А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Ну, вы знаете, как развиваются подобные ситуации. Когда распадается брак и муж пытается рассказать о случившемся, то это звучит весьма тускло, потому что он не может припомнить всех мелочей, которые возникают в повседневной семейной жизни. Но женщина вспоминает каждый случай, когда муж нашел пуговицу, оторвавшуюся от его рубашки, и в знак протеста загнал ее ногой под туалетный столик.
— Ты можешь углубиться в эту сторону дела, Пол, — с улыбкой сказала Делла Стрит.
— Черт подери, это же правда, — сказал Дрейк. — Любая женщина может взять пару месяцев обыденной семейной жизни и с помощью записной книжки и легкого приукрашивания вещей изобразить мужчину грубым животным. Жена Уэсли Дженнингса оказалась просто сукой, которая хотела много денег и роспуска компании, чтобы Дженнингс ликвидировал все, чтобы получить это в виде наличных. Поэтому Дженнингс задерживал это дело, как только мог, и они с Розой Фарр работали вместе, стараясь спрятать в некий секретный фонд как можно больше наличных, чтобы предложить жене заманчивый денежный куш. Роза Фарр, знавшая бизнес, помогала Уэсли Дженнингсу во всем. Они хотели пожениться, как только миссис Дженнингс заключит соглашение о праве собственности и даст ему развод. Это был еще один рычаг, который использовала миссис Дженнингс, чтобы получить деньги.
— Что же произошло? — сказал Мейсон. — Имея в виду тот факт, что Надин носит имя своей матери, я предполагаю…
— Ты верно предполагаешь, — сказал Дрейк. — Уэсли Дженнингс застрелился, а спустя семь с половиной месяцев у Розы родилась Надин.
— Так какого же черта он покончил с собой и оставил Розу Фарр в такой ситуации? — спросила Делла Стрит.
— Ну, если посмотреть на это односторонне, — сказал Дрейк, — то это разумно. Когда Роза Фарр обнаружила, что у нее будет ребенок, Уэсли Дженнингс понял, что он побежден. Его жена как раз искала повода, что дало бы возможность сделать обвинение в супружеской измене для завершения продуманной жестокости.
— И что случилось после? — спросила Делла Стрит.
— Роза Фарр ушла из бизнеса. Она родила ребенка и спустя несколько месяцев умерла. Теперь слушай главное, Перри. Роза Фарр написала письмо, которое оставила в банке для вручения Надин в день восемнадцатилетия. Никто не знает, что в нем. По всей вероятности, Роза Фарр воспользовалась такой возможностью, чтобы рассказать Надин, что она незаконнорожденная, да еще такие вещи, которые заставили бы Надин подумать о многом. Спустя месяц после того, как Надин было передано это письмо, она приехала к Мошеру Хигли и стала жить у него. Он решил дать ей образование. Между ними не было привязанности. Хигли ненавидел и побаивался ее.
— Иными словами, — сказал Мейсон, — в этом письме была рассказана правдивая история, которая изменила всю картину.
— Наверное, так, — кивнул Дрейк.
Мейсон стад говорить, как бы размышляя вслух:
— Могло быть так, что Хигли мошеннически завладел имением своего компаньона при ликвидации компании или в смерти Уэсли Дженнингса было что-то подозрительное. Может быть, это не было самоубийством, а Хигли мог спустить курок и сделать так, что это выглядело как самоубийство. Брось это, Пол, мне придется выяснить, что было в этом письме.
— Тебе и окружному прокурору, — заметил Пол.
— Это тот случай, когда мы не можем позволить себе никаких ошибок, Пол. Это письмо не может быть использовано как улика, чтобы доказать факты, которые мы хотим утаить. Но его могут использовать против Надин, чтобы установить причину. Взглянем на эту ситуацию с точки зрения окружного прокурора. Имеется незаконнорожденный ребенок, плод внебрачной связи. Девочке исполняется восемнадцать лет. Она вскрывает письмо от своей матери, которое содержит информацию, что дает ей возможность поехать к Мошеру Хигли и шантажировать его. Если бы Мошер Хигли был жив, мы могли бы, по крайней мере, попытаться доказать правдивость тех или иных фактов, изложенных в письме. Но теперь мы не можем расследовать их. Однако письмо поможет установить мотивировку.
