Аппетит у него всегда был отличный.
После завтрака он отправился к Яркину. Нужно было решать вопрос о следующем ограблении.
Как он и ожидал, Яркин уже отыскал объект: институт «Цветметзолото».
Глава 4
Безнадёжное дело
Глядя на начальника отдела, никто не сказал бы, что он находится в скверном расположении духа. Собирая со стола папки просмотренных дел, Кручинин, казалось, беззаботно напевал себе под нос:
А наутро она улыбалась
Пред окошком своим, как всегда…
В действительности у Кручинина не было оснований для веселья: три папки с описанием трех различных мест преступлений и трех взломанных преступником несгораемых касс до сих пор лежали в левой тумбе письменного стола. А Кручинин, да и его товарищи — начальники и подчинённые — не привыкли к тому, чтобы передаваемые ему дела залёживались в этой тумбе, где хранились неоконченные дела. И Кручинин мог гордиться тем, что за несколько лет его работы в этом учреждении ни на одной папке объёмистого архива ему не пришлось написать неприятные слова: «Не раскрыто».
Значительный отрезок сознательной жизни Нила Платоновича прошёл в этом доме, на Петровке. Он пришёл сюда молодым человеком, зажжённым идеей борьбы с бандитизмом. Контрреволюционное охвостье было готово использовать все силы в борьбе с ненавистной ему молодой советской властью и охотно прибегало к услугам уголовного подполья столицы, которому было по пути с контрреволюцией.
Но с тех пор обстановка коренным образом изменилась. На смену кожаной куртке, которую когда-то людям ударной группы МУРа не приходилось снимать неделями, пришли обычные костюмы. Тяжёлую деревянную кобуру маузера заменил маленький браунинг в заднем кармане. Ночные облавы со стрельбой и преследованием сменились кабинетной работой с короткими выездами на точно разработанную операцию.
С каждым годом, с каждым месяцем понижалось количество нераскрытых преступлений; с каждым раскрытым преступлением уменьшалось число профессиональных преступников, изымаемых органами розыска из нор, где они укрывались. Но, увы, ещё не наступил тот час, когда высокая мораль советского человека позволила бы вывеску «Уголовный розыск» сдать в его же собственный музей в качестве последнего экспоната, а самый этот музей назвать историческим.
У Кручинина стало привычкой, приходя на работу, вынимать из левой тумбы три тоненькие папки, повествующие о подвигах неизвестного «медвежатника». Самый вид этих тощих папок раздражал Нила Платоновича. Они напоминают о себе, подобно больному зубу. И, как часто бывает, окончательно выведя из себя больного, зуб заставляет его принять последнюю меру. Каплей, переполнившей чашу терпения Кручинина, явился третий по счёту дерзкий взлом несгораемого шкафа в одном из научно-исследовательских институтов столицы. Было похищено свыше полутораста тысяч рублей.
Прежде у Кручинина были сомнения в том, что взломы совершаются одним и тем же лицом. Теперь он мог с уверенностью сказать: во всех случаях действовал один и тот же преступник.
В том, что способ действия был один и тот же, Кручинин не сомневался, что видимых следов присутствия нескольких людей не оказалось ни на одном месте преступления, он видел и сам. Но не было ли таких следов, которых ни он, ни эксперты-криминалисты не обнаружили?
Слишком уж невероятным казалось, чтобы взлом мог быть произведён одним человеком. В двух случаях из трех грабитель проникал в кассовое помещение из соседней комнаты через пролом, проделанный в стене; преступник отодвигал от стены сейф огромного веса и прорезал его заднюю, более слабую стенку; во всех случаях грабитель уходил через окно — дважды со второго и один раз с четвёртого этажа.
При всей убедительности экспертизы, говорившей, что грабитель работал в одиночку, Кручинин задавал себе вопрос: мог ли один человек, не выдав себя служащим и охране, пронести к месту действия все снаряжение, необходимое для пролома в стене, для вскрытия сейфа и для организации бегства?
