Но никто, кроме нее, не рассмеялся. Разве что Му – но и та лишь нехотя хохотнула.
– Не сомневаюсь, что он еще дома, – сказала Му.
– Кому-нибудь хочется на пляж? – спросил Котлета.
– Глубокой ночью, – произнесла Мими таким тоном, словно решила, что Котлета спятил.
– Надо заработать на завтрак, – сказал Хоган.
– Ну, это само собой разумеется.
– Вот заработаю на зазавтрак, а потом зазаработаю еще кое на что, а потом и на пляпляж можно, – сказал Хоган.
Мими и Му захохотали так, что едва не описались.
Чтобы сойти с ума, людям нужна лишь самая малость, подумал Котлета.
Хоган, обняв его за плечи, отправился с ним через дорогу. Словно парочка приятелей, решивших перекусить в кофейне. Девочки следом за ними не пошли.
Вот что неприятно, когда ты такой плюгавый. Пусть тебя все считают главарем, но стоит кому-нибудь покрупнее обнять тебя за плечи и пойти с тобою, как люди думают, что тебя тащат силком.
Свободной рукой Котлета пошарил в кармане, проверяя, хватит ли у него денег, чтобы поесть вдвоем. Ах ты дьявол! Придется залезать в коробок. Придется вытягивать из него десятку, и тогда все увидят, где он держит заначку. Он раскрыл коробок, не доставая его из кармана, и тайком вытащил из него десятку.
– Что это ты завозился? – удивился Хоган. -В карманный бильярд играешь? Шары катаешь?
И он рассмеялся. Котлета тоже рассмеялся, потому что иначе дело выглядело бы так, будто Хоган вновь над ним потешается.
Глава тринадцатая
Утренний самолет прибыл в Атланту всего с сорокапятиминутным опозданием, оставив Свистуну девятнадцать минут на пересадку на рейс в Трайсити.
Через час он вновь стоял на твердой земле, ощущая, как во всем его теле отзывается буквально каждая миля проделанных им перелетов. С учетом часовых поясов он ощущал себя на полпятого вечера, а ведь ему предстояла еще, возможно, получасовая поездка в Джонсон-сити.
Аэродром в Трай-сити обслуживал Джонсон-сити и Кингспорт в штате Теннесси и Бристоль в штате Виргиния. Ни один из этих городов нельзя было назвать мегаполисом; автобусное сообщение, правда, наличествовало, но о множестве такси на стоянке говорить не приходилось.
Свистун окинул взглядом три машины и сделал выбор в пользу наименее грязной.
Водитель подремывал с погасшим окурком во рту, навалясь на баранку, и вид у него был такой, словно ему снится сладкий сон. Он был в том возрасте, когда уже знаешь множество первоклассных баек и тебе еще не надоело повторять их изо дня в день.
На Свистуна уже готовились начать охоту двое других таксистов, когда он открыл пассажирскую дверцу и зашвырнул на заднее сиденье дорожную сумку.
– В Джонсон-сити.
Водитель встрепенулся, а Свистун, немного подумав, пересел на заднее сиденье. На пластиковой карточке, укрепленной на пульте, он прочел имя водителя.
– Ты знаешь Королевский мотель, Док?
– Красиво жить не запретишь, верно? И, кстати, меня зовут Хок, а не Док. Это мой сынишка повозился с карточкой и испортил ее.
– Похоже, тебе не понравилась выбранная мною гостиница?
– Там можно поселить собаку, если, конечно, ненавидишь собственную собаку.
– Ну, я про нее ничего не знаю, кроме названия.
– А название-то откуда?
Глазки Хока посверкивали: в зеркале заднего вида он рассматривал Свистуна, его одежду, прическу, улыбку, и так далее.
– Я увидел его на спичечном коробке.
– Ах вот оно как!
– А что, это смешно?
– Было смешно, когда Милли и Вендель купили пять тысяч коробков у какого-то коммивояжера, едущего в Ноксвилл. Конечно, это все равно что говно медом мазать – ни краше, ни вкуснее не станет. Или выкрасить свинью белой краской и попытаться продать ее как кобылу.
– И у них по-прежнему есть такие спички?
– Нет, кончились. Когда пять тысяч коробков ушли, они выложили на стойку большой короб с хозяйственными спичками и объявили, что делают людям любезность. А было это… ах ты, господи… примерно год назад.