С точки зрения окружного прокурора, ни у Мошера Хигли, ни у Надин не было никакой привязанности друг к другу. Она узнала информацию, которая дала ей возможность поселиться в его доме и заставила его взять на себя ее обучение в школе и в колледже. Джон Локк влюбился в Надин. Мошер Хигли был другом семьи Локков. Он не хотел, чтобы Джон Локк попался на удочку шантажистки. Он пытался оставаться джентльменом, но не отправился к Локкам и не рассказал им эту историю, а велел Надин, чтобы она убиралась. И спустя несколько дней Мошер Хигли получает в шоколаде цианистый калий, а Надин признается доктору, что это было страшной ошибкой.
— И как, черт подери, ты сможешь противостоять этому, Перри?
Мейсон покачал головой.
— Если бы я мог придумать ответ на это, Пол, я бы был больше чем адвокат. Я бы тогда был колдуном.
— А сможет ли полиция найти такую же информацию?
— Так ты же нашел.
— Я думаю, что они воспользуются теми же источниками. Но у тебя, — сказал Дрейк, — есть одно преимущество: ты можешь добиться, чтобы Надин рассказала тебе содержание письма.
— Это может сделать и полиция, Пол.
— Но как?
Мейсон сделал жест, как если бы выжимал мокрую тряпку.
Глава 14
Мейсон сидел в тюремной комнате для свиданий. По другую сторону проволочной перегородки с мелкими ячейками на него смотрела спокойными, задумчивыми глазами Надин Фарр, выглядевшая благодушной и прекрасной.
— Вы собираетесь посадить меня на свидетельское кресло? — спросила она.
Мейсон в задумчивости разглядывал ее.
— Давайте говорить прямо, Надин. Если я посажу вас на свидетельское место, то вам придется рассказать о письме, оставшемся вам от матери.
Она несколько секунд молчала.
— Я хочу узнать, о чем было письмо, — сказал Мейсон. Я уже говорила, что никогда и никому не расскажу.
— Я, как ваш адвокат, должен знать. Она покачала головой.
— Возможно, — продолжал Мейсон, — вы не понимаете, до какой степени безнадежна ситуация. Гамильтон Бюргер собирается заявить, что вы шантажировали Мошера Хигли, чтобы он предоставил вам кров, дал образование и сделал наследницей его остаточного имущества, включив в завещание.
— И что же потом?
— Потом присяжные будут настолько предубеждены против вас, что, если будет хотя бы малейшее свидетельство, что вы отравили Хигли, они вынесут вердикт об убийстве первой степени.
— И что же в итоге мы должны делать?
— В итоге, — терпеливо сказал Мейсон, — мы будем это оспаривать, доказывая им, что вы не шантажировали Мошера Хигли.
Она твердо встретила его взгляд.
— А вам никогда не приходило в голову, что причина, почему я не пыталась объяснить случившееся, состоит в том, что окружной прокурор прав?
Мейсон поднял брови.
— Я шантажировала его и сожалею о том, что не шантажировала еще больше.
Мейсон с тревогой посмотрел туда, где в дальнем конце комнаты стояла надзирательница.
— Не говорите так резко, — сказал он.
— Мошер Хигли был убийцей, — сказала она. — Он убил моего отца, а затем умерла моя мать.
— Где письмо, которое вам оставила мать?
— Я его сожгла.
— А что там было написано?
— Моя мать пыталась объяснить мне, почему я была рождена вне брака, рассказать о тех трудностях, которые ожидают меня в жизни. Но между строк письма я обнаружила то, над чем я принялась думать. В то время, когда мой отец покончил с собой, компания была замешана в одном скандале по поводу строительства большого школьного здания. Мошер Хигли сделал все так, что мой отец был ответственным за эту работу, а выплаты делал он. Считалось что мой отец покончил с собой, когда узнал, что моя мать беременна и что его жена собирается настоять на вызове ее в суд как свидетельницы в бракоразводном процессе. Но мой отец не убивал себя. Мошер Хигли убил его, когда мой отец показал ему доказательство того, что именно он был ответственным за нечестную сделку в строительстве школьного здания, а Хигли сделал так, что это выглядело самоубийством.
