В груди побаливало и тянуло, но острой боли уже не было, и движение не утомляло его, а, наоборот, придавало бодрости.
На Железной улице двое мужчин играли в какую-то игру: метали по пять костей в стену и тихонько переговаривались, внимательно разглядывая грани упавших кубиков. В уличной пыли сидела оборванная женщина, держа младенца на согнутой руке. Она протянула ладонью вверх грязную руку с обломанными, черными от грязи ногтями.
– Подайте, – окликнула она жалким слабым голосом. – Подайте.
Ее печальные глаза, обращенные на Ронина, были исполнены боли.
– Не обращайте внимания, – бросил Туолин, уловив направление взгляда Ронина.
– Но вы же можете дать ей немного.
Туолин покачал головой.
– Подайте, – жалобно протянула женщина.
– Ребенок плачет, – сказал Ронин. – Он голоден.
Туолин стремительно пересек заполненную людьми улицу и, отбросив в сторону складки одежды нищенки, схватил ее за руку. В руке был кинжал, которым она колола ребенка, чтобы заставить его кричать. Ее темные миндалевидные глаза сверкнули, она рывком высвободила руку и попыталась достать Туолина острием. Тот отступил на безопасное расстояние, и они с Ронином возобновили свой путь по Железной улице.
– Вот вам первый урок Шаангсея, – заметил Туолин.
Ронин оглянулся сквозь толпу. Женщина сидела с протянутой рукой, закрыв другую руку складками одежды. Губы у нее шевелились; глаза шарили по лицам прохожих. Ребенок плакал.
* * *
– Война – вот причина того, что Шаангсей вообще был построен, а построили его в один день.
– Вы, наверное, шутите.
– Если я и преувеличиваю, то ненамного.
– И сколько же времени прошло?
– Чтобы построить город?
– Нет. Сколько длится война?
– Она бесконечна. Я не помню. Никто не помнит.
– Кто с кем воюет?
– Все против всех.
– Это не ответ.
– Тем не менее это правда.
Они сидели в таверне с невысоким потолком, за столом из толстых досок у самой дальней стены. Оставшуюся часть стены занимала широкая деревянная лестница на второй этаж.
Воздух был густо насыщен дымом и запахом горящего сала. Перед ними стояли тарелки с жареным мясом и вареной рыбой, сырыми овощами и неизбежным рисом. Чашечки с прозрачным рисовым вином, горячим и крепким, постоянно наполнялись, пока они ели при помощи длинных палочек. Еще на корабле матросы научили Ронина пользоваться этими необычными приспособлениями для еды.
– В этой войне участвуют все расы, – сказал Туолин, перед тем как отправить в рот очередной кусок. – Они все очень разные. Каждая сильна по-своему. И они никогда не уживались между собой.
– Боррос, человек, с которым я путешествовал по ледяному морю, говорил, что магические войны положили конец всем конфликтам.
Туолин улыбнулся, продолжая жевать, но в его голубых глазах не было веселья: от них веяло ледяным холодом.
– Человек никогда ничему не научится, Ронин. Он пребывает всегда в состоянии войны с самим собой. – Он пожал плечами. – Боюсь, что с этим уже ничего не поделаешь.
В таверну вошли шесть воинов в запыленных мундирах и сдвинули стулья вокруг стола возле двери. Они заказали вина и принялись пить, громко хохоча и стуча по столу. Их длинные мечи царапали деревянный пол.
– В городе несколько группировок, – продолжал Туолин, – каждая из которых не доверяет остальным. Вот почему, если вы человек практичный, война дает неплохую возможность подзаработать.
В дальнем углу сидели двое высоких светловолосых мужчин, обнявшись с парой темноглазых женщин – хрупких, с высокими скулами, плосконосых, с длинными черными глянцевыми волосами, ниспадающими почти до середины спины.
– В городе полно хонгов – купцов, которые богатеют и жируют на войне.
– Они здесь живут?
Одна из парочек целовалась, слившись в долгих, страстных объятиях.
– Едва ли, – фыркнул Туолин, отхлебнув вина. – Они живут на верхней территории. – Он снова наполнил чашку. – В городе со стенами.
– Это другой город?