Мог ли один человек отодвинуть от стены стальной шкаф весом более тысячи килограммов?
Мог ли один человек, без смены, работать с интенсивностью, необходимой для пропила стены и для вскрытия стального шкафа в короткий срок, бывший в его распоряжении, — в одну ночь.
Во всех трех случаях объекты ограбления были однотипны — институты; налицо имелся единый «почерк»: вскрытие каждого шкафа производилось способом высверливания и последующего расширения отверстия, с окончательной его обработкой; налицо была одна и та же манера тщательного затирания за собой следов на полу, на стенах, на поверхности сейфа. Имелась, наконец, и ещё одна деталь, пожалуй, наиболее характерная: запирание дверей, ведущих в кассовое помещение, производилось изнутри не отмычками, не ключами, а при помощи буравчика, прикреплявшего дверь к косяку.
«Но, — говорил себе Кручинин, — все это могло быть и результатом присущей нескольким преступникам единой „школы“ работы — и только».
И вот лежащая поверх остальных третья папка позволяла наконец отбросить в сторону все сомнения: преступления действительно совершены одним и тем же человеком. Папка содержала экспертизу почерка на конверте, в котором «совестливый» преступник прислал обратно в институт похищенные, но бесполезные ему документы не денежного характера. Преступник повторил то, что сделал и после первого ограбления: прислал обратно пачку ненужных ему бумаг.
Хотя внешне надписи на конвертах выглядели совсем по-разному, но опытный глаз сразу определил намерение умышленно изменить почерк. Графическая экспертиза показала, что адреса на конвертах написаны одной рукой.
Значит, действовал все же один человек… А раз так…
Кручинин раскидал по столу уже собранные было текущие дела и быстро рассортировал их на несколько кучек. Красный карандаш забегал по обложкам папок. После этого тонкий палец Кручинина так плотно лёг на кнопку звонка, что у Грачика, вбежавшего в комнату на вызов, был даже несколько испуганный вид: Кручинин никогда не звонил так пронзительно.
— Раздавайте! — кивнул Кручинин на размеченные дела и, словно опасаясь, как бы Грачик не захватил и три тощие папочки, положил на них ладонь.
Грачик проглядел резолюции и с удивлением поднял взгляд на Кручинина.
— Но… — нерешительно произнёс он, показывая одну из папок, — ведь это дело уже почти закончено… Осталось поставить точку.
— Да, да! — Кручинин хотел ещё что-то сказать, так как понимал, что его молодому помощнику жаль отдавать почти доведённое до конца при его участии красивое дело, но передумал и только коротко повторил: — Раздавайте, как помечено.
— Слушаюсь…
Грачик, стараясь подавить обиду, повернулся к выходу. Но, прежде чем он успел покинуть комнату, Кручинин коротко бросил:
— Фадеича ко мне, быстро!
Грачик вышел, не оборачиваясь. Он уже успел настолько изучить своего начальника, что по его интонации понял: сегодня спорить с ним бесполезно. Грачик ещё не знал, что именно, но что-то перевернуло планы Кручинина, захватило его целиком. И разве только по тому, что Кручинин требовал к себе «Фадеича» — старейшего работника Уголовного розыска Фадеичева, — можно было догадаться: необходимы какие-то исторические изыскания.
Фадеич — теперь уже более чем пожилой и недостаточно крепкий для активной оперативной работы человек — был совершенно незаменим там, где требовалось поднятие архивов. У него была отличная память, на которую, по-видимому, не действовал даже возраст. Старику не нужно было вчитываться в вороха выцветших дел, чтобы понять, о чём идёт речь. По двум-трём деталям первого листа Фадеич восстанавливал имена участников, все обстоятельства дела. В архивах розыска последних тридцати лет едва ли содержалось дело, свидетелем которого не был бы Фадеич, а в этих делах едва ли имелось имя преступника, незнакомое Фадеичу. Большинство же из них он знал и в лицо.
