Расставшись с Варнавой и Афганцем на Оксфорд-стрит, Игумнов мимо орущего и стреляющего магазина с ужастиками двинулся назад. Стоило принять превентивные меры. У отеля, на улице с мудреным названием — South Audley Street — Игумнов еще прежде приметил магазин, он торговал подслушивающей и подсматривающей техникой. Невидимый колокольчик в дверях тренькнул, предупреждая о посетителе. Навстречу поднялась пожилая английская Мата Хари, в аккуратном парике, в деловом костюме, с сигаретой в длинном костяном мундштуке. С ссохшегося личика смотрели юные, необыкновенно живые глаза.
—Мне нужен баггинг… «Клоп».
Иностранный акцент заставил даму насторожиться. Игумнов достал из бумажника визитки, которыми его предусмотрительно снабдил Рэмбо. Тут были визитные карточки членов Британской корпорации секьюрити, служб инвестигейторов «Пинкертон», которые преподавали Игумнову в школе полиции в Кенте. Рекомендации произвели нужное впечатление. Мата Хари успокоилась.
—Рашен?
Мата Хари выложила на прилавок не менее трех десятков образцов электронного «уха» разных конструкций, форм, размеров. Английское изделие «X» обеспечивало подслушивание на расстоянии около пятисот метров с помощью обычного радиовещательного УКВ-приемника. Игумнов выбрал крохотного пластикового «клопа». Приемник у Игумнова был с собой.
—Что это стоит?
В России цена была по меньшей мере втрое меньше, но выбора не оставалось. Как и времени. Варнава и Туманов с минуты на минуту могли возвратиться в отель. Собирался ли Варнава принять ответные шаги и какие именно — ответ мог дать «клоп». Варнава, кроме того, безусловно, был в курсе дел фонда «Дромит», на который работали теперь Рэмбо и Игумнов.
—Заверните…
В качестве презента он получил фирменную кассету в аккуратном пакете с надписью «Spy» — «Шпион».
—Успеха…
Ему повезло. В отеле, где жили прибывшие на семинар секьюрити, дежурили молодые русскоговорящие переводчицы. Одна из них оказалась на месте. Курносая, с отличительной розовой лентой приглашенной сотрудницы — она была знакомой по школе полиции из графства Кент.
«Студентка…». Он забыл название университета на ее визитке, которую он видел в Кенте. Город был где-то в Северной Англии.
— Могу чем-то помочь? — Она улыбнулась.
— Виктория…
— Просто Вика. Виктория — это королева!
Игумнов объяснил: его друг-секьюрити осталсяв магазине, приедет только к банкету.
—А нам срочно нужно передать сообщение. Текст у него в номере. Я боюсь, опоздаю, если придется ждать… Мой друг — мистер Виктор Варнавин…
Она снова улыбнулась:
— Никаких беспокойств. Сейчас вам помогут. О каком номере идет речь?
— 483-м.
Перед тем Игумнов уже интересовался в рецепции. За неделю заполонившие «Черчилль» крутые российские секьюрити успели обворожить персонал. Были они одинаково приятны и все на одно лицо. Кроме того, в равной степени путали английские числительные. Новую пластиковую карточку-ключ изготовили мгновенно. В присутствии Игумнова. Высокий смуглый юноша в униформе вызвался его проводить. Подождал за дверью. Игумнов пробыл в номере не больше минуты. Подошел к оконной портьере. Сунул в складку крохотного английского «клопа». Взглянул вниз. Варнавин и Афганец протискивались сквозь толпу напротив отеля. Он управился вовремя. Пошел к дверям. В коридоре объяснил, вспоминая забытые слова:
—Я подожду возвращать карточку в рецепцию. Вдруг мистер Варнавин не найдет свою…
С газона у дома Нисана все так же тянуло убранной накануне преющей травой; на крохотном альпинарии, под окнами, алела герань. Рэмбо прошел к углу здания. Пространство между корпусами легко просматривалось. Несколько мусорных контейнеров. Невысокие кусты у забора. Машины, парковавшиеся тут еще с ночи. Ниндзя и секьюрити Арабова все это видели, прежде чем телохранитель набрал из машины номер телефона Нисана.
В пересказе Ниндзи, переданном Неерией, разговор был коротким и дружеским.