– Надолго же у них хватило.
Хок вновь не без интереса посмотрел на пассажира. Интересно, откуда этому чужаку известно, что пяти тысяч коробков хватило на три с половиной года?
– А они их давали не всякому.
– А Милли и Вендель все еще владеют мотелем?
– Владеют они вдвоем, а дела ведет только Милли. Они развелись год назад, а насчет мотеля договориться не смогли. Ни тот, ни другая не захотели продавать свою долю. Вот Вендель и говорит: ладно, пусть Милли ведет дела и обжуливает меня, если уж ей так приспичило. Поселился на краю города и наведывается в мотель с бухты-барахты, чтобы застичь ее врасплох и поймать за руку на жульничестве.
Несколько минут они проехали молча, а потом Хок спросил:
– Вам не расхотелось в Королевский? Не стоит лишать Милли заработка, но, честно говоря, я знаю место и получше.
– Наверняка знаешь, Хок, но мне хочется в Королевский.
– У вас там, похоже, дела.
– Строго говоря, да.
– А чем вы занимаетесь?
– Разыскиваю кое-кого, исчезнувшего отсюда четыре года назад.
– Ну, этого добра у нас хватает.
– Исчезновений?
– Исчезновений. Побегов. Ну вот, приехали.
Взглянув на мотель, Свистун увидел, что предостережения таксиста были исполнены глубокого смысла. Заведение было, мягко говоря, обшарпанным.
– Подожди меня здесь, – сказал Свистун.
– Счетчик работает, – ответил таксист.
– Само собой.
– Так что можете не спешить. Эй, послушайте, вы не против, если я зайду поздороваться с Милли?
– Ничуть не против. По мне, так чем больше народу услышит мои вопросы, тем лучше.
Хок прошел за Свистуном в стеклянную дверь, украшенную несколько скособоченной золотой короной. Стойка четыре фута на пять была изготовлена из трех рядов фанеры. Судя по всему, работу над ней бросили, не доведя до конца, – то там, то здесь виднелись щели и трещины. Украшенная рекламой пива «Хэмм», стойка была завалена туристическими брошюрами, расписывающими красоты Аппалачских гор. Имелось здесь и расписание рейсов из и на Трай-сити. Имелся колокольчик, которым можно было вызвать хозяйку, и, как и сказал Хок, большой короб хозяйственных спичек.
Маленький цветной телевизор на верхней полке над дверью был включен, однако беззвучно. Любому, кто решил бы усесться в единственное здесь кресло, пришлось бы, глядя на экран, скособочиться и вытянуть шею. Телевизор был размещен так, чтобы его было удобно смотреть из-за стойки.
На стенах (также из фанеры) было пятьдесят, а может, и сто рамочек с регистрационными карточками. Свистун, всматриваясь в карточки, припомнил имена двух губернаторов каких-то южных штатов, нескольких футболистов и игроков в бейсбол. Попались ему и знакомые имена кино– и телезвезд. Но в глубине души он усомнился в том, что Джек Николсон и Роберт де Ниро действительно останавливались в Королевском мотеле. Скорее всего, речь шла о полных тезках и однофамильцах, которым даже нравилось, что их карточки выставляют на всеобщее обозрение. Маленькая и несколько тошнотворная, но тем не менее слава.
Дверь в задней стене была открыта, позволяя заглянуть в кабинет управляющего и в находящуюся за ним гостиную: весьма аляповатую и с непременной копией статуи, – нубийская девушка верхом на леопарде. Из глубины дома доносилась транслируемая по радио музыка кантри.
Свистун потянулся к колокольчику. Звук оказался глухим. Он позвонил вторично.
Из глубины помещения до него донеслись оханье и кряхтенье, а вслед за этим – шаркающие шаги. Достаточно скоро перед ним предстала женщина в бесформенном домашнем халате, какие нашивала тетушка Свистуна в годы, когда сам он был мальчиком.
Ей было пятьдесят, может, и пятьдесят пять, но у нее оставалось достаточно кокетства, чтобы самую малость прихорошиться, завидев в дверях такого представительного мужчину, как Свистун. Она краем глаза посмотрела на Хока – и сразу стало ясно, что эти двое друг дружке не симпатизируют, хотя они вежливо улыбнулись, пофыркав, как парочка здоровающихся между собой кошек.
