А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


Да, двум юным часовым явно приходилось нелегко.
– Мы были в полном отчаянии, – продолжала Бетти. – У мадам было больное сердце, и мы постоянно опасались, что произойдет трагедия. Письмо, которое собиралась написать Энн, когда я была на балу у мосье де Пуйяка, казалось нам единственным шансом. Один врач в Англии – во всяком случае, он называл себя доктором – заявлял, что располагает лекарством, которое можно добавлять пациенту в еду и питье без его ведома. Я этому не слишком верила, но мы должны были попытаться.
Ано с торжеством посмотрел на Джима.
– Что я говорил вам, мосье Фробишер, когда вы хотели задать вопрос об этом письме? Эти секреты раскрываются сами собой, если оставить их в покое.
Поднявшись, он с искренним уважением поклонился Бетти и вернул ей фотографии.
– Я очень сожалею, мадемуазель. Очевидно, что вы и ваша подруга испытывали трудности, о которых мы не подозревали. Что касается вашего секрета, я сделаю все возможное, чтобы сохранить его.
Джим простил Ано напоминание о своем промахе в благодарность за сочувствие к Бетти. Он надеялся, что теперь часовые будут вознаграждены за их утомительную вахту. Но Ано снова сел и повернулся к Энн Апкотт. Значит, он намеревался продолжать свои расспросы. Джим был разочарован, понимая, что догадки становятся аргументами, а улики против определенного лица из зыбких и несущественных превращаются во все более и более основательные.
Глава 10
Часы на шкафчике
В свете нового открытия история Энн Апкотт выглядела вполне достоверно. Стоя в темноте, она услышала, как ей показалось, миссис Харлоу во время одного из ее приступов ярости. Затем Энн с облегчением поняла, что с мадам находилась сиделка, Жанна Воден, которая сдерживала ее и в конце концов дала ей какое-то успокоительное. Крики смолкли, а сиделка шепнула пациентке или самой себе: «Так-то лучше». После этого девушка поверглась и убежала, чтобы не привлекать к себе внимания. Бегство Энн не имело никакого отношения к настоящей трусости. Кризис миновал, и ее вмешательство, которое раньше только усилило бы гнев миссис Харлоу, теперь стало вовсе излишним. Оно могло разбудить больную и еще больше осложнить жизнь в Мезон-Гренель ибо протрезвевшая миссис Харлоу знала бы, что Энн стала свидетелем ее очередного припадка. Энн поступила наилучшим образом, если ее понимание происходящего было верным, – без лишнего шума скрылась в своей комнате.
– Но теперь, – продолжал Ано, – вы считаете, что ошиблись. Вам кажется, что, когда вы стояли в темной комнате, миссис Харлоу хладнокровно и жестоко убивали в нескольких футах от вас.
Энн задрожала с головы до ног.
– Я не хочу этому верить! – воскликнула она. – Это слишком ужасно!
– Вы полагаете, что тот, кто прошептал слова: «Так-то лучше», был не Жанной Воден, – настаивал Ано, – а каким-то неизвестным лицом, после того как третий человек, находящийся в комнате, совершил убийство.
– Я этого опасаюсь! – ломая руки, простонала Энн.
– И теперь, мадемуазель, вас мучают угрызения совести, так как вы не подошли к освещенному дверному проему и не посмотрели, что там творится. – То, что Ано так хорошо понимал ее состояние, утешало Энн.
– Да, – подтвердила она. – Я ведь говорила вам, что могла предотвратить убийство. До сегодняшнего утра я этого не понимала. Дело в том, что той ночью произошло кое-что еще. – Энн снова побледнела, и в ее глазах мелькнул страх.
– Кое-что еще? – переспросила Бетти, передвинув свой стул так, чтобы смотреть в лицо Энн. Поверх белой шелковой рубашки, открытой на шее, на ней была черная кофта, из бокового кармана которой она достала платок и провела им по лбу.
– Да, мадемуазель, – кивнул Ано. – Очевидно, что в ту ночь с вашей подругой случилось что-то еще, заставившее ее, наряду с нашим утренним разговором насчет книги о стрелах, верить, что произошло убийство. – Он посмотрел на Энн. – Итак, вы вернулись к себе в комнату.