— Мы тут, — сказал Нисану Ковач. — Все в порядке.
— Я думал, что еду с Шайбой…
— Я тоже считал!
— Ты один?
— С Ксанкой.
Арабов, крутой, в прошлом судимый, знавший цену мужской дружбе, ему покровительствовал.
— Может, по чашке кофе?
— Спасибо, Нисан. Ксанка пригрелась, спит. В другой раз!
— Тов! — Он всегда употреблял непонятное это словечко, когда соглашался. — Мне нужно еще пять минут.
— Я буду ждать в подъезде.
Больше они ничего не сказали друг другу. Секьюрити тихо, чтобы не разбудить, отстранил жену, аккуратно открыл дверцу. Последним словом, обращенным к Ниндзе, было:
—Ушел!
Ковач сказал о настоящем, используя форму прошедшего времени. Получалось динамичнее. Великий и могучий такое допускал…
Неерия не поставил Рэмбо в известность, было ли у секьюрити оружие, и Рэмбо на этом этапе не стал уточнять.
Труп Мансура, прежнего начальника службы безопасности «Дромита», убитого в то же утро в своем подъезде, осматривали сотрудники МУРа вместе с райуправлением — к этому времени там все уже завершилось. О нем не говорили. Убийства, относимые к так называемым бандитским разборкам, оставались как бы за чертой особо опасных. Начальство смотрело на их раскрытие сквозь пальцы. Мансур с его блатными наколками мусульман-воров — «Бей и режь отступников веры» и «Кроме Аллаха нет Бога» — вряд ли вызвал к себе симпатию.
Пейджер на поясе у Рэмбо дал знать, что его разыскивает дежурный «Лайнс-секьюрити-информ».
—Мы ведем предварительную проверку…
Речь шла об исчезнувшем телохранителе Арабова Шайбе, который должен был в это утро сопровождать банкира.
— Я говорил с его отцом. Сыночка не видели с вечера…
— Как ты представился?
— Сказал, что с работы. Да им все время звонят!
— Что-нибудь еще?
— Да. Я думаю, это интересно. Сейчас друг звонил…
Десятки его друзей, бывших коллег, учеников и просто собутыльников составляли сегодня основной костяк среднего милицейского звена столичной области. Сообщения их стоили министерских.
— В районе Катуар, в роще, черный цветок… Догоняешь?
К словам «труп», «мертвец» в блатном жаргоне содержалось не менее двух десятков синонимов.
— Сейчас прошла информация…
— Догнал !
С необходимыми предосторожностями дежурный сообщил о трупе мужчины, извлеченном из кострища. Рэмбо сразу заинтересовался. Случайный мокрушник не старался сделать опознание трупа невозможным. Любой из них, если он не маньяк, не расчленял и не сжигал труп. Напротив: так бывало всегда, если убийцу и жертву связывали известные окружающим отношения. В этих случаях, когда труп обнаруживали — соседи, коллеги, приятели могли сказать о мотивах убийства.
— Пока не опознан. Позвонить в отделение? Я там знаю ребят.
— Кто обнаружил, известно?
— Грибник. Сейчас его там трясут…
— Передай, я еду.
На обратном пути, в машине, Рэмбо, размышляя о найденных в костре ключах, понял причину, по которой они там оказались.
«Убивали прямо тут, в роще… Жертва упала в костер, ее уже не вытаскивали, не обыскивали…»
Подъезжая к Москве, перед Кольцевой Рэмбо окликнул по рации дежурного:
— Как дела?
— Вам здесь непрерывно звонят. Но ничего особенного… Еще доставили торт. Вы заказали. «Сказка». Коробка белая. Я сказал, чтобы поставили в холодильник.
— Отправь машину за родителями секьюрити, который разыскивается. Адрес у тебя есть.
Жара в Лондоне не спадала, но внутри отеля было вполне терпимо и даже прохладно.
В номере у Варнавы послышался треск, затем многократно усиленный скрип дверных петель. Потом звон хрусталя. И сразу голос Михи…
Игумнов слушал их разговор из холла на четвертом этаже.
Приемник был из современных японских. Слышимость была хорошая. Окающую речь Жида нельзя было спутать с другой.
«Московский криминальный мир понес еще одну потерю…» — писал репортер криминальных «Новостей», сообщая о якобы имевшей место выдаче Туманова американскому ФБР.