– И да, и нет. – Туолин взял еще мяса. – Это все-таки Шаангсей.
У противоположной стены женщина с продолговатыми глазами и необычным, чуть-чуть обезьяньим лицом перешептывалась с тремя мужчинами в темных плащах. Ее блестящие волосы были собраны в пучок, в ушах покачивались длинные серьги с зелеными камнями.
– Так что насчет войны?
– Она повсюду. Поэтому мы и вернулись в Шаангсей. На севере и на западе сосредоточилось войско бандитов.
С улицы вбежали трое ребятишек, тощих, оборванных, с пустыми глазами. Они затопали вверх по лестнице, но тут их окликнул хозяин таверны. Самый высокий из трех мальчишек вернулся и вложил хозяину в руку несколько темных монет. Хозяин отвесил мальчику тяжелую затрещину, от которой тот пошатнулся. Ребенок засунул грязную руку в карман и извлек оттуда еще несколько монет, после чего побежал вверх по лестнице вслед за своими товарищами.
– Хонги платят нам, чтобы мы защищали их интересы и не допустили того, чтобы бандиты двинулись на сам город.
Даже Ронину, который пробыл среди этих людей совсем мало, история Туолина показалась неправдоподобной, хотя, если разобраться, зачем бы Туолин стал ему лгать?
– Стало быть, вы уезжаете из Шаангсея? – спросил он.
Женщина с обезьяньим лицом делала какие-то жесты тощими костлявыми руками. Ее длинные ногти были выкрашены зеленым лаком, а зубы, как с некоторым удивлением заметил Рои ин, были абсолютно черными.
– Да. Послезавтра. До Камадо, крепости на севере, три дня пути.
Один из мужчин поднялся и вышел. Двое оставшихся возобновили беседу, с обезьянолицей. Ее зубы тускло отсвечивали в сумрачном свете.
Ронин хотел что-то сказать, но Туолин остановил его, положив ладонь ему на руку. Ронин проследил за направлением его взгляда.
В дверях стояли двое. На них были темные мешковатые штаны и черные плащи поверх шелковых рубах. Миндалевидные глаза и широкие плоские лица. Длинные волосы умащены и заплетены в косички. Случайный порыв ветра раздул их плащи, и Ронин заметил у них за кушаками топорики с короткими рукоятями.
– Не двигайся, – шепнул Туолин, медленно отводя взгляд от высоких фигур.
В его голосе прозвучала какая-то странная нотка. Неужели страх? Он посмотрел на Ронина и продолжил уже совершенно нормальным голосом:
– Риккагин пригласит тебя завтра. А до тех пор он попросил меня быть твоим провожатым по городу.
Ронин молчал, пристально глядя на Туолина.
– Шаангсей – очень запутанный город. Риккагин не хочет, чтобы ты потерялся.
Мужчины так и стояли в дверях, обшаривая помещение внимательным взглядом. Хозяин, накрывавший на стол, поднял глаза и, вытирая руки о фартук, поспешил через зал. Из какого-то внутреннего кармана он извлек небольшой кожаный мешочек и подал одному из двоих. Другой что-то сказал ему и рассмеялся. Хозяин поклонился. Потом эти двое беззвучно вышли.
– Кто они? – спросил Ронин.
– Зеленые, – ответил Туолин так, словно этим все было сказано. Он допил вино. – Хватит с меня этого заведения. Что скажешь, Ронин, пойдем дальше?
Туолин расплатился. Зеленые серьги обезьянолицей женщины приплясывали при каждом движении головы.
Людей на улице вроде бы стало меньше. Туолин огляделся, потом заметно расслабился и потянулся.
– Итак, – сказал он, – вечер начинается.
* * *
На золоченой дощечке было написано: «Тенчо». Дощечка была прибита золотыми гвоздями к коричневой кирпичной кладке слева от высоких желтых двойных дверей в начале изогнутой железной лестницы на улице Окан.
Дважды Ронин замечал, что Туолин оглядывается назад, словно опасаясь преследования. Но даже если за ними и следили, в такой толпе все равно невозможно было определить.
Туолин постучал в желтые двери, и они почти сразу же распахнулись.
