А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Саша покорно сидел, согнувшись над столом, пока она его пользовала. Он прикоснулся к затылку и нащупал пальцами огромный твердый желвак.
— Не трогай руками, — приказала Мариам.
— Ну, что Маш, мы тут с ребятами уединимся? — опять влез Омаров. — Прости, что подняли тебя ни свет ни заря...
— Ничего страшного! Тогда я баиньки, — она поцеловала Сашу и вышла из кухни.
Подельники расселись полукругом, глядя на белый пакет с деньгами. Омаров выложил пачки и разделил их поровну. Часть денег была в евро, часть в тенге.
— Они еще в долларах предлагали, но я отказался, — сказал Омаров, аккуратно складывая в пакет свою долю.
— Правильно сделал, — заверил его Мамед. Его загорелое до черноты лицо светилось от счастья. Таких крупных денег ему, видимо, еще не приходилось держать в руках. Он пошарил глазами по комнате, в поисках какой-нибудь сумки.
— На, возьми рюкзак! — предложил Саша.
Мамед затолкал свои деньги в рюкзак и засобирался домой.
— Может, чаю попьешь? — предложил Омаров.
— Не-е, поеду домой, — сказал Мамед, продолжая сверкать своими золотыми коронками.
Они обнялись на прощание, и крепко пожали друг другу руки.
— Мамед, благодарю, — сказал Смольников, хлопая его по плечу.
— Ладно, пока, — сказал тот и пошел к выходу.
— Мамед, постой! — вдруг позвал Омаров.
— Что? — оглянулся тот, открывая уже дверь.
— Что это у тебя на лице?
Омаров включил свет в коридоре. На подбородке Мамеда белело какое-то пятно. Угадав направление взглядов товарищей, Мамед потер подбородок рукой. Тонкая пена сошла с уголков его губ и, когда он ее растер, еще одна порция выступила изо рта двумя белыми струйками.
— Я уже слюной истекаю, так хочу потратить бабки! — пошутил Мамед, вытирая руки об штаны.
— Ты уверен? Может, останешься?
— Не, пойду, за меня не беспокойтесь!
Они закрыли за ним дверь и снова пошли на кухню.
— Да, молодчина Мамед! Если бы не он, мы бы с тобой здесь не сидели! — сказал Омаров.
— Давно с ним знаком? — спросил Саша.
— Давно, да. Когда только начинал работать в строительном деле, я искал людей для своей первой бригады. Вот тогда и познакомился с ним. Он работал у меня водителем грузовика.
Жантик сел на свое место и поежился, скрестив руки на груди.
— Что-то прохладно с утреца, тебе не кажется?
Смольников тоже чувствовал легкий озноб. Но не придал этому значения, решив, что просто заработал легкое сотрясение мозга, что всегда болезненно отражается на общем состоянии организма.
— Он не местный? — продолжил он разговор.
— Из Петропавловска, — ответил Жантик. — Сидел на зоне, конечно, как ты мог догадаться.
— Да, это заметно — у него все руки в наколках.
— Специализировался на угоне грузовых машин. Вообще, он в машинах — бог!
Жантик поставил чайник и зажег плиту.
— Ну что, поглушим чайку, и на боковую?
— Давай.
Через пять минут они уже пили чай, вприкуску с булочками, которые хозяйка специально напекла им. Потом посидели еще немного, и пошли в гостиную. Смольников так и не решился сказать ему про разгерметизацию ящика. Он так и этак подбирался к этому разговору, но повода не нашел.
— Давай здесь заляжем, в зале, чтобы не будить Машу, — предложил Омаров.
В их распоряжении был диван и просторный мягкий уголок. Саша выбрал себе уголок и подложил под голову какую-то мягкую детскую игрушку. Был когда-то мода класть на диван вместо подушек всяких пушистых собачек и плюшевых львов, а в этом доме она существовала до сих пор.
— Жантик, а кем тебе приходится Маша? — спросил Смольников, глядя на товарища сквозь полуприкрытые веки.
— А ты не догадался?
— Нет.
Омаров с минуту хранил молчание, может быть, заснул. А потом вдруг выдал:
— Она мне сестра.
— Да ты что? — от удивления Смольников даже пристал на локтях.
— Да лежи, лежи, не вскакивай! — тихо засмеялся Омаров.
И добавил, немного помолчав:
— Мать родила ее от второго мужа, поэтому мы такие разные. Я черный как негр, а она беленькая.