Но Туманов был скорее костромской авторитет, нежели московский.
«Точнее, пышугский или павинский…»
Знатоки российских местных говоров, вслушиваясь, наверняка обнаружили бы особенности выговора его деда, переехавшего из другой костромской глубинки — Межи. Там говор был и вовсе особенный. Остряки смеялись: «Национальность — межак!» Притом что дед и бабка Михи по матери были российскими евреями. Когда Жиду исполнилось тринадцать, дед брал внука по большим праздникам в Песах и Йом-ха-Кипур — в ближайший городок за сто с лишним километров. Там их уже ожидали с нетерпением восемь религиозных стариков, жаждавших вознести совместную молитву, считавшуюся у евреев предпочтительнее. Для этого требовалось не менее десяти иудеев. Дед учил смышленого внука чтению религиозных книг, не предполагая судьбу проворного остроглазого первенца своего непутевого сына, не выходившего из заключения.
Будущий московский мент Игумнов был из той же глубинки. С теми же корнями.
На сосне не растут яблоки.
Старик умер в год, когда Жид в одиночку за неделю обворовал в Костроме более полусотни квартир, прежде чем был схвачен с поличным.
На такое до него оказался способен только Вангровер — известный московский вор, кстати, его родственник, которому в старом Криминалистическом музее на Петровке, 38, был посвящен персональный стенд.
—Первый тост за Мессию! — провозгласил Афганец.
Дед Туманов, выпивая с мужиками, всегда поднимал первую стопку за Учителя Праведности. Иногда вместо «Мессия» дед произносил библейское: «За Мошиаха!» В номере на секунду притихли.
— Второй — за московский «Спартак»!
Телевизор, включенный в номере, не способствовал чистоте трансляции. Несмотря на помехи, кое-что удавалось все-таки разобрать. Речь в номере шла о неславянских группировках и опекаемых ими фирмах. Афганец собирался в Москву. Ехал без особой охоты. Опасался за свою жизнь. Его беспокоила и судьба «Дромита». Варнава объяснял: Сметана и Серый их не отдадут. Афганец мог спокойно отправляться в Россию, мог успокоить братву в Иерусалиме: «С Арабовым все в порядке. „Белая чайхана“ может быть спокойна… Слухи, которые идут, не имеют основы. Сегодня же, в Москве, ты в этом убедишься…»
Несколько минут Варнава и Миха еще шептались. Фразы были отрывочны и бессмысленны вне известного обоим контекста.
«Банк, с которым контачат Сметана и Серый…», «Народ там стремный…», «Ты им не опасен… В Москве тебе ничего не грозит…», «По жизни бушлаты…», «Фонд…».
От Игумнова не ускользнуло замечание Варнавы о нем:
— Почему он дал набой на «Дромит»?
— Спутал с кем-то!
— Пару таких путаниц — и, смотришь, голову потерял!
У Варнавы, по-видимому, были серьезные основания всячески избегать любой связи его имени с бухарским фондом.
— Там было что-то…
— Чек…
«Там что-то произошло. После чего Варнава вылетел в Англию, с понта, на симпозиум секьюрити…»
Английская речь по телевизору, наложенная на музыку, стала громче, несколько минут нельзя было разобрать ни слова…
Скоро снова раздался преувеличенно громкий визг дверных петель.
—Ну, на посошок…
Игумнов поднялся, выключил УКВ, вынул кассету. По коридору прошел к торцу здания, к огромным, во всю стену, чистым, без единого пятнышка, английским окнам. Улица напротив отеля была все еще заполнена людьми. В высокое, от пола до потолка, окно был виден по-британски нешумный уголок знаменитой Даун-стрит, улицы банков, известной еще со времен Диккенса. Толпа, наблюдавшая с тротуара за шествием по Пикадилли, казалось, еще больше увеличилась. Зеваки внизу развернули пакеты с горячими сосисками и булками. Заряжались надолго.
Игумнов ждал появления Туманова и Варнавы. Время потекло медленно…
Утро было полным событий, которые могли иметь непредвиденные последствия. Жид и Варнава положили на него глаз где-то вблизи магазина «Си-энд-Эй», где всегда можно было встретить российских туристов и челноков с большой наличностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54