– Мацу, – прошептал он с улыбкой.
Она стояла между двумя вооруженными мужчинами. Рядом с ними ее хрупкая фигурка казалась еще меньше. У нее было овальное лицо с продолговатыми миндалевидными глазами. Густые прямые черные волосы, ниспадая свободным каскадом, закрывали половину лица. Ее серебристое закрытое одеяние с широкими рукавами было расшито серыми голубями. Очень бледная кожа. Неподкрашенные губы. Овальная лазуритовая застежка у горла выделялась единственным ярким пятном на фоне черного, серого и белого.
Она улыбнулась Туолину, долго присматривалась к Ронину. Потом что-то тихонько сказала стражникам, и те немного расслабились.
Она безмолвно провела их по узкому коридору. Деревянные полы были покрыты тонкими циновками; их небольшая процессия на мгновение отразилась в высоком зеркале в золотой раме. Они прошли в открытые двери, слева от которых плясал и колыхался желтый свет.
Они оказались в просторной комнате со светлыми деревянными панелями вдоль стен примерно на уровне пояса. Стены над ними были выкрашены в неяркий желтый цвет. В центре высокого, ослепительно белого потолка висел огромный овальный светильник из граненых топазов: не меньше пяти сотен камней были подобраны настолько искусно, что сквозь их грани светили мириады огоньков от лампы, расположенной в центре. Именно этот необычный свет придавал комнате странный светло-коричневый оттенок.
На уютных кушетках и в плюшевых креслах сидели женщины. Такого разнообразия Ронин еще не видел. Одни пили и курили в компании мужчин; другие сидели небольшими группами и лениво переговаривались, обращая точеные лица в сторону прохаживающихся по комнате мужчин, подобно цветам, поворачивающимся вслед за солнцем. Юные девушки в стеганых жакетах и широких шелковых штанах пастельных тонов передвигались между этими группами – изящные корабли в зыбких пустотах, разделявших эти дрожащие созвездия.
Мацу оставила их и подошла к небольшой группе из двух мужчин и одной женщины, расположившихся у противоположной стены. Женщина отошла от своих собеседников и приблизилась к Туолину с Ронином. На ней было шафранного цвета шелковое платье до пят с разрезом на боку, и при каждом ее шаге Ронин видел во всю длину ее обнаженную ногу. Платье было расшито узором из фантастических бледно-зеленых цветов. Как и у Мацу, платье было закрытым до шеи, что только подчеркивало ее фигуру.
Но Ронина больше всего поразило ее лицо. Продолговатые карие глаза с темными веками без видимых следов краски производили впечатление неумеренной чувственности. Узкий подбородок подчеркивал высокие скулы. Ее блестящие, подкрашенные темно-алой помадой губы были слегка приоткрыты. Длинные иссиня-черные волосы, переброшенные через левое плечо, ниспадали на грудь.
Она улыбнулась, обнажив мелкие белые зубы, и сложила ладони.
– А, Туолин, – сказала она. – Приятно снова тебя увидеть.
Ее голос напоминал мелодичностью колокольчик – далекий и певучий. Она опустила руки, маленькие и белые, с тонкими пальцами и длинными ногтями, выкрашенными желтым лаком. На ней были топазовые серьги в форме цветов.
Медленно повернув голову, она посмотрела на Ронина, и именно в этот момент ему показалось, что у него двоится в глазах.
– Кири, это Ронин, – представил его Туолин. – Он воин из дальней северной страны. Сегодня его первый вечер в Шаангсее.
– И ты привел его сюда, – сказала она с мелодичным смехом. – Как это лестно.
К ним подошла юная девушка в светло-голубом стеганом жакете и свободных штанах.
– Лия отведет вас омыться. А когда вернетесь, тогда и решите.
Темные глаза изучали Ронина.
Девушка провела их через комнату с топазовым светильником к широкой двери тикового дерева, через которую они попали в короткий коридор со стенами из грубо отесанного камня. Контраст был разительным.
