Ложись сюда.
Он с трудом лег на кушетку. Женщина приготовила шприц.
– Больно, да?
– Нестерпимо.
– С этим ты через десять минут ничего не почувствуешь.
Она сделал укол. Санитар принес тазик с теплой водой и вату. Они стали обмывать ему лицо...
Юбер не сопротивлялся. Он стиснул зубы, когда она смазывала раны спиртом. Потом она наложила мазь и бинты.
Все это потребовало времени, и, когда Юбер встал, укол начал действовать. Он уже не чувствовал особой боли, только некоторую вялость.
Он поблагодарил врача. Санитар, выходивший на несколько минут, сказал ему:
– Оденьтесь и подождите вашего конвоира в комнате ожидания. Он сейчас вернется.
Юбер прошел в раздевалку. Там раздевался какой-то милиционер. Он с любопытством посмотрел на Юбера и прошел в кабинет.
Эта форма... Настоящая провокация... Юбер открыл дверь в комнату ожидания. Никого. Могли он рискнуть? А почему бы нет? Подобный случай не предоставляется дважды. А если схватят, хуже не будет.
Ему показалось, что, надевая форму, он побил все рекорды скорости. Немного тесновато, но ничего. Жаль что ботинки великоваты.
С сильно бьющимся сердцем он открыл дверь в комнату ожидания, выглянул. Никого. Он вышел в коридор, направился к лифту.
Кабина была внизу. Он вызвал ее, опасаясь, что ноги подведут его, если он пойдет по лестнице.
Лифт открылся. Черт побери! Проклятье! В нем был его конвоир. Юбер закашлялся и поднес руку к лицу, опасаясь, что бинты, наложенные врачом, привлекут внимание. Но конвоир вышел из кабины, даже не взглянув на Юбера, и быстро пошел к медчасти.
На ватных ногах Юбер вошел в лифт и сказал по-русски:
– Вниз.
Кабина поехала. Он не знал, какой контроль осуществляется на выходе. Нужно, чтобы тревога не была поднята еще некоторое время, чтобы конвоир подождал несколько минут в комнате, прежде чем начать беспокоиться.
Он вышел в холл, направился прямо к выходу, прошел между двумя часовыми, даже не взглянувшими на него, и оказался на улице.
Свободен!
Ему пришлось сделать усилие, чтобы не броситься бежать. К остановке на другой стороне улицы подъехал автобус. Юбер прошел по пешеходному переходу и успел дойти до остановки. Он сел в автобус вместе с несколькими "гражданскими". Платят ли милиционеры за проезд в общественном транспорте? Он ничего об этом не знал и решил подождать, пока его о чем-нибудь спросят.
Он знал, куда и как ехать. Ханно Гугенбергер объяснил ему маршруты общественного транспорта.
Теперь тревога несомненно была уже объявлена. Они, конечно, уже знают, что ему удалось выйти из здания, переодевшись в милицейскую форму. Но прежде чем будет поднята по тревоге вся милиция Сталинабада, пройдет некоторое время. Может быть, полчаса. Они начнут с того, что поставят кордоны на всех выездах из города и контрольные посты на железнодорожных и автобусных вокзалах. Юберу было на это наплевать, он не имел намерения покидать Сталинабад. Пока не имел.
Он пересел в другой автобус на площади Ленина. Никто не обращал на него внимания; он привлек только несколько любопытных взглядов из-за бинтов на опухшем лице.
Он вышел в конце улицы Лосиновской и пересек сквер, где играли дети. В ста метрах он нашел площадь Дзержинского и Русаковскую улицу.
"Голиаф" жил в доме 28 на Русаковской. Он был тем человеком, который согласно "Детальным инструкциям" должен был вывезти Юбера из России.
Дело провалилось, и теперь Юберу оставалось лишь уйти. Он сделал все, что мог; не его вина, что все так получилось. Хорошо еще, что ему удалось бежать самому.
"Голиаф" был сапожником. Он был одним из членов маленькой еврейской общины, жившей в Сталинабаде, и тоже, как и шпеты, не смешивавшейся с коренным населением.
Юбер, не останавливаясь, прошел мимо лавочки. Сапожник был один и подбивал подметку. Юбер прошел еще метров сто, вошел в подъезд дома, где подождал несколько секунд, потом вернулся назад.
На улице не было ничего подозрительного. Он с самым естественным видом вошел в лавочку. Сапожник поднял голову, чтобы посмотреть поверх очков в металлической оправе.
– Что вы хотите?
– Могли бы вы мне сказать, где живет Голиаф? –спросил Юбер по-русски.
Сапожник насторожился. У него было морщинистое, как увядшее яблоко, лицо, темная кожа и крупный нос. Форма Юбера сбивала его с толку.
– Я знаю многих Голиафов,– ответил он подозрительно.
– Мне нужен сын Ребекки.
Сапожник быстро поднялся. Он был маленьким и немного сутулился.
– Быстро проходите туда, – сказал он. – Я присоединюсь к вам...
Юбер шагнул в дверь, находившуюся в глубине лавочки, а Голиаф подошел к витрине, чтобы посмотреть на улицу.
Юбер оказался в бедно обставленной кухне-столовой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18