— Помните дела об институтских сейфах? Вот те, что в этом году остались нераскрытыми? — спросил Кручинин вошедшего старика.
— Ещё бы не помнить!
— Так вот, несколько дней назад тот же негодяй кассу «сработал»!
— И чисто? — с нескрываемым интересом спросил Фадеич.
— К сожалению, очень чисто, — усмехнулся Кручинин. — Но теперь шабаш! Спуску не дадим, распутаем.
— Это конечно, — в раздумье согласился старик. — Было бы за что ухватиться…
Кручинин подробно описал Фадеичу обстоятельства последнего налёта «медвежатника».
— Д-да, — Фадеич покачал головой, — видать квалификацию. Не из нонешних.
— Старая школа, — подтвердил и Кручинин. — За это говорит все — чистота взлома, тщательность затирания следов и, наконец, терпеливая и хорошо поставленная разведка места преступления: все три взлома совершены на следующую ночь после получения из банка крупной суммы. Преступник ни разу не ошибся, не пошёл на мелочь!
— Квалификация! — с уважением повторил Фадеич. — Такого и взять приятно. Н-да! Выходит, надо перебрать всех, кто ещё в живых остался и на такое дело способен.
Кручинин придвинул себе блокнот и стал набрасывать план действий. Мысли бежали так, что карандаш едва успевал их конспектировать.
«1. Произвести выборку „медвежатников“,
2. Установить судьбу каждого.
3. Отобрать живых.
4. Установить тех, кто работал способом, каким произведены взломы в институтах.
5. На уехавших «медвежатников» запросить данные периферийных розысков.
6. Запросить Ленинград, там в своё время было совершено несколько похожих взломов.
7. Из «медвежатников» отобрать тех, кто в сроки ограбления институтов мог быть в Москве.
8. Поднять все дела о соучастниках взломов; о «малинах», о наводчиках, о делодателях, об изготовителях инструмента».
Кручинин в задумчивости покрутил бородку, и его узкий ноготь провёл под этим пунктом твёрдую черту.
— Это — часть архивная, — сказал он Фадеичеву. — Тут вам хватит работы на добрый месяц.
— На что мне месяц? В неделю оформим, — возразил Фадеич. — Только бы «дела» нашлись. — И, поглядев на часы, он сокрушённо покачал головой:
— Эх, досада-то!..
— Что такое? — обеспокоенно спросил Кручинин.
— Да время-то позднее, архивники давно спят.
— Ну ничего, до завтра-то терпит, идите и вы спать.
— И то дело, — согласился старик.
Кручинин склонился над планом и быстро приписал:
«9. Проверить личный состав ограбленных институтов.
10. Сличить почерк на конвертах с возвращёнными документами с почерками всех работников этих институтов.
11. Если на конвертах обнаружатся невидимые следы пальцев, секретно продактилоскопировать работников институтов».
Получив от Кручинина этот план, Грачик с интересом прочёл его, вдумываясь в каждый пункт и стараясь понять его смысл и значение для дела. Работа, которую предстояло проделать, отличалась своим «архивным» характером. Работа была не по темпераменту Грачика, стремившегося к живой, активной деятельности. Но, поразмыслив, он решил, что и это будет ему полезно. Впрочем, даже если бы он пришёл и к прямо противоположному выводу, ему всё равно пришлось бы взять на себя роль архивариуса и зарыться в пыльные папки старых дел и регистров. Ведь, передавая ему для перепечатки свой план, Кручинин ясно сказал:
— Будете наблюдать за этой работой. Хорошая практика. Узнаете, чем пахнет прошлое.
— Пылью, — попробовал было пошутить Грачик.
— Иногда ещё слезами и кровью, — поправил его Кручинин и с присущей ему иронической ухмылкой добавил: — Белоручкам хорошая школа.
Грачик давно ушёл, а Кручинин все смотрел на затворившуюся за ним дверь и думал о том, что, кажется, ему посчастливилось встретить молодого человека, которого он сможет от чистого сердца назвать не только своим помощником и преемником на работе, но и близким личным другом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
После завтрака он отправился к Яркину. Нужно было решать вопрос о следующем ограблении.