Свистун подумал, что Милли злится на Хока из-за того, что он, мягко говоря, не рекомендует ее мотель приезжим, а Хок – из-за того, что она в любом случае отказывается платить ему комиссионные за такого рода услуги. Вот он и привез к ней клиента, чтобы показать, что он не такой крохобор и жадина, как она.
– Номер? – спросила Милли.
– Прошу вас. И самый лучший.
– С видом на пруд, – хитро и язвительно сказал Хок.
Милли развернула регистрационную этажерку лицевой стороной к Свистуну и протянула ему прикрепленную на цепочке шариковую авторучку.
Он поставил фамилию и крутанул этажерку в обратную сторону.
– Гари Купер? – удивилась она. – Что за совпадение. Вы были моим любимым актером… пока не умерли.
– Я другой Гари Купер.
Свистун улыбнулся ей во весь рот улыбкой кинозвезды.
Покраснев, Милли сказала:
– Ну да, я сама это понимаю. Неужели вы думаете, что я этого не понимаю. Но вам не кажется, что в этом что-то есть – быть тезкой и однофамильцем кинозвезды?
– Мне нравилось бы это больше, приноси мне это столько же денег, сколько ему.
– Что вы имеете в виду?
– Все крупные чеки подписывал за него его агент.
А сам Купер выписывал чеки не больше чем на сотню.
– А чего это он так? – удивился Хок, которого эта байка заинтересовала не меньше, чем владелицу мотеля.
– Да все дело в том, что люди, получив чек за собственноручной подписью Гари, сохраняли его в качестве сувенира и, соответственно, не предъявляли к оплате. Мне говорили, что он экономил на этом по пятнадцать штук в год.
Милли покосилась на Свистуна голубым глазом и игриво улыбнулась.
– Но вы ведь не собираетесь расплачиваться чеками, не так ли?
– Только наличными, – ответил Свистун.
– Ага, а я уж было засомневалась. Потому что, скажу вам без обиняков, я предъявляю к оплате любой чек – с именем Гари Купера так с именем Гари Купера.
Свистун полез за бумажником. Там было почти пусто, но все же он выложил на стойку полсотни.
– Шестнадцать пятьдесят за ночь, – пояснила Милли. – Сколько рассчитываете здесь пробыть?
– Пока не управлюсь со своими делами.
– Надеюсь, ничего противозаконного?
– Если сделаю что-нибудь противозаконное, вам первой и расскажу.
Мили покраснела, расценив это как ухаживание. Разговор явно доставлял ей огромное удовольствие.
Хок искоса посматривал на своего недавнего пассажира, недоумевая, что вдруг понадобилось хорошо одетому жителю большого города от злосчастной старухи Милли.
– Значит, пока я возьму за одну ночь, – сказала хозяйка.
Свистун спрятал полсотни и достал двадцатку. Милли отсчитала сдачу и протянула ему ключ.
– Последний кабинет направо. Холодильник и автомат с содовой прямо за углом.
– Кстати, – поинтересовался Свистун, – а все эти знаменитости? Они действительно останавливались здесь или это тоже однофамильцы?
Милли пренебрежительно отмахнулась.
– Одно из хобби моего бывшего мужа. Мне это всегда казалось идиотизмом. Но ему нравилось возиться с регистрационными карточками. То и дело выискивал что-нибудь забавное.
Она не лишенным величия жестом выпроводила Свистуна и Хока из своего офиса.
Достав сумку Свистуна, таксист заметил:
– Строго говоря, регистрационные карточки – едва ли не единственная вещь, которую старый Вендель взял себе при разделе имущества. У него вся комната этими карточками забита.
– А чего ради он их хранит? Свистун перехватил у таксиста сумку.
Хок, не желая отпускать, ухватил сумку за вторую ручку. Так они и пошли в «кабинет», то есть в хижину, отведенную Свистуну.
– Он говорит, никогда ничего не знаешь. Вдруг кто-нибудь прославится, а глядь, его карточка у меня.
– А мне говорили, что карточки здесь хранят только три месяца.
– Неверно вам говорили. Это, должно быть, исходит от Милли. Если она хоть чем-нибудь может Досадить Венделю, она так и поступает.