Они спустились по узкой лестнице, освещенной дымными факелами, расположенными высоко вдоль стен. Каменные ступени были влажными, и Ронин различил плеск воды где-то неподалеку. Лестница вывела их в просторную, освещенную, теплую комнату с каменными стенами и низким деревянным потолком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
На Железной улице двое мужчин играли в какую-то игру: метали по пять костей в стену и тихонько переговаривались, внимательно разглядывая грани упавших кубиков. В уличной пыли сидела оборванная женщина, держа младенца на согнутой руке. Она протянула ладонью вверх грязную руку с обломанными, черными от грязи ногтями.
– Подайте, – окликнула она жалким слабым голосом. – Подайте.
Ее печальные глаза, обращенные на Ронина, были исполнены боли.
– Не обращайте внимания, – бросил Туолин, уловив направление взгляда Ронина.
– Но вы же можете дать ей немного.
Туолин покачал головой.
– Подайте, – жалобно протянула женщина.
– Ребенок плачет, – сказал Ронин. – Он голоден.
Туолин стремительно пересек заполненную людьми улицу и, отбросив в сторону складки одежды нищенки, схватил ее за руку. В руке был кинжал, которым она колола ребенка, чтобы заставить его кричать. Ее темные миндалевидные глаза сверкнули, она рывком высвободила руку и попыталась достать Туолина острием. Тот отступил на безопасное расстояние, и они с Ронином возобновили свой путь по Железной улице.
– Вот вам первый урок Шаангсея, – заметил Туолин.
Ронин оглянулся сквозь толпу. Женщина сидела с протянутой рукой, закрыв другую руку складками одежды. Губы у нее шевелились; глаза шарили по лицам прохожих. Ребенок плакал.
* * *
– Война – вот причина того, что Шаангсей вообще был построен, а построили его в один день.
– Вы, наверное, шутите.
– Если я и преувеличиваю, то ненамного.
– И сколько же времени прошло?
– Чтобы построить город?
– Нет. Сколько длится война?
– Она бесконечна. Я не помню. Никто не помнит.
– Кто с кем воюет?
– Все против всех.
– Это не ответ.
– Тем не менее это правда.
Они сидели в таверне с невысоким потолком, за столом из толстых досок у самой дальней стены. Оставшуюся часть стены занимала широкая деревянная лестница на второй этаж.
Воздух был густо насыщен дымом и запахом горящего сала. Перед ними стояли тарелки с жареным мясом и вареной рыбой, сырыми овощами и неизбежным рисом. Чашечки с прозрачным рисовым вином, горячим и крепким, постоянно наполнялись, пока они ели при помощи длинных палочек. Еще на корабле матросы научили Ронина пользоваться этими необычными приспособлениями для еды.
– В этой войне участвуют все расы, – сказал Туолин, перед тем как отправить в рот очередной кусок. – Они все очень разные. Каждая сильна по-своему. И они никогда не уживались между собой.
– Боррос, человек, с которым я путешествовал по ледяному морю, говорил, что магические войны положили конец всем конфликтам.
Туолин улыбнулся, продолжая жевать, но в его голубых глазах не было веселья: от них веяло ледяным холодом.
– Человек никогда ничему не научится, Ронин. Он пребывает всегда в состоянии войны с самим собой. – Он пожал плечами. – Боюсь, что с этим уже ничего не поделаешь.
В таверну вошли шесть воинов в запыленных мундирах и сдвинули стулья вокруг стола возле двери. Они заказали вина и принялись пить, громко хохоча и стуча по столу. Их длинные мечи царапали деревянный пол.
– В городе несколько группировок, – продолжал Туолин, – каждая из которых не доверяет остальным. Вот почему, если вы человек практичный, война дает неплохую возможность подзаработать.
В дальнем углу сидели двое высоких светловолосых мужчин, обнявшись с парой темноглазых женщин – хрупких, с высокими скулами, плосконосых, с длинными черными глянцевыми волосами, ниспадающими почти до середины спины.
– В городе полно хонгов – купцов, которые богатеют и жируют на войне.
– Они здесь живут?
Одна из парочек целовалась, слившись в долгих, страстных объятиях.
– Едва ли, – фыркнул Туолин, отхлебнув вина. – Они живут на верхней территории. – Он снова наполнил чашку. – В городе со стенами.
– Это другой город?
– И да, и нет. – Туолин взял еще мяса. – Это все-таки Шаангсей.