Как он и ожидал, Яркин уже отыскал объект: институт «Цветметзолото».
Глава 4
Безнадёжное дело
Глядя на начальника отдела, никто не сказал бы, что он находится в скверном расположении духа. Собирая со стола папки просмотренных дел, Кручинин, казалось, беззаботно напевал себе под нос:
А наутро она улыбалась
Пред окошком своим, как всегда…
В действительности у Кручинина не было оснований для веселья: три папки с описанием трех различных мест преступлений и трех взломанных преступником несгораемых касс до сих пор лежали в левой тумбе письменного стола. А Кручинин, да и его товарищи — начальники и подчинённые — не привыкли к тому, чтобы передаваемые ему дела залёживались в этой тумбе, где хранились неоконченные дела. И Кручинин мог гордиться тем, что за несколько лет его работы в этом учреждении ни на одной папке объёмистого архива ему не пришлось написать неприятные слова: «Не раскрыто».
Значительный отрезок сознательной жизни Нила Платоновича прошёл в этом доме, на Петровке. Он пришёл сюда молодым человеком, зажжённым идеей борьбы с бандитизмом. Контрреволюционное охвостье было готово использовать все силы в борьбе с ненавистной ему молодой советской властью и охотно прибегало к услугам уголовного подполья столицы, которому было по пути с контрреволюцией.
Но с тех пор обстановка коренным образом изменилась. На смену кожаной куртке, которую когда-то людям ударной группы МУРа не приходилось снимать неделями, пришли обычные костюмы. Тяжёлую деревянную кобуру маузера заменил маленький браунинг в заднем кармане. Ночные облавы со стрельбой и преследованием сменились кабинетной работой с короткими выездами на точно разработанную операцию.
С каждым годом, с каждым месяцем понижалось количество нераскрытых преступлений; с каждым раскрытым преступлением уменьшалось число профессиональных преступников, изымаемых органами розыска из нор, где они укрывались. Но, увы, ещё не наступил тот час, когда высокая мораль советского человека позволила бы вывеску «Уголовный розыск» сдать в его же собственный музей в качестве последнего экспоната, а самый этот музей назвать историческим.
У Кручинина стало привычкой, приходя на работу, вынимать из левой тумбы три тоненькие папки, повествующие о подвигах неизвестного «медвежатника». Самый вид этих тощих папок раздражал Нила Платоновича. Они напоминают о себе, подобно больному зубу. И, как часто бывает, окончательно выведя из себя больного, зуб заставляет его принять последнюю меру. Каплей, переполнившей чашу терпения Кручинина, явился третий по счёту дерзкий взлом несгораемого шкафа в одном из научно-исследовательских институтов столицы. Было похищено свыше полутораста тысяч рублей.
Прежде у Кручинина были сомнения в том, что взломы совершаются одним и тем же лицом. Теперь он мог с уверенностью сказать: во всех случаях действовал один и тот же преступник.
В том, что способ действия был один и тот же, Кручинин не сомневался, что видимых следов присутствия нескольких людей не оказалось ни на одном месте преступления, он видел и сам. Но не было ли таких следов, которых ни он, ни эксперты-криминалисты не обнаружили?
Слишком уж невероятным казалось, чтобы взлом мог быть произведён одним человеком. В двух случаях из трех грабитель проникал в кассовое помещение из соседней комнаты через пролом, проделанный в стене; преступник отодвигал от стены сейф огромного веса и прорезал его заднюю, более слабую стенку; во всех случаях грабитель уходил через окно — дважды со второго и один раз с четвёртого этажа.
При всей убедительности экспертизы, говорившей, что грабитель работал в одиночку, Кручинин задавал себе вопрос: мог ли один человек, не выдав себя служащим и охране, пронести к месту действия все снаряжение, необходимое для пролома в стене, для вскрытия сейфа и для организации бегства?