Они дошли до «кабинета», который наверняка, на взгляд Милли, придавал заведению нечто и впрямь королевское.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
– Не сомневаюсь, что он еще дома, – сказала Му.
– Кому-нибудь хочется на пляж? – спросил Котлета.
– Глубокой ночью, – произнесла Мими таким тоном, словно решила, что Котлета спятил.
– Надо заработать на завтрак, – сказал Хоган.
– Ну, это само собой разумеется.
– Вот заработаю на зазавтрак, а потом зазаработаю еще кое на что, а потом и на пляпляж можно, – сказал Хоган.
Мими и Му захохотали так, что едва не описались.
Чтобы сойти с ума, людям нужна лишь самая малость, подумал Котлета.
Хоган, обняв его за плечи, отправился с ним через дорогу. Словно парочка приятелей, решивших перекусить в кофейне. Девочки следом за ними не пошли.
Вот что неприятно, когда ты такой плюгавый. Пусть тебя все считают главарем, но стоит кому-нибудь покрупнее обнять тебя за плечи и пойти с тобою, как люди думают, что тебя тащат силком.
Свободной рукой Котлета пошарил в кармане, проверяя, хватит ли у него денег, чтобы поесть вдвоем. Ах ты дьявол! Придется залезать в коробок. Придется вытягивать из него десятку, и тогда все увидят, где он держит заначку. Он раскрыл коробок, не доставая его из кармана, и тайком вытащил из него десятку.
– Что это ты завозился? – удивился Хоган. -В карманный бильярд играешь? Шары катаешь?
И он рассмеялся. Котлета тоже рассмеялся, потому что иначе дело выглядело бы так, будто Хоган вновь над ним потешается.
Глава тринадцатая
Утренний самолет прибыл в Атланту всего с сорокапятиминутным опозданием, оставив Свистуну девятнадцать минут на пересадку на рейс в Трайсити.
Через час он вновь стоял на твердой земле, ощущая, как во всем его теле отзывается буквально каждая миля проделанных им перелетов. С учетом часовых поясов он ощущал себя на полпятого вечера, а ведь ему предстояла еще, возможно, получасовая поездка в Джонсон-сити.
Аэродром в Трай-сити обслуживал Джонсон-сити и Кингспорт в штате Теннесси и Бристоль в штате Виргиния. Ни один из этих городов нельзя было назвать мегаполисом; автобусное сообщение, правда, наличествовало, но о множестве такси на стоянке говорить не приходилось.
Свистун окинул взглядом три машины и сделал выбор в пользу наименее грязной.
Водитель подремывал с погасшим окурком во рту, навалясь на баранку, и вид у него был такой, словно ему снится сладкий сон. Он был в том возрасте, когда уже знаешь множество первоклассных баек и тебе еще не надоело повторять их изо дня в день.
На Свистуна уже готовились начать охоту двое других таксистов, когда он открыл пассажирскую дверцу и зашвырнул на заднее сиденье дорожную сумку.
– В Джонсон-сити.
Водитель встрепенулся, а Свистун, немного подумав, пересел на заднее сиденье. На пластиковой карточке, укрепленной на пульте, он прочел имя водителя.
– Ты знаешь Королевский мотель, Док?
– Красиво жить не запретишь, верно? И, кстати, меня зовут Хок, а не Док. Это мой сынишка повозился с карточкой и испортил ее.
– Похоже, тебе не понравилась выбранная мною гостиница?
– Там можно поселить собаку, если, конечно, ненавидишь собственную собаку.
– Ну, я про нее ничего не знаю, кроме названия.
– А название-то откуда?
Глазки Хока посверкивали: в зеркале заднего вида он рассматривал Свистуна, его одежду, прическу, улыбку, и так далее.
– Я увидел его на спичечном коробке.
– Ах вот оно как!
– А что, это смешно?
– Было смешно, когда Милли и Вендель купили пять тысяч коробков у какого-то коммивояжера, едущего в Ноксвилл. Конечно, это все равно что говно медом мазать – ни краше, ни вкуснее не станет. Или выкрасить свинью белой краской и попытаться продать ее как кобылу.
– И у них по-прежнему есть такие спички?
– Нет, кончились. Когда пять тысяч коробков ушли, они выложили на стойку большой короб с хозяйственными спичками и объявили, что делают людям любезность. А было это… ах ты, господи… примерно год назад.