– Я сразу же легла, – возобновила свой рассказ Энн, – То, что я приняла за вспышку гнева мадам, меня очень расстроило. В этом доме трудно было предвидеть, что может случиться в следующий момент. Это действовало мне на нервы. Некоторое время я ворочалась в кровати с боку на бок, как в лихорадке, а потом неожиданно заснула. Проснулась я, когда в комнате было еще совсем темно. Свет не проникал сквозь ставни. Я перевернулась на спину и потянулась. Бог свидетель, я коснулась вытянутой кверху рукой чьего-то лица… – Даже спустя столько дней ужас этого момента оставался для нее настолько ощутимым, что она содрогнулась и всхлипнула. – Кто-то молча склонился надо мной. Я тут же опустила руки и несколько секунд лежала как парализованная. Потом голос вернулся ко мне, и я закричала.
Страх девушки словно заразил слушателей – возможно, ее испуганный вид был повинен в этом больше ее слов. Джим Фробишер повел плечами, пытаясь стряхнуть оцепенение. Бетти широко открыла глаза и затаила дыхание.
– Закричали? – переспросил Ано. – Неудивительно.
– Я знала, что меня никто не услышит и что, лежа там, я абсолютно беспомощна, – продолжала Энн. – Я в ужасе спрыгнула с кровати, но на сей раз ни к кому не притронулась. От страха я потеряла ориентацию и не могла найти выключатель, ощупывая стену руками и слыша собственный плач. Наконец я наткнулась на комод и немного пришла в себя. Найдя дорогу к выключателю, я зажгла свет. Комната была пуста. Я пыталась убедить себя, что мне все приснилось, но знала, что это не так. Кто-то украдкой склонялся надо мной в темноте – казалось, будто моя рука все еще ощущает его лицо. Я в ужасе спрашивала себя, что бы случилось со мной, не проснись я в этот момент. Стоя, я пыталась прислушаться, но комнату словно наполнял стук моего сердца. Я подошла к двери и приложила ухо к панели. Мне ничего не стоило поверить, будто мимо двери крадется на цыпочках целая армия. Наконец я собралась с духом и распахнула дверь, потом отшатнулась и застыла, но ничего не услышала. Тогда я подошла к главной лестнице. В нижнем холле было тихо, как в пустой церкви. Наверно, я бы расслышала, если бы по стене полз паук. Внезапно я поняла, что при свете, проникающем из моей комнаты, меня могут увидеть, крикнула: «Кто здесь?», потом вбежала в свою спальню и заперлась. Я знала, что мне уже не заснуть. Ночь была ясная, на небе светили звезды, в воздухе уже пахло утренней свежестью. Думаю, я простояла у окна около пяти минут, когда часы пробили три. Вы ведь знаете, мосье, как все часы в Дижоне начинают бить друг за другом. Я оставалась у окна досветла.
Энн умолкла, и наступило молчание. Затем Ано медленно закурил очередную сигарету, глядя то в пол, то в пространство, но только не на лица компаньонов.
– Итак, это тревожное событие произошло незадолго до трех часов ночи, – заговорил он. – Полагаю, вы в этом уверены? Понимаете, это может оказаться крайне важным.
– Я вполне уверена, мосье, – ответила Энн.
– И до сих пор вы никому об этом не рассказывали?
– Ни единой душе. На следующее утро мадам Харлоу нашли мертвой. Нужно было устраивать похороны. Потом мосье Борис выдвинул свое обвинение. В доме и без того хватало неприятностей. Кроме того, все бы решили, что мне все почудилось в темноте, а тогда я, конечно, не связывала это со смертью миссис Харлоу.
– Да, – кивнул Ано. – Вы ведь считали ее смерть естественной.
– Я и сейчас не уверена, что это не так. Но сегодня мне пришлось рассказать вам эту историю, мосье Ано. – Энн склонилась вперед, напрягшись всем телом. – Так как, если вы правы и в ту ночь в доме произошло убийство, я знаю его точное время.
Детектив поджал ноги, внимательно глядя на Энн. Он напоминал Фробишеру зверя, готовящегося к прыжку.
– На инкрустированном шкафчике стояли часы, – сказал Ано. – Вы увидели циферблат за ту долю секунды, когда включили свет.
– Да, – отозвалась Энн. – Часы показывали половину одиннадцатого.