— Красивая у тебя сестра, — произнес Саша, зевая.
— Что будешь делать с деньгами? — спросил Омаров, меняя тему разговора.
Этот вопрос застал Смольникова врасплох. Денег, действительно, было так много, что поначалу даже немного теряешься, думая о них.
— Дом куплю, конечно, — сказал он, зевая. — Может, дело свое открою.
— Я тоже вложу в свое дело. Куплю экскаватор, компрессор, землеройный комплект... — голос Омарова утончился почти до фальцета, словно он уже парил где-то под облаками.
— Славно мы сегодня поработали, — таковы были его последние слова.
2 часа после инфицирования
Смольникову приснился какой-то странный сон. Будто идет он по лестнице, куда-то вверх, смотрит на номера квартир и не может понять, куда он попал. Наконец, до него доходит, что он направляется в квартиру Маши. Вот он видит ее дверь, вот нажимает на кнопку звонка.
— Ну, наконец-то, Смола! — радостно приветствует его Омаров, что-то жуя с аппетитом. — Заходи, заходи!
— А где Маша? — спрашивает Смольников.
— На рынок поехала. Да ты заходи, не стой у порога!
Омаров ведет в его гостиную, где играет музыка, а за большим праздничным столом восседают неизвестные люди. Только один Мамед знаком ему среди шумной компании.
— Вот, решили отметить успешную сделку! — говорит ему Жантик, усаживая рядом с собой.
— Что за сделка? — удивляется Саша.
— Семе-е-н Семе-е-ныч! — в шутку распекает его Омаров.
— А-а, ну да! — догадывается Саша.
— Люди! Тишина! — Омаров стучит вилкой по тарелке. — Среди нас есть человек, который даже кровь пролил ради успеха дела!
— У-у-у! — раздается коллективный вздох.
— Ну-ка покажи свою рану! — требует кто-то со смехом.
— Саш, продемонстрируй, — просит Жантик.
Смольников наклоняется и показывает присутствующим свой затылок.
— Да... Герой! — вздыхает толпа.
— Это дает ему право объявить первый тост!
Кто-то дает ему рюмку, и Саша неловко поднимается со стола. Теперь он может хорошо разглядеть сидящих. Напротив него сидит Мамед, скромно притулившийся в самом дальнем углу. Справа расположился какой-то круглый лысый субъект, весь взмокший от жары. По его загорелому лицу можно предположить, что он казах, хотя, впрочем, мог быть и кыргызом. Сейчас в Алмате много кыргызов.
Саше кажется, что где-то он уже встречал его, во всяком случае, ясно помнит его лицо. По левую руку сидят два парня, одинаково одетые во что-то серое и безвкусное, как близнецы-братья. Так одевались в начале девяностых, на огромных барахолках, где всегда торговали чем-то серым и черным. Тоже знакомые лица, между прочим. Чуть поодаль, на просторном диване, разместился еще кто-то, но за головами сидевших он едва виден.
— Разрешите поднять этот бокал за Жантика! — Саша поворачивается к Омарову. — В общем-то, мы никогда не были близкими друзьями, просто учились на одном курсе. Но, кажется, нашли друг в друге друга, извините за каламбур!
Народ одобрительно шумит и стучит рюмками.
— Хорошо пошла! — одобрительно кивает Омаров, закусывая большим куском бесбармака из дымящегося блюда.
— Ох, и жарко здесь! — вторит невпопад Смольников, расстегивая ворот рубашки. Он начинает шарить глазами по комнате, резко мотая головой.
— Пульт от кондиционера ищешь? — бурчит Омаров, продолжая с аппетитом улепетывать блюдо.
— Что ты спросил?
— Я говорю — пульта нет, мы тоже все обыскались.
— А когда приедет Маша? — опять невпопад спрашивает Смольников, словно не слышит никого вокруг.
— Вроде должна уже быть, — Жантик поднимает голову, оглядываясь назад, в сторону двери. — Она на рынок поехала...
— Все ясно, — вздыхает Смольников. Он поднимается, обходит сидящих и направляется к балкону. Распахивает дверцу, чтобы впустить в комнату немного свежего воздуха.