У противоположной стены женщина с продолговатыми глазами и необычным, чуть-чуть обезьяньим лицом перешептывалась с тремя мужчинами в темных плащах. Ее блестящие волосы были собраны в пучок, в ушах покачивались длинные серьги с зелеными камнями.
– Так что насчет войны?
– Она повсюду. Поэтому мы и вернулись в Шаангсей. На севере и на западе сосредоточилось войско бандитов.
С улицы вбежали трое ребятишек, тощих, оборванных, с пустыми глазами. Они затопали вверх по лестнице, но тут их окликнул хозяин таверны. Самый высокий из трех мальчишек вернулся и вложил хозяину в руку несколько темных монет. Хозяин отвесил мальчику тяжелую затрещину, от которой тот пошатнулся. Ребенок засунул грязную руку в карман и извлек оттуда еще несколько монет, после чего побежал вверх по лестнице вслед за своими товарищами.
– Хонги платят нам, чтобы мы защищали их интересы и не допустили того, чтобы бандиты двинулись на сам город.
Даже Ронину, который пробыл среди этих людей совсем мало, история Туолина показалась неправдоподобной, хотя, если разобраться, зачем бы Туолин стал ему лгать?
– Стало быть, вы уезжаете из Шаангсея? – спросил он.
Женщина с обезьяньим лицом делала какие-то жесты тощими костлявыми руками. Ее длинные ногти были выкрашены зеленым лаком, а зубы, как с некоторым удивлением заметил Рои ин, были абсолютно черными.
– Да. Послезавтра. До Камадо, крепости на севере, три дня пути.
Один из мужчин поднялся и вышел. Двое оставшихся возобновили беседу, с обезьянолицей. Ее зубы тускло отсвечивали в сумрачном свете.
Ронин хотел что-то сказать, но Туолин остановил его, положив ладонь ему на руку. Ронин проследил за направлением его взгляда.
В дверях стояли двое. На них были темные мешковатые штаны и черные плащи поверх шелковых рубах. Миндалевидные глаза и широкие плоские лица. Длинные волосы умащены и заплетены в косички. Случайный порыв ветра раздул их плащи, и Ронин заметил у них за кушаками топорики с короткими рукоятями.
– Не двигайся, – шепнул Туолин, медленно отводя взгляд от высоких фигур.
В его голосе прозвучала какая-то странная нотка. Неужели страх? Он посмотрел на Ронина и продолжил уже совершенно нормальным голосом:
– Риккагин пригласит тебя завтра. А до тех пор он попросил меня быть твоим провожатым по городу.
Ронин молчал, пристально глядя на Туолина.
– Шаангсей – очень запутанный город. Риккагин не хочет, чтобы ты потерялся.
Мужчины так и стояли в дверях, обшаривая помещение внимательным взглядом. Хозяин, накрывавший на стол, поднял глаза и, вытирая руки о фартук, поспешил через зал. Из какого-то внутреннего кармана он извлек небольшой кожаный мешочек и подал одному из двоих. Другой что-то сказал ему и рассмеялся. Хозяин поклонился. Потом эти двое беззвучно вышли.
– Кто они? – спросил Ронин.
– Зеленые, – ответил Туолин так, словно этим все было сказано. Он допил вино. – Хватит с меня этого заведения. Что скажешь, Ронин, пойдем дальше?
Туолин расплатился. Зеленые серьги обезьянолицей женщины приплясывали при каждом движении головы.
Людей на улице вроде бы стало меньше. Туолин огляделся, потом заметно расслабился и потянулся.
– Итак, – сказал он, – вечер начинается.
* * *
На золоченой дощечке было написано: «Тенчо». Дощечка была прибита золотыми гвоздями к коричневой кирпичной кладке слева от высоких желтых двойных дверей в начале изогнутой железной лестницы на улице Окан.
Дважды Ронин замечал, что Туолин оглядывается назад, словно опасаясь преследования. Но даже если за ними и следили, в такой толпе все равно невозможно было определить.
Туолин постучал в желтые двери, и они почти сразу же распахнулись.
– Мацу, – прошептал он с улыбкой.