– Надолго же у них хватило.
Хок вновь не без интереса посмотрел на пассажира. Интересно, откуда этому чужаку известно, что пяти тысяч коробков хватило на три с половиной года?
– А они их давали не всякому.
– А Милли и Вендель все еще владеют мотелем?
– Владеют они вдвоем, а дела ведет только Милли. Они развелись год назад, а насчет мотеля договориться не смогли. Ни тот, ни другая не захотели продавать свою долю. Вот Вендель и говорит: ладно, пусть Милли ведет дела и обжуливает меня, если уж ей так приспичило. Поселился на краю города и наведывается в мотель с бухты-барахты, чтобы застичь ее врасплох и поймать за руку на жульничестве.
Несколько минут они проехали молча, а потом Хок спросил:
– Вам не расхотелось в Королевский? Не стоит лишать Милли заработка, но, честно говоря, я знаю место и получше.
– Наверняка знаешь, Хок, но мне хочется в Королевский.
– У вас там, похоже, дела.
– Строго говоря, да.
– А чем вы занимаетесь?
– Разыскиваю кое-кого, исчезнувшего отсюда четыре года назад.
– Ну, этого добра у нас хватает.
– Исчезновений?
– Исчезновений. Побегов. Ну вот, приехали.
Взглянув на мотель, Свистун увидел, что предостережения таксиста были исполнены глубокого смысла. Заведение было, мягко говоря, обшарпанным.
– Подожди меня здесь, – сказал Свистун.
– Счетчик работает, – ответил таксист.
– Само собой.
– Так что можете не спешить. Эй, послушайте, вы не против, если я зайду поздороваться с Милли?
– Ничуть не против. По мне, так чем больше народу услышит мои вопросы, тем лучше.
Хок прошел за Свистуном в стеклянную дверь, украшенную несколько скособоченной золотой короной. Стойка четыре фута на пять была изготовлена из трех рядов фанеры. Судя по всему, работу над ней бросили, не доведя до конца, – то там, то здесь виднелись щели и трещины. Украшенная рекламой пива «Хэмм», стойка была завалена туристическими брошюрами, расписывающими красоты Аппалачских гор. Имелось здесь и расписание рейсов из и на Трай-сити. Имелся колокольчик, которым можно было вызвать хозяйку, и, как и сказал Хок, большой короб хозяйственных спичек.
Маленький цветной телевизор на верхней полке над дверью был включен, однако беззвучно. Любому, кто решил бы усесться в единственное здесь кресло, пришлось бы, глядя на экран, скособочиться и вытянуть шею. Телевизор был размещен так, чтобы его было удобно смотреть из-за стойки.
На стенах (также из фанеры) было пятьдесят, а может, и сто рамочек с регистрационными карточками. Свистун, всматриваясь в карточки, припомнил имена двух губернаторов каких-то южных штатов, нескольких футболистов и игроков в бейсбол. Попались ему и знакомые имена кино– и телезвезд. Но в глубине души он усомнился в том, что Джек Николсон и Роберт де Ниро действительно останавливались в Королевском мотеле. Скорее всего, речь шла о полных тезках и однофамильцах, которым даже нравилось, что их карточки выставляют на всеобщее обозрение. Маленькая и несколько тошнотворная, но тем не менее слава.
Дверь в задней стене была открыта, позволяя заглянуть в кабинет управляющего и в находящуюся за ним гостиную: весьма аляповатую и с непременной копией статуи, – нубийская девушка верхом на леопарде. Из глубины дома доносилась транслируемая по радио музыка кантри.
Свистун потянулся к колокольчику. Звук оказался глухим. Он позвонил вторично.
Из глубины помещения до него донеслись оханье и кряхтенье, а вслед за этим – шаркающие шаги. Достаточно скоро перед ним предстала женщина в бесформенном домашнем халате, какие нашивала тетушка Свистуна в годы, когда сам он был мальчиком.
Ей было пятьдесят, может, и пятьдесят пять, но у нее оставалось достаточно кокетства, чтобы самую малость прихорошиться, завидев в дверях такого представительного мужчину, как Свистун. Она краем глаза посмотрела на Хока – и сразу стало ясно, что эти двое друг дружке не симпатизируют, хотя они вежливо улыбнулись, пофыркав, как парочка здоровающихся между собой кошек.