— Ой, не надо! — протестует кто-то, поднимая голову от своей тарелки. Действительно, полуденный воздух настолько жарок, что Смольников тут же захлопывает дверцу обратно. Аккуратно огибая стулья, он направляется в другие спальни, но там еще хуже. В пустых комнатах сумрачно и жарко, словно кто-то включил на всю мощность батареи отопления. Когда Саша снова возвращается за стол, Омаров что-то увлеченно рассказывает, стараясь перекричать музыку.
— ...Да, было время! — мечтательно говорит он, откинувшись на спинку стула. — А еще помню, был у нас такой прикол! Допустим, вы строите клиенту дом или коттедж. А клиент попался гнилой, бабки не платит или предъявляет вам претензии. У нас, у строителей такое бывает, что уж греха таить. Вот тогда, чтобы проучить клиента раз и навсегда, вы берете обыкновенное куриное яйцо...
— Яйцо? Зачем? — перебивает его Саша, обмахивая лицо ладонью.
— Это тонкое дело, Саша! — отвечает Омаров, нагоняя интригу. — Нужен точный глаз!
— Ты не отвлекайся, дело говори! — требует лысый толстяк, тоже заинтересовавшись разговором. Затем подает знак Мамеду, чтобы он сделал магнитолу потише.
— Короче, берете яйцо, сырое куриное яйцо и закладываете его в стену строящегося дома. Потом замуровываете и покрываете облицовкой.
— И что будет? — спрашивает толстяк.
— Вонять будет, вот что! В доме будет постоянно пахнуть тухлым яйцом. До скончания века! — сказав это, Омаров в запале бьет кулаком по столу, для пущего эффекта. Публика, как по команде, начинает гоготать над его рассказом.
— Вот тебе на! — весело кряхтит толстяк, обливаясь потом. Остальные тоже шумят и качают головами, дивясь смекалке строителей.
— Да у нас, таких масонских приколов — валом! — вдохновенно откровенничает Жантик. — Вот, к примеру, помните, землетрясение было в Армении, в городе Спитаке?
— Помним-помним! — отвечают все в разнобой.
— Вот об этом и будет мой следующий рассказ...
Саша не выдерживает и направляется в коридор, чтобы постоять немного на лестничной площадке. Он достает из кармана сигареты, открывает дверь и... просыпается.
3 часа после инфицирования
...Ему с трудом удается разлепить веки. Вязкая слизь налипла на ресницы, и Саша инстинктивно заморгал глазами, чтобы прочистить их. Он нашел себя лежащим на полу, лицом вниз. Рядом кто-то хрипел, жалостливо, как уставший плакать ребенок. «До чего же холодно!» — подумал Смольников, ощущая болезненный озноб, от которого хотелось подобрать ноги и сжаться в клубок.
Когда он повернул голову — а это далось ему тяжело — он увидел Омарова, совсем близко от себя, лежащим на спине. Значит, пока они спали, оба свалились на пол. Губы у Жантика покрылись сероватой корочкой, по лицу разлился нездоровый румянец. Он лежал без памяти или был в бреду, потому что голова его непроизвольно подергивалась, а грудь вздымалась тревожными беспорядочными рывками.
— Маша! — позвал хозяйку Смольников, пытаясь приподнять и развернуть лицо. Но сделал это слишком резко, и на голову накатила волна тупой ноющей боли. Тогда он попытался выбросить вперед руку. Ему это удалось, но он понял, что нарушил сейчас какое-то потайное равновесие своего организма, грубо качнув одну чашку весов. Нечто тяжелое и чужое всколыхнулось в животе, медленно поползло по груди, затем по гортани и вывалилось наружу пенной рвотной массой.
— Маша! — опять позвал он на помощь, уткнувшись лицом в горячую лужицу. Закрыл глаза и вдруг почувствовал, что опять засыпает и уходит в свою жаркую шумную гостиную, где уже слышит музыку, ощущает запах сигарет. Ему становится плохо при мысли, что он опять окунется в эту тошнотворную духоту. Смольников делает нечеловеческое усилие, чтобы удержаться на плаву, не дать лихорадке увлечь его в свой гибельный омут.
— Что здесь происходит? Саша! Жантик! — услышал он чей-то голос. Не сразу понял, что кричит Маша, голос казался очень далеким. Она тронула его плечо.
— Саша, что с тобой? Что с вами?!
Она схватила его за руку, пытаясь перевернуть лицом вверх.
— Руслан! Сюда, быстрее! — раздался ее голос, но Саша уже неминуемо ускользал от нее, снова поднимаясь по воображаемой лестнице и открывая знакомую дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10