Она стояла между двумя вооруженными мужчинами. Рядом с ними ее хрупкая фигурка казалась еще меньше. У нее было овальное лицо с продолговатыми миндалевидными глазами. Густые прямые черные волосы, ниспадая свободным каскадом, закрывали половину лица. Ее серебристое закрытое одеяние с широкими рукавами было расшито серыми голубями. Очень бледная кожа. Неподкрашенные губы. Овальная лазуритовая застежка у горла выделялась единственным ярким пятном на фоне черного, серого и белого.
Она улыбнулась Туолину, долго присматривалась к Ронину. Потом что-то тихонько сказала стражникам, и те немного расслабились.
Она безмолвно провела их по узкому коридору. Деревянные полы были покрыты тонкими циновками; их небольшая процессия на мгновение отразилась в высоком зеркале в золотой раме. Они прошли в открытые двери, слева от которых плясал и колыхался желтый свет.
Они оказались в просторной комнате со светлыми деревянными панелями вдоль стен примерно на уровне пояса. Стены над ними были выкрашены в неяркий желтый цвет. В центре высокого, ослепительно белого потолка висел огромный овальный светильник из граненых топазов: не меньше пяти сотен камней были подобраны настолько искусно, что сквозь их грани светили мириады огоньков от лампы, расположенной в центре. Именно этот необычный свет придавал комнате странный светло-коричневый оттенок.
На уютных кушетках и в плюшевых креслах сидели женщины. Такого разнообразия Ронин еще не видел. Одни пили и курили в компании мужчин; другие сидели небольшими группами и лениво переговаривались, обращая точеные лица в сторону прохаживающихся по комнате мужчин, подобно цветам, поворачивающимся вслед за солнцем. Юные девушки в стеганых жакетах и широких шелковых штанах пастельных тонов передвигались между этими группами – изящные корабли в зыбких пустотах, разделявших эти дрожащие созвездия.
Мацу оставила их и подошла к небольшой группе из двух мужчин и одной женщины, расположившихся у противоположной стены. Женщина отошла от своих собеседников и приблизилась к Туолину с Ронином. На ней было шафранного цвета шелковое платье до пят с разрезом на боку, и при каждом ее шаге Ронин видел во всю длину ее обнаженную ногу. Платье было расшито узором из фантастических бледно-зеленых цветов. Как и у Мацу, платье было закрытым до шеи, что только подчеркивало ее фигуру.
Но Ронина больше всего поразило ее лицо. Продолговатые карие глаза с темными веками без видимых следов краски производили впечатление неумеренной чувственности. Узкий подбородок подчеркивал высокие скулы. Ее блестящие, подкрашенные темно-алой помадой губы были слегка приоткрыты. Длинные иссиня-черные волосы, переброшенные через левое плечо, ниспадали на грудь.
Она улыбнулась, обнажив мелкие белые зубы, и сложила ладони.
– А, Туолин, – сказала она. – Приятно снова тебя увидеть.
Ее голос напоминал мелодичностью колокольчик – далекий и певучий. Она опустила руки, маленькие и белые, с тонкими пальцами и длинными ногтями, выкрашенными желтым лаком. На ней были топазовые серьги в форме цветов.
Медленно повернув голову, она посмотрела на Ронина, и именно в этот момент ему показалось, что у него двоится в глазах.
– Кири, это Ронин, – представил его Туолин. – Он воин из дальней северной страны. Сегодня его первый вечер в Шаангсее.
– И ты привел его сюда, – сказала она с мелодичным смехом. – Как это лестно.
К ним подошла юная девушка в светло-голубом стеганом жакете и свободных штанах.
– Лия отведет вас омыться. А когда вернетесь, тогда и решите.
Темные глаза изучали Ронина.
Девушка провела их через комнату с топазовым светильником к широкой двери тикового дерева, через которую они попали в короткий коридор со стенами из грубо отесанного камня. Контраст был разительным.
Они спустились по узкой лестнице, освещенной дымными факелами, расположенными высоко вдоль стен. Каменные ступени были влажными, и Ронин различил плеск воды где-то неподалеку. Лестница вывела их в просторную, освещенную, теплую комнату с каменными стенами и низким деревянным потолком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40