— Продолжайте.
— Мошер Хигли не знал содержания письма, которое оставила мать, но знал, что было какое-то письмо, которое должны были передать мне в день моего восемнадцатилетия. Я выяснила, что он отчаянно боялся того, что могло быть написано в письме. Ему было интересно, много ли знала моя мать. Я стала блефовать, сказав ему, что в письме есть улика, доказывающая, что он убил моего отца и мошеннически разорил компанию. Я угрожала нанять детективов и доказать, что он убийца и забрал себе деньги, которые по закону должны были бы принадлежать мне как дочери, даже если я и была незаконнорожденной.
— Говорите дальше, — сказал Мейсон.
— Он согласился, чтобы я приехала и жила вместе с ним, чтобы завершить образование, которое было весьма поверхностным. Поверьте мне, этот мир был ко мне достаточно суров. Я была сиротой, ублюдком, и на меня сыпались тяжелые удары. Я нуждалась в образовании. А кроме того, меня мало интересовало, что произойдет.
— Вы ненавидели Мошера Хигли?
— Я его ненавидела всеми клеточками, а он меня. Мы поддерживали только внешнюю видимость привязанности, поскольку я жила вместе с ним и у меня были обязанности главной экономки. Поверьте мне, я платила за все, что получала. Я добивалась самого лучшего соглашения, правда не того, которое было мне нужно, но это был единственный способ, которым я могла продвигаться вперед и получить образование.
— Стало быть, — сказал Мейсон, — когда окружной прокурор намекает на то, что вы шантажировали Мошера Хигли, он…
— Он говорит абсолютную правду, — сказала Надин Фарр.
— Если бы вы пришли ко мне, когда открыли письмо вашей матери и предоставили бы мне уладить дела как вашему адвокату… — простонал Мейсон.
— Вы не смогли бы сделать это лучше, чем сделала я, — перебила его она. — Вспомните, что не было ни малейшей улики, а одни лишь подозрения. Мне пришлось блефовать. Я была вольна прибегнуть к шантажу, а вы не смогли бы зайти так далеко.
Мейсон в задумчивости помолчал несколько мгновений, а потом сказал:
— Не нужен шантаж. Я бы поставил на эту работу детективов и получил бы доказательства.
— Вы не смогли бы. Он был слишком ловок и хорошо заметал следы. Но я знала, как напугать его, и я это сделала. И все было нормально на какое-то время. Потом он сообразил, что я блефую. Я не знаю, что подсказало ему это, но он понял. Поэтому когда мы с Джоном полюбили друг друга, он выкинул козырную карту, сказав, что я должна уйти из жизни Джона, и если я не исчезну сама, то он расскажет семье Джона все о моем рождении и о том, что я авантюристка и шантажистка.
Мейсон переварил эту информацию.
— Как все это может повлиять на мое дело? — спросила она.
— Это создает впечатление, что вы могли убить его.
— Вот это я и почувствовала. Вы говорите, что я не должна лгать своему адвокату. Теперь я сказала всю правду.
Мейсон отодвинул свой стул и кивнул надзирательнице.
— Хорошо, — сказала Надин Фарр, — как я понимаю, этот жест отвечает на все вопросы, которые я могу задать: велики ли шансы, что я окажусь перед судом присяжных?
Когда Мейсон покинул комнату для свиданий и находился перед репортерами, поджидавшими его в коридоре, на его лице нельзя было прочесть ничего.
— Что вы хотите узнать? — спросил Мейсон, глядя на вспышки фотоаппаратов.
— Нам нужна история Надин, — сказал один из репортеров.
Улыбка Мейсона была ледяной:
— Это будет раскрыто в суде.
— Тогда расскажите нам об этом деле. Какова ситуация? Какова будет позиция защиты?
— Позиция защиты, — медленно и осмотрительно сказал Мейсон, — состоит в том, что моя клиентка распинается на кресте случайного стечения обстоятельств. И это, джентльмены, все, что вам удастся вытянуть из меня.
Глава 15
Дело «Народ штата Калифорния против Надин Фарр» было делом, которое, говоря газетным языком, «включало в себя все».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25