Мог ли один человек отодвинуть от стены стальной шкаф весом более тысячи килограммов?
Мог ли один человек, без смены, работать с интенсивностью, необходимой для пропила стены и для вскрытия стального шкафа в короткий срок, бывший в его распоряжении, — в одну ночь.
Во всех трех случаях объекты ограбления были однотипны — институты; налицо имелся единый «почерк»: вскрытие каждого шкафа производилось способом высверливания и последующего расширения отверстия, с окончательной его обработкой; налицо была одна и та же манера тщательного затирания за собой следов на полу, на стенах, на поверхности сейфа. Имелась, наконец, и ещё одна деталь, пожалуй, наиболее характерная: запирание дверей, ведущих в кассовое помещение, производилось изнутри не отмычками, не ключами, а при помощи буравчика, прикреплявшего дверь к косяку.
«Но, — говорил себе Кручинин, — все это могло быть и результатом присущей нескольким преступникам единой „школы“ работы — и только».
И вот лежащая поверх остальных третья папка позволяла наконец отбросить в сторону все сомнения: преступления действительно совершены одним и тем же человеком. Папка содержала экспертизу почерка на конверте, в котором «совестливый» преступник прислал обратно в институт похищенные, но бесполезные ему документы не денежного характера. Преступник повторил то, что сделал и после первого ограбления: прислал обратно пачку ненужных ему бумаг.
Хотя внешне надписи на конвертах выглядели совсем по-разному, но опытный глаз сразу определил намерение умышленно изменить почерк. Графическая экспертиза показала, что адреса на конвертах написаны одной рукой.
Значит, действовал все же один человек… А раз так…
Кручинин раскидал по столу уже собранные было текущие дела и быстро рассортировал их на несколько кучек. Красный карандаш забегал по обложкам папок. После этого тонкий палец Кручинина так плотно лёг на кнопку звонка, что у Грачика, вбежавшего в комнату на вызов, был даже несколько испуганный вид: Кручинин никогда не звонил так пронзительно.
— Раздавайте! — кивнул Кручинин на размеченные дела и, словно опасаясь, как бы Грачик не захватил и три тощие папочки, положил на них ладонь.
Грачик проглядел резолюции и с удивлением поднял взгляд на Кручинина.
— Но… — нерешительно произнёс он, показывая одну из папок, — ведь это дело уже почти закончено… Осталось поставить точку.
— Да, да! — Кручинин хотел ещё что-то сказать, так как понимал, что его молодому помощнику жаль отдавать почти доведённое до конца при его участии красивое дело, но передумал и только коротко повторил: — Раздавайте, как помечено.
— Слушаюсь…
Грачик, стараясь подавить обиду, повернулся к выходу. Но, прежде чем он успел покинуть комнату, Кручинин коротко бросил:
— Фадеича ко мне, быстро!
Грачик вышел, не оборачиваясь. Он уже успел настолько изучить своего начальника, что по его интонации понял: сегодня спорить с ним бесполезно. Грачик ещё не знал, что именно, но что-то перевернуло планы Кручинина, захватило его целиком. И разве только по тому, что Кручинин требовал к себе «Фадеича» — старейшего работника Уголовного розыска Фадеичева, — можно было догадаться: необходимы какие-то исторические изыскания.
Фадеич — теперь уже более чем пожилой и недостаточно крепкий для активной оперативной работы человек — был совершенно незаменим там, где требовалось поднятие архивов. У него была отличная память, на которую, по-видимому, не действовал даже возраст. Старику не нужно было вчитываться в вороха выцветших дел, чтобы понять, о чём идёт речь. По двум-трём деталям первого листа Фадеич восстанавливал имена участников, все обстоятельства дела. В архивах розыска последних тридцати лет едва ли содержалось дело, свидетелем которого не был бы Фадеич, а в этих делах едва ли имелось имя преступника, незнакомое Фадеичу. Большинство же из них он знал и в лицо.
— Помните дела об институтских сейфах? Вот те, что в этом году остались нераскрытыми? — спросил Кручинин вошедшего старика.