Свистун подумал, что Милли злится на Хока из-за того, что он, мягко говоря, не рекомендует ее мотель приезжим, а Хок – из-за того, что она в любом случае отказывается платить ему комиссионные за такого рода услуги. Вот он и привез к ней клиента, чтобы показать, что он не такой крохобор и жадина, как она.
– Номер? – спросила Милли.
– Прошу вас. И самый лучший.
– С видом на пруд, – хитро и язвительно сказал Хок.
Милли развернула регистрационную этажерку лицевой стороной к Свистуну и протянула ему прикрепленную на цепочке шариковую авторучку.
Он поставил фамилию и крутанул этажерку в обратную сторону.
– Гари Купер? – удивилась она. – Что за совпадение. Вы были моим любимым актером… пока не умерли.
– Я другой Гари Купер.
Свистун улыбнулся ей во весь рот улыбкой кинозвезды.
Покраснев, Милли сказала:
– Ну да, я сама это понимаю. Неужели вы думаете, что я этого не понимаю. Но вам не кажется, что в этом что-то есть – быть тезкой и однофамильцем кинозвезды?
– Мне нравилось бы это больше, приноси мне это столько же денег, сколько ему.
– Что вы имеете в виду?
– Все крупные чеки подписывал за него его агент.
А сам Купер выписывал чеки не больше чем на сотню.
– А чего это он так? – удивился Хок, которого эта байка заинтересовала не меньше, чем владелицу мотеля.
– Да все дело в том, что люди, получив чек за собственноручной подписью Гари, сохраняли его в качестве сувенира и, соответственно, не предъявляли к оплате. Мне говорили, что он экономил на этом по пятнадцать штук в год.
Милли покосилась на Свистуна голубым глазом и игриво улыбнулась.
– Но вы ведь не собираетесь расплачиваться чеками, не так ли?
– Только наличными, – ответил Свистун.
– Ага, а я уж было засомневалась. Потому что, скажу вам без обиняков, я предъявляю к оплате любой чек – с именем Гари Купера так с именем Гари Купера.
Свистун полез за бумажником. Там было почти пусто, но все же он выложил на стойку полсотни.
– Шестнадцать пятьдесят за ночь, – пояснила Милли. – Сколько рассчитываете здесь пробыть?
– Пока не управлюсь со своими делами.
– Надеюсь, ничего противозаконного?
– Если сделаю что-нибудь противозаконное, вам первой и расскажу.
Мили покраснела, расценив это как ухаживание. Разговор явно доставлял ей огромное удовольствие.
Хок искоса посматривал на своего недавнего пассажира, недоумевая, что вдруг понадобилось хорошо одетому жителю большого города от злосчастной старухи Милли.
– Значит, пока я возьму за одну ночь, – сказала хозяйка.
Свистун спрятал полсотни и достал двадцатку. Милли отсчитала сдачу и протянула ему ключ.
– Последний кабинет направо. Холодильник и автомат с содовой прямо за углом.
– Кстати, – поинтересовался Свистун, – а все эти знаменитости? Они действительно останавливались здесь или это тоже однофамильцы?
Милли пренебрежительно отмахнулась.
– Одно из хобби моего бывшего мужа. Мне это всегда казалось идиотизмом. Но ему нравилось возиться с регистрационными карточками. То и дело выискивал что-нибудь забавное.
Она не лишенным величия жестом выпроводила Свистуна и Хока из своего офиса.
Достав сумку Свистуна, таксист заметил:
– Строго говоря, регистрационные карточки – едва ли не единственная вещь, которую старый Вендель взял себе при разделе имущества. У него вся комната этими карточками забита.
– А чего ради он их хранит? Свистун перехватил у таксиста сумку.
Хок, не желая отпускать, ухватил сумку за вторую ручку. Так они и пошли в «кабинет», то есть в хижину, отведенную Свистуну.
– Он говорит, никогда ничего не знаешь. Вдруг кто-нибудь прославится, а глядь, его карточка у меня.
– А мне говорили, что карточки здесь хранят только три месяца.
– Неверно вам говорили. Это, должно быть, исходит от Милли. Если она хоть чем-нибудь может Досадить Венделю, она так и поступает.
Они дошли до «кабинета», который наверняка, на взгляд Милли, придавал заведению нечто и впрямь королевское.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41