Напряжение сразу разрядилось. Пальцы Бетти разжались, и платок упал на траву. Ано изменил странную позу притаившегося хищника, а Джим Фробишер облегченно вздохнул.
– Да, это очень важно, – промолвил детектив.
– Еще бы! – воскликнул Джим.
Теперь для него все было ясно. Если убийство произошло в это время, то по крайней мере один из обитателей дома никак не мог в нем участвовать – и этим человеком была его клиентка Бетти Харлоу.
Бетти наклонилась, чтобы подобрать платок, но резко выпрямилась, когда Ано обратился к ней:
– Часы на шкафчике идут правильно, мадемуазель?
– Абсолютно, – ответила она. – Мосье Сабен, часовщик на рю де ла Либерте, чистил их неоднократно. Это часы с заводом на восемь дней. Они еще будут идти, когда сегодня сломают печати, и вы сами в этом убедитесь.
Ано, очевидно, поверил ей на слово. Он встал и отвесил поклон, чью официальность смягчала улыбка.
– В половине одиннадцатого мадемуазель Харлоу танцевала в доме мосье де Пуйяка на бульваре Тьера, – сказал он. – В этом не может быть никакого сомнения. Согласно проведенному расследованию, мадемуазель не покидала упомянутый дом до часа ночи. Свидетелей достаточно – начиная от ее шофера и партнеров по танцам и кончая кучером мосье де Пуйяка, который стоял с фонарем у парадного входа и помнит, как открывал для мадемуазель дверцу ее машины, – чтобы убедить ее самого худшего врага.
Итак, Бетти была очищена от подозрений целиком и полностью. Это произвело революцию в мыслях Джима. Почему бы Ано не продолжить расследование? Было так интересно наблюдать, как создается дело против неизвестного преступника, – дело, которое так трудно довести до суда, дело о яде, не оставляющем следов, дело, где из множества догадок и предположений возникают конкретные факты, словно мачты корабля на горизонте бушующего моря. Да, теперь Джим хотел, чтобы Ано продолжал действовать, открывая всё новые факты один за другим. Но детектив упустил один пункт, к которому следовало привлечь его внимание. Мышь вновь придет на помощь связанному льву, не без тщеславия подумал Джим и прочистил горло.
– Мисс Энн, есть один маленький вопрос, который я хотел бы вам задать… – начал он и умолк, так как, к его удивлению, Ано повернулся к нему с весьма свирепым видом.
– Хотите о чем-то спросить, мосье? – осведомился детектив. – Милости просим. Это ваше право.
Однако по его выражению лица нетрудно было угадать невысказанные слова: «и ваша ответственность». Джим заколебался. Он не видел никакого вреда в вопросе, который собирался задать и который казался ему важным. Тем не менее Ано явно этого не хотел. Фробишер чувствовал уверенность, что детектив отлично знает, о чем пойдет речь, и по какой-то причине не желает затрагивать эту тему. Джиму пришлось подчиниться.
– Ладно, это может подождать, – буркнул он.
К Ано тотчас же вернулась вся его веселость.
– В таком случае сделаем перерыв, – сказал он, глядя на свои часы. – Уже почти час. Вас устроит, если мы назначим время для визита комиссара полиции на три? Тогда я уведомлю его, мы встретимся в три часа в библиотеке, и… – Ано снова поклонился Бетти, – все запреты будут сняты.
– Хорошо, пускай будет в три. – Спрыгнув со стула, Бетти быстро подобрала платок и повернулась: – Пошли, Энн.
Все четверо направились к дому. Бетти оглянулась.
– Вы оставили на стуле ваши перчатки, – сказала она Ано.
Детектив тоже обернулся.
– Действительно… О, мадемуазель! – протестующе воскликнул он, когда Бетти метнулась назад и возвратилась с перчатками в руке. – Благодарю вас. – Ано с поклоном взял у нее перчатки и склонил голову набок, глядя на Фробишера. – Ха-ха, мой юный друг. Вам не нравится, когда по отношению ко мне проявляют слишком много любезности. У вас такой чопорный вид, словно вы проглотили кочергу. Но спросите самого себя: что значит молодость и красота в сравнении с Ано?
Джиму в самом деле не нравилось, когда детектив вел себя, как озорной подросток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37