— Ещё бы не помнить!
— Так вот, несколько дней назад тот же негодяй кассу «сработал»!
— И чисто? — с нескрываемым интересом спросил Фадеич.
— К сожалению, очень чисто, — усмехнулся Кручинин. — Но теперь шабаш! Спуску не дадим, распутаем.
— Это конечно, — в раздумье согласился старик. — Было бы за что ухватиться…
Кручинин подробно описал Фадеичу обстоятельства последнего налёта «медвежатника».
— Д-да, — Фадеич покачал головой, — видать квалификацию. Не из нонешних.
— Старая школа, — подтвердил и Кручинин. — За это говорит все — чистота взлома, тщательность затирания следов и, наконец, терпеливая и хорошо поставленная разведка места преступления: все три взлома совершены на следующую ночь после получения из банка крупной суммы. Преступник ни разу не ошибся, не пошёл на мелочь!
— Квалификация! — с уважением повторил Фадеич. — Такого и взять приятно. Н-да! Выходит, надо перебрать всех, кто ещё в живых остался и на такое дело способен.
Кручинин придвинул себе блокнот и стал набрасывать план действий. Мысли бежали так, что карандаш едва успевал их конспектировать.
«1. Произвести выборку „медвежатников“,
2. Установить судьбу каждого.
3. Отобрать живых.
4. Установить тех, кто работал способом, каким произведены взломы в институтах.
5. На уехавших «медвежатников» запросить данные периферийных розысков.
6. Запросить Ленинград, там в своё время было совершено несколько похожих взломов.
7. Из «медвежатников» отобрать тех, кто в сроки ограбления институтов мог быть в Москве.
8. Поднять все дела о соучастниках взломов; о «малинах», о наводчиках, о делодателях, об изготовителях инструмента».
Кручинин в задумчивости покрутил бородку, и его узкий ноготь провёл под этим пунктом твёрдую черту.
— Это — часть архивная, — сказал он Фадеичеву. — Тут вам хватит работы на добрый месяц.
— На что мне месяц? В неделю оформим, — возразил Фадеич. — Только бы «дела» нашлись. — И, поглядев на часы, он сокрушённо покачал головой:
— Эх, досада-то!..
— Что такое? — обеспокоенно спросил Кручинин.
— Да время-то позднее, архивники давно спят.
— Ну ничего, до завтра-то терпит, идите и вы спать.
— И то дело, — согласился старик.
Кручинин склонился над планом и быстро приписал:
«9. Проверить личный состав ограбленных институтов.
10. Сличить почерк на конвертах с возвращёнными документами с почерками всех работников этих институтов.
11. Если на конвертах обнаружатся невидимые следы пальцев, секретно продактилоскопировать работников институтов».
Получив от Кручинина этот план, Грачик с интересом прочёл его, вдумываясь в каждый пункт и стараясь понять его смысл и значение для дела. Работа, которую предстояло проделать, отличалась своим «архивным» характером. Работа была не по темпераменту Грачика, стремившегося к живой, активной деятельности. Но, поразмыслив, он решил, что и это будет ему полезно. Впрочем, даже если бы он пришёл и к прямо противоположному выводу, ему всё равно пришлось бы взять на себя роль архивариуса и зарыться в пыльные папки старых дел и регистров. Ведь, передавая ему для перепечатки свой план, Кручинин ясно сказал:
— Будете наблюдать за этой работой. Хорошая практика. Узнаете, чем пахнет прошлое.
— Пылью, — попробовал было пошутить Грачик.
— Иногда ещё слезами и кровью, — поправил его Кручинин и с присущей ему иронической ухмылкой добавил: — Белоручкам хорошая школа.
Грачик давно ушёл, а Кручинин все смотрел на затворившуюся за ним дверь и думал о том, что, кажется, ему посчастливилось встретить молодого человека, которого он сможет от чистого сердца назвать не только своим помощником и преемником на работе, но и близким личным другом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20